Отряда шлемы и куртки они поснимали, рубашки были
расстегнуты,  мощные  тела  раскинулись  на  глинобитном полу. Возле каждого
стояла  кожаная фляга с пивом, а в конце зала была водружена бочка с выбитой
втулкой,  сулившая  и  в  дальнейшем щедрое угощение. Перед бочкой на пустых
бочонках,  ящиках  и  грубо сколоченных скамьях сидели Эйлвард, Джон, Черный
Саймон  и еще трое-четверо лучников-вожаков, а также Гудвин Хаутейн, старший
шкипер,  оставивший  свой желтый корабль в устье реки, чтобы в последний раз
выпить  со  своими друзьями из Отряда. Форд и Аллейн уселись между Эйлвардом
и  Черным  Саймоном, причем их появление нисколько не повлияло на царивший в
зале шум и гам.
     - Эля,  mes  camarades,  -  воскликнул лучник, - или, может быть, вина?
Одно  из  двух  -  во  всяком  случае!  Ну-ка, Джек, чертов сын, принеси нам
бутылку старейшего вернэджа и смотри не тряхни ее! Слышали новость?
     - Нет, - ответили оруженосцы в один голос.
     - Предстоит блестящий турнир.
     - Турнир?
     - Да,  мальчики.  Ибо  Капталь  де  Буш  поклялся,  что  найдет пятерых
рыцарей  по  эту  сторону  пролива, которые победят любых пятерых английских
рыцарей,  когда-либо  садившихся  в  седло.  И  Чандос принял вызов, а Принц
обещал  золотой кубок тому рыцарю, который будет вести себя доблестнее всех,
весь двор только и говорит об этом.
     - А  почему  состязаются только рыцари? - проворчал Хордл Джон. - Разве
они  не  могли  бы  выставить  и  пять лучников, которые бы отстаивали честь
Аквитании и Гаскони?
     - Или пять ратников, - добавил Черный Саймон.
     - Кто же эти пять английских рыцарей? - спросил Хаутейн.
     - В  городе  сейчас  триста сорок один рыцарь, - ответил Эйлвард. - И я
слышал,  что уже послано триста сорок картелей, нет вызова только сэра Джона
Равенс холма: он лежит в лихорадке и не может встать с постели.
     - Я  слышал  об  этом  турнире  от одного из стрелков охраны! - крикнул
кто-то  из  лучников,  развалившихся  на соломе. - Говорят, Принц тоже хочет
сразиться  на  копьях, но Чандос и слышать об этом не желает - предполагают,
что дело будет серьезное.
     - На то есть Чандос.
     - Нет,  Принц  этого  не  допустит.  Чандос будет ведать всем турниром,
вместе  с сэром Уильямом Фелтоном и герцогом Арманьяком. Со стороны англичан
в  турнире  примут  участие  лорд Одлей, сэр Томас Перси сэр Томас Уэйк, сэр
Уильям Бошан и наш предостойный хозяин и командир.
     - Ура,  и да охранит его господь! - раздалось несколько голосов. - Быть
лучником у него великая честь.
     - И  вы  вполне  правы,  -  отозвался Эйлвард. - Если вы пойдете за его
знаменем  с  пятью  алыми  розами  вы  увидите  все, что хотелось бы увидеть
доброму  лучник.  Ха!  Да,  mes  garcons,  вы  сейчас  смеетесь, но, клянусь
эфесом,  когда  вы  окажетесь  там,  куда  он  поведет  вас вы уже не будете
смеяться,  ибо  невозможно  знать заранее, какой он даст обет. Я вижу, что у
него  мушка  на  глазу,  точь-в-точь как при Пуатье. И ради этой мушки будет
пролита кровь, или я ничего не понимаю.
     - А  как  было при Пуатье, достойный Эйлвард? - спросил один из молодых
лучников;   он   оперся  на  локти  и  не  сводил  почтительного  взгляда  с
обветренного лица старого воина.
     - Ну же, Эйлвард, расскажи! - воскликнул Хордл Джон.
     - Твое  здоровье,  старик  Сэмкин Эйлвард! - зашумели голоса на дальнем
конце зала, и люди замахали белыми куртками.
     - Вот  спросите  его,  -  скромно  отозвался Эйлвард и кивнул в сторону
Черного  Саймона.  -  Он  видел  больше, чем я... И все же, клянусь гвоздями
святого креста, видел-то я почти все.
     - О  да,  - согласился Саймон, - великий это был день. Я не надеюсь еще
раз  пережить  такой  день. Многие отличные лучники спустили в тот день свою
последнюю стрелу. Подобных людей мы уже не встретим, Эйлвард.
     - Клянусь  эфесом,  - нет. Тогда были маленький Робби Уитстафф, и Эндрю
Салбластер,  и  Уот  Олспей,  и они свернули шею германцам. Mon Dieu, что за
люди?  Стреляли  как  угодно!  По  дальним  и ближним целям никогда никто не
пускал стрелы более метко.
     - Но про битву, Эйлвард, расскажи про битву!
     - Сначала  дайте  я  налью себе, ребята, всухую этот рассказ не пойдет.
Было  самое  начало  осени,  когда Принц выступил, он прошел через Овернь, и
Берри,  и  Анжу, и Турень. В Оверни девушки сладки, да вина кислы. А в Берри
женщины  кислы,  а  вина  роскошные. Анжу - очень хороший край для лучников:
там  и женщины и вина - лучше не надо. В Турени мне только проломили башку и
все,  но  во  Вьерзоне  очень  повезло,  ибо  я  раздобыл  в  соборе золотую
дароносицу,  а  потом  получил  за нее девять генуэзских джэн от золотых дел
мастера  на улице Монт-Олив. Оттуда мы отправились в Бурж, где мне досталась
рубашка  огненного  шелка  и отличная пара башмаков с шелковыми кисточками и
серебряными блестками.
     - Из лавки, Эйлвард? - спросил один из более молодых лучников.
     - Нет,  с  человеческих ног, парень. У меня были основания считать, что
они   ему   больше   не   понадобятся,  так  как  в  спине  у  него  торчала
тридцатидюймовая стрела.
     - А что было потом, Эйлвард?
     - Мы  двинулись дальше, кум, шесть тысяч человек, и пришли в Иссуден, а
там опять произошло весьма важное событие.
     - Сражение, Эйлвард?
     - Нет,  нет,  кое-что  поважнее. Сражение мало что может дать, если нет
надежды  на выкуп. В Иссудене я и еще три валлийца заглянули в один дом, все
остальные  прошли  мимо,  и  добычу получили мы. Я сам взял отличную перину,
вещь,  которую, обыщите хоть всю Англию, вы не найдете. Вы эту перину видели
-  ты,  Аллейн, и ты, Джон. И вы подтвердите, что это благороднейшая перина.
Мы  погрузили  ее  на  мула  маркитанта  и  везли  следом за армией. Я решил
сберечь  ее  до  тех пор, пока не обзаведусь собственным домом, и она теперь
хранится у меня в одном весьма надежном местечке недалеко от Линдхерста.
     - А  потом,  достойный  лучник?  -  спросил  Хаутейн.  - Клянусь святым
Христофором,  вы  избрали  поистине  хорошую и приятную жизнь, ибо собираете
добычу  подобно  ловцу  морских  раков,  который  не  зависит  при  этом  от
чьей-либо милости или благосклонности.
     - Вы  правы, шкипер, - заметил более пожилой лучник. - Есть поговорка у
старых  солдат: "Что взято боем, дороже вдвое". Ну, продолжай, приятель, мне
уже не терпится.
     - И  вот  мы  пошли  дальше,  - сказал Эйлвард, сделав долгий глоток из
фляги.  -  Нас  было  около  шести тысяч, и Принц, и его рыцари, а посредине
отряда  -  моя  перина,  которую вез мул маркитанта. Мы наделали много бед в
Турени,  а потом прибыли в Роморантэн, где мне попали в руки золотая цепочка
и  два  яшмовых  браслета,  которые  у меня в тот же день украла черноглазая
девчонка  из  Арденн.  Mon  Dieu!  Есть же люди, которые не боятся Страшного
суда,  у  них нет ни капли порядочности в душе, и они вечно норовят выкрасть
или выхватить чужое добро.
     - Ну,  а  сражение, Эйлвард, сражение! - нетерпеливо крикнули несколько
голосов среди взрывов смеха.
     - Я  уже  дошел  до него, храбрые вы мои боевые щенки. Ну, тогда король
Франции  стал  преследовать  нас с пятьюдесятью тысячами человек, и он очень
спешил  нас настичь, но когда настиг, не знал, что с нами делать, ибо мы так
разместили  войско среди изгородей и виноградников, что французы ниоткуда не
могли  к  нам  подступиться,  кроме  как  со  стороны узкой дороги. На обоих
флангах  стояли  лучники, позади них - ратники и рыцари, а посередине - обоз
и  моя  перина на муле маркитанта. Триста их доблестнейших рыцарей бросились
вперед,  они  были  в  самом  деле  очень  храбрые, но мы встретили их таким
шквалом  стрел, что из них вернулись немногие. Затем двинулись германцы, они
также  сражались  весьма  отважно,  так  что  даже  одному  или двум удалось
прорваться  через  цепь  лучников  и  дойти  до моей перины, но все зря. Тут
вперед  выехал  наш  собственный  маленький  командир  с  мушкой на глазу, и
милорд  Од-лей  со  своими  четырьмя  оруженосцами,  и еще несколько человек
такой  же  закваски,  за  ними  следовали  Принц  и  Чандос, а потом мы все,
плотной  толпой,  с  топорами  и  мечами, ибо к тому времени уже расстреляли
свои  стрелы.  Это  было  сумасшествие,  ибо  мы  отошли  от изгородей, и не
осталось   никого,   чтобы  охранять  обоз,  а  они  могли  в  любую  минуту
подобраться  к нему в обход. Но все обошлось благополучно, и короля взяли, а
маленький  Робби  Уитстафф  и я привезли на телеге двенадцать бочек вина для
личного  стола  короля,  и,  клянусь эфесом, если вы спросите меня, что было
потом, я не смогу вам ответить, не сможет и коротышка Робби Уитстафф.
     - Ну, а на другой день?
     - Клянусь,  мы долго не канителились, а поспешили обратно в Бордо, куда
и  прибыли  благополучно  вместе  с королем Франции и моей периной. Я продал
свою  добычу, mes garcons, и получил столько золота, сколько мог унести, и в
течение  недели  жег по двенадцать восковых свечей на алтаре святого Андрея,
ибо  если  ты забываешь о божьих святых в дни удач, они легко могут забыть о
тебе,   когда   будут  позарез  нужны.  Я  же  подарил  святому  Андрею  сто
девятнадцать  фунтов  воску,  а так как он был человеком очень справедливым,
то не сомневаюсь, что он возместит их полным весом, если понадобится.
     - Скажите,  достойный  Эйлвард, - обратился к нему с другого конца зала
молодой румяный лучник, - из-за чего произошло это великое сражение?
     - Эх  ты,  дурья  голова,  -  да  из-за  того,  кому носить французскую
корону, из-за чего же еще?
     - А я думал, может, из-за твоей перины...
     - Если  уж  я  доберусь  до тебя, Сайлас, то как бы я не отхлестал тебя
ремнем  по  плечам,  -  отозвался Эйлвард под общий хохот. - Но теперь пора,
цыплята,  на насест, раз смельчаки уже начали бунтовать против старших, да и
час поздний, Саймон.
     - Подожди, споем еще одну песню.
     - Здесь  Арнольд  из  Соулея,  он споет песню не хуже любого лучника из
Отряда.
     - Нет,  у  нас  тут  есть  один  -  лучше его в этом деле не найдешь, -
сказал  Хаутейн,  кладя руку на плечо Большого Джона. - Я слышал, как он пел
на  корабле,  у него голос будто волны, когда они бурно накатывают на берег.
Прошу  вас,  друг,  спойте  нам  "Колокола  Милтона" или, если хотите, "Дочь
франклина".
     Хордл  Джон  вытер  губы  обратной  стороной  ладони,  уставился в угол
потолка  и  рявкнул  так, что от звуков его голоса заметалось пламя факелов;
он запел, как его и просили, южную балладу.

                Решил франклин изведать свет,
                Не мил его девчонке свет:
                Ушел дружок. Она одна.
                Но верность сохранит она!

                Пришел к ней рыцарь - плащ до пят,
                И латы под плащом блестят.
                Но, хоть колено он склонил.
                К любви девчонку не склонил.

                Оруженосец к ней пришел,
                На нем малиновый камзол.
                Играл он нежно, сладко пел.
                Но в деле мало преуспел.

                Пришел богач купец, одет
                В кафтан и бархатный берет.
                Но лавки, полные добра.
                Не принесли ему добра.

                Пришел к ней лучник - добрый друг,
                В руках колчан и меткий лук,
                В кармане пять монет всего...
                Девчонка, берегись его!

                Ох, кто-то волю дал слезам,
                А кто-то рыскал по лесам...
                А лучник в дальней стороне
                С девчонкой скачет на коне.

     Восторженно  заревели слушатели, затопали ногами, застучали кружками об
пол  -  видимо,  им  особенно  пришлась  по  вкусу эта песня, а Джон скромно
склонился над квартой и четырьмя гигантскими глотками осушил ее всю.
     - Я  пел  эту  песню в пивной Хордла, когда еще и не помышлял сам стать
лучником, - пояснил он.
     - Наполните   свои   кружки!   -  воскликнул  Черный  Саймон,  погружая
собственный  кубок  в  стоявший  перед  ним  открытый  бочонок.  - Последнюю
здравицу  за Белый отряд и за каждого храброго воина, который идет под алыми
розами Лоринга.
     - Пью  за  тис,  за  коноплю и за гусиные перья, - сказал старый, седой
лучник, сидевший справа.
     - Пью  за  мирный исход, за испанского короля и за отряд в двести сорок
человек, - заявил другой.
     - Пью  за  кровавую  войну,  -  крикнул  еще  кто-то, - многие пойдут и
немногие вернутся!
     - За то, чтобы сталью добыть побольше золота, - возгласил пятый.
     - А  последний  тост  -  за  властительниц  наших  сердец,  - предложил
Эйлвард.  - Пусть будет тверда наша рука и верен глаз, ребята; двух кварт на
брата хватит.
     С  возгласами,  шутками  и  песнями  все вышли из зала, и снова в "Розе
Гиени" воцарилась мирная тишина.


                                Глава XXIII

КАК АНГЛИЯ СРАЖАЛАСЬ НА ТУРНИРЕ В БОРДО

     Добрые  горожане  Бордо  настолько привыкли к военным играм и рыцарским
турнирам,  что  обыкновенная  схватка  или  состязание  были  для  них  не в
диковинку.  Прославленный  и  блестящий  двор Принца привлекал странствующих
рыцарей  и  поклонников  оружия  из  всех  стран  Европы.  Во  время  долгих
состязаний  на  берегах  Гаронны  не  раз  происходили  странные  бои, когда
тевтонский  рыцарь,  только  что  покорявший  язычников-пруссов,  гнался  за
рыцарем  Калатравы, закаленным постоянной борьбой с маврами, или португальцы
схватывались   со   скандинавскими   воинами,  прибывшими  с  самых  дальних
побережий  Ледовитого  океана. В Бордо развевалось не одно иноземное знамя с
символами  и  гербами  придунайских  стран,  а  также  дикой  Литвы и горных
крепостей  Венгрии,  ибо  рыцари  имелись  всюду,  независимо от климата или
нации,  и  не было страны настолько дикой, чтобы слава и имя Принца не стали
известны в ней от края и до края.
     И   все-таки  город  и  округ  были  охвачены  волнением,  когда  стало
известно,  что в третью среду рождественского поста состоятся поединки и что
пять  английских  рыцарей  объявили  о  своей  готовности сразиться со всеми
желающими.   Это   великое   состязание   знатных  и  прославленных  воинов,
национальный  характер  состязания,  а также то обстоятельство, что это была
как  бы  последняя  проба  оружия  перед  войной,  обещавшей  быть  жаркой и
кровавой,  -  все  делало  турнир  одним  из  самых значительных и блестящих
зрелищ,  какие  когда-либо  видел  город Бордо. Накануне знаменательного дня
крестьяне  шли  в  него  толпами  со  всего медокского округа, и луговины за
стенами  города  белели  множеством  палаток  тех,  кто  не смог найти более
теплого  жилья.  Из  дальнего  лагеря  в  Даксе,  из  Блайе, Буржа, Либурна,
Сент-Эмильона,  Кастильона,  Сен-Макэра, Кардийака, Риона и всей группы этих
цветущих   городов,   считавших   Бордо   как  бы  своей  матерью,  двигался
беспрерывный  поток людей - верхами и пешими, и все они стремились в славный
город.  Утром  того дня, когда должен был начаться турнир, вокруг арены и на
низком  травянистом берегу реки собралось не менее восьмидесяти тысяч, и они
смотрели на поле предстоящих схваток.
     Сэр  Хью  Калверли  и  сэр  Роберт Ноллз до сих пор еще не вернулись из
набега  на  границы  Наварры,  так  что  английская  партия  была  лишена ее
наиболее  знаменитых  копий.  Все же, кроме них, имелось еще столько славных
имен,  что  Чандос  и  Фелтон,  которым был поручен отбор участников, не раз
долго  и  обстоятельно  совещались,  обсуждая  каждого кандидата, его умение
владеть   оружием,   его  ошибки  и  успехи,  взвешивали  и  сравнивали  его
возможности  с возможностями притязавших на его место соперников. Лорд Одлей
из  Чешира,  герой  Пуатье,  сэр  Найджел  Лоринг,  из Хампшира, считавшийся
вторым  во  всем  войске  по  мастерскому  владению  копьем,  а  также более
молодые,  сэр  Томас  Уэйк  из Йоркшира, сэр Томас Перси из Нортумберленда и
сэр  Уильям  Бошан  из  Глостершира  -  вот  те, кто были, наконец, отобраны
защищать  честь  Англии. Представителями другой стороны были ветеран Капталь
де  Буш  и  крепыш  Оливье  де  Клиссон, сэр Пердюка д'Альбер, отважный лорд
Мюсидан  и  Сигизмунд-фон  Альтенштадт  из Тевтонского ордена. Более пожилые
англичане  только  покачивали  головами, глядя на гербы знаменитых воителей,
ибо  эти  люди  провели всю жизнь в седле, а смелость, отвага и сила едва ли
могут противостоять опытности и умудренности в деле войны.
     - Честное  слово,  сэр  Джон,  -  сказал  Принц,  когда  они  ехали  по
извилистым  улицам  на  турнир,  -  я  был бы рад, если бы сегодня мое копье
разнесли  в  щепки.  Вы  знаете,  что я научился держать в руках копье с тех
пор,  как  у  меня  хватало сил поднять его, и мне лучше знать, заслуживаю я
быть в этой почетной компании или нет.
     - Я  не  видел  всадника  искуснее  и  копья  более  меткого, чем ваше,
государь,  -  отозвался  Чандос,  -  но,  да будет мне дозволено сказать без
всякой для вас обиды, не годится вам участвовать в этом турнире...
     - А почему, сэр Джон?
     - Да  потому, сир, что вам не пристало становиться на сторону гасконцев
против  англичан  или англичан против гасконцев, поскольку вы государь и тех
и  других.  Гасконцы  нас  сейчас  не очень-то долюбливают, и только золотое
звено  вашей  короны  связывает нас друг с другом. Если бы оно порвалось, не
знаю, что последовало бы.
     - Порвалось  бы,  сэр  Джон?  -  воскликнул  Принц,  и темные глаза его
гневно  сверкнули.  -  Что  это  за  манера выражаться? Вы говорите так, как
будто  вассальная  зависимость  наших  подданных,  - это такая вещь, которую
можно сбросить или надеть, словно цепь на сокола?
     - Наемную  клячу мы подгоняем хлыстом и шпорами, сир, - ответил Чандос,
-  но  с  породистым  и  горячим конем мы обращаемся бережно и ласково, чаще
уговариваем,  чем  принуждаем.  Люди  эти  -  странный  народ, и вам следует
беречь  их  любовь даже такой, какая она сейчас, ибо эта любовь даст вам то,
на что никакие знамена их не воодушевят.
     - Вы  сегодня  чересчур  серьезны, Джон, - заметил Принц. - Отложим эти
вопросы  до  встречи  в  зале  совета.  Ну,  а  вы,  братья мои из Испании и
Мальорки, что вы думаете относительно такого вызова?
     - Я  ищу, как его получше обосновать, - ответил дон Педро, который ехал
вместе  с  королем Мальорки, по правую руку Принца, тогда как Чандос ехал по
левую.  -  Клянусь  святым  Иаковом  Компостеллским,  многие из этих горожан
легко  перенесли  бы  обложение налогом. Взгляните на тонкие сукна и бархат,
которые  носят  эти мошенники! Честное слово, будь они моими подданными, они
были  бы рады носить грубые сукна да кожу, иначе я бы уж расправился с ними.
Но, может быть, лучше стричь овец, когда шерсть отрастет?
     - Мы  гордимся  тем,  что  правим  свободными  людьми,  а  не рабами, -
холодно отозвался Принц.
     - Что  ж,  у каждого свой вкус, - небрежно бросил дон Педро. - Carajo*!
Какое  прелестное  личико  вон там в окне! Прошу вас заметить дом и прислать
нам девочку в аббатство.
     ______________
     * Черт побери! (исп.).

     - Нет,  брат  мой,  это нет! - нетерпеливо воскликнул Принц. - Я уже не
раз имел случай разъяснить вам, что у нас в Аквитании так не делается.
     - Тысячу  раз  прошу  прощения,  дорогой  друг,  - ответил испанец, ибо
смуглые  щеки  английского  принца  вспыхнули гневным румянцем. - Находясь в
изгнании,  я  чувствую  себя у вас почти как дома и по временам забываю, что
еще  не  вернулся  в  Кастилию.  Действительно, в каждой стране свои нравы и
обычаи;  но  я обещаю вам, Эдуард, что когда вы окажетесь у меня в гостях, в
Толедо  или  в  Мадриде,  вы  не  будете  желать  тщетно дочки какого-нибудь
простолюдина, до которой вы снизойдете, бросив на нее благосклонный взгляд.
     - Ваша  речь,  сир,  -  сказал  Принц еще холоднее, - не такая, какую я
хотел  бы  слышать