- сказал Люкас  холодно  и  шагнул  к  краю
каменистой площадки, - взгляни, насколько велика моя власть.
   Он указал на укрытые туманом водопады.
   - Видишь вон там, выше по реке, водяную мельницу? Все доходы  от  нее
идут в мой карман. Хозяин мельницы - просто  моя  марионетка.  А  теперь
взгляни ниже по реке. Видишь мост? За проезд по нему взимается плата,  и
часть ее тоже получаю я. А за излучиной стоит моя лесопилка...
   - Еще один источник доходов?
   - Да, - кивнул Люкас, продолжая смотреть  на  город.  -  А  заодно  -
место, где можно сваливать... останки. Щепа и  опилки  могут  похоронить
немало грехов. Он помолчал, глубоко и ровно дыша.
   - Сразу за лесопилкой расположена  нижняя  пристань.  Тамошняя  охота
нравится мне больше всего. Мне  доставляет  удовольствие  знакомиться  с
чужеземцами, которые приплывают к нам  на  лодках,  и  приглашать  их  в
гостиницу на роскошный пир... - он не  договорил,  выразительно  лязгнув
зубами.
   Казимир, внимательно  разглядывавший  лицо  барда,  заметил  глубокие
морщины на его лбу.
   - Гостиница тоже твоя, верно? - спросил он. Люкас кивнул.
   - Там полным полно потайных ходов и дверей-ловушек. К тому же  в  ней
живут мои... коллеги.
   Взглянув на город, Казимир заметил на его южной  оконечности  широкое
пространство, на котором высились какие-то древние руины, примыкавшие  к
городской стене.
   - Что это за развалины слева от нас? Люкас вздохнул, и уголок его губ
слегка дрогнул.
   - Это место называлось  Даргахтский  замок.  Он  был  выстроен  здесь
столетия назад, чтобы охранять переправу. Собственно, город  строился  и
рос вокруг него. Замок сгорел и развалился  вскоре  после  того,  как  я
прибыл в Скульд. В скобках замечу,  что  я  почти  не  причастен  к  его
гибели.
   Впервые за прошедшие сутки Казимир рассмеялся:
   - Что за ерунда! Да этот замок лежит в руинах  наверняка  больше  чем
сто лет. Когда он сгорел, тебя и на свете-то не могло быть!
   Бард величественно повернулся к молодому человеку:
   - Могло.
   Казимиру отчего-то стало неуютно, и  он  нервно  провел  пятерней  по
волосам.
   - Ладно. Мне надоело смотреть на город. Я охотно  верю,  что  у  тебя
есть власть...
   - И ты тоже можешь иметь такую же! Этот год в качестве Мейстерзингера
Гармонии был всего-навсего прелюдией к твоей истинной власти.
   - Конечно... - Казимир помолчал, покачивая головой. -  Скажи,  Люкас,
тебе не приходило в голову, что мы с тобой - чудовища? Я отрицал это всю
свою жизнь, но теперь, когда  моя  тайна  раскрыта,  я  не  могу  больше
обманывать самого себя. Я - убийца. Я - страшное  чудовище.  Изгнание  и
забвение, болезнь и смерть - вот чего я достоин.
   - Ты дурак, Казимир, - сказал Люкас небрежно, отряхивая свой плащ.  -
С чего ты решил, что мы - какие-то там чудовища?
   Казимир недоуменно улыбнулся.
   - Наверное с того, что мы превращаемся в волков и убиваем людей.
   Люкас отвернулся от его и начал медленно спускаться с горы.
   - Да, это так, - подтвердил он. - Но таковы уж мы есть. Все,  что  мы
делаем,
   - мы делаем не со зла, а  только  повинуясь  нашей  природе  и  нашим
инстинктам. Разве можно обвинять нас на основании того, что кому-то наши
инстинкты  кажутся  инстинктами  хищных  зверей,  а   наша   природа   -
чудовищной?
   - Ты ловко жонглируешь словами, но  я  не  уверен,  что  ты  прав,  -
отозвался Казимир, спускаясь следом за Люкасом.
   - Несмотря ни на что, мы представляем собой большее зло, чем любой из
людей.
   - Ничуть, - парировал Люкас. - Мы злы и порочны по своей  природе,  в
то время как большинство людей - по выбору. Мы совершаем  свои  поступки
потому, что чувствуем  голод,  а  люди  -  из  обыкновенной  жестокости.
Поэтому все свои злые  дела  они  совершают  своим  собственным,  весьма
специфичным способом. Вместо того чтобы убить женщину на месте,  человек
сначала женится, а потом вечер за вечером избивает свою жену, пока через
несколько лет она не умрет. И любой правитель, вместо того  чтобы  убить
человека сразу, морит его голодом и выжимает из него  все  соки  до  тех
пор, пока тот не превратится в живой скелет.  Вместо  того  чтобы  убить
дитя в колыбели, родители и друзья детских игр  годами  высмеивают  его,
пока он сам на себя не наложит руки.
   - Мне плевать на все твои доводы, все равно ты и я -  самые  страшные
злодеи во всем городе, - с горечью сказал Казимир.
   - Следуй за мной, - властно распорядился Люкас, указывая вниз.
   * * *
   - Здесь живет человек более грешный, чем мы с тобою вместе взятые,  -
сказал Геркон Люкас, указывая на аккуратный  небольшой  домик,  напротив
которого они остановились.
   Казимир с  сомнением  разглядывал  коттедж.  Подоконники,  наличники,
дверные косяки и ставни - все было тщательно выкрашено в  зеленый  цвет.
Оштукатуренные стены были выбелены, а на крыше  не  отвалилась  ни  одна
черепица.
   - Этот дом не похож на дом чудовища. В ответ  Люкас  схватил  его  за
подбородок.
   - Это лицо тоже не похоже на лицо монстра.
   Он выпустил Казимира и, повернувшись,  зашагал  к  ведущей  в  подвал
дверце.
   - Идем, Казимир. Его нет дома.
   Повозившись с замком, он отпер дверь и начал спускаться по ступенькам
в темноту. Казимир остался стоять наверху. Качая  головой,  он  смотрел,
как  бард  исчезает  в  темноте.  Затем,  оглядевшись  по   сторонам   и
убедившись, что никто не  идет,  он  последовал  за  своим  наставником,
аккуратно прикрыв за собой дверь.
   В подвале оказалось довольно сыро и холодно. Стены здесь были сложены
из грубо отесанных камней, а пол был земляной. Вдоль стен тянулись полки
и стеллажи, сколоченные  из  толстых  досок,  а  на  полках  выстроились
полупрозрачные  банки  и  кувшины.   Содержимое   их   невозможно   было
рассмотреть из-за толстого слоя пыли. Похожие емкости  были  расставлены
на разнокалиберных столах, которые  занимали  собой  значительную  часть
пространства  подвала.  На  крышках  столов  не  было  той  пыли,  какая
покрывала  все  в  подвале,  но  не  были  они  и   абсолютно   чистыми.
Потемневшие, растрескавшиеся от времени столешницы  были  залиты  не  то
смолой, не то черным дегтем. Казимир принюхался и безошибочно  определил
- кровь.
   - Чем тут занимается этот твой...  приятель?  -  раздраженно  спросил
Казимир, рассматривая затканные паутиной столы.
   - Ты мог бы и сам  догадаться,  -  отозвался  Люкас,  широким  жестом
обводя подвал. - Впрочем, мы  всегда  можем  дождаться  его  самого,  он
расскажет об этом гораздо лучше чем я.
   - Столы, судя по всему, использовались для освежевания и  последующей
разделки, - заметил Казимир, рассмотрев под столами изогнутые  крючья  и
блоки с намотанными на них цепями. Что-то звякнуло у него под  башмаком,
и он опустил глаза.
   - Но что ужасного в том, что мясник  работает  в  подвале,  а  не  на
открытом воздухе?
   - Ты выбрал удивительно правильные слова, когда говорил о  свежевании
и разделке, - сухо заметил Люкас. - Однако, как мне кажется, ты не сумел
сделать правильные выводы из того, что увидел. Ну что  же,  может  быть,
это тебе поможет.
   Бард снял с одной из полок большой коричневый саквояж из полированной
кожи. Под руками Люкаса защелка легко открылась, и  на  стол  посыпались
самые разные металлические инструменты. Казимир  придвинулся  поближе  и
стал разглядывать причудливо  изогнутые  ножи,  крючки,  иглы,  зубастые
зажимы и заскорузлые от крови тряпки.
   - Что все это значит? - со вздохом спросил Казимир.
   - Ты еще не понял? - вопросом на вопрос ответил Люкас с непроницаемым
лицом. - Этот человек принадлежит  к  новому  поколению  так  называемых
ученых. Он верит в исцеление при посредстве скальпеля  и  иглы,  отрицая
лечение при  помощи  снадобий  и  покоя.  В  этих  банках  -  плоды  его
исследований.
   Казимир посмотрел на полки новым взглядом.
   - Но почему это грех? - поинтересовался он. - Если он разрезает людей
или животных для того, чтобы вылечить их...
   - Не вылечить... во всяком случае теперь, - небрежно объяснил  Люкас,
снова сгребая в саквояж блестящие инструменты. - Он начинал на  кроликах
и енотах, кромсая их маленькие тела в поисках ответа на свои  вопросы  о
человеческих болезнях. Но здоровье - это  капризная  любовница.  Она  не
прячет своих секретов в телах мертвых животных. Мой друг так ничего и не
узнал. Он жаждал знания, чтобы спасать  человеческие  жизни,  но  знание
бежало от него.
   Тогда я показал ему один трюк, который знал еще мальчишкой. Я  научил
его, как при помощи маленькой проволочки  повредить  мозг  кролика  так,
чтобы можно было разрезать его еще живым. С  тех  пор  как  этот  мастер
препарировал живьем своего первого кролика, он узнал гораздо больше. Мой
друг изучил, как бьется сердце,  как  работают  легкие,  узнал  о  боли,
которая живет в  стеклянных  глазах  парализованного  животного.  За  те
восемь часов, пока кролик оставался живым, он узнал и увидел целую  кучу
всего.
   Но из всего, что он узнал, одно пришлось ему больше всего  по  вкусу.
Он узнал, что такое полная и безграничная власть. Он мог разрезать живое
существо, он мог трогать пальцами  его  внутренности,  он  мог  в  любой
момент прекратить работу любого органа, любой  железы.  В  тот  день  он
покончил со своей врачебной практикой и начал  изобретать  все  новые  и
новые пытки. Постепенно он набирался опыта и  научился  повреждать  мозг
высших живых существ таким образом, чтобы поддерживать в них жизнь днями
и неделями. Между прочим, я уверен, что вот за этими  дверями  находится
его последний...
   Послышался гулкий щелчок замка, и  слова  застряли  в  горле  Люкаса.
Казимир бросил на  него  испуганный  взгляд,  и  бард  сделал  ему  знак
оставаться на месте и молчать. Полуденное солнце хлынуло в подпол, и  на
лестнице появились чьи-то ноги в желтовато-коричневых  брюках.  Несмотря
на влажность, со ступеней поднялись целые облака пыли,  ясно  видимой  в
солнечных лучах.
   Спускающийся в  подпол  мужчина  был  среднего  возраста  и  довольно
мускулист. Кожа  его  напоминала  свежевыскобленный  пергамент.  Заметив
незваных гостей, он остановился, и его лишенные всякого выражения  глаза
остановились на Люкасе и его ученике.  Медленно-медленно  его  лягушачий
рот растянулся в некое подобие улыбки.
   - Я всегда рад гостям, - проговорил он. - Хотя я никак  не  разгляжу,
кто вы такие...
   - Это я, уважаемый фон Даакнау, Геркон Люкас. Со мной - мой друг...
   - Должно быть, это тот самый Казимир, о котором вы мне  рассказывали,
- перебил мужчина.
   Спустившись с лестницы, он зашаркал к  ним  через  комнату.  Руки  он
вытянул  перед  собой,  дабы  ненароком  не  налететь  на   какое-нибудь
препятствие. Через несколько мгновений он был уже рядом с  Казимиром,  и
его загорелая ладонь легла на предплечье молодого человека.
   - Этой самой рукой Эйрен  проделал  великое  множество  хирургических
операций, - сказал Люкас. - Не так ли, фон Даакнау?
   - Этой самой рукой, заостренной проволокой и специальным порошком,  -
без тени улыбки сказал человек, все еще сжимая  предплечье  Казимира.  -
Пусть вас не вводит  в  заблуждение,  что  я  разговариваю  с  вами  так
откровенно, - обычно я более скрытен  с  посторонними.  Просто  господин
Люкас много о вас рассказывал.
   С тех самых пор, как маленькие,  слегка  косящие  глаза  фон  Даакнау
нащупали  Казимира  в  полумраке  подвала,  они  ни  на   мгновение   не
отвернулись, прожигая юношу  насквозь  безжалостным  взглядом.  Казимиру
стало настолько неуютно, что он вздрогнул и вырвался.
   - Не хотите ли подняться наверх? Могу предложить вам чаю.
   - Нет, старина, спасибо, - с  необычайной  сердечностью  поблагодарил
его Люкас. - Нам еще нужно многое сделать.
   Казимир потер предплечье - у него  было  такое  ощущение,  что  после
прикосновения этого хирурга-живодера плоть его заледенела.
   - Вы действительно используете все эти инструменты, для того чтобы...
   - Да, - безмятежно откликнулся фон Даакнау.
   - Я слышал о штуке с проволокой, но для чего вам порошок?
   - Большинство из моих... пациентов вовсе не хотят лечиться,  -  легко
отозвался Даакнау. - Порошок помогает мне усыпить их.
   - Почему вы это делаете? - выпалил  Казимир,  к  которому  неожиданно
вернулось мужество.
   Бывший врач пожал плечами и впервые за все время отвернулся.  На  его
лице промелькнуло задумчивое выражение  -  это  было  первое  выражение,
которое до сих пор вообще появлялось на его лице.
   - Я уверен, что вам знаком сладостный аромат чужого  страха,  молодой
человек. Боль - это вино, а страх -  то,  что  придает  вину  изысканный
вкус. И то и другое доставляет мне наслаждение, однако больше всего  мне
нравится звук.
   - Звук? - эхом отозвался Казимир, неловко переступая с ноги на  ногу.
Под ногами его снова что-то захрустело.
   - О, звуки бывают совершенно разными, -  Эйрен  слегка  облизал  свои
широкие губы. Голос его оставался противоестественно спокойным. -  Готов
поклясться,  вы  не  знали,  что  человеческая  кость   может   издавать
совершенно разные звуки...
   - Довольно! - воскликнул  Казимир,  чувствуя  как  живот  его  сводит
судорога. - Это Люкас вас надоумил, не так ли?
   Припухшее лицо фон Даакнау расплылось в сияющей улыбке.  Он  снял  со
стены столярный молоток и взмахнул им.
   - Позвольте я представлю вам Анну... - просто сказал врач.
   Казимир развернулся и пошел к заплесневелым ступеням.
   - Я ухожу, - объявил он. Поднимаясь по лестнице он  слышал  извинения
Люкаса:
   - Не обижайся на парня, Эйр. Ему предстоит еще многому  научиться.  И
не беспокойся - твоя тайна в полной безопасности.
   - Ты придешь посмотреть? - отозвался хозяин страшного подвала, кивнув
в сторону железной дверцы в дальней стене,  многозначительно  постукивая
головкой молотка по ладони.
   - Как-нибудь в другой раз, - вполне светским тоном ответил  Люкас,  и
Казимир выбрался на воздух.
   ГЛАВА 16
   Казимир выбрался из зеленых дверей, ведущих в подвал дома фон Даакнау
и оказался на оживленной  улице.  Он  посмотрел  сначала  налево,  потом
направо,  оглядывая  яркие  и  приветливые  лавки  и   домики,   которые
выстроились вдоль вымощенной булыжником дороги.
   - Как мне пройти к гостинице? - вслух подумал он.
   Казимир не помнил, мимо  каких  вывесок  и  каких  домов  шли  они  с
Люкасом, он помнил только бывшего врача и его подвал,  переоборудованный
не то в подсобное помещение мясной лавки, не то в камеру пыток.
   -  Надо  поскорее  выбраться  отсюда,  -  сказал  он  самому  себе  и
решительно повернул налево, слившись с запрудившей улицы толпой.
   Через несколько мгновений быстро  шагающего  Казимира  нагнал  Геркон
Люкас. Идя рядом с ним широким, величественным шагом, он спросил:
   - Ты все еще считаешь, что никто из людей не способен  превзойти  нас
во зле?
   -  Твой  фон  Даакнау  -  урод,  -  резко  сказал  Казимир,  даже  не
повернувшись к барду.
   - Да, он урод, - согласился Люкас. - Но он - сосредоточение того зла,
что есть в каждом человеке.
   Казимир резко остановился прямо посреди улицы. Ткнув пальцем в  грудь
Люкаса, он прошипел:
   - Не будь идиотом! Какой человек,  находясь  в  здравом  уме,  станет
заманивать меня в подвал, поить своим зельем  и  потрошить  как  свинью?
Назови хоть одного.
   - Торис, - стальным голосом отозвался Люкас. - Он не только в здравом
рассудке, он к тому же твой лучший друг и жрец Милила. Но дай ему  шанс,
и он зарежет тебя не моргнув глазом.
   Казимир не нашел,  что  ответить,  и  мрачно  молчал.  В  голове  его
медленно поплыли какие-то отвратительные видения, и он  подумал  о  том,
что сейчас ему больше всего хочется вернуться в гостиницу и как  следует
выспаться.
   - Ты ошибаешься, - сказал он наконец.
   Люкас внимательно посмотрел ему в лицо и сказал:
   - Я показал тебе  Эйрена  только  потому,  что  его  злое  начало  не
подлежит сомнению. Но поверь мне, Казимир, все люди - хищники по натуре.
Все они ищут возможности властвовать и убивать, и делают это при  помощи
любого оружия, какое оказывается у  них  под  рукой:  при  помощи  слов,
золота, мечей, законов, порой даже  при  помощи  своих  слабых  зубов  и
ногтей. Они охотятся друг на друга каждый день и каждую минуту.
   Казимир  взмахнул  рукой  перед  своим  лицом  так,  словно   отгонял
назойливую муху.
   - Пойдем лучше в гостиницу. Люкас жестом велел Казимиру оставаться на
месте.
   - Сегодня ночью ты должен научиться очень многому, однако с чего  мне
начать?
   - О чем ты? - простонал Казимир, совершенно измученный усталостью.
   - Взгляни, - Люкас заставил его повернуться лицом к  солнцу,  которое
едва перевалило через зенит. - Видишь, как высоко солнце?
   - Конечно.
   - Оно все еще высоко, но я хочу, чтобы день уже кончился, -  небрежно
заметил Люкас.
   Стоило только ему вымолвить эти слова, как золотые  лучи  погасли,  а
мощеная улица  неожиданно  потемнела.  Народ  тоже  куда-то  пропал.  По
булыжнику и по стенам домов поползли холодные тени, а  окна  всех  лавок
закрылись ставнями. В небесах легкое облачко кудрявилось  вокруг  полной
луны.
   - Что случилось? - всполошился Казимир. - Где солнце?
   Люкас отмахнулся от его вопроса и сказал:
   - В лесу нас ждет одно дело.
   На глазах изумленного юноши выбеленные дома растаяли, превратившись в
стволы толстых деревьев и густой подлесок. Вместо  камней  мостовой  под
ногами оказалась пористая,  мягкая  земля,  а  звездное  небо  закрылось
дрожащим на ветру кружевным покрывалом темной  листвы.  Проникая  сквозь
это покрывало, лучи бледного лунного  сияния  метались  между  стволами,
словно испуганные призраки.
   Казимир невольно попятился и схватился за ближайшее дерево, чтобы  не
упасть.
   - Что ты сделал, Люкас? - ахнул он.
   Геркон пристально смотрел на Казимира, и в его глазах мерцал какой-то
дикий восторг.
   - Ты даже не начал постигать значения сегодняшнего  вечера,  Казимир,
не так ли?
   - Но что ты сделал с домами, куда девался день? - воскликнул Казимир,
чувствуя, как его охватывает панический страх.
   - Для этой ночи я собрал и использовал  все  свои  силы,  Казимир,  -
сказал Люкас, и в его голосе прозвучали гордость и радостное волнение. -
Я надеюсь только, что их окажется достаточно.
   - Достаточно для чего? - воскликнул в испуге Казимир,  хватая  Люкаса
за лацканы расшитого камзола.
   - Сегодняшняя ночь - ночь твоего спасения, - негромко ответил  Люкас.
- Ты избавишься от своего проклятья.
   Казимир недоверчиво посмотрел на высокого барда, выискивая в его лице
хоть малейший признак неискренности.
   - Как ты собираешься спасать меня? Даже Милил не сумел избавить  меня
от...
   - А видел ли ты когда-нибудь, чтобы Милил гасил свет дня так,  как  я
это только что сделал? Разве он смог  бы  незаметно  перенести  тебя  из
города в лес? -  спросил  Люкас,  осторожно  отцепляя  судорожно  сжатые
пальцы юноши от своей одежды. - Если ты пойдешь за мной - я спасу тебя.
   Искоса взглянув на  Казимира,  Люкас  зашагал  в  чащу.  Потрясенный,
Казимир последовал за ним в совершенном молчании.
   В лесу их окружил густой запах хвои. Под ногами шуршали опавшие иглы,
а над головами негромко  стонал  ветер.  Некоторое  время  они  шли,  не
произнося ни слова; в  голове  Казимира  мелькали  недоуменные  вопросы,
однако, прежде чем он сумел задать хотя бы один из них, Люкас  заговорил
сам.
   - Двадцать лет... На протяжении двадцати лет ты не был ни волком,  ни
человеком.
   - Да, - рассеянно кивнул Казимир.
   - Все это  время  ты  пытался  изгнать  волка,  оставив  человека,  и
проиграл. Это произошло потому, что твое настоящее сердце - серце зверя.
   - Нет, это не так, - возразил Казимир, но голос его прозвучал слабо и
неуверенно. - Все, что относится к волку - как заразная болезнь, которая
живет во мне...
   - Человек - вот  как  называется  твоя  болезнь!  -  возразил  Люкас,
удрученно кивая головой. - Все эти годы  ты  ошиба