другого выбора."
- Особой награды, Страд фон Зарович, - настаивала она.
Какая награда?
Тогда в ее голосах появились таинственные нотки:
- Ты мечтаешь о невесте брата, о своей потерянной молодости. Я уберу
соперника с твоей дороги и ты перестанешь стареть...
Избавиться от Сергея, приостановить течение времени, признаться в любви
Татьяне - не это ли я видел в своих снах тысячи раз? Мое Заветное Желание.
Ложь. Наверное. Могла ли Смерть лгать? Почему бы и нет? Ей-то какое дело?
Для нее я не более чем смертный, обреченный сгинуть в ее ненасытной утробе.
- ...если ты выполнишь все, о чем я тебе скажу.
Вот оно. Переговоры, торговля, заключение сделки. Чего она хочет? Чего она
вообще может хотеть от меня?
- Ничего сверх твоих возможностей или способностей, - отчетливо произнесла
Татьяна.
Железные оковы перестали сдавливать мне грудь. Я сглотнул и закашлялся.
Тьма отступила, но не ушла. Она ждала моего ответа. И я не знал, как долго
она здесь пробудет.
Недолго.
Она ждала. Молча. Я слышал только свое затрудненное дыхание и тихий скрип
суставов, когда я выпрямился и сел на полу.
Она ждала. Минуту. Две. Я вытер пот со лба, кожа моя была холоднее льда.
Она ждала... потом начала удаляться. Я чувствовал, как она уходит. Уходит,
отнимая у меня последнюю надежду. Мою последнюю надежду.
Татьяна.
Уходит.
- Что я должен сделать? - прошептал я.
Она остановилась.
Повернулась ко мне.
И захохотала.


*     *     *

Мои пальцы потеряли чувствительность и тряслись, но все же я умудрился,
ударив кремнем о железную болванку, высечь первую слабую искру и зажечь
свечу, а от нее все остальное.
В спальне ничего не изменилось. В воздухе не ощущалось ничего необычного.
Нигде и намека, что кто-то здесь был вместе со мной. Призрак испарился; но я
чувствовал - или воображал, - что он притаился где-то поблизости, как кто-
то, подслушивающий из соседней комнаты.
Дрожь унялась после того, как я влил в себя порядочную порцию "Туики". Так
как она крепче, чем обычное вино, она быстро согрела мои внутренности и
успокоила нервы. Несмотря на то, что я недолюбливал жителей Баровии, я не
мог не отдать им должное и не признать, что они готовили отличное бренди.
При зажженных свечах и вернувшейся способности видеть события, в которых я
оказался замешанным, должны были бы стереться в памяти, как сон после
пробуждения, но только не на этот раз. Это случилось, и я выслушал мою
гостью, дрожа от нетерпения.
Иногда ее слова не имели никакого смысла, но в колдовских делах очень
часто приходилось выполнять обряды, не задумываясь над их объяснениями. И
только глупец игнорировал их или недооценивал их значение.
Это была черная магия. Мне оставалось сделать всего шаг, чтобы встретиться
лицом к лицу с настоящей некромантией. Но относился я к этому на удивление
спокойно, как если бы кто-то другой должен был совершить за меня этот
переход, как если бы мне предстояло собирать уражай, а кому-то другому
платить по счетам.
Цена уже назначена. Ни одна сделка не обходилась без определенной цены. Но
я знал, что смогу заплатить. И покрыть расходы. Недомолвки, двусмысленности,
обман, неприкрытая ложь - все это мало отличалось от моего любимого стиля
управлять государством и общаться с другими коронованными особами.
Ну, а награда... Перестать стареть - одно, но называть Татьяну своей...
Она для меня дороже всего на свете. Если бы Смерть захотела мою душу, я бы
ее отдал. Зато моя возлюбленная обернется ко мне и улыбнется улыбкой,
предназначенной только для меня. В ней жила весна и плакало лето, полыхала
огнем осень и спала не тронутая никем зима. И завтра ночью она будет моей.
Резкий скрежет металла о камень вырвал меня из моих любовных грез. Где-то
рядом. Из другой спальни. Нет, с улицы. Я заметил тень мужчины, крадущегося
мимо открытых окон.
Один из моих мечей висел над кроватью. Я снял его со стены и выпрыгнул в
окно. Как раз вовремя. Оно отошел в сторону не более, чем на пять ярдов и,
услышав, как я выскочил наружу, остановился и повернулся ко мне лицом.
Алек Гуилем.
Поднялся ветер, гонец надвигающегося шторма. Он дул со склонов гор Гакис и
Алек боролся с ним изо всех сил. В руках он сжимал меч, наклонив его под
углом, как будто опасаясь атаки. Кончиком меча он, наверное, задел о стену,
когда бродил мимо моих окон, и испугал меня. Тучи начали набегать на звезды,
но все же было еще достаточно светло, чтобы я увидел на его лице странное
выражение сдержанного ожидания.
- Повелитель? - В его голосе послышалась новая нотка осторожного сомнения.
- Прости, но я здесь, чтобы доложить...
Я приблизился к нему, держа меч наготове.
- Что?
Он вздрогнул. Я никогда раньше, за все восемьнадцать лет, в течене которых
мы вместе воевали, не видел его таким. Испуганным.
Он знал. Он все слышал.
И он собирается говорить.
Как если бы кто-то другой управлял моей рукой, пока я стоял в
нерешительности, я сделал быстрый выпад вперед и ранил его в голову.
Он также быстро отпарировал мой удар и отскочил назад.
- Нет, Страд! Не надо...
Еще один выпад. Еще одна увертка.
- Страд... - Губы его шевелились, но слова до меня не долетали. Ветер
усилился и его рев перекрывал лязг металла о металл. Никто из часовых не
услышал бы и не увидел бы нас в темноте. Мы с таким же успехом могли бы
драться в пустыне, в том смысле, что ни ему, ни мне не приходилось
рассчитывать на помощь со стороны.
Я опять атаковал. Алек отступал. Он пятился к угловой башенке. Кто-нибудь
обязательно там будет. Я попытался обмануть его, зашел сбоку, не давая ему
уйти.
- Не делай этого...
Конец фразы я не понял, но уловил самую суть. Он не желал драться со мной.
Не важно. У нас нет выбора. По крайней мере, так я себе тогда внушал.
Он отбил мою следующую атаку и нанес встречный удар. Все это уже мало
напоминало поединки на мечах с тупыми концами, когда можно было остановиться
в любую минуту. Мы устроили самую настоящую, смертельную битву, не хуже тех,
в которых нам довелось принимать участие раньше.
Молнии сверкали над верхушками гор Гакис, грохотал гром. Этот звук эхом
отдавался в моих костях, подгоняя кровь, учащая дыхание, укрепляя мускулы и
заставляя их быстрее сокращаться. Мною овладела лихорадка сражения и я с
радостью дикаря впитывал ее жар.
Алек распознал первые признаки моего возбуждения и оно передалось и ему
тоже.
На этот раз он не стал дожидаться моей атаки. Он кинулся вперед, толкнул
меня, а когда мы расцепились, в его руке блеснул кинжал.
Я сделал выпад в сторону его головы. Он блокировал удар мечом. Я
попробовал ударить ниже. Он пустил в ход меч и кинжал, направив кинжал мне в
живот. Я отбросил его руку с кинжалом. Ранил его в ногу. Блокировал удар
кинжалом. Ударил его по руке. Блокировал удар мечом.
Небо освещали молнии. Тучи нерешительно уронили на землю первые крупные
капли дождя. Не встретив сопротивления, капли стали падать все чаще и скоро
хлынул ливень. Вода попала мне в глаза, но я успел вскинуть руку и отбить
удар. Меч скользил в моем мокром от пота и дождя кулаке. Ноги в кожаных
ботинках разъезжались на осклизлых камнях. Алек тоже еле стоял на ногах, но
у него было преимущество передо мной: его рука в перчатке крепче держала
меч, чем моя.
Он воспользовался этим преимуществом и сделал резкий выпад, попытавшись
выбить у меня из рук оружие. Я замешкался и раскрылся, и Алек своего шанса
не прозевал. Со всего размаху он вонзил в меня кинжал.
Я не почуствовал его. Вернее, не сразу. Только как что-то потянувшее меня
за одежду. Не больше. Но при следующей вспышке молнии я заметил на моей
белой рубашке неровную красную полосу. Я не надел кольчугу: в ней не было
нужды, когда я находился в своей комнате.
"Ты пустишь мне кровь, командир?"
"Всего лишь каплю или две", - ответил он тогда.
Не капля и не две вытекли из моей раны, а намного больше. Куда больше. И
тело мое, как в огне, горело от боли.
Он отступил назад, глядя на меня, как в шоке. Не то чтобы он боялся крови,
но он ранил своего господина, которому клялся служить верой и правдой. Того,
кто предал его, смертью платя за верность.
И теперь умирал сам.
Нет.
Но никакое "нет" не могло ни залечить, ни приостановить убегающую от меня
жизнь. Колени мои тряслись, меня то знобило, то бросало в жар. Рана была
нехорошей, хуже всех предыдущих, полученных мною в сражениях. И для меня она
была последней. Я знал симптомы, я сотни раз видел, как умирали другие.
Теперь умирал я.
Алек колебался и я нанес еще один удар. Это был нечестный ход, просто-
напросто месть. На меня нашла ужасная слабость, взор затуманился, рука
двигалась, как во сне, но каким-то образом мой меч наткнулся на чужую плоть.
Алек закричал и, выпустив из рук кинжал, схватился за живот. Сегодня он тоже
не надел кольчугу.
Силы быстро покидали меня, но я собрал волю в кулак, надавил всем телом на
меч и вырвал его из тела Алека. Мои скрюченные пальцы отпустили его, и он
упал с глухим стуком рядом с кинжалом командира.
Он промычал что-то, задыхаясь, и осел на землю, все еще держа меч. Он мог
бы прикончить меня, но даже не пошевелился. Он отбросил в сторону оружие и
повалился на стену, как будто укладываясь спать в собственной постели.
Острая боль не давала мне потерять сознание. Дышал я с трудом, ноги мои
отнялись и я лежал, свернувшись клубком на камнях, чувствуя, как их острые
клыки режут мою кожу.
- Разве ты не хочешь жить, Страд?
Это был Алек. Голос совершенно ясно прозвучал в моей голове, перекрыв шум
дождя и ветра, но не Алек говорил со мной. Он, однако, тоже его услышал. Я
видел, как он вздрогнул.
- Разве ты не хочешь жить? - спросила Татьяна.
- Жить? - Сергей.
- Жить? - Илона.
- Да... черт возьми...
Голоса засмеялись все сразу.
- Ты знаешь, что делать.
И да, будь я проклят, я знал.
Ноги отказывались мне повиноваться, но я полз, подтягиваясь на руках.
Дождь хлестал меня по лицу и по спине через тонкую ткань моей рубашки. Я
промок насквозь, окоченел от холода и был на полпути в ад... приближаясь к
смерти все быстрее, но между мной и вечной тьмой лежал Алек, и в нем
теплилась моя единственная надежда.
Его дыхание еле угадывалось, кожа приобрела желтовато-зеленый трупный
оттенок. Его глаза были обращены на меня. Тонкая струйка крови струилась из
полуоткрытого рта по подбородку.
- Не надо было, повелитель, - пробормотал он.
Я промолчал.
- Я бы все равно тебе помог... не важно. Это... не должно было...
случиться.
- Боюсь, ты не прав.
Он поперхнулся, закашлялся и в конце концов произнес:
- Лучше бы ты дал мне умереть там... в горах... Избавил бы меня от
этого...
- Алек...
Его рука поднялась и вцепилась в мой рукав. Он ловил ртом живительный
свежий воздух. Кровь потекла сильнее, не давая ему говорить.
- Предатель... в лагере...
Упрек мне? Или его угасающая память обратилась к делам давно минувших
дней?
- Баал'Верзи...
Что он хочет сказать?
- ...спать, - пальцы его разжались, тело обмякло и он погрузился в
небытие. Жить ему осталось недолго.
Что он... впрочем, у меня нет времени размышлять о его предсмертном бреде.
С каждым ударом сердца я слабел все больше.
Я нащупал его второй кинжал и вытащил его из ножен. Он все еще дышал, но
был уже далеко и не почувствовал, как я твердой рукой перерезал ему горло.
Кровь. Целый фонтан крови.
Жизнь. Если я посмею взять ее.
Моя жизнь потухала и я не посмел не взять чужую.
Я начал пить. Большими жадными глотками.
И ожил... снова.


*     *     *

Ливень уничтожил все улики, которые могли бы вызвать странные вопросы и
страшные догадки у окружающих. Галлогы свежей холодной воды низвергались с
небес, смывая кровавые пятна с камней, очищая двор, унося с собой по трубам,
в пропасть, подальше от замка воспоминания о резне.
Я стоял, подставив лицо дождю, чтобы он слизал со лба и пригладил мои
волосы. Это было изумительно. Моя смертельная рана зажила. Осталась только
дырка на рубашке. И все.
Алек Гуилем, храбрый солдат, прекрасный офицер, верный мой спутник - и
единственный настоящий друг в течение этих восемнадцати беспокойных лет -
погиб от моей руки, но я был не в состоянии ни жалеть о его смерти, ни
скорбеть по этому поводу. В эту ночь мне было не до таких простых земных
переживаний.
Я начал платить по счетам. На первой странице договора поставили печать.
Сделка состоялась. Болеутоляющий и исцеляющий эффект крови Алека подтвердил
это. Я чувствовал себя... другим. Сердце стучало изо всех сил, но я не
ощущал усталости. Как раз наоборот.
Я чувствовал себя опять молодым.
Оставив Алека, я побежал в спальню, взял свечу и уставился на свое
отражение в зеркале. В моем лице ничего не изменилось. Время не повернулось
вспять. Я чуть было не выругался от отчаяния, но вдруг вспомнил: голоса
обещали только, что я перестану стареть. Ладно, хоть старость перестала
маячить впереди. Мужчина в полном расцвете сил, я теперь намеревался взять
от жизни все, что она мне задолжала.
Свеча придала моей коже золотистый оттенок, но я мог бы с уверенностью
сказать, что очень бледен и даже кажусь больным. Но это нездоровое
выражение, видимо, очень скоро пройдет.
Однако мне еще надо было уладить одно маленькое дельце.
Без всякого напряжения я втащил Алека в комнату и самым постыдным образом
затолкал его в стенной шкаф. Потом я несколько раз проверил, чтобы дверцы,
особенно те, которые вели в мою личную столовую, были хорошенько заперты.
Завтра здесь будет маленькая семейная вечеринка по случаю свадьбы, и слугам
придется бегать взад-вперед весь день. Алек заслуживал большего, но ничего
не поделаешь. Потом я сочиню какую-нибудь историю в оправдание его смерти,
но сейчас мне не хотелось об этом думать. Как голодный пускает слюни при
виде еды, я с волнением предвкушал то, что должно случиться, и я не мог ни
сосредоточиться, ни размышляь над чем-то одним, чувствуя только радостное
возбуждение во всем теле.
Я не сомневался, что доведу начатое до конца. Через несколько часов
Татьяна будет моей.


*     *     *

На следующее утро я проснулся очень поздно, весь какой-то затвердевший и
отекший, и не только потому, что мой слуга взял на себя смелость растолкать
меня. Мое протестующее рычание было встречено робкими извинениями; он
боялся, что я нездоров. Когда неколько позже я посмотрел на себя в зеркало,
принесенное парикмахером, я понял, почему он пришел к такому заключению. При
ярком свете дня я был похож на привидение, а поэтому приказал задвинуть
шторы. Солнце резвилось на небосклоне, как будто вчера и шторма-то никакого
не было, и угнетающе действовало мне на нервы. Остальные, похоже, ничего
против него и жары не имели, и их веселое расположение духа по случаю
хорошей погоды раздражало меня сверх всякой меры. Я не выходил из своих
комнат, с трудом доползая от кровати до кресла. После вчерашнего потрясения
я совсем выдохся. Только к полудню я немного пришел в себя и даже нашел в
себе силы принять нескольких нужных посетителей.
Рейнхольд Дилисния, Виктор Вочтер, Айван Бучвольд и другие офицеры,
ушедшие в отставку, явились один за другим, чтобы выказать мне свое
почтение. Я следил за Айваном, но после скандала с его братом Ильей ничего,
кажется, не изменилось. Конечно, он постарел. Все они стали старше.
Отцы семейств привезли с собой жен и детей, и по очереди представляли мне
их, как будто мне действительно было  интересно. Один Рейнхольд достаточно
хорошо понимал меня и оставил семью дома. Потирая вечно ноющий живот, он
всем своим видом показывал, что предпочел бы играть со своими детками, а не
тащиться в такую даль.
Его брат Лео уехал из замка, так он мне доложил. Молодой человек заболел и
попросил разрешения покинуть дворец, что мне показалось довольно
подозрительным. Когда кому-то не по себе, ему не до дальних путешествий. Тем
более Лео отлично было известно, что имеющая репутацию прекрасной
целительницы леди Илона - здесь и готова лечить всевозможные недуги.
Опять странно.
Может быть, это связано с присутствием в замке Айвана. Ему, должно быть,
неуютно находиться рядом с человеком, брата которого он убил, и он решил
уехать.
"Извини меня, но я пришел, чтобы сообщить..."
Избегая смотреть в сторону стенного шкафа, я подумал о том, что Алек не
успел сказать мне. Почему, вместо того чтобы войти в дверь, как обычно, он
тайком пробирался мимо моих окон?
Теперь уже не угадаешь. Возможно, позже, когда выдастся свобоная минутка,
я расставлю точки над "i". Беспокойство стало овладевать моими мыслями, путая
их и не давая мне сконцентрироваться хотя бы на одной из них.
Я был голоден, но ни в кухне, ни в подвальчиках не обнаружил ничего, что
выглядело или пахло бы достаточно аппетитно, за исключением привычного
напитка из бычьей крови. Я выпил целую кружку и ограничился этим. Но вместо
того, чтобы усилиться, моя слабость улетучилась, как только солнце начало
спускаться за горные вершины.
Моим последним посетителем был Гунтер Коско, и если бы я мог проглотить
хотя бы кусочек чего-нибудь, мы бы позабавились, как в старые добрые
времена, испытывая друг друга на прочность за обеденным столом. Несколько
лет бездействия и покоя не до конца размыли правильные черты его лица, но
время и вино сделали свое черное дело. Кожа его обвисла и я заметил, что он
не снимал шляпы, пряча под ней редеющие волосы и коричневые пятна,
выступившие на лбу. Он служил напоминанием о том, что все это могло бы
ожидать и меня, если бы я дрогнул и испугался. Но очень скоро я завершу
обряд и избавлюсь от старости навсегда.
Гости разошлись кто куда: одни отправились вниз, другие - в часовню. Я
отпустил слуг и решил приодеться. Открыв одну из дверок стенного шкафа,
чтобы достать парадный костюм, я вдруг замер, пораженный до глубины души,
как вчера кинжалом почти в самое сердце.
Тело Алека исчезло.
У меня перехватило дыхание. Я стал шарить в других отсеках шкафа и даже
дважды проверил замки. Они были целы и невредимы. Слуге я ключи от шкафа не
доверял. Не то чтобы я считал его способным на воровство, но все же не
стоило допускать его до драгоценностей и прочих семейных реликвий, которые я
здесь хранил. Во дворце только два человека знали, в каком порядке следовало
отпирать замки. Я... да Алек Гуилем...
Где-то вдали и в то же время совсем близко раздался смех знакомых голосов.
Он был среди них.
Возможно, его смерть тоже входила в нашу сделку, была той ее частью,
которую я так и не понял. Я пытался вытряхнуть голоса из головы, удивляясь,
что еще я мог проглядеть во время...
Время...
Нечего тратить его впустую. Я отбросил от себя эту проблему, как нечто, не
заслуживающее особого внимания, и начал одеваться, выбрав для такого
торжественного случая белую шелковую рубашку, красный галстук, черные брюки
и плащ. К груди я приколол рубин фон Заровичей. Остальные появятся,
разодетые в пух и прах, как павлины, и будут хвастаться друг перед другом,
кто богаче. Я никогда не разделял их любви к ярким тряпкам и не собирался
уподобляться им и теперь. Тем более зная, что должно случиться, я бы сказал,
их наряды... придутся не ко времени.
Из той же массивной шкатулки, где у меня лежал рубин, я достал небольшой
предмет, завернутый в расшитый причудливыми узорами платок, и засунул его в
карман плаща. Сверток, похоже, был невесомым, как перышко. Но, несмотря на
то, что нас разделяли несколько слоев ткани и накрученных ниток, я все равно
чувствовал, как пульсировало холодное черное зло, словно оно касалось моей
обнаженной кожи.


*     *     *

Сергей нарядился в роскошный военный мундир, хотя ему так и не довелось
повоевать. Но, по крайней мере, он не нацепил всех этих украшений и значков,
как некоторые ошивающиеся при дворе пижоны. Другие господа одаривали своих
слуг такими погремушками. Я же считал, что их нужно заслужить, а не получить
в виде взяток и подачек.
Единственной безделушкой, которую Сергей повесил себе на грудь, был
талисман Верховного жреца. Согласно существующим традициям ему предстояло
отдать его при входе в церковь.
Он приветствовал меня широкой улыбкой и бросился меня обнимать, с
готовностью принимая извинения, которые я заготовил специально для