содрогнулось и закачалось на расстоянии пяти копий от бурунов.
     - Оно  не  может  отойти!  -  снова  крикнул Хаутейн, переводя взгляд с
парусов  на  шипящую  кайму  пены.  -  Да  помогут нам святой Юлиан и трижды
святой Христофор!
     - Если  опасность  столь велика, сэр Оливер, - сказал сэр Найджел, - то
было  бы  уместно  и  вполне  по-рыцарски  поднять  наши  стяги. Прошу тебя,
Эдриксон, прикажи носителю моего флага, чтобы он вынес мое знамя.
     - И  пусть  трубят  сигнал!  - воскликнул сэр Оливер. - In manus, tuas,
Domine!*  Мой  покровитель  -  Иаков  из Компостеллы, и я даю обет совершить
паломничество  к  его раке и в его честь обещаю каждый год в день его памяти
съедать  карпа.  Но,  боже  мой,  как  ревут  волны! Наши дела теперь лучше,
господин шкипер?
     ______________
     * В твои руки, господи! (лат.).

     - Нас  сносит, сносит, - ответил возгласом шкипер. - О пресвятая матерь
божья, спаси!
     В  это  время  корабль  заскрежетал о край рифа, и от шкафута до кормы,
скручиваясь,  отскочила  деревянная планка, сорванная острым выступом скалы.
В  то  же  мгновение  судно легло на другой борт, парус наполнился ветром, и
под  радостные  возгласы  матросов  и лучников корабль устремился в открытое
море.
     - Хвала  пресвятой  Деве! - воскликнул шкипер, вытирая потный лоб. - За
это  уж  будет  колокольный  звон,  и  свечу  поставлю,  когда  опять  увижу
Саутгемптонские воды. Веселее, ребятушки! Проворнее натягивайте булинь!
     - Клянусь  спасением  души,  я  бы предпочел сухую смерть, - сказал сэр
Оливер.  -  Хотя,  Mort  Dieu*, я съел столько рыбы, что, по справедливости,
рыбы  должны  были  бы съесть меня. А теперь мне пора вернуться в каюту, ибо
там ждут меня чрезвычайно важные дела.
     ______________
     * Черт возьми (франц.).

     - Нет,  сэр  Оливер, лучше останьтесь с нами, и пусть будет на виду ваш
стяг.  -  возразил  сэр Найджел. - если я не ошибаюсь, одну опасность только
сменила другая.
     - Уважаемый  шкипер  Хаутейн,  - крикнул боцман, подбегая сзади, - вода
быстро  наполняет  судно!  Волны  выбили парус, которым мы пытались заделать
пробоину...
     Шкипер  не  успел  договорить,  а  матросы  уже  высыпали на корму и на
полубак,  убегая  от  потока воды, ворвавшегося в широкую пробоину. Заглушая
вой   ветра   и   плеск  воды,  донеслось  напоминавшее  человеческие  крики
пронзительное ржание лошадей, увидевших, что вода поднимается вокруг них.
     - Задержите  воду  снаружи!  -  приказал Хаутейн, хватая за край мокрый
парус, которым была закрыта пробоина. - Живо, ребятушки, или нам конец!
     Они  быстро  привязали  веревки  к  углам  паруса,  а затем, бросившись
вперед,  к  носу,  завели их под киль и прижали парус к пробоине, так что он
вплотную  прикрыл  ее.  Это  препятствие задержало бурный напор воды, но все
равно  она  обильно просачивалась со всех сторон. Возле бортов вода доходила
лошадям  выше  брюха,  а  посередине едва можно было достать дно семифутовым
копьем.  Судно  теперь  сидело  очень низко, и волны свободно перекатывались
через фальшборт с наветренной стороны.
     - Боюсь,  что  мы едва ли сможем идти этим галсом, - заявил шкипер, - а
другой бросит нас на скалы.
     - А  может  быть, нам убрать паруса и подождать, пока улучшится погода?
- предложил сэр Найджел.
     - Нет,  нас все равно будет сносить на скалы. Тридцать лет я плаваю, но
ни  разу  не  попадал в такую переделку. И все же наша судьба в руках святых
угодников.
     - А  из  них,  - воскликнул сэр Оливер, - я взираю с особой надеждой на
святого  Иакова  Компостеллского, который был уже сегодня к нам благосклонен
и  кому я обещаю в день его памяти съедать не одного, а двух карпов, если он
вторично вызволит нас.
     Разбитый  корабль  уходил  в  отрытое море, и берег уже казался стертой
чертой.  Два  смутный  силуэта вдали - это были галеасы; их качали и швыряли
высокие валы Атлантики. Хаутейн внимательно посмотрел в их сторону.
     - Будь  они  поближе, мы могли бы спастись на них, даже если бы корабль
затонул.  Я  сделал  все,  что только может сделать хороший шкипер, и вы это
подтвердите  моему  хозяину  в  Саутгемптоне,  достойному Уизертону. Хорошо,
если  бы  вы  сняли  плащ  и  ножные латы, сэр Найджел, а то, клянусь черным
крестом, как бы нам не пришлось пуститься вплавь.
     - Нет,  -  ответил  маленький  рыцарь,  -  едва ли приличествует рыцарю
снимать  свои  доспехи из-за порыва ветра или какой-то лужи. Я предпочел бы,
чтобы  мой  отряд  собрался  здесь, на корме вокруг меня, и мы вместе примем
то,  что  господу  будет  угодно  послать нам. Но certes, хотя зрение у меня
отнюдь не самое лучшее, я уже не в первый раз вижу вон тот мыс слева.
     Шкипер  из-под ладони внимательно стал вглядываться вдаль сквозь брызги
и туман. Вдруг он воздел руки и радостно воскликнул:
     - Это  же  коса  Ла-Трамблад!  Я не думал, что мы уже дошли до Олерона.
Перед  нами  Жиронда,  а  когда  мы  минуем  рифы  и  окажемся  под  защитой
Турде-Кордуан, мы можем быть спокойны. Поворачивайте еще раз, ребята.
     Парус  еще  раз  повернулся,  и  корабль, разбитый и израненный, полный
воды,  словно  ковыляя,  направился в желанную бухту. Устье благородной реки
было  обозначено  с  севера  крутым  мысом,  с  юга  -  длинной  отмелью,  а
посередине  лежал  остров, образованный наносным песком, весь исполосованный
и  обвитый  пеной  валов. Линия волн показывала, где опасные рифы, о которые
даже  в ясный день и при отличной погоде разбивал себе днище не один большой
корабль.
     - Там  есть  проход,  -  сказал  шкипер,  - мне его показал собственный
лоцман  Принца.  Заметьте себе вон то дерево на берегу и взгляните на башню,
которая  высится за ним. Если держать их на одной линии, хотя бы как сейчас,
можно  пройти,  несмотря  на  то,  что наше судно сидит в воде на добрых два
элла глубже, чем когда оно вышло.
     - Бог  да поможет вам, добрый шкипер! - воскликнул сэр Оливер. - Дважды
спаслись  мы  от гибели, и я в третий раз вверяю себя благословенному Иакову
Компостеллскому и даю обет...
     - Ну  уж  нет, старый друг, - прошептал сэр Найджел, - вы еще навлечете
на  нас  беду  этими  своими  обетами,  которые не в силах выполнить ни один
человек.  Разве  я  уже  не  слышал  ваше  обещание  съесть в один день двух
карпов, а теперь вы намерены рискнуть еще и третьим?
     - Прошу  вас  приказать  отряду лечь! - крикнул Хаутейн, который взялся
за  румпель  и напряженно глядел вокруг. - Через три минуты мы или погибнем,
или будем спасены.
     Лучники  и  матросы легли на палубу плашмя, ожидая в глубоком молчании,
что  им  принесет судьба. Хаутейн низко склонился над румпелем, он присел на
корточки,  чтобы заглянуть под раздувающийся парус. Сэр Оливер и сэр Найджел
стояли,  скрестив  руки, лицом к корме. И вот огромное судно нырнуло в узкий
проход,  в  эти врата, ведшие к спасению. У обоих бортов ревели волны. Прямо
впереди  маленькая  черная  воронка  воды  показывала курс, взятый лоцманом.
Снизу   донеслось  глухое  царапанье,  корабль  вздрогнул,  затрясся  сперва
шкафутом,  потом  кормой,  а позади него мрачно ревели волны. Нырнув, желтое
судно  миновало  рифы  и  быстро заскользило по широкому и спокойному лиману
Жиронды.


                                Глава XVIII

КАК СЭР НАЙДЖЕЛ ЛОРИНГ
                         ПОСАДИЛ СЕБЕ МУШКУ НА ГЛАЗ

     В  пятницу  утром двадцать восьмого ноября, за два дня до праздника св.
Андрея,  желтый  корабль  и два пленных галеаса после утомительного плавания
по  Жиронде и Гаронне наконец бросили якорь против прекрасного города Бордо.
Перегнувшись  через  фальшборт,  Аллейн  с  изумлением и восторгом любовался
лесом  мачт,  стаями  лодок,  сновавших по широкому изгибу реки, и городом в
форме  серого  полумесяца,  раскинувшимся  со  всеми  своими  колокольнями и
башнями  на  западном  берегу.  Никогда  за всю свою тихую жизнь не видел он
столь  большого  города,  да  и  не  мог ни один город во всей Англии, кроме
Лондона,  сравниться  с ним размерами и богатством. Сюда прибывали товары из
всех  живописных  местностей, расположенных вдоль Гаронны и Дордони, сукна с
юга,  кожи  из  Гиени,  вина  из  Медока,  и их отправляли дальше - в Гулль,
Эксетер,  Дартмут,  Бристоль  и  Честер  в  обмен  на  английскую  шерсть  и
английскую  овчину.  Здесь  жили также те знаменитые плавильщики и сварщики,
благодаря  которым  бордоская  сталь прославилась как самая надежная в мире:
она  была  непробиваема  ни  для  копья,  ни  для  меча, тем самым, сберегая
драгоценную   жизнь   ее   владельцам.   Аллейну   был   виден  дым  горнов,
поднимавшийся  в  чистый  утренний  воздух.  Шторм  утих  и  сменился легким
бризом,  он доносил до его слуха протяжные призывы рога, звучавшие с древних
крепостных валов.
     - Hola,  mon  petit!  - произнес Эйлвард, приближаясь к тому месту, где
стоял  юноша.  -  Ты  же  теперь  оруженосец  и, вероятно, заслужишь золотые
шпоры,  а  я  по-прежнему командир лучников и командиром останусь. И даже не
осмеливаюсь  говорить  с  тобой  так  же свободно, как когда мы шагали рядом
мимо  Виверли-Чейз,  разве  что  я могу быть теперь твоим проводником, ибо в
самом деле знаю каждый дом в этом Бордо, как монах - свои четки.
     - Нет,  Эйлвард,  -  ответил Аллейн, кладя руку на рукав его поношенной
куртки,  - вы не можете считать меня таким низким, я не отвернусь от старого
друга  только  потому, что мне в жизни немного повезло. И, по-моему, с вашей
стороны нехорошо так думать обо мне.
     - Да  нет,  mon  gar, это был только пробный выстрел, чтобы узнать, тот
же ли дует ветер, хотя я просто негодяй, что мог в этом усомниться.
     - Ведь  если  бы я не встретил вас, Эйлвард, в Линдхерстской гостинице,
кто  знает,  где  я  был  бы  теперь!  И  уж,  наверное, не попал бы в замок
Туинхэм, не стал бы оруженосцем сэра Найджела, не встретил бы...
     Он  вдруг  замолчал  и  вспыхнул  до  корней  волос,  однако лучник был
слишком  занят собственными мыслями, чтобы заметить смущение своего молодого
друга.
     - Хорошая  была  гостиница,  этот  "Пестрый  кобчик",  -  заметил он. -
Клянусь  моими  десятью  пальцами, когда я повешу свой лук на гвоздь и сменю
кольчугу  на  домашний  кафтан,  пожалуй, лучше всего будет, если я возьму и
хозяйку и ее дело.
     - А  я  думал,  -  ответил  Аллейн,  -  что  вы  обручены  с  кем-то  в
Крайстчерче.
     - С  тремя,  -  ответил  Эйлвард,  - с тремя. Но в Крайстчерч я, скорее
всего,  не  вернусь.  Может быть, мне в Хампшире предстоит работа погорячее,
чем  я  когда-либо  выполнял  в  Гаскони.  Однако  обрати внимание вон на ту
стройную  башенку  в  центре  города,  в  стороне  от  реки,  на ее верхушке
развевается  широкий стяг. Посмотри, как озаряет его восходящее солнце и как
в  его  свете  блестит  золотой  лев.  Это  флаг короля Англии, пересеченный
связкою  Принца.  Там Принц и стоит, в аббатстве св. Андрея, там и двор свой
держит  все  эти  последние  годы.  Там  и  собор  того  же святого, и город
находится под его особым покровительством.
     - А что это за серая башенка слева?
     - Это  храм  архангела Михаила, вон то, справа - храм святого Реми. Там
же  ты  видишь  над  нефом  колокольни  Сен-Круа  и Пей-Берлан. Обрати также
внимание  на  мощный  вал  с  тремя  воротами  на реку и еще шестнадцатью со
стороны суши.
     - А почему, скажите  мне, добрый Эйлвард, из города доносится так много
музыки? Мне кажется, я слышу сотню труб, сливающихся в едином хоре.
     - Ничего  удивительного  тут  нет,  раз  вся  знать  Англии  и  Гаскони
находится  в  этих  стенах,  и каждый желает, чтобы его трубач трубил так же
громко,  как  и соседний, иначе могут подумать, что его достоинство унижено.
Ma  foi! Они подняли такой шум, словно целая шотландская армия, когда каждый
солдат,  набив  пузо  лепешками,  целую ночь дудит на волынке. Видишь, вдоль
всего  берега  пажи поят лошадей, а там вон, за городом, они носятся галопом
по  равнине. Для каждого из этих коней, если он принадлежит рыцарю, в городе
есть стойло, ибо, как я узнал, ратники и лучники уже ушли вперед в Дакс.
     - Я  полагаю.  Эйлвард,  - сказал сэр Найджел, появившийся на палубе, -
что отряд готов к высадке. Пойди скажи им: через час лодки буду поданы.
     Лучник   приветственным   жестом   поднял  руку  и  поспешил  выполнять
поручение.  Тем  временем сэр Оливер последовал за своим собратом-рыцарем, и
оба  стали  вместе  расхаживать по корме. - сэр Найджел все в том же лиловом
кафтане  и  в  берете,  украшенном  спереди перчаткой леди Лоринг и кудрявым
страусовым  пером;  что касается рыцаря-лакомки, то он был одет по последней
моде  -  пышные  рукава, камзол, куртка, двухцветные штаны и плащ оливкового
цвета  с  красным  и зубчатой каймой. Пунцовый колпак или капюшон с длинными
свисающими  на  плечи  углами  сидел  на  его  чернокудрой  голове,  а носки
позолоченных  башмаков  были  загнуты  кверху  a  la poulaine*, как будто из
больших  пальцев  росли  усики,  которые могли бы со временем обвить всю его
массивную ногу.
     ______________
     * Обувь польского происхождения (франц.).

     - Итак,  сэр Оливер, - сказал сэр Найджел, глядя на берег заблестевшими
глазами,  -  мы  снова  стоим  перед  вратами чести, и сколь часто врата эти
открывали  нам  путь  к  рыцарским  доблестям и славе! Вон развевается знамя
Принца,  и  хорошо бы поспешить на берег и выполнить по отношению к нему наш
долг покорности. Уже множество лодок отходит от берега.
     - Возле  западных  ворот  есть  хорошая гостиница, она знаменита своими
цыплятами,  тушенными  в  пряностях,  - заметил в ответ сэр Оливер. - Прежде
чем  явиться  к  Принцу,  мы  можем заморить червячка, ибо хотя за столами у
него  весело  и  на них камчатые скатерти и серебро, сам он едок плохой и не
сочувствует тем, кто ест лучше его.
     - Лучше его?
     - Ну   да,   кто  лучше  умеет  покушать,  мой  мальчик.  Не  вынюхивай
предательства  там,  где  ничего  подобного  нет.  Я видел, как он улыбнулся
своей  тихой  улыбкой,  когда  я  в  четвертый  раз  взглянул на оруженосца,
резавшего  мясо.  А  если  видишь,  как  он без конца пережевывает маленький
кусочек  пищи и тянет из кубка вино, на три четверти разбавленное водой, так
стыдно  становится  собственного  голода.  Все  же  война  и слава по-своему
неплохие  вещи, однако ими не набьешь этакий желудок, как мой, так, что пояс
тесен станет.
     - Как  ты  опишешь  герб  вон  на  той  галере,  Аллейн?  - спросил сэр
Найджел.
     - Серебряное  поле,  на  нем  зеленый  пояс  с широкой, зубчатою каймой
червленью.
     - Это  северный  герб.  Я  видел  его  в свите Перси. Судя по щитам, на
борту  каждого  из  этих  судов  есть рыцарь или барон. Как жаль, что у меня
такое слабое зрение. А вон тот герб, слева?
     - Серебро и лазурь попеременно - шесть волнистых поперечных полос.
     - О,  это герб уилтширских Стауртонов! А там, дальше, я вижу червлень и
серебро  Уорслеев  из  Эпалдерскомба, они, как и я, Хампширской ветви. Прямо
позади  нас  -  обручной  крест  доблестного  Уильяма Молине, а рядом - алые
стропила  норфолкских  Вудхаусов  и  аннулеты Месгрейвов из Уэстморленда. Но
клянусь  апостолом!  Было  бы  очень  странно,  если  бы  столь  благородная
компания   собралась   здесь,   не  предполагая  совершить  никаких  военных
действий.  А  вот  и  наша  лодка,  сэр  Оливер,  и мне кажется, нам следует
отправиться  в  аббатство,  предоставив Хаутейну распоряжаться разгрузкой по
своему усмотрению.
     Лошадей  обоих  рыцарей, а также оруженосцев быстро спустили на широкий
лихтер,  и  они  были  доставлены  на  берег  почти  одновременно  со своими
хозяевами.  Сэр  Найджел,  ступив на землю, благоговейно преклонил колено и,
вынув из-за пазухи маленькую черную мушку, налепил ее на свей левый глаз.
     - Пусть   святой  Георгий  и  память  о  моей  сладостной  возлюбленной
вознесут  мое  сердце!  -  проговорил он. - Даю обет не снимать этой мушки с
моего  глаза,  пока не повидаю страну Испанию и не совершу тот подвиг, какой
буду в силах. И в этом я клянусь крестом моего меча и перчаткой моей дамы.
     - Вы  меня  в  самом  деле переносите на двадцать лет назад, Найджел, -
заметил  сэр  Оливер,  когда  они,  сев  на  лошадей, медленно поехали через
ворота,  выходившие на реку. - После Кадсана французы, наверное, решили, что
мы  войско  слепых,  ибо  едва ли нашелся бы хоть кто-нибудь, кто не залепил
один  глаз  в знак великой любви и в честь своей дамы. И все-таки трудно вам
будет,  оттого  что  вы затемняете себе одну сторону, тогда как, даже открыв
оба  глаза,  едва можете отличить лошадь от мула. В самом деле, мне кажется,
мой друг, что вы тут переступаете границы благоразумия.
     - Сэр  Оливер  Баттестхорн,  -  решительно  заявил  в  ответ  маленький
рыцарь.  -  Я  желал  бы,  чтобы  вы поняли меня: как я ни слеп, но я все же
очень  отчетливо  вижу  стезю  чести,  и я не жажду, чтобы на этом пути моим
проводником был другой человек.
     - Клянусь  своей душой, - воскликнул сэр Оливер, - вы нынче утром едки,
точно  сок  незрелого  винограда!  Но  я  должен  вас  покинуть  и заехать в
"Золотую  голову",  ибо  заметил  в дверях слугу с блюдом, от которого валил
пар, издававший, мне кажется, превосходный аромат.
     - Ну  уж  нет,  -  решительно  ответил  сэр  Лоринг,  кладя руку на его
колено,  -  мы  слишком  давно  знаем  друг  друга, Оливер, чтобы ссориться,
словно  два  необузданных  пажа  во  время  их  первых epreuves*. Вы сначала
отправитесь  со мною к Принцу, а уж потом в гостиницу; хотя я уверен, что он
очень  огорчился  бы,  если бы любой благородный кавалер предпочел его столу
обычную  таверну.  Но  смотрите,  кажется,  нам  машет лорд Делевар? Ха, мой
достойный  лорд,  да будут с вами бог и матерь божья! Вон и сэр Роберт Чени.
Доброе утро, Роберт! Очень рад вас видеть!
     ______________
     * Испытаний (франц.).

     Оба  рыцаря  поехали  рядом,  а  Форд и Аллейн вместе с Джоном Норбери,
оруженосцем  сэра  Оливера,  следовали несколько позади - на расстоянии меча
перед  Черным  Саймоном и винчестерским знаменосцем. Джон, худой, молчаливый
парень,  уже  бывал  в  этих  местах  и  теперь  сидел  на  своей лошади, не
поворачивая  головы; но оба молодых оруженосца с жадным любопытством глазели
направо  и  налево,  то и дело хватая друг друга за рукав, когда их внимание
привлекало что-то для них непривычное.
     - Посмотри,  какие  богатые лавки! - воскликнул Аллейн. - Смотри, какое
в  них  выставлено  благородное  оружие,  драгоценная  тафта  и  -  о, Форд,
посмотри,  -  вон сидят писцы с чернильными приборами и свитками пергамента,
белыми, как монастырское белье. Ты видел что-нибудь подобное?
     - Ну  нет,  друг,  в  Чипсайде  есть  лавки  получше,  - возразил Форд,
которого  отец  однажды взял с собою в Лондон по случаю какого-то рыцарского
турнира.  -  Я  видел  там  одного  серебряных дел мастера, так на его товар
можно  было  бы  купить  все,  что есть по обе стороны этой улицы. Но обрати
внимание,  Аллейн,  на  те  дома, как выступают их верхние части. И в каждом
окне выставлены гербы со щитами, а на крышах знамена.
     - А   церкви!   -  воскликнул  Аллейн.  -  Монастырь  в  Крайстчерче  -
благородное  здание,  но  он кажется холодным и нагим в сравнении с любой из
этих,  с  их орнаментом, резьбой и украшениями: словно гигантски разросшийся
каменный плющ перекинулся, резво извиваясь, через стены.
     - А  послушай людской говор! - сказал Форд. - Какие шипящие и щелкающие
звуки!  Удивляюсь,  что  у  них  не  хватает  соображения научиться говорить
по-английски,  раз  они  теперь  под  властью  английского  короля.  Клянусь
Ричардом  Хамполским!  Среди  женщин  попадаются красивые личики! Взгляни на
эту  девочку  с  коричневым шарфом! Фу, Аллейн, ты предпочитаешь смотреть на
мертвые камни, а не на живую плоть?
     Не  удивительно,  что бог