коп?
   - Наркоман, - тихо проговорил я. Мне нечего было терять.
   - Что? - его лицо превратилось в маску неверия словам, которые он ус-
лышал. Он скорчился над своим пистолетом. В другое время его поза вызва-
ла бы у меня смех.  Даже,  пожалуй,  и сейчас я мог бы рассмеяться ему в
лицо. - Повтори, что ты сказал, коп!
   - Наркоман, - отчетливо сказал я. - Ты так накачался наркотиками, что
сам не знаешь,  что творишь.  Что ты сделаешь с моим трупом? - я впервые
подумал о себе как о трупе.  - Ты и оператор не сможете вдвоем  вытащить
меня  отсюда,  а если меня найдут застреленным в радиорубке,  станет из-
вестно,  что именно ты застрелил меня, и тогда тебе останется только од-
но:  побыстрее  смыться отсюда,  потому что они нуждаются в моих услугах
более чем когда бы то ни было.  Ты не станешь популярным, Лэрри, мальчик
мой.
   Он согласно кивнул, словно додумался до этой мысли сам.
   - Ты прав, коп, - пробормотал он, - здесь я не могу пристрелить тебя.
Мы должны выйти из радиорубки,  коп, не так ли? Я застрелю тебя у самого
борта, а потом столкну в море.
   - Вот это правильно,  - кивнул я.  Это было мрачное согласие на акку-
ратное устранение своего собственного трупа,  но я не сошел с ума  и  не
был таким безумным, как Лэрри. Я делал ставку на свою последнюю надежду,
хотя эту игру вполне можно было назвать безумной.
   - А потом они будут бегать кругом и искать тебя,  - задумчиво  сказал
Лэрри,  -  и я буду бегать вместе с ними,  и все время буду смеяться про
себя, думая о том, что твой труп уже, наверное, сожрала акула. Акула бу-
дет плавать среди морских водорослей,  а я буду знать, что я хитрее всех
твоих копов.
   - Прекрасно, - сказал я. - Оказывается, ты и вправду умный парень.
   - А разве нет?  - снова захихикал он отвратительным фальцетом.  Я по-
чувствовал,  что волосы на моей голове встают дыбом.  Он пырнул Мэри но-
гой,  но она не пошевелилась.  - Девушка полежит, пока я вернусь. Я ведь
задержусь ненадолго,  правда, коп? Вставай и выходи первым. И помни, что
у меня в руках фонарь и пистолет.
   - Буду помнить.
   Ни Мэри,  ни оператор не шевелились. Я был уверен, что пройдет доста-
точно времени, прежде чем оператор зашевелится. У меня до сих пор болели
кулак и нога.  Правда,  что касалось Мэри,  то тут я сомневался.  Не был
уверен в том, что она действительно потеряла сознание. Мне казалось, что
она просто притворяется:  уж слишком частым и неровным было  ее  дыхание
для человека, потерявшего сознание.
   - Иди же,  - нетерпеливо сказал Лэрри и больно пнул меня пистолетом в
бок. - Выходи отсюда.
   Я прошел дверь радиорубки, коридор и вышел через входную дверь на па-
лубу, где по-прежнему свирепствовали ветер и дождь. Входная дверь откры-
валась на защищенную от стихии сторону радиорубки, но не пройдет и мину-
ты,  как мы окажемся под бешеным напором ветра. Я знал: когда эта минута
настанет, тогда все и должно решиться. Тогда или никогда.
   Все произошло именно тогда.  Подталкиваемый  пистолетом,  уткнувшимся
мне в бок, я завернул за угол радиорубки, низко наклонился и, почувство-
вав первый резкий порыв ветра, рванулся ему навстречу. Лэрри растерялся.
Он  не  ожидал  ничего подобного.  Лэрри был слабосильным и к тому же он
стоял, выпрямившись во весь рост. Колеблющийся и раскачивающийся луч фо-
наря на палубе у моих ног яснее ясного говорил о том, что Лэрри нетвердо
стоит на ногах. Возможно даже, что напор ветра отбросил его назад. Я еще
больше  наклонил  голову  и  принял  такое положение,  которое принимает
спринтер,  когда он,  делая первые два шага стометровки, бросается навс-
тречу ветру.  И тут же понял, что неправильно рассчитал силу ветра: вор-
ваться в ураган было равносильно тому,  чтобы пробежать сквозь  огромную
бездонную бочку, наполненную патокой. К тому же я не учел, что встречный
ветер,  дующий со скоростью, близкой к ста десяти километрам в час, соз-
давая непреодолимые препятствия для человека, не может оказать заметного
воздействия на тяжелую пулю из кольта,  вылетающую с начальной скоростью
шестьсот метров в секунду. Удалось преодолеть не более семи метров, ког-
да бешено шарахающийся из стороны в сторону свет фонарика выхватил  меня
из  темноты  и  замер.  Отчаянным усилием удалось одолеть еще около двух
метров. Лэрри выстрелил.
   Гангстеры и бандиты - самые плохие стрелки в мире.  Обычно они приме-
няют  один  и тот же метод стрельбы:  прежде чем выстрелить,  подходят к
своей жертве на расстояние около двух метров и  обстреливают  ее  градом
пуль,  чтобы заставить работать на себя закон средних арифметических чи-
сел.  Я сотни раз слышал, что эти парни не могут даже с десяти шагов по-
пасть в дверь сарая. Но, видимо, Лэрри никогда не слышал об этом, а воз-
можно, это правило относилось только к дверям сараев.
   Если кого-то лягнет копытом мул,  то это ничто в сравнении с  оглуши-
тельным хлопком выстрела из пистолета 45-го калибра, когда пуля вылетает
из дула, как пробка из горлышка бутылки с шампанским. Пуля ударила в ле-
вое плечо,  крутанула меня волчком, опрокинула и отбросила в сторону. Но
именно это спасло мне жизнь.  Падая,  я почувствовал резкий рывок своего
брезентового плаща,  прошитого второй пулей.  Лэрри не давал предупреди-
тельных выстрелов. Он стрелял с намерением убить меня.
   И он,  конечно, убил бы, если бы я хоть пару секунд задержался на па-
лубе.  Я снова услышал приглушенный хлопок выстрела из кольта - на расс-
тоянии девяти метров.  Я едва слышал его сквозь завывание ветра, но уви-
дел, как от поверхности палубы отлетели искры и прошли в нескольких сан-
тиметрах от моего лица.  Потом услышал свист использованных гильз, отле-
тевших  от  чего-то  рикошетом в темноте ночи.  Искры вселяли в меня ка-
кую-то надежду,  так как это означало, что Лэрри пользуется пулями в ме-
таллической оболочке.  Точно такими же пулями пользуются полицейские для
стрельбы в кузова машин и запертые двери.  После стрельбы такими  пулями
остаются отверстия с совершенно ровными краями,  совсем непохожие на от-
верстия с рваными краями от грибообразных мягких пуль. Возможно, что пу-
ля, которой был ранен я, тоже прошла через плечо навылет.
   Я поднялся и побежал,  не видя,  куда бегу. Мне это было безразлично.
Значение имело только одно: не куда бежать, а от чего бежать. И надо бы-
ло убежать как можно дальше.  Ослепляющая канонада дождя свистела по па-
лубе,  заставляя одновременно плотно закрывать оба глаза. Меня это радо-
вало: если мои глаза закрыты, значит, глаза Лэрри тоже закрыты.
   Устремляясь вперед  с  закрытыми  глазами,  остановился только тогда,
когда налетел на металлическую лестницу.  Я ухватился за нее,  чтобы  не
упасть,  и, не сознавая, что делаю, успел подняться по лестнице метра на
три,  прежде чем понял,  что поднимаюсь.  Я  продолжал  неуклонно  лезть
вверх.  Возможно,  это был стародавний инстинкт человека: влезть повыше,
чтобы избавиться от опасности, заставившей меня искать спасения на высо-
те. Сознание, что лестница должна окончиться площадкой, на которой я мог
бы дать отпор Лэрри, заставляло меня подниматься все выше. Это был тяже-
лый и изнурительный подъем. Если бы не было этого бешеного ветра, подъем
не был бы для меня слишком тяжелым. Кроме того, я мог пользоваться толь-
ко одной рукой.  Левое плечо болело не очень сильно, потому что онемело.
Боль придет позже.  Теперь же у меня было такое ощущение,  что вся левая
рука  парализована,  и  каждый раз,  как правая рука отпускала очередную
ступеньку, чтобы схватиться за следующую, расположенную выше, ветер сду-
вал меня с лестницы, и мои пальцы хватались за следующее кольцо при пол-
ностью вытянутой руке. Затем я должен был, вплотную прижавшись к лестни-
це,  подтянуться здоровой рукой вверх,  и утомительный процесс начинался
снова. После того, как одолел ступенек сорок, моя здоровая правая рука и
плечо горели, как в огне.
   Я набрал в легкие воздуха, закинул руку на следующую ступеньку и пос-
мотрел вниз.  Этого мимолетного взгляда было достаточно,  чтобы  начисто
забыть о боли, усталости и, сгорбившись, как гигантский сумчатый медведь
- коала,  подниматься еще быстрее. У подножия лестницы, размахивая фона-
риком  во  всех направлениях,  стоял Лэрри.  Несмотря на то,  что у него
птичьи мозги,  он все же догадается посветить наверх. Только вопрос вре-
мени, когда он осветит меня.
   Это была  самая длинная лестница,  на которую я когда-либо взбирался.
Она казалась бесконечной.  Теперь я понял, что лестница - какая-то часть
буровой  вышки.  Более того,  я понял,  что эта лестница приведет меня к
"обезьяньей доске" - узенькой доске, стоя на которой, кто-то из работаю-
щих  на вышке направлял полутонные секции бура,  поднимающегося из земли
на находящиеся сзади стеллажи.  Я мог вспомнить об этой "обезьяньей дос-
ке" только то,  что на ней не было оградительных канатов или перил,  так
как они только помешали бы направлять тяжелые секции бура в нужном  нап-
равлении.
   Резкая дребезжащая вибрация сопровождалась каким-то лязгающим звуком.
Было такое впечатление, что по железной лестнице бьют кувалдой. Так Лэр-
ри объявил,  что обнаружил меня.  Пуля ударилась о ступеньку, на которой
стояла моя нога.  Какое-то кошмарное мгновение!  Мне казалось,  что  она
пробила мне ногу. Потом я понял, что с ногой все в порядке, и снова пос-
мотрел вниз.
   Лэрри лез вслед за мной.  Я не видел его,  но видел кольт, которым он
размахивал, поднимаясь по лестнице в три раза быстрее меня. Лэрри не от-
личался особой храбростью,  но то ли подбодрил себя наркотиками,  то  ли
его гнал вверх страх,  что мне удастся уйти от него и Вилэнду станет из-
вестно,  что он пытался убить меня.  А возможно то,  что в его пистолете
осталась  всего одна,  максимум две пули.  Он наверняка считал,  сколько
сделал выстрелов и сколько пуль осталось.
   И тут я почувствовал,  что над моей головой и вокруг как-то посветле-
ло. Вначале решил, что свет идет от сигнальных огней, горящих на буровой
вышке, но как только мне в голову пришла эта мысль, понял, что ошибаюсь.
Крыша  буровой вышки была все еще более чем в тридцати метрах у меня над
головой. Я снова набрал воздух в легкие, прищурил глаза так, что ресницы
почти  сомкнулись,  чтобы предохранить глаза от дождя,  и сквозь ресницы
посмотрел вверх в сумрачную мглу.
   Метрах в трех от моей головы была площадка,  освещенная справа слабым
светом. Но этого слабого света было достаточно, чтобы в лабиринте балок,
из которых состояла буровая вышка,  я увидел справа  что-то  похожее  на
будку. Фонарь Лэрри на мгновение замер, а потом стал светить вертикально
вверх,  и я увидел то, от чего мне стало, мягко говоря, не по себе: пло-
щадка у меня над головой была не из цельного листового металла, а предс-
тавляла собой решетку,  через которую можно было увидеть каждое движение
человека,  если  он  стоял на ней.  Моей надежде дождаться того момента,
когда голова Лэрри появится на уровне площадки,  и ударить его ногой  по
плечам не суждено было осуществиться.
   Я посмотрел вниз. Лэрри был метрах в трех от меня. Дуло его пистолета
и свет фонарика были направлены на меня. Я видел слабый отблеск света на
дуле его пистолета и темную дырку в середине, где пряталась смерть. Лег-
кий нажим на курок, и из этой темной дырки покажется яркий язычок пламе-
ни,  который на мгновение озарит мрак ночи. И занавес для Тальбота опус-
тится. Интересно, отвлеченно и отупело думал я, успеют ли мои глаза уви-
деть эту яркую вспышку,  прежде чем пуля и забвение, которое она несет с
собой, навсегда закроют мои глаза. И тут я медленно осознал, что
   Лэрри не выстрелит. Не выстрелит даже если сошел с ума настолько, что
готов выстрелить,  потому что всей душой ненавидит меня. И все же сейчас
он не выстрелит. Мертвый груз моего тела, весящий восемьдесят три килог-
рамма,  падая,  сбросит его с лестницы, как муху. Падение с этой высоты,
равной высоте десятиэтажного дома,  грозит тем, что мы ударимся о сталь-
ную платформу, отскочим от нее и упадем в море с такой быстротой, что ни
одна живая душа не увидит нас.
   Я продолжал лезть вверх и добрался до решетки. Если бы это была цель-
ная площадка, думаю, что я не смог бы влезть на нее при таком ветре: моя
единственная здоровая рука царапала бы гладкую металлическую поверхность
до изнеможения, а потом я свалился бы с лестницы. Теперь я просунул руку
через решетку, и мне удалось вцепиться в металл, подтянуться и влезть на
решетку.
   Лэрри был совсем рядом.  Он жестикулировал своим фонарем,  и я понял,
что он хочет этим сказать.  Я передвинулся на одну  сторону  площадки  и
прошел мимо будки. В углу ниши на полке была лампа, отбрасывающая слабый
свет.  Я стал ждать. Лампа освещала только верхнюю половину тела. Дальше
свет не достигал.
   Медленно, осторожно,  не отрывая от меня глаз, Лэрри вылез на решетку
и встал на ноги.  Я продолжал продвигаться вперед по "обезьяньей доске",
медленно пятясь задом и повернувшись лицом к Лэрри.  Справа я смутно ви-
дел длинные стеллажи,  на которых хранились трубы для бурения. Слева был
край "обезьяньей доски".  Никакого ограждения не было.  Впереди отвесная
пропасть глубиной более тридцати метров.  Я остановился. "Обезьянья дос-
ка"  проходила снаружи буровой вышки по всему ее периметру,  и Лэрри пы-
тался вынудить меня перейти на северный край доски:  там  независимо  от
того,  есть  ветер  или нет,  достаточно одного сильного удара прикладом
пистолета 45-го калибра,  чтобы я,  кувыркаясь в воздухе,  упал в море с
высоты пятидесяти метров. Лэрри подобрался совсем близко ко мне. Фонарик
свой он выключил.  Свет,  падающий из ниши, освещал только верхнюю часть
будки,  оставляя  в тени только около метра снизу.  Но этого света Лэрри
было достаточно.  Он не хотел пользоваться фонариком еще и  потому,  что
его колеблющийся свет могут заметить с палубы и заинтересоваться,  какой
сумасшедший полез на "обезьянью доску" при таком ураганном ветре,  когда
все работы отменены.
   Лэрри остановился в метре от меня. Он тяжело дышал и по-волчьи скалил
зубы.
   - Иди, иди, Тальбот! - крикнул он.
   Я покачал головой:
   - Дальше не пойду.  - Вообще-то,  я не слышал этих его слов и ответил
автоматически.  Сейчас я увидел то,  от чего в моих жилах застыла кровь,
то,  что было несравненно холоднее хлестких ударов дождя.  В  радиорубке
мне показалось,  что Мэри Рутвен только притворилась,  потеряв сознание.
Теперь я знал,  что был прав.  Она не теряла сознания,  и как только  мы
вышли из радиорубки,  встала на ноги. Невозможно было не узнать эту поб-
лескивающую в темноте золотую головку,  эти тяжелые косы, которые появи-
лись над верхней ступенькой лестницы на фоне окружающей ее ночи.
   "Милая глупышка,  - подумал я,  - сумасшедшая, маленькая глупышка". Я
не думал о том,  какая была нужна отчаянная храбрость,  чтобы влезть  на
эту лестницу,  чтобы совершить этот изнурительный подъем,  который может
только присниться в кошмарном сне.  Я даже не подумал о том, что отчаян-
ная  храбрость  этой девушки вселила в меня надежду.  Я испытывал только
горечь,  возмущение и отчаяние,  но самым сильным было ощущение, что мир
навсегда потерян для Мэри Рутвен.
   - Иди, иди, - снова крикнул Лэрри.
   - Идти, чтобы ты сбросил меня в море? Нет.
   - Повернись.
   - Чтобы ты ударил меня пистолетом и меня нашли на палубе внизу, и при
этом никто бы не догадался,  что это твоих рук дело?  - Мэри была уже на
полпути ко мне.  - Нет,  я не повернусь, Лэрри. Освети фонарем мое левое
плечо.
   Вспыхнул свет фонарика, и я снова услышал его безумное хихиканье.
   - Значит, я все же попал в тебя, Тальбот?
   - Да.  Ты попал в меня.  - Теперь Мэри оказалась сзади него, но ветер
был  настолько сильным,  что заглушил бы ее любое неосторожное движение.
Уголком глаза я следил за ней и теперь через плечо  Лэрри  посмотрел  на
нее в упор. Глаза мои широко раскрылись, и в них вспыхнула надежда.
   - Попробуй схватить меня,  коп,  - хихикал Лэрри. - Вторично тебе уже
не удастся схватить меня.
   Вцепись руками в его шею или ноги,  молился я. Или набрось ему на го-
лову пальто. Но только не приближайся к его руке, в которой зажат писто-
лет.
   Она решила вырвать у него пистолет.  Она обошла его справа,  и я ясно
услышал  шлепок,  когда ее рука схватила его за запястье правой руки.  В
течение какой-то секунды Лэрри оставался неподвижным.  Если бы он  прыг-
нул, постарался бы вырваться или сделал хотя бы одно движение, я бы бро-
сился на него с быстротой и сокрушительностью экспресса, но он стоял, не
двигаясь:  шок на время ошеломил его.  Он словно окаменел. Неожиданность
превратила в камень его руку,  держащую пистолет, все еще в упор направ-
ленный на меня.
   Пистолет все  еще  был  направлен мне в сердце,  когда он левой рукой
вцепился в правую руку Мэри,  так и не выпустившей его руки. Рывок вверх
левой рукой, рывок вниз правой, и его рука с пистолетом вырвалась из ру-
ки Мэри. Он слева слегка придвинулся к ней, резко рванул ее на себя сан-
тиметров  на тридцать,  прижал ее к расположенным справа стеллажам,  где
лежали трубы для буров, и начал выкручивать ей руку. Теперь он знал, кто
помешал ему свести счеты со мной,  и его зубы снова по-волчьи оскалились
в усмешке, а черные, как угли, глаза и пистолет были все время направле-
ны на меня.
   В течение пяти или десяти секунд они стояли там,  замерев в напряжен-
ных позах.  Страх и отчаяние придали девушке такую силу,  которой у  нее
никогда не было в нормальных условиях. Но Лэрри тоже был в отчаянном по-
ложении и заставил себя найти неведомые ему самому ресурсы сил.  У  Мэри
вырвалось  приглушенное  рыдание и почти одновременно крик боли и отчая-
ния.  Она упала на колени перед Лэрри,  потом она упала на бок,  а Лэрри
все еще сжимал ее запястье. Теперь я не видел ее лица. Я видел только ее
поблескивающие волосы,  освещенные слабым светом лампы.  Свет не касался
ее лежащего на металлической решетке тела. Я видел безумие на лице стоя-
щего напротив меня Лэрри. Свет из ниши, находящейся в нескольких метрах,
освещал  его сзади.  Я выдернул из решетки каблук правой ноги и стал вы-
таскивать из ботинка ногу,  помогая себе левой ногой.  Это был не  очень
большой шанс, но все же...
   - Иди же сюда,  коп, - деревянным голосом проговорил Лэрри, - иди сю-
да, или я снова начну выкручивать руку твоей подружке. Тогда тебе ничего
не останется,  как помахать ей рукой на прощанье, - он действительно хо-
тел убить ее, он должен был убить ее: она слишком много знала.
   Я приблизился к нему еще на два шага.  Мне уже удалось вытащить пятку
из правого ботинка.  Он с размаху ударил меня рукояткой кольта по зубам.
Я почувствовал,  как сломался зуб,  почувствовал соленый вкус  крови  из
глубокой раны изнутри верхней губы. Отодвинувшись, я сплюнул кровь, и он
с силой уперся пистолетом мне в горло.
   - Струсил,  коп? - тихо сказал он. Говорил почти шепотом, но этот ше-
пот был отчетливо слышен даже сквозь завывание ветра.  Видно,  и вправду
чувствительность людей, стоящих на пороге смерти, обостряется в несколь-
ко раз. А я стоял на пороге смерти.
   Да, меня объял ужас. Он проник в самую глубину моего существа. Такого
ужаса я еще никогда не испытывал. В плече появилась резкая боль. К горлу
подступила тошнота.  Этот проклятый пистолет, впившийся мне в горло, вы-
зывал наплывающие приступы тошноты,  следующие один за другим.  Стараясь
не терять равновесия, я пытался целиком вытащить правую ногу из ботинка,
но большой палец зацепился за его язычок.
   - Ты не сделаешь этого,  Лэрри,  - прокаркал я. Давление пистолета на
гортань причиняло мучительную боль. Другой стороной пистолет больно вон-
зился мне в подбородок. - Если ты убьешь меня, им не видать этого сокро-
вища, как своих ушей.
   - Не смеши меня,  - его действительно сотрясал ужасный безумный смех.
- Ты слышишь,  коп,  как я смеюсь. Мне ведь все равно не видать ни гроша
из этого сокровища.  Наркоман Лэрри не получит ни гроша.