еной, а Джандер позже узнал, что
даже трактир, где они останавливались,  был  сожжен.  Жители  Мэрридейла
теперь не расставались ни на минуту с  кинжалами,  и  за  это  над  ними
постоянно подшучивали жители других земель.  Так  Мэрридейл  -  когда-то
самый гостеприимный город в Фаеране - превратился в самый  враждебный  и
угрюмый угол и стал называться Даггердейл. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
   Несмотря на весь свой страх, Коля  все  же  заснул  и  теперь  громко
сопел. Сашины веки тоже наливались тяжестью, но мальчик твердо решил  не
смыкать глаз всю ночь. После восхода солнца он успеет отоспаться. За всю
ночь он так и не увидел ничего хотя бы настораживающего, и это  огорчило
его. Вдруг мальчик насторожился. Каменное  кольцо  было  расположено  на
вершине невысокого холма. С этой высоты Саша разглядел какой-то  свет  в
том месте, где должна быть деревня. Там, где никакого  света  не  должно
быть.
   Любопытство оказалось  сильнее  сна,  и  Саша  встал,  чтобы  получше
разглядеть, что там происходит. Он все еще не мог понять, что там такое,
и  залез  на  ближайший  камень.  Пытаясь  не  потерять  равновесия,  он
поднялся, балансируя руками, и долго смотрел на деревню. Да,  там  точно
горит огонь - и полно людей.
   - Эй, Коля, проснись!
   - А? - сонно пробормотал его товарищ.
   Саша даже не повернулся в его  сторону  и  продолжал  вглядываться  в
ночь:
   - Что-то случилось в деревне. Пойдем посмотрим.
   - Ой, нет, - тут же проснувшись и вспомнив, где они  находятся,  Коля
не хотел уходить. - Я останусь тут до утра.
   Его друг уставился на него:
   - Ладно. Оставайся. Коля-трус.
   Саша спрыгнул вниз и торопливо стал  засовывать  принесенные  вещи  в
мешок. Что-то ворча под нос, Коля последовал его примеру, и  вскоре  оба
мальчика поспешили в деревню. Ночь теперь казалась  не  такой  страшной,
теперь любопытство влекло их в поселок, и они не думали об опасности.
   Когда они добрались до Рыночной улицы, во всех окнах горел  свет,  на
улицах суетились наспех одетые люди. Некоторые бежали  с  ведрами.  Саша
увидел, как портниха Кристина распахнула окно и крикнула что-то.  Темные
волосы  Кристины,  всегда  тщательно  убранные   и   заколотые,   теперь
разметались в беспорядке по плечам, худое лицо выглядело  встревоженным.
Что-то неладное случилось,  это  точно,  и  оба  мальчика  поспешили  за
бегущими людьми.
   - Дом бургомистра! - крикнул Саша и со всех  ног  помчался  к  своему
дому. Коля старался не отставать.
   Это был самый длинный путь, который довелось преодолеть цыганенку  за
его короткую жизнь, эти четыре сотни ярдов от площади до пылающего дома.
Как в страшном сне, он приближался к своему дому. Оранжево-красные языки
пламени охватили со всех сторон двухэтажный особняк, обгладывая его, как
пес гложет кость. Ноги Саши стали ватными, он кричал на бегу:
   - Мама! Мама! - но ни звука не вырвалось из его  груди,  он  понимал,
что уже не успеет добежать вовремя.
   Растольников схватил его за руку.
   - Тихо, парень, стой, -  произнес  он  голосом,  который  сам  считал
ласковым. Саша плакал от страха и из-за едкого черного дыма, попадавшего
в глаза и в  легкие.  Он  закашлялся,  чувствуя,  как  его  выворачивает
наизнанку. Растольников прижал ему ко рту кусок тряпки.
   - Это от пепла, - объяснил он мальчику.
   Саша отчаянно тер глаза, стараясь увидеть, что происходит. Огонь  уже
сбили, но часть дома успела сгореть дотла.
   - Где мои родные? - требовательно спросил он.
   Растольников ответил не сразу:
   - Мы... мы увидим их завтра, сынок. Здесь замешано колдовство,  никто
не сможет справиться с ним сейчас, ночью, - загадочно произнес пекарь.
   - А вот и мальчишка! - вскрикнул кто-то громко  и  зло.  Грубые  руки
схватили Сашу и оттащили от пекаря.
   - Это он!  -  Саша  поднял  взгляд  на  Андрея,  мясника,  который  с
ненавистью уставился на него. - Это ты во всем виноват!
   Ошеломленный мальчик даже не пытался ничего отвечать.
   - Проклятие вистани! - раздался другой голос, злой и визгливый.
   - Того цыгана, с которым была Анастасия. Картов побил его, и теперь -
вот! Помните, цыган проклял Картова?  Помните?  И  видите,  что  с  ними
случилось! О боги, у них глотки...
   Женщина, выпалившая все это, принялась рыдать. Люди, окружившие Сашу,
подались назад, бормоча слова молитвы и осеняя себя знаками  от  дурного
глаза.
   Саша опять посмотрел на обгоревший дом, выпрямился.
   - Я войду внутрь, - сказал он, ни к кому в отдельности не  обращаясь.
Он повернулся к Коле, который наконец протолкнулся к нему: - Ты пойдешь?
   Коля поглядел снизу вверх на Растольникова, который  тут  же  замотал
головой. Мальчик перевел взгляд на товарища, опустил глаза:
   - Нет, Саша. Считай, что я трус. Саша посмотрел на него в упор.
   - Я так и считаю, Коля, -  медленно  произнес  он,  не  желая  в  это
верить. Он завязал на затылке носовой платок, закрыл нос и рот от  дыма,
опустил руки.
   Потом Саша в одиночестве направился к тому,  что  когда-то  было  его
домом.  Разозленная,  перепуганная  толпа   отступила   назад,   бормоча
ругательства. Мальчик прошел через распахнутые железные ворота,  пересек
мощеный камнем и мокрый сейчас от воды двор и  подошел  к  двери.  Люди,
заливавшие пожар ведрами, выбили ее, чтобы попасть внутрь, и пламя  лишь
закоптило толстые доски.  Мальчик  осторожно  шагнул  в  темный  пролом,
пригнул голову, чтобы не пораниться об острые щепки,  торчавшие  сверху.
Дерево было мокрым, но Саша все еще чувствовал недавний жар.  Входя,  он
посмотрел под ноги и увидел малиновые отпечатки.
   Они появлялись и исчезали в густом черном дыму,  пеленой  висевшем  в
комнатах. Оставленные ботинками отпечатки спускались с лестницы  и  вели
через дверь наружу. Алая кровь запачкала  ковер,  которым  так  дорожила
бабушка. Сашино сердце бешено заколотилось, так  что  он  теперь  боялся
вздохнуть.
   Здесь произошло что-то страшное. Глядя на кровавый след, Саша  больше
всего на свете хотел, чтобы рядом оказалась мама. Он хотел  прижаться  к
ней, почувствовать, как ее руки  гладят  его  по  голове.  Саша  глубоко
вздохнул, выпрямился и огляделся вокруг.
   Хрип вырвался из его груди. Его мать была здесь, да, и его дед, и его
бабка. Полуобгоревшие тела поверх  груды  досок,  все  еще  дымящиеся  и
издающие страшный запах горелого мяса. Сашины колени подкосились. Он еле
успел сорвать с лица платок, и его тут же вырвало. Он плакал, задыхался,
но через несколько минут все же смог взять себя в руки.
   Мальчик еще несколько раз  глотнул  довольно  прохладный  воздух,  от
сквозняка носившийся  ветерком  у  пола,  обтер  рот  рукавом,  закрепил
платок. Слова, однажды сказанные матерью, вспомнились ему, как  молитва,
принеся успокоение: "Ты из гордого рода. Ты внук главы деревни по  одной
линии и сын сильного, свободного и волшебного племени - по другой. Когда
дети будут дразнить  тебя  за  то,  что  ты  незаконнорожденный,  просто
улыбнись про себя и вспомни мои слова".
   Саша поднялся на ноги.
   Он не хотел этого делать, но все же подошел ближе к дымящимся  телам.
Его семья была убита, это ясно, но как? И кем?  Саша  узнал  только  три
трупа - деда, бабки и  матери.  Он  снова  почувствовал  тошноту,  когда
увидел их растерзанные шеи, но глубоко вдохнул и сдержался.
   Такая смерть порождала множество вопросов. Если их убили  волки,  это
казалось очевидным, то кто пытался сжечь трупы? Конечно же, не горожане?
И где остальные домашние, слуги?
   Чувствуя себя вовсе обессиленным от дыма и слез, Саша  открыл  дверь,
ведущую к комнатам слуг. Он застонал и  привалился  к  двери,  чтобы  не
упасть. Факелы, пылавшие по углам, ярко  освещали  жуткую  сцену.  Здесь
тоже налицо были все признаки  резни.  Тело  Ивана,  слуги  бургомистра,
распростерлось  на  каменном  полу.  Он   как-то   умудрился   выглядеть
по-прежнему достойно и впечатляюще даже с вырванным из шеи куском плоти.
Крови из него вытекло очень мало.
   Саша оторвал взгляд от пола и быстро заметил, что у служанок,  повара
и конюхов  тоже  вырваны  куски  мяса  из  шей.  Саша  не  мог  осознать
увиденное, готов был провалиться в обморок, в истерику - ведь он слишком
хорошо знал всех этих людей. Но какая-то часть  его  рассудка  оказалась
застывшей и тщательно все фиксировала, и именно из-за  этой  части  Саша
продолжал и закончил ужасающий осмотр комнат.
   Цыганенок вышел из комнат прислуги потрясенным, но твердо  намеренным
обойти весь дом. Лишь одного человека он  еще  не  нашел  -  свою  тетку
Людмилу. Он прошел мимо сваленных тел, старательно отворачиваясь от них,
остановился перед широкой лестницей. На стене рядом со ступеньками ровно
горел факел. Саша осторожно вытащил его из крепления,  крепко  сжал.  На
мгновение помедлил, собираясь с духом, и начал подниматься.
   Пламя отбрасывало странные тени, которые то появлялись, то  исчезали,
пока он шагал наверх. Сердце забилось еще быстрее, и Саша обтер внезапно
вспотевшие руки о брюки. Та, застывшая часть его начала  таять,  мальчик
чувствовал,  как  паника  разливается  по  всему  телу,  готовая  лишить
рассудка его израненную душу.
   Он добрался до последней ступеньки и замер,  вглядываясь  в  темноту.
Здесь, наверху, дым был еще гуще, чем внизу, завивался серыми и  черными
клубами, заполняя  глаза  слезами,  закрывая  от  него  комнаты.  Сашино
воображение  с  готовностью   принялось   рисовать   кошмарные   образы,
прячущиеся за стеной дыма... Разозлившись, он отбросил свои  фантазии  и
почти решительно вошел в свою комнату, вытянув перед собой факел.
   В комнате мальчика ничего не было тронуто. Его маленькая кровать была
по-прежнему тщательно застелена, игрушки и одежда как  обычно  разложены
на виду - на крышке необъятного сундука. Но все изменилось за  последние
несколько часов для обитателя этой комнаты. Саша закрыл дверь,  отступил
обратно в коридор.
   Следующей была комната, где спали его тетка Людмила и мать. Саша  уже
видел, что случилось с Анастасией, и на мгновение страх вновь взял  верх
над рассудком. И снова Саша долго стоял  перед  дверью,  дрожа  и  строя
догадки - что же ждет его по другую  сторону.  Потом  он  сжал  ладошкой
ручку, как мог спокойно повернул ее и осторожно толкнул дверь.
   Лунный  свет  струился  через  открытое  окно,  заливая  всю  комнату
серебром.  В  кровати  тетки   Людмилы   кто-то   лежал.   Когда   Саша,
вытаращившись, стоял у двери, фигура шевельнулась.
   Саша чуть не лишился чувств. Что там - в кровати? Он тихо  вскрикнул,
прикусил  губу,  прислушался.  Фигура  в  теткиной  постели  больше   не
двигалась. Дрожа, Саша двинулся к кровати, факел, как безумный дрожал  в
его трясущейся руке. Он остановился у самой кровати. Фигура была накрыта
одеялом. Прежде чем он успел сообразить,  что  делает,  мальчик  ринулся
вперед, сдернул покрывало и отскочил назад.
   Тетка Людмила спокойно спала. Саша видел, как ритмично вздымается  ее
грудь. Мальчик выдохнул, тяжело засопел.
   - Тетя Мила! - закричал он, тряся ее за  плечо.  И  только  тогда  он
заметил, как она бледна - еще белее простыни, на которой  лежала.  Когда
он теребил ее, отчаянно стараясь разбудить,  голова  ее  перекатилась  с
одного бока на другой и темные волосы упали с шеи.
   Две дырки - маленькие и аккуратные - виднелись на ее горле.
   "Это был высокий бледный человек с острыми зубами и когтями.
   - Стой! - сказал Носферату,  ибо  Павел  знал,  что  это  был  он.  -
Остановись, чтобы я выпил твою кровь и жил твоей смертью!"
   "Носферату, - подумал Саша, и ужас охватил его. - Первый Страж Мрака.
Вампир".
   На этот раз страх оказался сильнее. Вопль застыл  у  него  в  глотке.
Каким-то чудом Саша удержал факел в руке. Он кинулся к двери и  впопыхах
захлопнул ее. Не соображая,  что  делает,  Саша  отчаянно  заколотил  по
двери, пока разум не подсказал ему - все дело в ручке. Он повернул ее  и
выскочил в коридор. Лишь по счастливой случайности он  не  поскользнулся
на липких от крови ступенях.
   - Помогите! - отчаянно визжал он, протискиваясь через разбитую  дверь
на улицу.
   Растольников ждал его снаружи и  помог  выбраться.  Саша  бросился  к
пекарю, прижался, что-то лопоча.
   - Успокойся, малый. Успокойся и говори яснее! - загудел Растольников.
   - Носферату! - выдохнул Саша. - Их убил Носферату. Пойдем, нам нужно,
нужно...
   Он не смог вспомнить, что говорилось в легендах - что-то  про  кол  в
сердце и отсечение головы.
   Саша  потерял  сознание,  и  булочник  с  осторожностью,  совсем   не
соответствовавшей его комплекции, заботливо поднял его на руки.
   - Не Носферату, -  раздался  злобный  голос  из  толпы.  -  Проклятие
вистани! Бросить мальчишку всем тем ужасам, что принесли сюда его люди!
   - Владимир, - сказала жена пекаря, - мы не можем взять мальчика. -  У
него нет семьи! - возразил Растольников.
   - Пусть тогда  ищет  себе  другую,  или  пусть  вистани  заберут  его
обратно, - ответила ему жена, уперев мясистые руки в объемистые бедра. -
Никто в деревне не станет покупать наш  хлеб,  если  ты  приютишь  этого
проклятого мальчишку.
   Громадный булочник облизнул губы. Жена была права. Ничего хорошего не
будет.  Жена  Растольникова  всегда  считала,  что  бургомистру  Картову
следовало или изгнать Анастасию из дома, или, по крайней мере, заставить
ее выбросить своего щенка вистани. Растольников  и  сам  считал,  что  в
деревне от Саши одни беды, - хлопот от него было больше, чем  от  других
троих мальчишек. И все же было что-то трогательное в  мальчике,  который
сейчас без  чувств  лежал  у  него  на  руках.  Лишенный  своей  обычной
оживленности, десятилетний мальчишка казался  сейчас  жалким  птенцом  с
хрупкими выступающими косточками под смуглой кожей.
   Вздохнув, Растольников положил Сашу на землю. Веки мальчика задрожали
и приподнялись. Черные глаза остановились на лице  булочника:  -  Ты  не
поможешь мне? Жена Растольникова закашляла.
   - Нет, парень, не могу, - с искренним сожалением ответил пекарь.
   Нижняя губа мальчика задрожала, скривилась, слезы потекли  по  щекам.
Саша мог поклясться, что уже исчерпал запас слез, но они  почему-то  все
текли и текли из глаз.
   - П-пожалуйста, - умолял он дрожащим голосом, - если ты не  поможешь,
они доберутся до меня тоже!
   - Эх, ну и пусть, цыганское отродье! - выкрикнул кто-то. Комок  грязи
ударил Сашу в лицо. С достоинством взрослого мужчины мальчик стер землю,
встал, выпрямился.
   - Убирайся в свое племя!
   Послышались проклятия, но Саша не обратил  на  них  внимания.  Он  на
негнущихся ногах подошел к тому месту, где бросил  свой  мешок,  раскрыл
его и начал разбирать вещи.
   Он  не  торопился,  и  кое-кто  в  толпе,   не   сводившей   с   него
подозрительных взглядов, потерял интерес и отправился по домам.  Но  все
же большинство горожан продолжало  стоять  неподвижно,  когда  заморосил
мелкий летний дождик. Наконец Саша остался совсем один.
   Через полчаса  мальчик  стоял  перед  разбитой  дверью  своего  дома,
напоминая детский рисунок - охотник за вампирами. Он промок  до  костей,
шелковистые волосы облепили голову. Он взял обе связки чеснока - свою  и
Колину и повесил себе на  шею.  Там  же  висели  два  деревянных  диска.
Заткнутые бутыли со святой водой  торчали  из  карманов  брюк.  Одна  из
ладошек сжимала остро заточенный кол,  в  другой  был  молоток,  слишком
тяжелый и для взрослого.
   - Ты уверен, что знаешь, что делать?
   Саша удивленно  обернулся  и  увидел  высокую  худую  фигуру  Мартина
позади. Розовые и золотые  одежды  священника  обвисли,  облепив  впалую
грудь, в глазах  светился  яростный  огонь.  Но  его  улыбка,  когда  он
взглянул на мальчика сверху, была ласковой. На Мартине тоже было  надето
множество святых символов, а в руке  он  держал  сумку,  издававшую  при
движении деревянный стук.
   - Дай-ка я возьму этот молоток, - предложил священник.  Саша  во  все
глаза уставился на него, не веря, что кто-то принял его сторону  в  этом
кошмаре.
   Семья Саши не была особенно набожной. Да и никто в  Баровии  не  был.
При всех тех ужасных вещах, что происходили в этой проклятой земле, мало
кто продолжал верить в старых  богов.  Когда  брат  Мартин  появился  из
Свалических лесов несколько лет назад, бормоча что-то о Повелителе Зари,
никто не отнесся к нему всерьез, но ему  позволили  жить  в  заброшенной
церкви, ведь пока он не нарушал никаких  законов  деревни.  Саша  всегда
думал, что Мартин немного сумасшедший. Но сейчас это не имело  значения.
Саша снова залился слезами  надежды  и  крепко  прижался  к  священнику.
Мартин смутился, потом с трепетом погладил темные волосы мальчика.
   - Латандер с нами, - пробормотал он ребенку. - Он поможет  уничтожить
наших противников.
   Возвращаясь в обуглившееся здание, которое  раньше  было  его  домом,
Саша Петрович истово молился.
   Они  ступили  внутрь.  Ничто  не  изменилось.   Кошмарные   отпечатки
по-прежнему темнели на ступеньках. Давящая, зловещая тишина все  так  же
висела в воздухе. Деловито и спокойно Мартин обследовал тела.
   - Из них выпили всю кровь, - холодно произнес он наконец. -  Если  их
похоронить, они сами восстанут, оживут. Дай мне кол и немного чеснока.
   Священник вытащил из почерневших досок первое тело. Саша  отвернулся,
в животе у него все пошло кругом. Это был труп Анастасии. Ее правая рука
обуглилась, а одежда сгорела  почти  дотла.  Правая  сторона  лица  тоже
почернела, выгорели волосы. Быстро и умело Мартин уложил ее на  покрытый
ковром пол. Он взглянул на Сашу, который сполз по стене и поджал  колени
к подбородку.
   - Ты сделаешь это.
   Глаза мальчика в ужасе распахнулись:
   - Нет!
   - Да, - настаивал Мартин, подходя к мальчику и опускаясь перед ним на
колени. - Она - твоя мать. Рука того, кто любит ее, лучше сможет нанести
удар, который освободит ее душу.
   - Но она... Нет, Мартин, нет. Я не могу!
   - Ты должен. Она обретет покой. Поверь мне, Саша. - Он вложил  кол  в
руку мальчика и сжал вокруг палки маленькие безвольные  пальцы:  -  Верь
мне.
   Словно во сне, Саша поднялся и приблизился к телу матери. Он  пытался
вспомнить ее такой, какой она была в жизни - смелая, ласковая,  любящая,
но всегда немного грустная. Он встал рядом с ней  на  колени,  поморгал,
прогоняя слезы и приставил заостренный конец кола между ее грудей, прямо
над сердцем. Саша поднял молоток, потом опустил руку:
   - Я не могу сделать этого, Мартин.
   - Тогда ты обидишь мать, - с  безучастным  лицом  ответил  священник.
Саша бросил на него испепеляющий взгляд, но Мартин сказал: - Ты  лишаешь
ее покоя и обрекаешь на ужасное существование.
   - Ты сделаешь это.
   - Не буду, - Мартин сел  и  уставился  на  Сашу  выцветшими  голубыми
глазами. - Это - твое дело.
   Мальчик понял, что свихнувшийся священник вовсе  не  намерен  шутить.
Если он не пронзит колом сердце Анастасии, Мартин бросит ее на  произвол
судьбы. Саша разозлился на это, и его гнев перешел в силу. Сжав зубы, он
обрушил молоток вниз со всей силой,  на  которую  способен  десятилетний
мальчик.
   Этого оказалось достаточно - кол вошел глубоко в полость груди.  Саша
был готов к тому, что Мартин просчитался и тело сейчас бросится на него,
но  труп  лишь  дернулся  от  нанесенного  удара.  Саша  ударил   снова.
Оставшаяся еще в измученном  теле  кровь  брызнула  изо  рта  Анастасии.
Третий удар, и Саша почувствовал, как кончик кола стукнулся  о  каменный
пол под телом.
   Его мать не была вампиром, но ведь душа ее попала в плен. Когда  Саша
снова взглянул в лицо матери, оно  разгладилось,  смягчилось,  и  слабое
ощущение чуда озарило душу мальчика.  Легенда  говорит  правду.  Дух  не
обретал покоя. Как  ни  ужасно  то,  что  нужно  было  сделать,  но  это
приносило большое благо. Он стер заливавший глаза пот дрожащей рукой, но
губы мальчика были плотно сжаты.
   Он встал, оставив кол в сердце Анастасии.
   - Хорошая работа, дитя мое, - сказал Мартин, осторожно положив мягкие