цать два города и участвовал во
взятии  тридцати одного. Поэтому для меня это был бы, конечно, стыд и позор,
а  также  и  для  вас,  ибо  моя  слава - ваша слава, если бы я отказался от
мужского  дела,  раз оно должно быть исполнено. Кроме того, подумайте о том,
как  тощ  наш  кошелек, а бейлиф и управляющий каркают без конца о безлюдных
фермерах  и  пустующих  землях. Если бы не эта должность коннетабля, которую
нам  дал  герцог  Солсбери, мы едва ли могли бы вести тот образ жизни, какой
подобает  нашему  положению.  И вот поэтому, милая, тем более важно, чтобы я
отправился туда, где хорошо платят и где можно взять хорошие выкупы.
     - Ах,  дорогой мой супруг! - сказала она, и глаза ее были полны тоски и
печали.  -  Я  надеялась,  что  вы  наконец-то будете только моим, хоть ваша
молодость  и  прошла  вдали  от  меня.  И все-таки мой голос, я знаю, должен
звать  вас на путь чести и известности, а не удерживать от завоеваний славы.
Но  что  мне сказать теперь, когда все знают, что ваша храбрость нуждается в
узде,  а  не  в  шпорах? И очень мне обидно, что вы будете разъезжать, точно
обыкновенный  одинокий  рыцарь,  хотя  нет в стране человека, имеющего столь
заслуженное  право  на квадратное знамя, только у вас не хватит денег, чтобы
поддержать связанный с этим образ жизни.
     - А кто в этом виноват, прелестная птичка моя? - отозвался он.
     - Не  вина  это, а добродетель, мой дорогой супруг; разве мало добывали
вы  богатых выкупов и все-таки расшвыривали ваши кроны своим пажам, лучникам
и  оруженосцам,  и  через неделю у вас оставалось только на пропитание да на
корм  лошадям.  Щедрость поистине рыцарская, но вместе с тем без денег можно
ли возвыситься?
     - Все  это  грязь  и  низость!  - воскликнул он. - Дело не в том, чтобы
возвыситься  или  пасть,  важно  выполнить  свой  долг  и  завоевать  славу.
Знаменитый  рыцарь  или  одинокий воин, квадратное знамя или раздвоенное - я
не  придаю  значения  этому  различию,  особенно памятуя о том, что сэр Джон
Чандос,  лучший  цветок  английского  рыцарства,  всего  лишь  обыкновенный,
скромный  рыцарь.  Но пока не расстраивайся, голубка моего сердца, возможно,
что  войны  не будет, следует подождать вестей. Вон идут три путника, и один
из  них,  по-моему, солдат - прямо из армии. Не узнаем ли мы от него кое-что
о волнующих нас заморских делах?
     Леди  Лоринг подняла взор и увидела в вечерних сумерках трех приятелей:
они  шли  плечом к плечу по дороге, серые от пыли и усталые от долгого пути,
но  весело  болтая  между  собой.  Средний  был  молод  и  привлекателен,  с
мальчишеским  открытым лицом и ясными серыми глазами; он смотрел то направо,
то   налево,  и  окружающий  мир,  видимо,  казался  ему  и  неизведанным  и
интересным.  Справа от него шагал огромный рыжий детина: он широко улыбался,
а  порой  весело  подмигивал;  его  одежда, казалось, вот-вот лопнет по всем
швам,   словно   он  был  нетерпеливым  цыпленком,  отважно  пробившим  свою
скорлупу.  С  другой  стороны,  опершись  узловатой рукой о плечо юноши, шел
коренастый,  крепкий  лучник,  загорелый, с пылким взглядом; на поясе у него
висел  меч,  из-за  плеча торчал желтый конец тисового боевого лука. Суровое
лицо,  поношенный  шлем,  иссеченная  кольчуга  с  алым львом св. Георгия на
выцветшем  фоне - все говорило яснее слов о том, что он действительно явился
из  страны,  где  идет  война.  Приблизившись,  он  смело  взглянул  на сэра
Найджела,  потом, сунув руки за свой нагрудник, подошел и отвесил порывистый
и неловкий поклон даме.
     - Прошу  прощения,  достойный  сэр,  -  сказал  он,  - но я узнал вас с
первого  взгляда,  хотя  видывал  вас  чаще  одетым в сталь, чем в бархат. Я
пускал  стрелы,  стоя  рядом с вами под Ла-Рош д'Эррьеном, под Роморантэном,
Мопертюи, Ножаном, Орейем и во многих других местах.
     - В  таком  случае,  добрый  лучник,  рад  приветствовать  вас  в замке
Туинхэм,  в  комнате дворецкого вы и ваши товарищи найдете чем подкрепиться.
И  мне ваше лицо знакомо, хотя глаза порой так подводят меня, что я не узнаю
собственного  оруженосца.  Вам  следует отдохнуть, а затем приходите в зал и
расскажите  нам, что происходит во Франции, ибо я слышал, будто не пройдет и
года, как наши знамена будут развеваться южнее больших Испанских гор.
     - Ходят  в  Бордо  такие  слухи, - ответил лучник, - и я видел сам, как
оружейники  и кузнецы работают без устали, словно крысы в хлебном амбаре. Но
я  привез  вам  письмо  от храброго гасконского рыцаря, сэра Клода Латура. А
вам,  леди,  -  добавил  он, помолчав, - я привез от него шкатулку с розовым
сахаром  из Нарбонны и к тому же все любезные и галантные приветствия, какие
доблестному кавалеру надлежит посылать прекрасной и благородной даме.
     Эта   маленькая  речь  стоила  грубоватому  лучнику  немалых  усилий  и
предварительной  подготовки,  но  он мог бы и не тратить своего красноречия,
ибо  супруга  рыцаря  была  не менее, чем он сам, погружена в письмо, причем
каждый  держал его рукой за уголок; они читали медленно, по складам, сдвинув
брови  и шевеля губами. Когда они дошли до конца, Аллейн, стоявший с Хордлом
Джоном  несколько позади, видел, как дама с трудом переводила дыхание, а сэр
Найджел мягко, про себя усмехался.
     - Вы  видите,  дорогая,  -  сказал  он жене, - что не оставят пса в его
конуре,  когда  что-то затевается... А что вы скажете, лучник, насчет Белого
отряда?
     - Сэр,  раз  уж  вы  заговорили о псах, так есть еще свора злых гончих,
всегда  готовых  вступить  в  драку,  если только найдется хороший охотник и
натравит  их. Мы много раз воевали вместе, сэр, и я знавал немало храбрецов,
но  никогда  не  видел  такого  отряда,  как эти лесные парни. Нужно только,
чтобы вы встали во главе, и тогда ничто их не удержит.
     - Pardieu!*  -  отозвался  сэр  Найджел.  -  Если они все такие, как их
посланец,  то  подобными солдатами действительно можно только гордиться. Как
вас зовут, добрый лучник?
     ______________
     * Клянусь богом! (франц.).

     - Сэм Эйлвард, сэр, Изборнский округ, Чичестер.
     - А этот великан позади вас?
     - Это  Большой Джон из Хордла, лесной житель, теперь он вступил в Белый
отряд.
     - У  него  подходящая  стать  для  воина,  - сказал рыцарь-коротышка. -
Слушайте,  приятель,  и  вы, конечно, не цыпленок, но он, по-моему, сильнее.
Видите  вон  тот огромный камень - он скатился на мост. Четверо моих лентяев
слуг  пытались  сегодня  перетащить  его  оттуда.  Мне хотелось бы, чтобы вы
вдвоем  посрамили  их, сдвинув его с места, хотя боюсь, что дело это слишком
трудное, ибо он чрезвычайно тяжел.
     И  он  указал  на громадный неотесанный камень, лежавший возле дороги и
от  собственного  веса  глубоко  погрузившийся  в  красноватую почву. Лучник
подошел  к  нему, закатывая рукава своей куртки, но без особой уверенности и
надежды  на  успех,  ибо  это  был  обломок  скалы.  Однако Джон левой рукой
отстранил  лучника,  наклонился,  одной  правой извлек камень из его рыхлого
ложа  и  зашвырнул далеко в реку. Камень упал в воду с мощным всплеском, его
зубчатый  угол  высунулся  из  воды,  а  вокруг  пошли пузыри и, вздымаясь и
пенясь, стали разбегаться широкие круги.
     - Ну и сила! - воскликнул сэр Найджел.
     - Ну и сила! - воскликнула его супруга.
     А  Джон  стоял,  посмеиваясь  и  стряхивая  комья  грязи,  прилипшие  к
пальцам.
     - Я  понял,  что  такое его руки, когда он стиснул мне ребра, - заметил
лучник,  -  они  и  сейчас трещат при одном воспоминании. А вот и другой мой
товарищ  - весьма ученый клирик, хотя и очень молод, это Аллейн, сын Эдрика,
брат минстедского сокмана.
     - Молодой   человек,   -   мрачно   заявил   сэр  Найджел,  -  если  вы
придерживаетесь  того  же  образа  мыслей,  что  и  ваш  брат, вы не сможете
переступить порог моего дома.
     - Нет,  достойный  сэр,  - поспешил возразить Эйлвард, - я ручаюсь, что
ни  одной  сходной  мысли  у  них нет: только сегодня родной брат спустил на
него собак и выгнал его со своей земли.
     - А  вы  тоже  в Белом отряде? - спросил сэр Найджел. - Наверное, у вас
еще мало военного опыта, судя по вашим глазам и поведению.
     - Я  бы  отправился  во  Францию  с этими вот моими друзьями, - пояснил
Аллейн, - но я человек мирный - псаломщик и клирик.
     - Это делу не помешает, - заметил сэр Найджел.
     - Нет,  конечно,  добрый  сэр!  -  радостно  воскликнул лучник. - Я сам
служил  два  срока  с  Арнольдом из Серволле, которого прозвали протоиереем.
Клянусь  эфесом!  Я  видел  его  недавно,  - ряса задрана до колен, сандалии
залиты  кровью:  он  находился  на  передовой  линии.  И  все  же  не успела
просвистеть  последняя  стрела, как он уже опустился наземь среди умирающих,
принялся  их  исповедовать  и  раздавать  благословения  с  такой быстротой,
словно  горох лущил. Ma foi! Многие предпочли бы, чтобы он поменьше щадил их
души и побольше тела.
     - Хорошо  иметь в любом отряде ученого клирика, - сказал сэр Найджел. -
Клянусь  апостолом,  есть  такие  трусы,  которые больше думают о своем пере
писца,  чем  об  улыбке  своей  дамы,  и выполняют свои обязанности только в
надежде,  что  им удастся вписать новую строку в хроники или сочинить припев
к  романсу  менестреля.  Я хорошо помню, что при осаде Реттерса среди солдат
оказался  низенький,  толстый,  прилизанный  клирик  по  имени Чосер; он был
настолько  привержен всяким ронделям, сирвентам и тонсонам, что ни один воин
не  решался отступить от стен хотя бы на шаг, пока это не было описано в его
стихах  и  не распевалось всякой мелкой сошкой - слугами и оруженосцами - по
всему  лагерю.  Но, птичка души моей, я рассуждаю так, будто уже все решено,
хотя  до  сих  пор  не  посоветовался  ни с тобой, ни с матушкой. Удалимся в
комнату,  а  эти  путники  напитаются  всем, что окажется в нашей кладовой и
погребе.
     - А  к  вечеру  похолодало,  -  сказала дама и пошла по дороге к замку,
держа под руку своего супруга.
     Трое  друзей двинулись следом; Эйлвард испытывал облегчение оттого, что
выполнил  порученное  ему  дело,  Аллейн  дивился  скромности прославленного
полководца,  а  Джон  изливал  в  насмешках  и  издевках  свое  презрение  и
разочарование.
     - Что с тобой? - спросил в недоумении Эйлвард.
     - Меня надули и провели, - сердито ответил Джон.
     - Кто же это, несокрушимый Самсон?
     - Ты, Валаам, лжепророк.
     - Клянусь  эфесом,  -  воскликнул  лучник,  -  хотя  я  и не Валаам, но
беседую  с  тем  самым  животным,  которое  разговаривало  с ним! Так что же
случилось и чем я тебя обманул?
     - Скажи,  пожалуйста, разве ты не уверял меня - вот Аллейн свидетель, -
что,  если  я пойду с тобой на войну, ты дашь мне такого командира, которому
в  Англии  нету равных? И вот ты приводишь меня к какому-то огрызку человека
-  слабому,  отощавшему, и он еще должен посоветоваться с мамашей, брать ему
в руки меч или не брать.
     - Так   вот   где   собака   зарыта!   -  воскликнул  лучник  и  громко
расхохотался.  -  Ну,  я  спрошу твое мнение о нем месяца через три, если мы
все останемся живы, ибо я уверен, что...
     Эйлварда  прервал  необычайный  шум,  который  в  эту  минуту  раздался
неподалеку  на  дороге, ведущей к монастырю. Донеслись низкие голоса мужчин,
визг  женщин,  собачий  вой  и  лай  и все заглушавший, громоподобный топот,
невыразимо  страшный  и  угрожающий.  Из-за  угла узкой улицы выскочила стая
визжащих,  поджавших  хвосты  собак,  а  за  ними  мчался  какой-то  бледный
горожанин,  вытянув  руки и растопырив пальцы, волосы у него стали дыбом, он
в  ужасе  озирался  то  через  правое,  то  через левое плечо, словно за ним
гналось чудовище.
     - Спасайтесь,  миледи, спасайтесь! - пронзительно завопил он, проносясь
мимо, словно стрела, выпущенная из лука.
     А   позади   него  неуклюже  валил  огромный  черный  медведь,  за  ним
волочилась  порванная  цепь,  изо рта висел багровый язык. По обеим сторонам
улицы  люди  прятались  в  подворотни и двери домов. Хордл Джон подхватил на
руки  леди Лоринг, словно перышко, и взбежал вместе с ней на чье-то крыльцо;
а  Эйлвард, разразившись целым потоком французских ругательств, схватился за
колчан  и  попытался сорвать с себя лук. Аллейн, растерявшись при виде столь
неожиданного  и  пугающего  зрелища,  прижался  к  стене,  не спуская глаз с
взбесившегося  животного,  приближавшегося  большими  прыжками;  в  неверных
сумерках  оно казалось еще огромнее, его широкая пасть была разинута, из нее
капала  на  землю  пена  и  кровь.  Только сэр Найджел, как будто не замечая
всеобщего  смятения,  твердым  шагом  направился  к середине дороги, держа в
одной  руке  шелковый  носовой  платок,  в  другой  - бонбоньерку. В жилах у
Аллейна  буквально  застыла  кровь, когда они встретились - человек и зверь.
Медведь  поднялся  на задние лапы, его глаза вспыхнули страхом и ненавистью,
и  он занес свои тяжелые лапы над головою рыцаря, желая повалить его наземь.
А  тот, моргнув глазами навыкате, замахнулся носовым платком и дважды ударил
им животное по морде.
     - Ах ты, нахал, нахал, - проговорил он с легкой укоризной.
     И  медведь,  озадаченный  и смущенный, снова опустился на четвереньки и
заковылял  обратно;  его  тут  же  опутали веревками медвежий сторож и толпа
крестьян, бежавших следом.
     Сторож  был очень напуган; дело в том, что он решил выпить кружку эля в
харчевне  и  на  время  своего отсутствия привязал медведя цепью к столбу, а
дворняги  его  дразнили  до тех пор, пока зверь, разъяренный и ополоумевший,
не  оборвал  цепь и не стал кусать и бить лапами всех, кто бы ни попался ему
на  пути.  Больше  всего этот человек боялся, чтобы медведь не набросился на
владельца  и владелицу замка, ибо они за это могли вздернуть сторожа на дыбу
или  содрать  с  него  кожу.  Однако, когда он предстал перед ними, смиренно
понурив  голову,  и попросил прощения, сэр Найджел дал ему горсть серебряной
мелочи,   хотя   супруга   его  была  настроена  не  столь  милосердно,  ибо
чувствовала себя оскорбленной тем, как ее удалили от супруга.
     Когда  путники  и хозяева входили в ворота замка, Джон схватил Эйлварда
за рукав, и оба немного отстали.
     - Я  должен извиниться перед тобою, друг, - заявил Джон решительно. - Я
дурак,  ибо  забыл  о  том,  что  самый  маленький  петушок может быть самым
храбрым.  Теперь  я  убедился,  что  за таким командиром действительно можно
пойти куда угодно.


                                  Глава XI

КАК МОЛОДОЙ ПАСТУХ
                            СТЕРЕГ ОПАСНОЕ СТАДО

     Темным  был  вход  в  Туинхэмский  замок,  хотя  в глубине ворот пылали
факелы.  Они  озаряли своими красными отблесками наружный двор, и сумрачные,
багровые  блики,  мерцая,  падали  на арку из неотесанного камня. Над входом
путники  разглядели щит Монтекьютов - сайгака на серебряном поле, а по бокам
-  два меньших щита с красными розами многоопытного коннетабля. Когда друзья
переходили  подъемный  мост, Аллейн заметил, что в амбразурах справа и слева
поблескивает  оружие,  и  едва  они  успели  ступить на мощеную дорожку, как
раздался  хриплый  рев  рога  и  со  скрипом  петель,  со звоном цепей конец
тяжелого  моста  оказался  в  воздухе,  поднятый  незримыми  руками. В то же
мгновение  заскрежетала  опускная  решетка и как бы заслонила последний свет
угасающего  дня.  Сэр  Найджел  и его супруга пошли вперед в полном мраке, а
толстяк  слуга  занялся тремя друзьями и повел их в кладовую, где мясо, хлеб
и  пиво  были  всегда  наготове  для путников. Сытно поужинав и окунувшись в
корыто,  чтобы смыть дорожную пыль, они вышли во двор, и лучник, несмотря на
темноту,  попытался  рассмотреть стены и главную башню опытным глазом воина,
знающего,  что  такое  осады,  и  предъявляющего  к  такого рода сооружениям
строгие  требования. Но Аллейну и Джону казалось, что более высокой и мощной
крепости человеческие руки и построить не могут.
     Воздвигнутый   сэром   Болдуином  де  Редверсом  в  былые  боевые  годы
двенадцатого  века,  когда  люди  придавали  большое значение войнам и очень
малое  - комфорту, замок Туинхэм был предназначен служить цитаделью, простой
и  бесхитростной,  непохожей  на те более поздние и роскошные постройки, где
воинственная  мощь  укрепленного  замка сочеталась с великолепием дворца. Со
времен  Эдуардов  такие здания, как замки Конуэй или Карнарвон, уж не говоря
о  королевском Виндзоре, показали, что можно обеспечить и роскошь в дни мира
и  безопасность  в  дни  войны.  Однако  сооружение,  которым  управлял  сэр
Найджел,  хмуро высилось над Эйвоном, почти в том же виде, как его замыслили
древние  англо-норманны. Тут были просторные наружный и внутренний дворы, не
мощеные,  а  засеянные  травой,  чтобы  могли кормиться овцы и скот, которых
пришлось  бы загнать внутрь в случае опасности. Дворы были окружены высокими
стенами  с  башенками  и  квадратной  главной  башней,  мрачной,  без  окон,
возведенной   на   высоком  холме  и  поэтому  совершенно  неприступной  для
нападающих.  Вдоль  стен,  окружавших дворы, тянулись ряды убогих деревянных
хибарок  и  сараев  с  косыми  крышами,  служивших  убежищем  для лучников и
ратников  из  гарнизона  крепости. Двери этих скромных жилищ были по большей
части  раскрыты,  и  на  фоне  желтого  огня, пылавшего внутри, Аллейн видел
бородатых  людей,  чистивших  свое  снаряжение;  их  жены  выходили на порог
поболтать,  не  выпуская из рук шитья, и длинные черные тени женщин тянулись
через  весь  двор. Воздух был полон женскими голосами и лепетом детей, и эти
звуки  создавали  странный  контраст  с  бряцанием  оружия  и  непрестанными
воинственными окликами часовых, доносившимися со стен.
     - По-моему,  отряд  школяров  мог  бы  удерживать  эту крепость от атак
целого войска, - заявил Джон.
     - Я тоже так думаю, - поддержал его Аллейн.
     - Нет,  вы очень ошибаетесь. Клянусь эфесом, я видел, как в один летний
вечер  была  взята  более сильная крепость. Помню такую в Пикардии, название
длинное,  как  целая гасконская родословная. Я служил тогда под началом сэра
Роберта  Ноллза,  еще  до  Белого отряда; и мы крепко пограбили, когда взяли
эту  крепость.  Я  лично  раздобыл  себе  большую серебряную чашу, к ней два
кубка  и  щит  из  испанской  стали. Pasques Dieu! А тут есть прехорошенькие
женщины! Взгляните, вон та, на пороге! Пойду поговорю с ней! А это еще кто?
     - Есть  здесь  лучник по имени Сэм Эйлвард? - спросил худощавый воин и,
лязгая оружием, направился к ним через двор.
     - Так меня зовут, приятель, - отозвался лучник.
     - Тогда мне, наверное, незачем называть мое имя, - сказал тот.
     - Клянусь  распятием,  это  же  Черный  Саймон из Нориджа! - воскликнул
Эйлвард. - Ну, как я рад тебя видеть!
     Они бросились друг к другу и стали обниматься, словно медведи.
     - А откуда ты взялся, старина? - осведомился лучник.
     - Я  тут  на  службе.  Скажи  мне,  друг,  это  верно, что мы пойдем на
французов? В караулке говорят, будто сэр Найджел опять собирается в поход.
     - Вполне вероятно, mon gar*, судя по тому, как идут дела.
     ______________
     * Мой мальчик (франц.).

     - Слава  господу!  -  воскликнул  Саймон.  -  Сегодня же вечером выберу
золотую  цепь,  чтобы  возложить  ее  на  раку моего святого. Поверишь ли, я
стосковался о походе, как девушка тоскует о своем милом.
     - Значит,  очень  уж  хочется  пограбить?  Так  растряс кошелек, что не
хватает  даже  на  выпивку?  У меня на поясе висит мешочек, товарищ, запусти
туда  пятерню  и  вытащи  то,  в чем ты нуждаешься. Мы всегда и всем делимся
друг с другом.
     - Нет,  друг,  я ищу не французского золота, а французской крови. Мне и
в  могиле  не будет покоя, если я еще раз не выступлю против них! Мы, воюя с
Францией,  всегда  действовали  честно  и  справедливо  -  на  мужчину шли с
кулаками,  а  перед женщиной преклоняли колени. А как было в