сь ни топота копыт, ни
звона  оружия,  которые  могли возвещать приближение противника, поэтому сэр
Найджел  продолжал путь, разочарованный. Реку под Лимингтоном они, осыпаемые
брызгами,  перешли  вброд, потом расположились на луговинах противоположного
берега  и поели хлеба и солонины; припасы везли на вьючных лошадях. А затем,
хотя  солнце  уже склонялось к горизонту, снова собрались и весело двинулись
дальше,  проходя  по  двести футов с такой быстротой, словно это были только
два фута.
     Есть  еще один перекресток, там, где дорога из Болдера спускается вниз,
к  старой  рыбачьей  деревне  Питтс-Дип.  Когда  всадники  достигли его, они
увидели  двух  идущих  по  склону  мужчин,  один  шел  на шаг или два позади
другого.  Рыцарь  и  его  оруженосцы вынуждены были остановить лошадей, ибо,
кажется,  никогда  еще  столь  странная  пара  не  путешествовала по дорогам
Англии.  Первый,  уродливый  широкоплечий  мужчина  с  жестокими  и  хитрыми
глазами  и  копной  рыжих  волос, нес в руках маленькое некрашеное распятие,
которое  он высоко держал над головой, чтобы все могли его видеть. Казалось,
он  испытывает  высшую  степень страха, лицо его было глинистого цвета, и он
трясся  всем телом, словно в приступе лихорадки. А сзади, все время наступая
ему  на  пятки,  шел  другой  - угрюмый и чернобородый, с жестким взглядом и
твердым   ртом.   Он   нес  на  плече  тяжелую  узловатую  дубинку  с  тремя
зазубренными  гвоздями  на  конце. Время от времени чернобородый крутил ее в
воздухе  дрожащей рукой, словно едва удерживался, чтобы не размозжить голову
своему  спутнику.  Так шагали они в молчании под густыми ветвями деревьев по
заросшей травой тропинке, ведшей в Болдер.
     - Клянусь  апостолом,  -  заявил  рыцарь,  -  вот  необычайно  странное
зрелище,  и  тут  может  возникнуть  почетная  стычка. Прошу тебя, Эдриксон,
подъезжай к ним и расспроси, что это значит.
     Однако  Аллейн  не успел исполнить данный ему приказ, ибо странная пара
быстро  приближалась  к  ним  и была уже на расстоянии меча, когда человек с
крестом  сел  на  поросшую  травою  кочку возле дороги, а второй остановился
рядом  с  ним,  все  еще  держа над его головой свирепую дубинку. Он был так
поглощен  своим  спутником,  что  даже  не  взглянул ни на рыцаря, ни на его
оруженосцев и не спускал яростных глаз с сидевшего на кочке.
     - Прошу  вас,  приятель,  -  начал  сэр  Найджел,  - скажите нам чистую
правду,  кто  вы  и  почему  преследуете  этого  человека  с  такой жестокой
враждебностью?
     - Пока  я под защитой королевского закона, - ответил незнакомец, - я не
вижу, почему должен отвечать любому встречному на большой дороге.
     - Рассуждаете  вы  не  слишком  умно, - отозвался рыцарь, - ибо если вы
действуете  по  закону,  угрожая  этому  человеку  дубиной,  то я также буду
действовать по закону, угрожая вам мечом.
     Путник  с  крестом  тут  же упал на колени, стиснул руки над головой, и
лицо его озарилось надеждой.
     - Умоляю  вас,  достойный  лорд, именем господа нашего Иисуса Христа, -
воскликнул  он  срывающимся  голосом,  -  у меня на поясе мешок, в нем сотня
нобилей,  и  я  добровольно  все  уступлю вам, если только вы пронзите этого
человека вашим мечом!
     - Что  ты  говоришь, низкий мошенник, - надменно ответил сэр Найджел, -
или  ты  воображаешь,  будто удар рыцаря можно купить, как товар разносчика?
Клянусь  апостолом!  По  всей  видимости,  этот  человек имеет все основания
питать к тебе ненависть.
     - Истинно  вы говорите, достойный сэр, - вмешался человек с дубинкой, в
то  время как другой снова уселся на кочку. - Человек этот - Питер Питерсон,
весьма  известный  разбойник,  взломщик  и  убийца,  он в течение многих лет
творил  злые  дела  в  окрестностях  Винчестера.  И  вот  совсем  недавно, в
праздник  святых  Симона  и  Иуды,  он убил моего младшего брата, Уильяма, в
Бир-Форесте,  и  за это, клянусь черным шипом из Гластонбери, я выжму у него
кровь  из сердца капля по капле, пусть даже мне пришлось бы следовать за ним
на край света!
     - Но  если  все  это  действительно правда, зачем было ходить с ним так
далеко?
     - Потому  что  я  честный  англичанин  и  не  возьму  больше  того, что
разрешено  законом. Ибо, совершив свое злодеяние, этот гнусный негодяй бежал
в  обитель  Святого креста, а я, как вы, конечно, понимаете, помчался за ним
что  было  сил. Однако приор отдал приказ: пока убийца держит этот крест, ни
один  человек  не  смеет  коснуться  его под страхом отлучения от церкви, от
чего  бог да убережет меня и моих близких. Однако если он, например, положит
крест  на  что-нибудь, или не явится в Питтс-Дип, где ему приказано сесть на
корабль,  отплывающий  в заморские страны, или если не сядет на первое же из
таких  судов,  или,  пока  корабль  готовят к отправке, не будет каждый день
заходить  в море по самые чресла, тогда он окажется вне закона и я сейчас же
размозжу ему голову.
     Тут  сидевший  на  земле  человек  зарычал  на него, а стоящий скрипнул
зубами  и  помахал  дубинкой,  глядя  на преступника, и в глазах у него была
жажда  убийства.  Рыцарь и оруженосцы, пораженные, смотрели то на убийцу, то
на  мстителя,  но  так как больше не могли задерживаться, они в конце концов
поехали  своей  дорогой.  Обернувшись,  Аллейн  увидел, что убийца извлек из
своей  сумы  сыр  и  хлеб  и  молча стал жевать, продолжая прижимать к груди
защитный  крест,  а  другой,  темный  и угрюмый, все так же стоял на залитой
солнцем дороге, отбрасывая на врага свою мрачную тень.


                                  Глава XV

КАК ЖЕЛТОЕ РЫБАЦКОЕ СУДНО
                              ОТПЛЫЛО ИЗ ЛИПА

     Эту  ночь  отряд  провел в монастыре св. Леонарда, в его поместительных
амбарах  и  спикариях, места эти были хорошо известны и Аллейну и Джону, они
даже   были  видны  из  аббатства  Болье.  Молодой  оруженосец  почувствовал
странный  трепет, когда снова появились монахи в знакомых белых одеждах и он
услышал  размеренный густой звон колокола, призывающего к вечерне. С первыми
лучами  рассвета  отряд  переправился  на  пароме  через  широкую,  медленно
текущую,  заросшую  камышами  реку  -  люди,  лошади и поклажа - и, овеянный
свежим  утренним  воздухом,  продолжал  свой путь мимо Эксбери на Лип. Когда
они  поднялись  по  крутому склону, перед ними во всю ширь вдруг развернулся
вид  на  старую  гавань  -  группа  домов,  полоса  голубого  дыма  и бухта,
ощетинившаяся   мачтами.   Справа   и  слева  длинная-длинная  дуга  желтого
побережья  Солента  входила  концами  в  кайму  пены. Несколько в стороне от
города  на  плавном  прибое  лениво  покачивались  рыбачьи  шхуны, челноки и
другие  мелкие суда. Дальше в море стоял большой торговый корабль с высокими
бортами   и   глубокой  осадкой,  выкрашенный  в  канареечно-желтый  цвет  и
вздымающийся над рыбачьими лодками, точно лебедь над утятами.
     - Клянусь   апостолом,   -   сказал  рыцарь,  -  наш  добрый  купец  из
Саутгемптона  не  обманул  нас:  мне  кажется, я вижу вон там наше судно. Он
говорил, что оно очень большое и желтого цвета.
     - Клянусь  эфесом,  да,  -  пробормотал  Эйлвард,  - оно желтое, словно
коготь  коршуна,  и  способно взять на борт столько людей, сколько семечек в
гранате.
     - Тем  лучше,  -  заметил  Терлейк,  -  ибо мне кажется, что не мы одни
намерены   перебраться   в   Гасконь.   По   временам   я  замечаю  какое-то
поблескивание  вон  между теми домами, и уж конечно, это не куртки моряков и
не кафтаны горожан.
     - Я  тоже  вижу,  -  сказал  Аллейн,  глядя  из-под  ладони. - И я вижу
вооруженных  людей  в тех лодках, которые снуют между кораблем и берегом. Но
мне кажется, нам очень рады, вот уже идут встречать нас.
     И  действительно, из северных ворот города торопливо вышла шумная толпа
рыбаков,  горожан,  женщин  и приближалась к ним по краю пустоши, махая им и
приплясывая  от  радости,  словно  с этих людей свалилось бремя страха перед
великой  опасностью.  Впереди  ехал верхом очень высокий и строгий человек с
тяжелым  подбородком и отвисшей губой. Его шея была обмотана меховым шарфом,
поверх висела тяжелая золотая цепь, на которой болталась какая-то медаль.
     - Добро  пожаловать,  могущественный  и  благородный лорд! - воскликнул
он,  снимая  шапку  перед  Черным  Саймоном.  - Я наслышан о храбрых деяниях
вашей  светлости,  и  их  можно ожидать, видя ваше лицо и стать. Могу ли я в
каком-нибудь малом деле быть вам полезен?
     - Если  вы  спрашиваете  меня,  -  ответил  ратник, - то я был бы очень
благодарен,  когда  бы вы отдали мне одно или два звена из той цепи, которая
висит у вас на шее.
     - Как?  Цепь  нашего сословия? - воскликнул тот в ужасе. - Древняя цепь
города Липа? Это просто неудачная шутка, сэр Найджел.
     - А  зачем же, чума вас забери, вы спросили меня? - отозвался Саймон. -
Если  же  вы  хотите  говорить  с  сэром  Найджелом  Лорингом, то вот он, на
вороном коне.
     Городской  голова Липа растерянно уставился на кроткое лицо и юношескую
фигуру знаменитого воина.
     - Прошу   прощения,  ваша  милость!  -  воскликнул  он.  -  Перед  вами
городской  голова  и  главный  судья древнего и могущественного города Липа!
Добро  пожаловать,  тем  более,  что вы прибыли в ту минуту, когда мы крайне
нуждаемся в защите.
     - Вот как! - воскликнул сэр Найджел, навострив уши.
     - Да,  милорд,  город  наш  очень  древний,  и  его  стены одного с ним
возраста,  из  чего  следует,  что  они  тоже  древние.  Но существуют некий
гнусный  и  кровожадный  нормандец-пират  Черная  Голова и генуэзец по имени
Тито  Караччи, более известный под прозвищем "Борода-лопатой"; оба они стали
бичом  наших  берегов.  В  самом деле, милорд, это очень жестокие и свирепые
люди,  бесстыдные  и грубые, и если они заявились в древний и могущественный
город Лип...
     - ...тогда  прощай  древний  и  могущественный  город  Лип, - подхватил
Форд,   чья   склонность   к   болтливости  порой  оказывалась  сильнее  его
благоговения перед сэром Найджелом.
     Однако  рыцарь был слишком захвачен услышанным и не обратил внимания на
дерзость своего оруженосца.
     - А  есть основания предполагать, что эти люди намерены напасть на вас?
- спросил сэр Найджел.
     - Они  приплыли  на двух больших галерах, - ответил городской голова, -
с  двумя  рядами весел по каждому борту, большим запасом оружия и множеством
вооруженных  людей. В Уэймуте и Портленде они грабили и убивали. Вчера утром
они  были  в  Каусе,  и  мы  видели  дым от горевших ферм. Сегодня они стоят
поблизости  от  Фрэшуотера, и мы очень боимся, как бы они не явились к нам и
не натворили беды.
     - Нам  нельзя  задерживаться,  -  сказал  сэр  Найджел; он направился к
городу,  городской  голова шел слева от него. - Принц ждет нас в Бордо, и мы
не  можем опоздать к общему военному смотру. Но я обещаю вам, что по пути мы
найдем  время побывать в Фрэшуотере и принудим этих разбойников оставить вас
в покое.
     - Мы  вам  очень  благодарны!  - воскликнул городской голова. - Но я не
знаю,  как  вы  без  военного корабля выступите против этих головорезов. А с
вашими  лучниками  вы  можете отстоять город и нанести им большой урон, если
они попытаются высадиться.
     - Вон  там  стоит  весьма  подходящее судно, - ответил сэр Найджел, - и
было  бы  очень  странно,  если  бы  любое  судно  не стало военным с такими
людьми,  как  мои,  на  борту.  Certes*, мы так и сделаем, и не позднее, чем
сегодня.
     ______________
     * Конечно (франц.).

     - Милорд,  -  заявил  волосатый  смуглый человек, который шел по другую
сторону  рыцаря,  возле его стремени, наклонив голову, чтобы слышать все его
слова.  -  Я  не  сомневаюсь,  что  вы  искусны  в ведении наземного боя и в
командовании  копейщиками,  но,  клянусь спасением души, вы увидите, что бой
на  море - совсем другое дело. Я старший шкипер этого желтого корабля, и мое
имя  -  Гудвин Хаутейн. Я плаваю всю жизнь - с тех пор, как был ростом вот с
эту  дубинку,  -  сражался  против  нормандцев  и  против генуэзцев, а также
шотландцев,  бретонцев,  испанцев  и мавров и уверяю вас, сэр, что для такой
работы  мой корабль слишком легок и хрупок и кончится тем, что нам перережут
горло или продадут в рабство варварам.
     - У  меня  тоже есть опыт одной или двух благородных и почетных морских
стычек,  -  ответил  сэр  Найджел,  - и я очень рад, что нам предстоит столь
славная  задача.  Я  полагаю, добрый шкипер, что мы с вами можем заслужить в
этом  деле  великую  честь, и я отлично вижу, насколько вы человек храбрый и
решительный.
     - Мне  бы этого не хотелось, - упрямо возразил шкипер. - Клянусь богом,
нет.  И  все-таки  Гудвин Хаутейн не такой человек, чтобы отстать, когда его
товарищи  рвутся  вперед. Клянусь спасением души! Потонем мы или выплывем, а
я  поверну  свое  судно  носом  к бухте Фрэшуотер, и если достойному хозяину
Уизертону  из Саутгемптона не понравится мое обращение с его кораблем, пусть
ищет себе другого шкипера.
     Они   подъехали  уже  к  старым  северным  воротам,  и  Аллейн,  слегка
повернувшись  в  седле,  взглянул  на  пеструю  толпу,  следовавшую за ними.
Лучники  и  ратники  нарушили свои ряды и смешались с рыбаками и горожанами,
чьи  смеющиеся  лица  и радостные жесты показывали, какие заботы сняло с них
появление  отряда  сэра  Найджела. Там и сям среди движущейся массы темных и
белых  курток  мелькали  красные  и  голубые  пятна  - это были шарфы и шали
женщин.  Эйлвард,  держа под руку двух рыбачек, клялся в любви то правой, то
левой,  а  Большой  Джон  плыл, словно глыба, впереди толпы, и на его мощном
плече  восседала круглолицая девчонка, обвив белой мягкой рукой его голову в
сверкающем  шлеме.  Так  двигалась  толпа до самых городских ворот, где была
остановлена  неправдоподобно  жирным  человеком, который выскочил из города,
причем в каждой черте его румяного лица выражалась ярость.
     - Ну  так как же, сэр? - заревел он, словно бык, обращаясь к городскому
голове. - Как же? Насчет устриц и ракушек-петушков?
     - Клянусь  пресвятой  Девой,  дорогой сэр Оливер, - воскликнул тот, - у
меня  были такие заботы из-за этих гнусных негодяев у нас под боком, что все
это совершенно вылетело из головы!
     - Слова,  слова!  -  снова  яростно  заорал  сэр Оливер. - И вы думаете
отделаться  от  меня  словами?  Я  спрашиваю  еще  раз,  как насчет устриц и
ракушек?
     - Дорогой  сэр,  ваши  речи  внушают  мне  тревогу, - ответил городской
голова.  -  Я мирный торговец и не привык, чтобы на меня кричали из-за таких
мелочей.
     - Мелочи!  - взвизгнул толстяк. - Мелочи! Устрицы и ракушки! Пригласили
меня  на  званый  обед  городских  властей,  а когда я прихожу, меня ожидают
холодный прием и пустой стол. Где мой копьеносец?
     - Нет  же,  сэр Оливер, послушайте, сэр Оливер, - вмешался, смеясь, сэр
Найджел.  -  Пусть  ваш гнев утихнет, ведь вместо этого кушанья вы встретили
старого друга и товарища.
     - Клянусь  святым  Мартином!  -  заорал  тучный  рыцарь, причем все его
негодование  мгновенно сменилось радостью. - Да это же мой дорогой маленький
петушок  с  берегов  Гаронны!  Ах, дорогой друг, как я рад видеть вас! Какие
деньки мы пережили вместе!
     - Ну  да,  клянусь своей судьбой! - воскликнул сэр Найджел, и глаза его
заблестели.  - Мы повидали истинных храбрецов, и наши знамена развевались во
время  многих  схваток,  клянусь  апостолом!  Мы  познали  во Франции немало
радостей!
     - И  горестей  тоже,  -  добавил  другой. - У меня остались и печальные
воспоминания об этой стране. Вы помните, что постигло нас в Либурне?
     - Нет, но я помню одно: мы, во всяком случае, пустили в ход мечи.
     - Ну  и  ну!  -  воскликнул  сэр  Оливер.  - А вы все еще держите в уме
только  клинки  да шлемы! Нет у вас в душе места для более кротких радостей.
Ах,  я  до сих пор не могу говорить об этом без волнения. Такой пирог, такие
нежные  голуби,  а в подливе не соль, а сахар! И вы были в тот день со мной,
и сэр Клод Латур, и лорд Поммерс!
     - Вспоминаю,  -  сказал  сэр  Найджел,  рассмеявшись,  - и как вы гнали
повара  по  улице  и  как  грозились  сжечь  гостиницу.  Клянусь  апостолом,
досточтимый  сэр,  -  обратился  он к городскому голове, - мой старый друг -
опасный человек, и советую вам постараться уладить с ним ваши разногласия.
     - Через  час  устрицы  и  ракушки  будут  готовы,  -  ответил городской
голова.  -  Я просил сэра Оливера Баттестхорна оказать мне честь и разделить
мою   скромную  трапезу,  изысканностью  которой  мы  немного  гордимся,  но
тревожная  весть  о  пиратах  там  омрачила мои мысли, что я стал прямо-таки
рассеянным.  Все  же  я  надеюсь,  сэр  Найджел,  что  и вы откушаете с нами
полдник.
     - У  меня  слишком  много  дел, - ответил сэр Найджел, - ведь мы должны
погрузиться  на  корабль  -  люди  и  кони - как можно скорее. Сколько у вас
солдат, сэр Оливер?
     - Трое  и  сорок.  Все сорок пьяны, а трое относительно трезвы. Они все
благополучно доставлены на корабль.
     - Лучше,  если  бы они поскорее протрезвели. У меня каждый должен будет
взяться  за  тяжелую  работу еще до заката. Я намерен, если вы это одобрите,
попытаться атаковать этих норманнских и генуэзских пиратов.
     - На  генуэзских  судах  везут  икру  и  кое-какие  весьма  драгоценные
пряности  из  Леванта,  -  пояснил сэр Оливер. - Мы можем при удаче получить
большую  выгоду.  Прошу  вас,  старший шкипер, когда вы подниметесь на борт,
вылейте  на  каждого  из  моих мерзавцев, которого увидите, по полному шлему
морской воды.
     Оставив  рыцаря-толстяка  и  городского голову, сэр Найджел повел отряд
прямо  к  воде,  а  там  легкие  плашкоуты  доставили их на корабль. Одну за
другой  поднимали  лошадей,  те  на  весу  бились  и  брыкались,  а потом их
опускали  в  глубокий  трюм  желтого корабля, где их поджидали ряды стойл, в
которых  они могли благополучно путешествовать. В ту эпоху англичане умели в
подобных  случаях  действовать  искусно  и  быстро: незадолго до описываемых
событий  Эдуард  в порту Оруэлл посадил на суда пятьдесят тысяч человек с их
конями  и обозом всего-навсего за двадцать четыре часа. Так ловко действовал
сэр  Найджел  на  берегу  и  так  быстро  Гудвин Хаутейн - на судне, что сэр
Оливер  Баттестхорн едва успел проглотить последнюю устрицу, как звуки трубы
и  нагара  возвестили,  что  все  готово  и якорь поднят. В последней лодке,
отплывшей   от   берега,   сидели   рядом   оба   командира,  такие  странно
противоположные,  а  под ногами у каждого гребца были сложены крупные камни,
которые  сэр  Найджел  приказал  взять  на корабль. Как только их погрузили,
корабль  поднял паруса на грот-мачте; он был пурпурного цвета с позолоченным
изображением  св.  Христофора,  несущего на плече Христа. Повеял бриз, надул
паруса,  статное судно накренилось и пошло вперед, ныряя среди пологих синих
валов,  под музыку менестрелей, доносившуюся с кормы, и приветственные клики
толпы,  черневшей  каймою  вдоль  желтого берега. Слева лежал зеленый остров
Уайт  с  его  длинной  и  невысокой  извилистой  цепью холмов на горизонте и
выступавшими   друг  над  другом  вершинами;  справа  -  лесистое  побережье
Хампшира,    тянувшееся    далеко-далеко;    а    надо    всем   раскинулось
голубовато-стальное  небо  с  зимним  неярким  солнцем. Воздух был настолько
морозным, что изо рта валил пар.
     - Клянусь  апостолом,  -  весело  заявил  сэр Найджел, который стоял на
корме  и  глядел по сторонам, - эта земля действительно стоит того, чтобы за
нее  сражаться,  и  очень жаль ехать во Францию ради того, что можно иметь и
дома. Вы не заметили горбуна на берегу?
     - Да  нет,  - пробурчал сэр Оливер, - не заметил, я спешил вниз, у меня
устрица  в  горле  застряла,  а я так и не выпил налитый мне бокал кипрского
вина.
     - Я  видел  горбуна, достойный лорд, - вмешался Терлейк, - старик, одно
плечо выше