лся с пути
по дороге к рубке, если зазвонит сигнал тревоги?
   - Мне кажется, я слышала какое-то движение, - прошептала она.
   - Сейчас некогда осторожничать. Оставайтесь в коридоре, - пробормотал
я. - Все будет, как надо, - я ободряюще пожал ее руки, снимая их со сво-
ей шеи и горько размышляя о том, что Тальботу "везет", как всегда. Затем
прошел вверх по коридору, открыл дверь и вошел в радиорубку.
   Какое-то мгновение я стоял в дверях,  мигая от яркого света, но мигая
не слишком быстро,  чтобы успеть разглядеть того,  кто был в радиорубке.
Крупный дородный парень, сидящий у радиостола, повернулся на вращающемся
стульчике,  как только открылась дверь. Даже если я не увидел бы его, то
через какую-то долю секунды услышал бы,  как он вскочил,  оттолкнув свой
вращающийся стул,  и тот с громким стуком упал на пол. С быстротой, уди-
вительной  для такого крупного мужчины,  парень повернулся ко мне лицом.
Он был выше меня, гораздо шире в плечах и более тяжелого веса. И гораздо
моложе. У него были до синевы выбритые скулы, черные глаза, черные воло-
сы и лицо бандита. Такие лица можно иногда встретить в первом или втором
поколении итало-американцев.  Если он был радистом, то я - королевой Ше-
бой.
   - К чему вся эта паника?  - быстро спросил я. Это был мой лучший аме-
риканский акцент, и он был ужасен. - Босс просил передать вам сообщение.
   - Какой босс?  - тихо спросил он.  У него была мускулатура чемпиона в
тяжелом весе и соответствующее лицо. Такие данные не всегда свидетельст-
вуют о том,  что перед вами идиот, и этот парень не был идиотом. - Пока-
жите мне ваше лицо. Мак.
   - Какая муха вас укусила? - я опустил воротник пальто. - Вы этого хо-
тите?
   - А теперь шляпу,  - спокойно сказал он.  Я снял шляпу,  бросил ему в
лицо и одновременно услышал,  как из его губ вырвалось одно-единственное
слово:
   - Тальбот!
   Я нырнул вниз одновременно с тем,  как бросил в него шляпу,  и ударил
его поддых левым плечом, вложив в этот удар всю свою силу. Я словно вре-
зался в ствол дерева,  но он оказался не таким устойчивым, как дерево, и
отлетел в сторону.
   Его голова и плечи врезались в дальнюю стенку. Удар был такой, что от
него задрожала не только радиорубка, но и ее металлический фундамент. Он
должен был рухнуть на пол,  но этого не произошло.  Более того, я мог бы
поклясться,  что  он  и  глазом не моргнул.  Парень поднял одно колено в
яростном пинке,  который мог бы оказаться для меня  последним  печальным
прощанием,  если бы его нога угодила в то место, куда он намеревался по-
пасть.  К счастью, этого не произошло, она угодила мне в грудь и в плечо
с вполне достаточной силой,  чтобы опрокинуть меня на бок. А в следующий
момент мы,  сцепившись, покатились по полу, пиная друг друга ногами, мо-
лотя кулаками, размахивая в воздухе всеми своими конечностями.
   Два серьезных обстоятельства были не в мою пользу:  тяжелый плащ ско-
вывал мои движения, и хотя он смягчал удары, которые наносил мой против-
ник,  все-таки лишал мои собственные удары присущей им силы. Второе обс-
тоятельство не в мою пользу было еще важнее:  он был молод.  Кроме того,
было  еще одно соображение,  которое я должен был учитывать.  Совершенно
очевидно,  что он жаждал превратить всю радиорубку в свалку,  заваленную
разбитой мебелью и радиодеталями, что меня абсолютно не устраивало. Все,
буквально все зависело от того, удастся ли мне сохранить радио в целости
и сохранности. Теперь мы оба катались по столу, на котором стояло радио,
и я находился внизу.  Из этого положения я хорошо видел, что одна из но-
жек  стола  начала оседать и расщепляться под двойным весом наших катаю-
щихся по столу тел.
   К этому времени я уже порядком выдохся и чувствовал себя  неважно.  Я
видел,  что у этого парня сильные руки,  а не пара гнущихся оглоблей,  и
тяжелые, как гири, кулаки. Кроме того, меня приводил в отчаяние один вид
шаткого радиостола. Особенно яростный удар, словно мне врезали по ребрам
тяжелой дубинкой,  привел к тому, что я, болезненно глотнув воздух, без-
жизненным мешком свалился на пол.  Пользуясь моей беспомощностью, он тут
же поднял свой правый молот, чтобы вбить меня в пол. Я поднял правое ко-
лено  и одновременно изо всех сил ударил его ребром правой ладони по вы-
тянутой шее.  Ударил настолько сильно,  насколько  позволил  связывающий
движения моих рук плащ.
   Согласно всем правилам,  парень должен был рухнуть, как легковес, но,
видимо,  он никогда не читал этих правил. И все же я доконал противника:
его  мучительный  стон  был  таким же неподдельным,  как мой собственный
фальшивым. На какое-то мгновение он ослеп, но за это мгновение я, словно
червяк, успел отползти в сторону и начал перекатываться до тех пор, пока
не докатился до полуоткрытой двери,  через которую я так недавно вошел в
радиорубку. Я мог бы тогда добить его, но не воспользовался этим шансом,
не схватил сломанную ножку стола,  который каким-то  чудом  не  упал  на
стальной пол радиорубки.
   Он действительно оказался на редкость выносливым парнем.  К тому вре-
мени, как я встал на ноги, он тоже поднялся. Он качался, но все же стоял
на ногах.  Какоето время мне казалось, что парень потерял всякий интерес
к рукопашной. Но он поднял тяжелый деревянный стул, который со свистящим
звуком перелетел через его плечо. Я едва успел отскочить в сторону и ус-
лышал,  как стул ударился в дверь за моей спиной и развалился на  куски.
Мне повезло.  Оказалось, что этот стул был его единственной дальнобойной
артиллерией.  Бомбардировка прекратилась,  но  атакующие  войска  быстро
продвигались вперед. Он снова бросился на меня, но мне удалось уклонить-
ся от этого наскока разъяренного быка и, перевернувшись на 180 градусов,
я приготовился встретить его новую атаку.
   Но атаки не последовало.  Стоя на коленях,  он оскалил зубы и смотрел
на меня глазами, превратившимися в пару злобных щелочек на смуглом лице,
руки  его упирались в стену позади,  чтобы легче было встать на ноги.  И
тут я увидел узкое запястье руки в белой перчатке в дверном проходе сза-
ди него. В руке была зажата сломанная ножка стула. Это была Мэри Рутвен!
Я готов был поклясться, что эта девушка поступит именно так. Удар по го-
лове был неуверенным, как бы пробным. Такой удар не убил бы даже тарака-
на,  и тем не менее он принес совершенно неестественный  эффект.  Эффект
электрошока. Парень повернул голову, чтобы установить источник новой уг-
розы,  и когда он отвернулся,  я сделал два больших шага и сильно ударил
его по шее, как раз под ухом. Костяшки моих пальцев врезались в ямку его
левой челюсти.
   Это один из самых нокаутирующих ударов в боксе.  Такой удар мог  зап-
росто  свернуть челюсть или сломать шею любому нормальному человеку,  но
он был на удивление крепким парнем.  Он качнулся назад,  уперся спиной в
стальную  переборку  и начал,  медленно скользя по ней,  оседать на пол.
Глаза бессмысленно блуждали вокруг, но даже сползая, он сделал последнюю
отчаянную попытку броситься на меня и,  обхватив руками мои ноги,  пова-
лить меня на пол. Но координация и синхронность движений изменили ему. У
меня было достаточно времени,  чтобы отступить назад,  и его лицо оказа-
лось как раз под моей правой ногой.  Причины,  которая помешала  бы  мне
осуществить контакт моей ноги с его головой, не существовало, но сущест-
вовало множество причин,  которые убеждали меня поступить  так,  поэтому
именно так я и поступил.
   Он лежал на полу,  распластавшись в неловкой позе, прижавшись лицом к
холодной стали пола,  молчаливый и неподвижный. Зато меня никоим образом
нельзя было назвать молчаливым: мое дыхание вырывалось неровными толчка-
ми,  словно пришлось пробежать целый километр,  в то время как в течение
многих лет я не пробежал и стометровки.  Руки, плечи и лицо были мокрыми
от пота. Я вытащил носовой платок и стер пот с лица. Крови не было, да я
и не чувствовал,  что у меня поцарапано лицо. Иначе при встрече с Вилэн-
дом мне было бы очень трудно объяснить,  откуда появился синяк, царапина
или  разбитый нос,  из которого капает кровь.  Я сунул платок в карман и
посмотрел на стоящую в дверях девушку.  Ее рука,  все еще сжимающая сло-
манную ножку стула, слегка дрожала, глаза были широко раскрыты, губы по-
белели,  но на побледневшем лице впервые появились признаки такого выра-
жения, которое можно было легко распознать как начальную стадию благого-
вейного восхищения.
   - Неужели вам и вправду...  Вам и вправду было необходимо  пускать  в
ход ногу? - дрожащим голосом спросила она.
   - А вы ожидали,  что я пущу в ход что-то другое? - грубо спросил я. -
Например,  ладонь,  чтобы погладить его горячий лоб? Не будьте ребенком,
леди.  Поверьте мне, этот парень никогда не слышал о маленьком лорде Фа-
унтлерое. Он, если бы смог, сделал бы из меня отбивную котлету и, бросив
ее  в море,  скормил бы акулам.  Да и вы стоите здесь со своей дубинкой,
чтобы пустить ее в ход,  если только он моргнет глазом,  и я уверен, что
на этот раз вы ударите его посильнее, чем несколько минут назад. Правда,
- поспешно добавил я,  чтобы она не сочла меня неблагодарным, - я весьма
признателен за то, что вы для меня сделали.
   Я повернулся и посмотрел на радио. С тех пор, как я вошел в радиоруб-
ку,  одна драгоценная минута была уже потеряна.  Я осмотрелся и  тут  же
отыскал то,  что было нужно.  На стене было несколько крючков, и на них,
как гирлянды, висели катушки с намотанной проволокой и гибким шнуром для
проводки антенны, запасными деталями для ремонта радио. Я взял рулон от-
личного гибкого шнура, и через минуту оператор стал похож на цыпленка со
связанными крылышками и ножками, подготовленного для жаренья. Вокруг его
шеи я пропустил скользящий узел,  а конец шнура привязал к ручке буфета:
в  радиорубке могла быть звуковая сигнализация,  кнопки или телефон,  до
которых он мог бы дотянуться,  но теперь он не станет делать таких попы-
ток. Если начнет двигаться, то петля вопьется в его шею и начнет душить.
Я подумал,  не засунуть ли ему в рот кляп,  но тут же отказался от  этой
мысли. Есть люди, которые, засовывая в рот кляп, умеют найти золотую се-
редину, чтобы человек не задохнулся и получал достаточно воздуха для ды-
хания  и чтобы этот кляп был засунут достаточно надежно,  чтобы голос не
был бы слышен на расстоянии более ста метров. Я, к сожалению, в этом де-
ле новичок и не смогу уловить золотой середины, к тому же ураган ревет и
воет с такой силой, что парень может вопить сколько душе угодно, пока не
заработает ларингит.  Никто из находящихся под палубой не услышит его. Я
взял единственный оставшийся в радиорубке стул и сел перед радиоприемни-
ком.  Это  был  стационарный авиационный радиопередатчик.  Я хорошо знал
устройства такого типа и умел работать на них. Включил, настроил на дли-
ну волны,  которую передал мне шериф через Кеннеди,  и надел наушники. Я
знал,  что мне не придется долго ждать связи: полиция в течение двадцати
четырех  часов была на связи и не выключала своих коротковолновых прием-
ников. Через три секунды в наушниках послышался треск.
   - Полицейский участок.  У телефона  шериф  Прендергаст.  Говорите.  Я
включил микрофон.
   - Полицейская  машина  номер девятнадцать докладывает,  - паролей для
идентификации не требовалось. Каждую полицейскую машину в стране предуп-
редили,  чтобы она не выходила на связь,  и шериф знал, что это мог быть
только я. Правда, это было время страстных поклонников радио, и любители
прослушивали эфир. К тому же я допускал такую мысль, что люди из окруже-
ния Вилэнда могут поймать волну,  на которую настроена полиция,  и время
от  времени прослушивать разговоры.  Я продолжал:  - Подозреваемый соот-
ветствует описанию человека,  задержанного вблизи пересечения  дорог  на
Вентуру. Надо ли нам задержать его?
   - Ответ уже получен. Отрицательный, - я слышал голос и потрескивание.
Пауза.  Потом шериф продолжил:  - Мы нашли нашего человека.  Пожалуйста,
освободите подозреваемого.
   Я почувствовал себя так,  как почувствовал бы себя человек,  которому
только что дали миллион долларов на мелкие расходы.
   Почти не сознавая этого,  я с облегчением откинулся на спинку  стула.
Напряжение последних сорока восьми часов было гораздо сильнее, чем я ду-
мал. Полнейшее умственное облегчение и глубочайшее удовлетворение, кото-
рые я испытывал в эту минуту, превышали все, что мне когда-либо довелось
чувствовать.
   - Машина номер девятнадцать,  - повторил я, и мой голос показался мне
каким-то неуверенным и чужим. - Повторите, пожалуйста, что вы сказали.
   - Освободите  вашего подозреваемого,  - медленно и отчетливо повторил
Прендергаст.  - Мы нашли человека,  которого искали. Повторяю... Мы наш-
ли...
   Внезапно радиоприемник отлетел назад на несколько сантиметров,  и как
раз посередине шкалы настройки у него образовалась большая дыра.  Радио-
рубку,  казалось, потряс взрыв - таким оглушительным для моих барабанных
перепонок, таким сокрушительным был эффект выстрела из тяжелого пистоле-
та в этом ограниченном пространстве.
   Отскочив не более чем на полметра, я упал и затем медленно и осторож-
но поднялся на ноги.  Я не хотел, чтобы напавший слишком нервничал. Тот,
кто выкинул эту глупую шутку, выстрелив без всякой на то необходимости в
радиоприемник,  теперь всполошил полицейских и дал им  знать:  произошло
что-то экстраординарное. Теперь у того, кто стрелял, нервы, должно быть,
на пределе.  Я тоже нервничал.  Медленно повернувшись лицом к  двери,  я
увидел незваного гостя.  Это был Лэрри, и дымящийся кольт был поднят так
высоко, как позволяла его дрожащая рука. Кольт был нацелен мне в перено-
сицу. Он казался огромным, как гаубица. Гладкие черные волосы Лэрри были
мокрыми от пота и прилипли ко лбу,  горящие, как угли, глаза блуждали из
стороны  в  сторону  из-под  дрожащего дула пистолета,  горя сумасшедшим
блеском. Вернее, один глаз. Я не видел второго глаза Лэрри и его самого.
Я видел только половину его лица,  правую руку, в которой он держал свою
пушку,  и левую руку, словно крюком обхватившую шею Мэри Рутвен. Все ос-
тальные части его тела были полностью перекрыты телом Мэри.  Я с упреком
посмотрел на нее.
   - Вы и вправду прекрасная сторожевая собака, - мягко сказал я.
   - Заткнитесь!  - прорычал Лэрри.  - Значит, вы коп, да? Вы фараон. Вы
грязный  подслушивающий  и подсматривающий шпион,  - он добавил еще нес-
колько нецензурных ругательств.  Голос его,  похожий на шипение ядовитой
змеи, дрожал от ненависти.
   - Нельзя  ли повежливее,  - прервал его я.  - Ведь здесь присутствует
молодая леди, приятель...
   - Леди?  Проститутка! - он еще крепче вцепился в ее шею, словно полу-
чая от этого удовольствие. Мне пришло в голову, что когда-то он совершил
досадную ошибку и приударил за ней,  а она отреагировала таким  образом,
что он решил, будто на его голову свалилась крыша.
   - Ты считаешь себя очень умным,  Тальбот,  не так ли?  Ты думал,  что
знаешь ответы на все вопросы,  не так ли?  Ты думал,  что  одурачил  нас
всех, не так ли? Но меня тебе не удалось одурачить, Тальбот. Я следил за
тобой.  Я ходил за тобой каждую секунду с тех самых пор, как ты появился
на  буровой  вышке,  - он напичкал себя наркотиками до самых бровей,  он
дрожал и подпрыгивал,  словно у него была болезнь Святого Вита. В голосе
звучало злорадство и мстительный триумф ничтожества, которым все пренеб-
регали и над которым все издевались.  А в конце концов он оказался прав,
в то время как те, которые презирали его, ошибались. Это была ночь, ког-
да Лэрри мог заливаться соловьем, и он не намерен был пропустить ни еди-
ной ноты. Но мне доводилось слышать и более приятные голоса.
   - А тебе и в голову не приходило, что я знал о твоем сговоре с Кенне-
ди, признайся, что ты не знал этого, коп, - продолжал хвастаться он, - и
с этой проституткой ты тоже был в сговоре. Я следил за тобой с той самой
минуты,  когда ты вылез из батискафа десять минут тому назад,  я  видел,
как этот подхалим-шофер дал по башке Ройялу...
   - Откуда тебе известно,  что это Кеннеди,  - перебил я.  - Он был так
одет...
   - Я подслушивал под дверью,  подонок.  Я уже тогда мог бы  прикончить
тебя,  но хотел посмотреть,  что ты надумал и куда это ты так торопился.
Может быть,  ты думаешь,  меня беспокоит, что Ройял отдаст концы? - вне-
запно он замолчал и выругался.  Мэри,  потеряв сознание,  упала прямо на
него.  Он попытался удержать ее,  но так как героин не является  заменой
протеина  в том,  что касается крепости мускулов,  то даже ее легкий вес
оказался ему не под силу.  Он мог бы аккуратно положить ее на землю,  но
не сделал этого.  Внезапно он отступил назад,  и девушка тяжело упала на
пол.
   Я сделал полшага вперед и с такой силой сжал кулаки, что почувствовал
боль. Я готов был убить его. Лэрри обнажил зубы в волчьем оскале.
   - Пойди и подними ее,  коп. Иди же сюда и подними ее, - прошептал он.
Я смотрел то на него,  то на лежащую на полу Мэри, потом снова на него и
на нее, и руки мои медленно разжались.
   - Испугался, коп? Ты ведь даже пожелтел от страха, коп, да? Ты втрес-
кался в нее, коп, не так ли? Ты втрескался в нее точно так же, как в нее
втрескался  я и этот педераст Кеннеди,  - он засмеялся визгливым фальце-
том, в котором звучало безумие.
   - Мне кажется,  что с Кеннеди произойдет несчастный случай,  когда  я
вернусь на ту сторону. Ведь никто не обвинит меня в том, что я застрелил
Кеннеди, увидев, что он ударил Ройяла по башке?
   - Хорошо, я согласен. Согласен, что ты герой и великий детектив. Пой-
дем к Вилэнду и покончим с этим.
   - Да,  с этим давно пора покончить,  - кивнул он.  Внезапно голос его
стал очень спокойным.  Это мне совсем не понравилось.  - Но только ты не
увидишь Вилэнда, коп. Ты вообще больше никогда и никого не увидишь, коп.
Я убью тебя, Тальбот. Я прикончу тебя сейчас же.
   От волнения у меня пересох рот,  словно кто-то провел по небу  промо-
кашкой. Я слышал медленные, тяжелые удары своего сердца, мои ладони ста-
ли влажными от пота.  Он сделает,  что сказал.  Нажмет на курок тяжелого
кольта,  и даже если ему посчастливится дожить до ста лет, он уже не по-
лучит большего удовольствия в своей жизни. Это конец. Каким-то чудом мне
удалось говорить без дрожи в голосе.
   - Итак, ты намерен убить меня, - медленно сказал я. - Почему?
   - Потому что смертельно ненавижу тебя.  Тальбот,  - прошептал он, и в
этом шепоте слышался какой-то дребезжащий,  ужасный звук.  - Потому, что
ты довел меня.  Ты издевался надо мной с первой минуты,  как увидел,  ты
все время называл меня наркоманом, словно не было других слов, то и дело
интересовался,  наполнен ли мой шприц.  А еще потому, что ты неровно ды-
шишь к этой женщине,  потому, что если она не достанется мне, то не дос-
танется никому. А еще потому, что я ненавижу копов.
   Он ненавидел меня.  Я видел и понимал это.  Даже когда он молчал, рот
его извивался и дергался,  как у эпилептика. Он не сказал мне ничего но-
вого.  Но сказал то, что никогда не скажет никому другому. И я знаю, по-
чему он стал таким откровенным.  Мертвые молчат.  Пройдет несколько  се-
кунд,  и я стану мертвецом. Я умру. Умру, как Герман Яблонский, засыпан-
ный слоем земли толщиной в пятьдесят сантиметров.  А труп Тальбота будет
похоронен в воде на глубине более сорока метров. Но когда все будет кон-
чено,  не все ли равно, где тебе суждено спать вечным сном. Не облегчало
моих дум и то,  что мой конец наступит от руки дергающейся, набитой нар-
котиками массы, маскирующейся под человека.
   - Ты непременно хочешь,  чтобы я умер сейчас? - мои глаза, не отрыва-
ясь,  смотрели на дергающийся на курке палец. Я ни на секунду не оторвал
глаз от этого пальца.
   - Конечно,  - захихикал он.  - Я застрелю тебя в заливе, где не очень
глубоко,  чтобы увидеть, как ты плюхнешься в воду и будешь барахтаться в
ней и вопить, пока не охрипнешь. И никто не услышит твоих криков, коп, и
не придет тебе на помощь. Тебе нравится такая смерть,