етила Мария. - Меня судили. И я невиновна. - Голос ее
звучал зловеще, будто теперь у нее были металлические зубы.
   - С тобой... с тобой все в порядке? - спросил Гермос.
   - Да, - раздалось в ответ, теперь голос был немного мягче.
   Со странной неуверенной улыбкой великан сделал к ней еще два  шага  и
обнял. Она не ответила на его объятие,  но  и  не  оттолкнула  костлявые
руки.
   - Помолимся Кин-са, что ты вернулась! - Гермос подхватил ее на  руки.
Мария не двигалась. Великан прищурился,  но  ничего  не  сказал,  просто
понес ее на руках к арене. Боль в бедре прошла, и, несмотря  на  то  что
ноша, которую он нес, не была совсем  уж  легкой,  он  едва  хромал.  Он
добрался до арены, радостные артисты спустили им вниз на  веревке  кусок
ткани, чтобы поднять Марию наверх.
   Впереди всех стоял Вэлор, который кричал:
   - Спускаемся вниз! Нечего ждать, когда вы подниметесь, ведь  Карнавал
снова наш!
   Но великан и Мария решили все-таки подняться на  стену  арены,  и  их
быстро втянули наверх. Все веселились,  артисты  готовы  были  петь  или
пуститься в пляс, некоторые подбегали, чтобы дотронуться до слепой,  как
будто они не верили, что она живая, а считали, что перед  ними  предстал
призрак. На Марию обрушился град вопросов:
   - Как тебе удалось убежать?
   - Что сказано в бумаге?
   - Когда уходят солдаты?
   - Что случилось в Л'Мораи?
   Вэлор пробился через  друзей,  которые  окружили  Марию,  и  спросил,
дотрагиваясь до ее палки:
   - А это что такое? Мы думали, что тебе не нужна клюка? - Он счастливо
рассмеялся.
   Лицо Марии стало каменным:
   - Теперь нужна.
   Гермос снова подошел к слепой. Он упал на колени и обнял ее.
   Она опустила глаза, лицо было печальным и торжественным,  а  незрячие
глаза, казалось, сверлили его.
   - Пожалуйста, Гермос, не надо.  -  Ее  нежная  рука  нашла  на  груди
амулет, который ей отныне суждено было носить.
   Гермос увидел его. Он понял, что это  тот  же  медальон,  который  он
видел у Кукольника.
   - Ну же, Мария, - настаивал Валор. - Расскажи нам, что случилось.
   Артист криками поддержали его просьбу.
   Мария повернулась к толпе, дрожа, будто ей  было  холодно,  и  тонкие
губы исторгли одно слово:
   - Сядьте.
   Толпа  уродов  разбрелась  по  каменным  скамьям  для  зрителей,  все
старались держаться поближе к рассказчице.
   Гермос не двинулся с места. Он все еще стоял на коленях возле  Марии,
шепча все тише и тише:
   - Не понимаю, не понимаю.
   Она повернулась к нему, на фоне  серой  робы,  которая  была  на  ней
надета, глаза казались белыми как снег.
   - Сядь, - повторила  она,  указывая  на  амфитеатр.  Он  поднялся  и,
избегая смотреть на нее, направился туда,  куда  она  велела.  Когда  он
опустился на скамью, голова великана была низко опущена.
   Наконец вокруг Марии собрались все артисты, которые  могли  двигаться
без посторонней помощи. Лица больше не были радостными, на  них  читался
откровенный страх. Многих била дрожь, они кутались в плащи,  пропитанные
кровью, потом и покрытые пылью. Это  больше  не  было  войско  артистов,
восставших против угнетения, это была толпа перепуганных крыс. Последняя
надежда, которая у них оставалась, была Мария, и они смотрели на нее  не
отрываясь, почти голодными взглядами.
   Прислонив клюку к большому камню,  Мария  скрестила  руки  на  груди.
Ветер играл ее черными волосами, пока она собиралась с силами для  этого
важного разговора.
   - Мы свободны, - произнесла  она  так  тихо,  что  даже  первые  ряды
наклонились вперед, чтобы услышать ее слова. Потом  она  повторила  чуть
громче: - Мы свободны. Надо восстановить Карнавал.
   - Что произошло в  Л'Мораи?  -  спросила  какая-то  женщина  с  лицом
свиньи.
   - Я была на суде, - ответила Мария, на мгновение опуская  голову.-  Я
вышла вперед и рассказала им все об убийствах на Карнавале. Я рассказала
о том, что мы узнали, они провели расследование, схватили этого человека
и убили его.
   Шепот недоверия и радости пробежал по рядам.
   - Кто это был? - раздался тоненький голос из заднего ряда.
   Мария сжала зубы и закрыла глаза.
   - Это был... это был, - ее подбородок на мгновение дрогнул, но  потом
голос стал жестким: - Это был сапожник. Его звали Фрэнк Мартинки. -  Она
покраснела и отвернулась.
   - А я думал, он умер лет десять назад, - прервал ее  каркающий  голос
горбуна.
   - Почему они отпустили тебя? - выкрикнул Вэлор, в его голосе почти не
осталось радостной надежды.
   - Я... я была невиновна, - просто ответила Мария. - Я просто защищала
людей, по крайней мере, так решил Совет.
   - Так мы будем  теперь  строить  город,  о  котором  ты  говорила?  -
воодушевленно спросил мальчик с лицом собаки.
   Мария  покачала  головой,  подыскивая   правильные   слова,   которые
толпились у нее в горле.
   - Нет. Нет, это была дурацкая идея, дурацкая  мечта.  Из-за  нее  так
много людей погибло на войне. Надо  было  говорить  об  армии,  а  не  о
городе. Мы... - Она глубоко вдохнула аромат цветущей  долины:  -  Мы  не
крестьяне. Мы не похожи на обычных тружеников. Мы артисты, уроды, нечто,
вызывающее любопытство. Мы живем ради представления...  И  нам  придется
все восстановить.
   Вэлор бросил на великана тревожный взгляд, Гермос снова зажимал  рану
на бедре, глаза его были мрачными и грустными.
   - С чего мы начнем? - выкрикнул слабо Клэтч.
   Гермос удивленно повернулся к горбуну,  ведь  тот  почти  никогда  не
разговаривал, а с тех пор как Большой  мальчик  погиб  на  войне,  Клэтч
совсем пал духом.
   - Да, - поддержал его Вэлор, вскакивая со своего места. - Надо что-то
делать! Мы сделаем все, что ты скажешь! Только скажи слово!
   Тяжело вздохнув, Мария с трудом проговорила:
   - Убирайте завалы, надо освободить выход с арены.
   Вэлор встал, широко улыбаясь:
   - Это почти сделано. Сделано благодаря мне. - Он подошел к ней и взял
Марию за руку. - Рука слепой была холодна как лед. - Давай я отведу тебя
туда.
   - Нет... Я должна обработать рану Гермоса.
   Карлик замешкался, потом развернулся и закричал уродам:
   - Вы слышали, что сказал генерал?! Берите  лопаты,  вилы,  кинжалы  и
пики! Мы идем валить стену.
   Он сделал знак аплодировать, и артисты ответили дружной  овацией.  Но
карлик остался недоволен откликом, и сделал знак повторить аплодисменты.
На сей раз они оказались громче. Вэлор сделал жест следовать  за  ним  и
направился  к  заделанному  в  начале  войны  проходу.  За  ним  гуськом
потянулись уроды.
   Мария немного расслабилась, слушая их шаги, потом она  направилась  к
Гермосу. Кто-то из артистов принес ей  простыни  для  бинтов  и  баночку
бальзама. Взяв их, Мария поблагодарила горбуна и подошла к великану.
   Гермос не отрывал от нее взгляда, но не произнес ни слова,  ни  когда
она села рядом, ни тогда, когда ее маленькие руки коснулись его  раненой
ноги. Она отвернулась и тоже молчала, ничем не успокоив его  подозрений.
Раздвинув ткань,  она  ощупала  рану  пальцами,  а  потом  начала  рвать
простыни на бинты.
   - Что же произошло? - наконец спросил Гермос.
   Мария колебалась только мгновение, а  потом  продолжила  работу.  Она
открыла банку с пахучим бальзамом и начала мазать ему ногу.
   - Что они с тобой сделали?  -  настаивал  он,  голос  его  дрожал  от
волнения. Рука Марии дрогнула.
   - Ничего, - ответила она.
   Раздался  страшный  грохот,  это  артисты  разбивали  стену.   Гермос
осмотрел ее грустное опущенное лицо.
   - Это правда ты? - спросил он.
   Мария на мгновение  остановилась,  раздался  новый  удар  тарана,  за
которым последовал шум падающих камней. Потом она  начала  забинтовывать
бедро великана.
   Гермос погладил окровавленной рукой ее нежную шею.
   - Я скучал по тебе. - Он отвел темные волосы женщины, она вздрогнула,
догадавшись, что он делает. Было поздно  -  он  увидел,  что  татуировки
исчезли.
   Мария молча продолжала бинтовать рану.
   Гермос, не отводя от нее глаз, вырвал у нее из  рук  бинт,  а  потом,
обхватив голову  женщины  окровавленными  руками,  повернул  к  себе  ее
бледное лицо. В ее  выражении  мешались  страх  и  облегчение,  пока  он
пристально вглядывался в нее.
   Раздался новый удар.
   - Ты меня видишь? - тревожно спросил он.
   Слеза скатилась по бледной щеке Марии, она закрыла глаза.
   - Конечно, нет.
   Великан обнял  ее  костлявыми  длинными  руками,  она  не  только  не
сопротивлялась, но обхватила его шею и прижалась к худой груди  Гермоса.
Теперь слезы струились и по его щекам. Поправив  ее  черные  волосы,  он
сорвал амулет, висевший у  нее  на  шее,  и  произнес  последнюю  фразу,
которую услышала слепая жонглерша Мария:
   - Может быть, Тидхэр простит нас.
   Тихий звук рвущейся бечевки потонул в страшном  грохоте  обвалившейся
стены, вслед за которым сразу раздались  веселые  крики  уродов.  Гермос
нежно поднял неподвижное тело слепой  и  прижал  ее  к  себе,  как  мать
прижимает любимого ребенка.
   - Стена пала! - раздался крик Вэ-лора. - Что  делать  дальше,  о  наш
великий генерал, Мария?
   Гермос нежно баюкал мертвое  тело,  он  едва  слышал  вопрос.  Уроды,
которые хотели услышать ответ, бросились к ним. Гермос опустил Марию  на
каменный пол и легко поцеловал в лоб.
   - Прощай.
   Потом он встал и объявил:
   - Бежать! Мария  сказала  бежать!  -  Уроды  толпились  на  лестнице,
удивленно глядя на великана. - Она сказала  -  бежать!  Идите  за  мной!
Идите к свободе!
   В пять огромных шагов Гермос пересек сцену и закричал:
   - Свобода!
   Пристально посмотрев на него и отыскав, видимо, ответ на какой-то  из
мучивших его вопросов, Вэлор первым подхватил:
   - Свобода! Единственная наша надежда! Свобода-а-а! Бежать!
   Уроды эхом ответили на этот призыв. Первым в туннель, который  вел  с
арены, вбежал Гермос, за ним последовали остальные. Впереди толпы уродов
маячила длинная фигура великана,  который  быстро  пересекал  территорию
Карнавала.
   Так они  и  шли:  Гермос  впереди,  за  ним  -  здоровые  и  сильные,
последними  волоклись  раненые  и  больные,  они  опирались  на   палки,
поддерживали друг друга.  Вереница  уродов  потянулась  через  выжженные
разрушенные земли Карнавала,  по  равнине,  лесу,  мимо  кладбища,  мимо
болот. Солдаты молча и удивленно наблюдали за этим побегом.
   Только слепая женщина осталась на арене, ее красивое тело  неподвижно
лежало на холодном каменном полу.
   эпилог
   Карнавал лежал в  руинах.  Руинах,  которые  представляли  прекрасную
игровую площадку для  мальчишек.  Черноволосый  Пьер,  спрятавшийся  под
разрушенным балаганом, издал крик разочарования, когда его  нашел  Клод.
Клод пошарил под обвалившимся куполом толстой клюкой, но Пьер  откатился
в противоположную сторону.
   - Я нашел его! Нашел! Он здесь! - вопил Клод, зовя остальных игроков.
   Появились еще четыре мальчика. Все они были старше,  чем  Пьер,  и  у
всех были светлые волосы.
   - Ты дотронулся до этой черной свиньи? - крикнул один.
   - Да, - солгал Клод, - я осалил его палкой.
   - Нет! - запротестовал Пьер и побежал прочь. Мальчишки  следовали  за
ним. Пьер встал между двумя сценами на корточки и попытался  пролезть  в
небольшой  проем.  Клод  догнал  его  первым,  споткнувшись,  он   упал,
попытавшись схватить товарища за ногу. Младший, рассмеявшись, вырвался.
   - Мы тебе покажем! - закричал Клод вскакивая на сцену, Бернар  обошел
ее с другой стороны, все искали второй выход, чтобы схватить беглеца.
   Дрожа, Пьер выглянул в проем, в котором спрятался, вылез и побежал по
аллее. Бернар свистнул, и все бросились за беглецом.
   Когда мальчишки почти приблизились к  нему,  Пьер  резко  свернул  на
арену, вбежал под высокие каменные своды, в которых  шумным  и  зловещим
эхом отдавался каждый его шаг.  Ему  стало  страшно.  Он  остановился  и
оглянулся по сторонам широко открытыми глазами.
   Старшие мальчики налетели на него и грубо повалили на пол.  В  другом
случае он обязательно бы закричал, но сейчас был слишком  потрясен  тем,
что увидел на арене.
   На  скамейке  сидел  человек  с  лицом   кота   и   в   гипнотической
сосредоточенности смотрел на амулет, зажатый, в руке.
   Клод больно толкнул Пьера.
   - Сдавайся, ты побежден!
   - Подожди, - запротестовал Пьер, поднимаясь на локте.  -  Взгляни  на
этого человека!
   Клод на минуту повернулся, мазнул по коту взглядом и снова повернулся
к Пьеру:
   - Ну и что, мы же тебя поймали.
   - А что он здесь делает? - спросил Пьер.
   - Какое нам дело, - ответил Клод, хватая Пьера за плечо.
   Подобрав с пола яблочный огрызок, он запустил  им  в  урода.  Огрызок
чуть-чуть не попал в лицо кота. Существо подняло на мальчиков  глаза,  а
потом надело медальон на шею. Отворачиваясь от кота, Клод заявил:
   - Ну, продолжим. Кто будет водить? Чернявый бегает слишком медленно.
   - Давай, - крикнул Бернар младшему. - Попробуй догнать нас.
   - Подожди, - повторил Пьер, все еще глядя на человека-кота.
   Остальные уже отряхивались от песка.
   - Водит последний! - крикнул Бернар, бросаясь  бежать.  Остальные  со
смехом последовали за ним.
   Пьер снова оказался последним. Ему опять надо было водить.



    П. Н. Элрод
    I, Strahd: Memoirs of a Vampire

Пролог

В этой части замка не было окон, и яркие солнечные лучи и тепло
занимавшегося дня не проникали сюда. Ван Ричтан, сжимая побелевшей от
напряжения рукой маленький фонарь, освещал себе дорогу. Он задержался на
последней, грубо высеченной ступеньке винтовой лестницы и перевел дыхание,
держа фонарь так высоко, как только мог при своем хрупком телосложении.
Слабое свечение отодвинуло тьму лишь на несколько ярдов, но и этого было
достаточно, чтобы стало ясно, что в комнате никого нет. Однако в таком месте
это ровным счетом ничего не значило.
Он оглянулся назад, на путь, который прошел. Холодные каменные стены резко
уходили в кромешную тьму, и кругом царило гробовое молчание. Кончики пальцев
его левой руки, которой он вел по стене, нащупывая дорогу, онемели от
холода, как будто сам камень высосал из них тепло. Одна сторона его рта
дернулась, и на губах появилась тонкая печальная улыбка. Он размял
окоченевшую руку.
Что хозяин, что его замок, пронеслось в его голове, и улыбка исчезла.
Он вошел в комнату. Комната была если не сердцем, то, несомненно, жизненно
важным органом в организме замка. На каждой стене висели полки с книгами -
сотни, тысячи книг - столько Ван Ричтан не видел за все 50 лет своей учебы.
Желтый свет фонаря выхватил из темноты кожаные переплеты, блеснули
выведенные позолотой названия, то тут, то там замерцали драгоценные камни,
выступили из тьмы мрачные обложки старых томов, настолько древних, что даже
кропотливый труд реставратора не мог вернуть их к жизни. Но внешняя оболочка
не имела значения, важно было то, что находилось под ней.
Ван Ричтан вдохнул книжный запах и сердце его начало биться сильнее. Если
у монстра и было где-то слабое место - а они все были так или иначе уязвимы,
- то, возможно, он найдет ответ здесь. О человеке можно судить по тому, что
он читает, в книгах, выстроившихся стройными рядами на полках, можно найти и
ключ к разгадке тайны.
Нет, теперь даже при большом желании нельзя было представить графа Страда
фон Заровича обычным человеком, хотя местные жители и не подозревали о его
сути. Он потерял все человеческое, данное ему при рождении... сколько
столетий назад? И ценой каких душевных страданий, душевных мучений и агонии
тех несчастных, которые попались ему на пути?
Но я не могу сейчас об этом думать. У меня слишком мало времени. Жизнь
слишком коротка.
Впереди у него был весь день, летний день, самый длинный в году, но
довольно короткий для него теперь, когда он понял, сколько ему предстояло
сделать. И с чего начать?
Он кружил по комнате, зажигая свечи в подсвечниках. Черные тени неохотно
отступали. Несмотря на то что здесь было так же холодно, как и во всем
замке, Ван Ричтан решил не разводить огня в камине. Он чувствовал себя
вполне комфортно в пальто, которое прихватил с собой, и в двух свитерах.
Кроме того, дымок только выдаст его и оповестит всякую нечисть, что в
комнате кто-то находится, а у Ван Ричтана были более чем веские основания
держать свой визит в секрете.
Правда, кочевники знали о нем - никто не мог войти или выйти без их
помощи. Он щедро заплатил их проводнику, чтобы пробраться сквозь завесу
ядовитого тумана, который окружал Равенлофт. Противоядие, которое они дали
ему, стоило немалых денег, но за вторую порцию они взяли вдвое меньше.
Зловещий знак: они не ждали его обратно. На протяжении многих веков отважные
воины и исследователи, вооруженные до зубов и защищенные магической силой,
проникали в замок, чтобы покончить с "дьяволом Страдом", как его звали в
округе. Никто из них не вернулся назад, по крайней мере, в том виде, в каком
вошел вовнутрь. На что мог надеяться одинокий, уже не очень молодой торговец
целебными травами?
"Ни на что", - честно признался он сам себе. Тем не менее он обладал
знаниями и, кроме того, готов был рискнуть своей жизнью. В действительности
даже больше чем жизнью. Если он ошибался... что же, существовало нечто
худшее, чем смерть, но он приготовил кое-что, что при необходимости станет
для него избавлением. Не очень-то приятно, но лучше, чем предстать перед
другим выбором.
Итак, кочевники горели желанием получить с него деньги и оставить его
наедине с Судьбой. Ван Ричтан не сомневался, Страд знал о его присутствии в
замке, но он был уверен, что Страд не сделает ему ничего плохого. Вернее,
Страд не мог ничего сделать.
Ван Ричтану потребовалось 10 лет, чтобы раскрыть секрет, а затем 5 лет
ожидания, и вот в один из летних дней он убедился, что был прав, когда никем
не остановленный, беспрепятственно проник в замок Равенлофт.
На протяжении этих пятнадцати лет замок не подавал признаков жизни.
Торговцы, жившие в деревни, находящейся у подножия горы, не получали заказов
на еду. Младший из них сетовал на недостаток покупателей. Его отец знавал
лучшие времена, но теперь? Торговце вскидывал руки вверх, демонстрируя
хорошо отрепетированным жестом отчаяние по поводу всех потерянных благ.
Другие молча удивлялись или невесело подшучивали над ним.
В течение пятнадцати лет лорд Страд не требовал денег, хотя собирались они
регулярно, что являлось предметом особой гордости бургомистра. Старые
тетушки рассказывали сказки о бургомистрах, которые не справились с задачей
сбора налогов и плохо кончили. Просто-напросто сказки, но в каждой сказке
есть доля истины. Как бы там ни было, никто из жителей деревни, не говоря
уже о бургомистре, не отважился бы разгневать своего господина. Деньги, а их
уже изрядно накопилось, хранились в отдельном каменном домике, стоящем в
центре деревни. Воры? Нет. Они не боялись воров. Даже кочевники не посмели
бы коснуться этих денег.
В течение этого времени мало было и странных  и непонятных смертей, как
частенько случалось раньше. Хорошенькие молодые девушки больше не исчезали
бесследно - если только добровольно не убегали со своими возлюбленными.
Пятнадцать лет относительного спокойствия, пятнадцать лет, в течение которых
ночи стали менее темными, чем раньше, пятнадцать лет, в течение которых
Страд... оставил их в покое.
Кое-кто пустил слушок, что Смерть наконец-то прибрала его к рукам, и он
покинул этот мир. Но если бы это было правдой, тогда почему отравленный
туман вокруг основания замка все такой же густой? Никто не знал ответа, но
никто особенно не рвался выяснить в чем дело. Можно было спросить
кочевников: они знали все. Увы, и рассказывали все. Страду. Лучше не
спрашивать; ответ мог быть совсем не таким, каким хотелось бы.
Но Ван Ричтан не сомневался, что нашел разгадку. Страд Старейший,
Властелин земли, Страд Великий и Ужасный, правитель Баровии - гений, колдун,
безжалостный убийца - был сейчас наиболее уязвим.
Страд фон Зарович, вампир, спал беспробудным сном. Ван Ричтан, ведавший о
бессмертии столько, сколько и любой живущий на земле, прави