ло сил вопить, она только рыдала, заливаясь  слезами  и
соплями, которые не было возможности утереть.
   На грудь ей положили череп опоссума.
   Словно во сне она услышала шум мотора грузовика  Хьюба,  подъезжающего  к
дому. Хлопнула дверца. Он  громко  позвал  ее  по  имени.  На  долю  секунды
мелькнула мысль заорать что есть мочи, предупредить об опасности,  крикнуть,
чтобы  убирался  побыстрее,  пока  цел.  Но  любовь   ее   была   не   столь
альтруистичной;  ей  не  хотелось  погибать  тут  одной,  в  окружении  этих
монстров. Она хотела, чтобы муж , спас ее, и громко позвала его.
   - Хьюб!
   - Пэтти!
   - Хьюб!
   Она хотела сказать еще что-то, хотела передать дополнительную информацию,
крикнуть, чтобы схватил свой дробовик и  разнес  всю  эту  братию  к  чертям
собачьим, но мозг и губы отказывались повиноваться, и она просто  продолжала
истерически выкрикивать его имя.
   - Хьюб! Хьюб!
   Ее приподняли, наклонили вперед, чтобы она смогла  увидеть,  как  ее  муж
выскакивает из-за угла дома и врезается в стену из  маленьких  клоунов.  Они
мгновенно облепили его голову, грудь, повисли на руках и ногах и повалили на
землю. Взметнулось оружие - кости, бейсбольные биты, черепа, конские копыта.
   Тот, на пне, яростно прыгал, призывая к убийству Хьюба голосом  струнного
квартета.
   Они забили его насмерть под звуки симфонии.

Мичиган

   Это была настоящая жизнь.
   Дженнингс пробирался вслед за егерем через густой кустарник, держа лук на
изготовку. В прошлом году он возил Глорию в Палм-Спрингс, в позапрошлом - на
Гавайи, но в этом, слава Богу, ему удалось настоять на своем, и  они  купили
тайм-шер в Северный Мичиган. Он вознамерился  в  кои-то  веки  удовлетворить
собственное желание, и если из этого следовало,  что  Глории  придется  либо
сидеть перед телевизором в домике, либо шататься по единственному универмагу
этого занюханного городка, значит, так тому и быть.
   На двухнедельное пребывание  он  заказал  несколько  коротких  охотничьих
вылазок. Одна однодневная утиная охота. Одна охота на медведя, с ночевкой.
   И эта.
   Трехдневная охота с луком.
   Из всех трех последняя виделась ему самой лучшей, самой увлекательной. Он
никогда раньше  не  охотился  с  луком  и  стрелами,  и  хотя  потребовалось
определенное время для освоения специфики и возможностей нового вида спорта,
егерь Том сказал, что он будто создан для этого. Он  сам  это  чувствовал  и
находил, что охота с луком имеет  дополнительные  преимущества.  Она  давала
возможность ощутить более полную слитность с  природой,  почувствовать  себя
органичной частью лесной жизни, а не дилетантом-интервентом, и это придавало
особое удовольствие процессу охоты. Привносило  дополнительное  возбуждение.
Пусть они  пока  не  могли  похвастаться  ни  одним  трофеем,  даже  промахи
волновали больше, чем иные удачи ружейной охоты.
   Их было четверо - Том, он сам, Джуд Вайс, отставной шериф из  Аризоны,  и
Уэбб Дебойяр, авиадиспетчер из Орландо, Флорида. Джуд с  Уэббом  остались  в
лагере, а Том повел его одного по следу оленя. В  случае  удачи  открывалась
перспектива водрузить дома над камином рога поваленного зверя.
   Они шли по  следам  оленя,  здорового  быка,  уже  с  полудня.  По  часам
Дженнингса уже перевалило за три. Как быстро течет время, однако. Находиться
здесь, ощущать свое слияние с  природой  -  одно  удовольствие.  Он  не  мог
припомнить, когда еще чувствовал себя так хорошо.
   Внезапно Том вскинул руку, призывая его остановиться.
   Дженнингс замер и проследил за взглядом егеря.
   Олень.
   Животное неподвижно стояло в густом кустарнике за огромной засохшей елью.
Дженнингс вполне мог бы и не заметить его, ломиться дальше, спугнуть  зверя,
и момент для выстрела был бы упущен, но Том ориентировался в  лесу,  как  на
своей ладони, поэтому и успел его засечь.
   От резкого выброса адреналина вскипела кровь. Нервничая и стараясь  вести
себя как можно тише, он переместил лук, заправил стрелу  и  натянул  тетиву.
План был прост: он стреляет в оленя, и если не  убьет  наповал,  Том  должен
завершить дело.
   Когда они обговаривали это на кордоне,  перед  выходом,  Дженнингсу  были
несколько  неприятны  подробности,  однако  сейчас  сама  идея  кинуться  на
животное с огромным охотничьим ножом, вступить с  ним  в  рукопашный  бой  и
вырезать  его  сердце  показалась  ему  вершиной  жизненного  опыта,  и  ему
захотелось, чтобы Том научил  его,  как  это  делается.  Олень  шевельнулся,
поднял голову, посмотрел в его сторону.
   - Давай! - крикнул Том. Дженнингс "нацелил стрелу и отпустил тетиву.  Ему
удалось свалить оленя с первого выстрела.  Том,  выставив  нож,  моментально
рванулся вперед, ломая на своем пути мелкий подрост и кустарник.  Дженнингс,
не думая, кинулся следом за егерем, который  уже  навалился  на  животное  и
располосовал брюхо.
   Покрытая шерстью шкура раздалась, содержимое желудка вывалилось наружу.
   Из разверстой раны появилось  тело  его  отца.  Дженнингс  уронил  лук  и
отшатнулся. В глотке  мгновенно  пересохло.  Том  тоже  отпрыгнул  прочь  от
животного с выражением ужаса и непередаваемого страха на лице.  С  ножа  все
еще капала кровь; он крепко сжимал рукоятку, направив лезвие от себя.
   Дженнингс почувствовал горячее сырое тепло между ног и понял, что обмочил
штаны. Хотелось заорать, но не было сил.  Ни  он,  ни  Том  до  сих  пор  не
произнесли ни слова, ни звука.
   Отец встал на ноги. Он был в костюме, но и костюм, и лицо были  полностью
покрыты кровью и чем-то липким. Он оказался  гораздо  меньше,  чем  был  при
жизни, почти карликом. Но при этом совсем не постарел или  по  крайней  мере
возраст  никак  не  отразился  на  его  внешности.   Первоначальной   мыслью
Дженнингса было, что отец не умер, что они похоронили другого мужчину, но он
зрительно прекрасно помнил тело отца и был уверен, что отец давно  мертв,  а
это.., какой-то монстр.
   Отец, сделав пару шагов от вспоротого  оленя,  первым  делом  бросился  в
сторону Тома.  Егерь  попытался  отмахнуться  ножом,  но  реакция  оказалась
странно замедленной, и нож впустую сверкнул в воздухе.
   Шея Тома была свернута одним мощным и быстрым движением. После этого отец
быстро развернулся и с безумной ухмылкой двинулся через небольшую  поляну  в
его сторону.
   Зубы его были в оленьей крови.
   Дженнингс попытался  было  рвануть  к  лагерю,  натыкаясь  на  деревья  и
кустарники... Но отец настиг его раньше, чем он успел  преодолеть  несколько
футов. Одним мощным толчком Дженнингс был сбит с ног; он упал  и  ощутил  на
спине тяжкий вес компактного отцовского тела. Крепкие ладони обвили ему шею,
сильные пальцы впились в горло.
   Отец! - хотелось крикнуть ему.
   Но воздух из легких уже не поступал в горло, окружающий мир поблек, и  он
погрузился во мрак.

Нью-Йорк

   Шелли вышла из ванной и посмотрела на Сэма, уже устроившегося в  постели.
Он оторвал взгляд от журнала и нежно улыбнулся. Она отвернулась. С возрастом
он стал жутко сентиментальным, и это все больше ее начинало  раздражать.  Он
стал плакать над  кинофильмами  -  схематичными,  примитивными,  рассчитанно
бьющими   по   нервам   киношками,   очевидными   в   своей   преднамеренной
сентиментальности даже для нее,  -  и  было  неприятно  слышать  его  легкие
всхлипывания, видеть, как он одним  пальцем  стирает  влагу,  скопившуюся  в
уголках глаз. Он не плакал, когда умер Дэвид, не плакал, когда хоронил своих
родителей,  зато  теперь  вовсю  лил   слезы   над   небрежно   прописанными
характерами, искусственно воткнутыми в позорно натянутые сюжеты.
   Порой она задумывалась, почему она вышла за него замуж.
   Встряхнув головой, Шелли подошла к туалетному столику,  достала  расческу
и...
   ...увидела в зеркале другое лицо.
   Она поморгала, зажмурилась. Потом отвела взгляд в  сторону  и  посмотрела
вновь. Лицо было на том  же  месте  -  лицо  древней  старухи  с  невероятно
морщинистой пергаментной кожей. Темные глаза смотрели злыми щелочками, почти
безгубый рот кривился в жестокой ухмылке.
   Мэри Уорт.
   Шелли отшатнулась. В горле пересохло. Но она не могла отвести  глаз.  Она
видела перед собой в зеркальном отражении всю комнату, Сэма, полусидящего на
постели и опирающегося спиной на изголовье кровати с журналом  в  руках.  На
переднем плане, как бы с другой стороны туалетного  столика,  маячило  лицо,
вперившее в нее свой злобный, напряженный взгляд. Сначала ей показалось, что
у него нет тела, но чем дольше она всматривалась, тем больше видела и теперь
уже могла отчетливо различить сгорбленные плечи под черным халатом,  хотя  и
не могла сказать наверняка, сразу ли было это тело или оно материализовалось
у нее на глазах.
   Мэри Уорт.
   Это было то самое лицо, которое она представляла себе  много  лет  назад,
когда с сестрами  и  приятелями  устраивала  ночные  посиделки  с  забавами,
знакомыми каждой американской школьнице. "Мэри Уорт" была их самой  любимой,
они строго по очереди подходили к зеркалу, закрывали  глаза  и  повторяли  -
"Мэри Уорт, Мэри Уорт, Мэри Уорт...".  Суть  заключалась  в  том,  что  если
повторить имя сто раз, она появится. Ни у кого из них не  хватало  храбрости
досчитать до ста; каждая с визгом и писком бегом бросалась в постель  или  в
спальный мешок примерно на сороковом, сорок пятом повторе, и она сама всегда
намеренно останавливалась, не доходя до  пятидесяти,  несмотря  на  то,  что
потом сообщалось сестрам и подружкам, потому что и  это  число  казалось  ей
достаточно магическим и она боялась, что Мэри Уорт уже на этом  этапе  может
частично показаться, а видеть ее ей совершенно не хотелось.
   Шелли уже не помнила, кто научил ее этому ритуалу,  где  она  впервые  об
этом услышала, равно как  не  помнила,  доводилось  ли  ей  видеть  где-либо
изображение Мэри Уорт или хотя бы встречать ее описание.  Единственное,  что
она знала, - Мэри Уорт очень старая и очень страшная.
   Но теперь она поняла, что лицо в зеркале точь-в-точь похоже на лицо  Мэри
Уорт, которое она себе представляла в детстве.
   Шелли уставилась в зеркало и моргнула.
   Где же ее собственное отражение?
   До последней секунды она как-то об этом не  задумывалась.  Вся  остальная
комната совершенно отчетливо отражалась в зеркале, не было только ее самой.
   Ее место заняла Мэри Уорт.
   Если раньше она ощущала испуг, то теперь ее охватил невыразимый страх;  с
нарастающим ужасом она наблюдала за  тем,  как  старая  карга  извлекает  из
складок халата длинный серебристый нож, крепко обхватив  чернеющую  рукоятку
костлявыми морщинистыми пальцами. Шелли быстро обернулась, чтобы  убедиться,
что никакой реальной  Мэри  Уорт  нет  и  в  помине,  потом  оглядела  себя,
проверяя, не появилось ли на ней самой чего-либо лишнего, не  одета  ли  она
сама в  черный  халат  и  не  вытаскивает  ли  из  его  складок  непонятного
происхождения нож.
   Нет.
   Но в зеркале она по-прежнему видела не себя,  а  Мэри  Уорт,  чья  кривая
ухмылка стала еще шире, неторопливо поворачивающуюся, сжимающую в руке нож и
направляющуюся к кровати, в которой лежит читающий журнал Сэм.
   Шелли видела в зеркале, как старая ведьма начала размахивать ножом, и  аж
подпрыгнула, услышав за спиной душераздирающий вопль Сэма.
   В комнате не было никакой Мэри Уорт, однако  Сэм  корчился  и  метался  с
криками по кровати, на груди, на бедрах вспыхивали алые полосы,  кровь  била
фонтанами или лилась ручьями в зависимости от того, куда попадал нож;  кровь
уже залила простыни, упавший на пол журнал, подушки, спинку кровати,  ночной
столик, индийский ковер, постеленный на деревянном полу.
   Не слышно было ни малейшего звука, кроме душераздирающих воплей  Сэма,  и
это, может  быть,  было  самым  страшным.  В  зеркале  Мэри  Уорт  смеялась,
вскрикивала, но Шелли ничего не слышала. Ее голос, если таковой у  нее  был,
остался там, за стеклом  зеркала,  слышимый  только  в  том  мире;  действия
проявлялись в реальной спальне, а тело и голос - нет.
   Как сюда попала Мэри Уорт? Никто не произносил ее имени.
   Тут  был  какой-то  провал.  Шелли  могла  согласиться   с   возможностью
материализации злых духов, но ни за  что  бы  не  поверила,  что  Мэри  Уорт
способна появиться сама по себе, не будучи вызванной. Так не бывает, так  не
должно быть, и если та история,  которую  ей  поведали,  и  является  частью
детской игры, во всех легендах должно быть зерно истины.
   Сэм перестал кричать. Он умер, но Мэри Уорт  продолжала  полосовать  его,
безжизненное тело дергалось на постели от силы ее ножевых ударов.
   Шелли тоже не кричала.  Она  не  ударилась  в  панику,  не  перепугалась,
вероятно, она находилась в шоке, поэтому убийство Сэма не казалось ей  таким
кошмаром и ужасом, как должно было быть. На самом  деле  она  ощущала  некую
отстраненность; сцена, развернувшаяся рядом с ней, в ее спальне, казалась ей
примерно такой же плоской, не имеющей к ней отношения, как события на экране
телевизора,  неким  абстрактным  отражением  в  зеркале,  если  не  считать,
конечно, пугающего образа Мэри Уорт.
   Мэри Уорт.
   Даже это чудище теперь казалось не  таким  страшным,  как  раньше.  Шелли
стала уже привыкать к этой карге, и уже мелькнула мысль, не вызвала  ли  она
сама эту старуху, не пожелала ли подсознательно ее появления для  исполнения
того, что она совершила.
   Нет.
   Они с Сэмом охладели друг к другу. Может, она даже  больше  и  не  любила
его. Но никогда в самых невероятных фантазиях не могла пожелать ему  смерти.
Это все - Мэри Уорт, не она.
   Но обвинят в этом ее.
   Эта мысль поразила ее как молния. Она еще раз бросила взгляд на  постель,
увидела окровавленное тело мужа, широко вспоротую грудную  клетку,  так  что
среди клочков кожи и мышц виднелись какие-то внутренние органы...
   И снова посмотрела в зеркало.
   В зеркале Мэри Уорт стояла на  своем  прежнем  месте,  с  другой  стороны
туалетного столика, и смотрела на нее.
   Смотрела и улыбалась.

ЧАСТЬ 1

СНАРУЖИ

Глава 1

ДЭНИЭЛ

   - Просыпайся!
   Дэниэл услышал голос жены, почувствовал на плече ее ласковую руку, но  он
уже давно отвык так рано  вставать,  и  тело  сопротивлялось.  Он  застонал,
перевернулся на другой бок и поглубже зарылся в одеяло.
   - У тебя же в десять собеседование. - Под внешне  благодушной  интонацией
он уловил вполне конкретный подтекст, в результате  чего  глубоко  вздохнул,
отбросил одеяло и спустил ноги с кровати.
   Марго уже была одета для работы.
   - Извини, - проговорила она, стоя рядом с кроватью, -  но  я  уезжаю,  по
дороге заброшу Тони и хочу удостовериться, что ты уже встал. Иначе ничего не
получится.
   - Уже встаю. - В подтверждение он поднялся и потянулся поцеловать ее,  но
она сморщила носик и отпрянула.
   - Не приставай.
   - Это любовь.
   - Рассказывай! - Она легко чмокнула его в щеку. - Позвони мне  на  работу
после собеседования. Я буду волноваться.
   - Я бы и сам мог отвезти Тони, - заметил он, подбирая с пола штаны.
   - Тебе не по пути. А кроме того, у меня больше времени. -  Она  двинулась
прочь из спальни. - Я тебе всерьез насчет приставаний. Ничто не способствует
потере работы больше, чем дурные манеры и дурное дыхание.
   Он вышел за ней в гостиную. Тони уже ждал у дверей с  рюкзачком  в  руке.
Все шторы были раздвинуты; на улице человек пять одинаково одетых подростков
стояли, облокотившись на низкий кирпичный заборчик,  отгораживающий  зеленую
часть их двора от тротуара. Один из них, бритый  наголо,  докурил  сигарету,
затушил окурок о забор и щелчком отправил его к ним во двор.
   Марго, видимо, заметила выражение лица Дэниэла, потому что свела брови  и
подняла указательный палец.
   - Не связывайся с этими мальчишками. Нам здесь жить, а Тони ходить в  эту
школу. Что-нибудь сделаешь, а они на нем отыграются.
   Тони ничего не сказал, но умоляющие глаза сына яснее слов  говорили,  что
он на сто процентов согласен с матерью.
   - Ладно, - кивнул Дэниэл.
   Он посмотрел, как они вышли во двор, помахал им вслед, захлопнул и  запер
дверь и только после этого направился в ванную принимать душ.
   Сильный напор горячей воды приятно массировал вялое со сна  тело.  Ванную
заволокли клубы пара; он  позволил  себе  постоять  под  душем  дольше,  чем
необходимо, наслаждаясь ощущением тепла и комфорта.
   Уже больше года прошло с тех пор, как он попал под  сокращение  штатов  и
был вынужден покинуть свое последнее место работы в "Томсон Индастриз". Хотя
в вечерних теленовостях регулярно сообщалось о росте основных  экономических
показателей и постоянном подъеме котировок  на  фондовых  рынках,  для  себя
лично он не видел никаких перспектив в поисках работы ни в ближайшем,  ни  в
отдаленном будущем. За последние тринадцать месяцев он побывал во всех  бюро
по трудоустройству Филадельфии и  пригородов  -  с  одинаковым  результатом.
Рынок был перенасыщен такими же, как он, безработными сотрудниками  среднего
звена, претендующими на одни и те же позиции.
   Не раз он подумывал о том, чтобы куда-нибудь уехать, но  Марго  пока  еще
работала, пока еще регулярно получала зарплату, а  главное  -  этот  дом,  в
котором они жили и который был их единственным реальным имуществом.  Он  был
их якорем, приобретенным, оплаченным и доставшимся им целиком и полностью от
ее родителей. Даже если Пенсильвания и не являлась его любимым штатом, то  в
самом крайнем случае, когда хуже уже  будет  некуда,  когда  Марго  потеряет
работу, им нечем будет платить за телефон, газ и электричество, у них всегда
останется возможность постелить в гостиной спальные мешки, сбиться в кучку и
жевать крекеры, наворованные из вазочек на стойках ресторанных баров.
   Он улыбнулся, удивленный неожиданным ходом мыслей, и  выключил  душ.  Как
постоянно твердила Марго, нельзя быть таким мелодраматичным.
   Впрочем, он всегда был мелодраматичен.
   Это поддерживало интерес к жизни.
   Дэниэл вытерся, побрился, почистил зубы, причесался, оделся. В костюме он
выглядел  консервативно,  презентабельно,  респектабельно.  Он   подошел   к
зеркалу, подтянул галстук, порепетировал улыбку. На сегодняшний день  он  не
возлагал каких-то особых надежд. Тот факт, что с ним захотели  побеседовать,
вместо того чтобы сразу  дать  от  ворот  поворот,  был,  конечно,  неплохим
признаком, но в поисках работы он прошел уже десятки подобных собеседований,
и все они пока заканчивались безрезультатно.
   Впрочем, его вообще уже давно не приглашали ни на какие собеседования,  и
нынешнее, как минимум, можно рассматривать как  тренировку  для  поддержания
формы.
   Он приехал в деловую часть Филадельфии и зарулил на подземную стоянку под
"Бронсон  Билдинг".  За  это  пришлось  выложить  пять  баксов.   Фирма   по
производству программных продуктов "Каттинг Эйдж" занимала три верхних этажа
здания. Поднимаясь на лифте, он успел мазнуть гигиенической помадой по вдруг
пересохшим губам. Металлические двери раздвинулись.
   Его немедленно проводили в кабинет для работы  с  посетителями.  Молодая,
преуспевающего вида женщина, явно не  более  года  как  окончившая  колледж,
представилась  директором  по  работе  с  персоналом.  Она  пригласила   его
устраиваться в мягком, широком кресле напротив ее рабочего стола, после чего
они около получаса очень мило побеседовали. Да, это было  собеседование,  но
по форме более напоминающее непринужденный разговор, и Дэниэл поймал себя на
том, что ему нравится такой свободный, неформальный  подход.  Собственно,  о
работе они практически не говорили; женщина  в  основном  интересовалась  им
самим, его жизнью, его интересами, но он прекрасно понимал,  что  она  таким
образом формирует для себя представление о  его  личности,  и  был  доволен,
когда наконец это закончилось.
   - Думаю, вы нам подходите, - сказала она, вставая из-за стола.  -  У  вас
есть индивидуальная мотивация, самостоятельность  мышления,  убеждена  -  вы
способны на многое. Теперь я хочу представить вас през