ала им  в  этом,  но вместо  этого проявляла
сочувствие и давала житейские советы.
     Оставаясь  одна  в  доме,  она  брала хранившийся  у  нее  календарь  и
перебирала в  памяти те  события, которые должны были произойти  в следующие
несколько  дней.  Оказавшись  на  берегу, испанцы  обратятся  за  помощью  к
Гуаканагари.  Тем  временем  Кемаль,   которого  индейцы  прозвали  Молчащий
Человек, займется уничтожением оставшихся  испанских каравелл.  Если ему это
не удастся или если испанцы смогут построить новые суда и отправятся обратно
в  Европу,  ее задача  будет заключаться в  том, чтобы, объединив  индейцев,
подготовить их к решительной схватке с  испанцами. Но если испанцы застрянут
здесь, ей нужно будет распространять среди туземцев различные слухи, которые
рано или поздно приведут к ней Колумба. Поскольку установленный в экспедиции
порядок  среди  членов экипажа здесь,  на  берегу, почти  наверняка  рухнет,
Колумбу  потребуется  убежище.  Таким  местом  будет  Анкуаш,  а ей придется
подчинить его и всех, кто  с ним придет. Если для того чтобы индейцы приняли
ее,  ей пришлось разок выкинуть одну из своих  штучек,  то  теперь пусть они
посмотрят, что она сделает с белыми людьми.
     Ах,  Кемаль, Кемаль.  Она подготовила  почву для его появления, сказав,
что в  деревню  может  прийти человек,  обладающий  тайной  силой.  Молчащий
Человек,  который будет творить невероятные  вещи,  но никогда  ни с  кем не
заговорит. Не трогайте его, каждый раз предупреждала она, когда рассказывала
им об этом. Все это время она не имела ни малейшего представления, придет ли
он вообще, потому что, насколько она знала, только  ей удалось достичь места
своего назначения. И она очень обрадовалась, когда ей сообщили, что Молчащий
Человек живет в лесу, недалеко от  берега моря. Несколько дней Дико носилась
с идеей пойти повидаться  с ним. Он, наверняка, еще более одинок,  чем  она,
оторванная  от  собственного времени, от всех  людей, которых она любила. Но
так нельзя.  Когда он выполнит  свою задачу, испанцы будут  преследовать его
как врага;  она не должна  быть связана  с ним,  даже в сложенной  индейцами
легенде, поскольку рано или поздно до  испанцев дойдут эти рассказы. Поэтому
она  дала понять  туземцам,  что хотела бы знать обо  всех его  поступках  и
передвижениях и что, по ее мнению, его  нужно оставить в покое. Ее авторитет
был  не  безграничным,  однако  к  Видящей  во  Тьме  относились с  глубоким
почтением даже жители далеких деревень, никогда не видевшие ее. Поэтому к ее
совету  не мешать  этому  странному бородатому  человеку  отнеслись  со всей
серьезностью.
     Кто-то ударил в ладоши за дверью ее дома.
     --  Добро пожаловать, -- сказала  она.  Плетеная тростниковая занавеска
отодвинулась  в сторону,  и  в дом вошла Чипа. Это была девчушка лет десяти,
большая умница, и Дико выбрала ее в качестве своего посланца к Кристофоро.
     -- Ты готова? -- спросила Дико по-испански.
     Я готова, но боюсь, -- ответила девочка на том же языке.
     Чипа  уже хорошо  овладела испанским.  Дико учила  ее два  года, и  они
говорили  друг с другом только  на этом языке. И уж, конечно.  Чипа свободно
говорила на  языке  тайно,  который  был языком  общения для разных  племен,
живших на Гаити; хотя жители Анкуаш,  общаясь друг с другом, часто прибегали
к другому,  гораздо более  древнему языку,  особенно в торжественных случаях
или при  отправлении священных обрядов.  Языки  давались Чипе легко. Из  нее
выйдет хороший переводчик.
     Готовясь   к  своему   первому  путешествию,  Кристофоро  не   особенно
задумывался над проблемой перевода. А ведь жестикуляцией и мимикой  всего не
передашь. Из-за  отсутствия  общего  языка и  европейцам,  и  индейцам часто
приходилось гадать, что имеет  в  виду собеседник.  Иногда  это  приводило к
смешным недоразумениям. Каждое  слово, напоминавшее по звучанию слово "хан",
наводило Кристофоро на мысли о Катее. И сейчас, когда он находился в главной
деревне Гуаканагари,  то, без сомнения, расспрашивал, где можно  найти много
золота. В ответ  Гуаканагари показал  на гору  и  сказал "Сибао". Кристофоро
подумал, что это один из вариантов названия Чипангу.  Если это действительно
Чипангу, самураи быстро расправятся с ним и его людьми.  Но что больше всего
не нравилось Дико, так это то,  что в прежней истории Кристофоро и в  голову
не  приходило,  что  он не имеет  права завладеть  любым  золотым  рудником,
который может найти на Гаити.
     Она помнила, что Кристофоро записал в своем судовом журнале после того,
как люди Гуаканагари  долго и  упорно трудились,  помогая ему разгрузить все
оборудование  и  припасы с  потерпевшей  крушение "Санта-Марии":  "Они любят
своего соседа, как самого себя".  Тогда он  открыл  для  себя, что  эти люди
обладают  истинно христианскими добродетелями, и в  то  же время считал, что
имеет право отбирать у них все, чем они владеют. Золотые рудники, пищу, даже
их свободу и  жизнь.  Ему  и  в  голову не  приходило, что  они  также имеют
какие-то  права. В конце  концов, они  чужой народ, темнокожие,  не способны
говорить ни на одном понятном ему языке. И, следовательно, не люди.
     Для новичков  Службы,  когда они приступали к изучению  прошлого, самым
трудным  поначалу  было понять, как  большинство людей  почти  всегда  могли
разговаривать  с  представителями  других наций,  о  чем-то договариваться с
ними, давать им обещания, а затем обо всем забывать и вести себя так, словно
то были не люди, а животные. Значат ли что-нибудь обещания, данные животным?
Разве можно признавать за животными  право на  собственность? Но Дико, как и
большинство сотрудников  Службы, вскоре поняла, что на протяжении почти всей
истории  человечества  чувство  сострадания  действовало  только в  пределах
одного города или племени. Люди, не принадлежавшие к этому племени,  не были
людьми. Они  были животными  --  либо  опасными хищниками,  либо  желанной и
ценной добычей, либо тягловой силой. Только время от времени великие пророки
объявляли,  что люди  других племен и  даже  говорящие на  других языках или
принадлежащие  к  другим  расам  --  тоже  люди.  Постепенно  вырабатывались
отношения хозяина и  гостя. Даже в  современном мире, когда  на каждом  углу
провозглашались  такие  благородные  принципы,  как  всеобщее  равенство   и
братство, мысль о том, что чужак -- это  не человек, все еще не была предана
забвению.
     Чего я на самом деле жду от Кристофоро, размышляла  Дико. Я хочу, чтобы
он сейчас научился проявлять к другим народам хотя бы долю  того сочувствия,
которое  займет достойное место в человеческой жизни  лишь через пятьсот лет
после  его великого путешествия,  но окончательно  утвердится  только  после
многих кровопролитных войн, эпидемий и голода. Я хочу, чтобы он поднялся над
своим временем и стал другим, новым человеком.
     И эта девочка, Чипа, будет для него первым  уроком и первым испытанием.
Как он примет ее? Станет ли он вообще слушать ее?
     -- Ты не зря боишься, -- сказала Дико по-испански. -- Белые люди опасны
и склонны к предательству. Их обещания  ничего не значат. Если  ты не хочешь
идти, я не буду принуждать тебя.
     -- Но тогда зачем же я учила испанский?
     -- Чтобы мы с тобой могли секретничать, -- улыбнулась Дико.
     -- Я пойду, -- сказала Чипа. -- Я хочу их увидеть.
     Дико  кивнула, одобряя ее решение. Чипа была слишком юной и не понимала
той опасности,  которая таилась  для  нее  во  встрече  с испанцами;  однако
большинство  взрослых людей  очень часто  принимают решения, не отдавая себе
отчета о  возможных  последствиях. А Чипа умница,  да  к  тому  же  с добрым
сердцем -- и такое сочетание, возможно, выручит ее в трудную минуту.
     Часом позже Чипа стояла посреди  деревушки, одергивая на себе нательную
рубашку, которую Дико сплела ей из травы.
     -- Ой, как она колется! -- пожаловалась  Чипа на языке тайно. -- Почему
я должна ее носить?
     -- Потому  что  в стране белых  людей,  никто не ходит обнаженным.  Это
считается стыдным. Все рассмеялись.
     -- Почему? Они что, такие уродливые?
     -- Там иногда бывает очень холодно, -- объяснила Дико. -- Но даже летом
они ходят одетыми. Их бог приказал им носить такие вещи.
     --  Уж лучше  несколько  раз  в  году приносить в жертву  богам немного
крови, как  это делают  тайно, -- сказал Байку,  -- чем постоянно  носить на
теле такие уродливые маленькие хижины.
     -- Говорят, -- сказал  мальчик Гоала,  -- что белые люди носят панцири,
как черепахи.
     -- Эти панцири очень прочные, и копья с большим трудом пробивают их, --
объяснила Дико.
     Жители  деревни  некоторое  время  молчали,  обдумывая, как  это  будет
выглядеть, если дело дойдет до схватки.
     -- Зачем ты посылаешь Чипу к этим людям-черепахам? -- спросил Нугкуи.
     --  Эти люди-черепахи опасны.  У  них  в руках  большая сила,  однако у
некоторых из них  доброе сердце, и мы могли бы  научить их быть человечными.
Чипа приведет сюда белых людей,  и когда  они будут готовы выслушать меня, я
буду учить их. И вы все тоже будете их учить.
     -- Чему мы можем научить людей, которые умеют строить  каноэ в сто  раз
больше, чем наши? -- спросил Нугкуи.
     -- Они тоже будут учить нас. Но только когда они будут к этому готовы.
     Нугкуи, похоже, не поверил.
     -- Нугкуи, -- сказала Дико, -- я знаю, о чем ты думаешь.
     Он молчал, ожидая, что она еще скажет.
     -- Ты не хочешь,  чтобы я посылала Чипу в качестве подарка Гуаканагари,
потому что тогда он будет считать себя вождем Анкуаш.
     Нугкуи пожал плечами.
     -- Он уже так думает, так зачем мне убеждать его в этом?
     -- Потому  что  он должен  будет отдать Чипу белым  людям.  А когда она
окажется среди них, она сослужит Анкуаш добрую службу.
     -- Ты хочешь сказать,  она послужит Видящей во Тьме,  -- раздался голос
мужчины у нее за спиной.
     -- Тебя, наверное, зовут Йаш, -- сказала она, не оборачиваясь. -- Но ты
не всегда умен, мой  двоюродный брат. Если ты не  считаешь  меня жительницей
Анкуаш, скажи  об этом  сейчас, и я уйду в другую деревню, и тогда ее жители
станут учителями белых людей.
     Ответом был взрыв всеобщего возмущения. Спустя несколько секунд Байку и
Путукам  повели Чипу вниз по склону горы. Она покидала Анкуаш,  Сибоа, и шла
навстречу гибели или величию.


     Кемаль подплыл под корпус "Ниньи". В баллонах  его акваланга оставалось
дыхательной смеси  больше, чем на два  часа,  что в  пять раз превышало  его
потребность в ней, если все пойдет  гладко. Ему понадобилось  немного больше
времени, чем он ожидал,  на  то,  чтобы  очистить от  ракушек полосу корпуса
вблизи от ватерлинии -- орудуя долотом под водой, трудно было развить нужную
силу удара.  Но вскоре работа была закончена,  и  тогда  из  закрепленной на
животе   сумки  он  достал  комплект  зажигательных   устройств.  Он  прижал
нагревательную поверхность  каждого устройства  к корпусу,  а  затем включил
автоматические  самоуглубляющиеся скобы, которые  должны были плотно прижать
зажигательное устройство к корпусу. Когда все они  были поставлены на место,
он потянул за конец шнура. Почти  сразу же почувствовал, что вода становится
теплее.  Несмотря  на  то,  что  благодаря  форме  устройства большая  часть
тепловой  энергии должна была передаваться  деревянной обшивке корпуса,  они
отдавали  столько тепла в воду, что  вскоре она должна была закипеть. Кемаль
быстро поплыл прочь, назад к своей лодке.
     Через  пять  минут  деревянная  обшивка  внутри корпуса  была  охвачена
пламенем, а  тепло от зажигательных устройств продолжало выделяться, помогая
огню быстро распространяться.
     Испанцы никогда не  поймут, как в трюме  мог начаться пожар. Задолго до
того, как они вновь сумеют приблизиться к "Нинье", дерево, в тех местах, где
были   прикреплены   зажигательные   устройства,   превратится  в   золу,  а
металлические оболочки зарядов упадут на дно моря. В течение нескольких дней
они  будут  подавать слабый  гидроакустический импульс,  что позволит Кемалю
позже приплыть туда и забрать их. Испанцы так и не  догадаются, что пожар на
"Нинье" вовсе  не был ужасной  случайностью. Не догадаются об этом и те, кто
будет обыскивать место катастрофы в последующие столетия.
     Теперь  все  зависит от  того,  останется  ли Пинсон  верным  Колумбу и
приведет  ли "Пинту"  назад  на Гаити.  Если  приведет, то  Кемаль  разнесет
последнюю каравеллу на куски. Тогда уже  невозможно будет  поверить, что это
-- случайность. Всякий, кто увидит останки  судна, скажет, что это  дело рук
врага.





ГЛАВА XI. ВСТРЕЧИ




     Чипа испугалась, когда женщины Гуаканагари  подтолкнули ее вперед. Одно
дело слышать про бородатых  белых мужчин, и совсем другое -- видеть их перед
собой.  Они  показались  ей огромными, а  их  одежда внушала  ужас. Поистине
похоже было, что у каждого  на плечах был сооружен дом с крышей  на  голове!
Металлические шлемы  так и  горели на  солнце. А цвета их  знамен напоминали
яркие перья попугаев. Если бы я могла соткать такой материал, подумала Чипа,
я носила бы на себе их знамена и жила бы под металлической крышей, какую они
носят на голове.
     Гуаканагари   лихорадочно   вдалбливал    ей   последние   указания   и
предупреждения, а ей приходилось делать вид, что она внимательно их слушает,
хотя  она  уже  давно получила все инструкции от Видящей во Тьме. К тому же,
как  только она заговорит с  белыми  людьми по-испански,  планы  Гуаканагари
потеряют всякий смысл.
     --  Точно переводи мне все, что они на самом деле  скажут, -- наставлял
Гуаканагари, -- и не вздумай добавить  хоть единственное слово к тому, что я
скажу им. Ты поняла, что я тебе говорю, маленькая улитка с горы?
     -- Великий вождь, я выполню все, что вы прикажете.
     -- Ты уверена, что действительно умеешь говорить на их ужасном языке?
     -- Если  я  не сумею,  вы сразу заметите  это по их лицам, --  ответила
Чипа.
     -- Тогда  скажи им так: "Великий Гуаканагари, вождь всего  Гаити --  от
Сибао до моря -- гордится тем, что нашел переводчика".
     Нашел переводчика? Чипа не удивилась  его попытке  вообще не  упоминать
Видящую во Тьме, но  ей было противно видеть и слышать все это. Тем не менее
она повернулась к человеку в самом пышном одеянии и заговорила с ним. Но тут
же Гуаканари ударом ноги повалил ее лицом на землю.
     --  Проявляй уважение, ты, паршивая  улитка! -- крикнул Гуаканари. -- И
это вовсе не начальник, глупая девчонка. Начальник вон тот человек, с седыми
волосами.
     Как же она не  догадалась --  судить  надо  было  не  по одежде,  а  по
возрасту, по тому уважению, которое заслуживают его годы; и она должна  была
безошибочно узнать того, кого Видящая во Тьме звала Колоном.
     Лежа  на земле, она  вновь  заговорила, -- сначала слегка запинаясь, но
тем не менее очень четко выговаривая испанские слова.
     --  Мой  господин, Кристобаль Колон,  я  пришла сюда,  чтобы  быть  вам
переводчицей.
     Ответом ей было молчание.
     Она подняла  голову и увидела, что  белые люди в полном  замешательстве
переговариваются между собой. Она вслушивалась, пытаясь что-то разобрать, но
они говорили слишком быстро.
     -- О чем они говорят? -- спросил Гуаканагари.
     -- Как  я могу понять, когда ты со мной говоришь? -- ответила Чипа. Она
понимала, что ведет себя непочтительно, но если Дико была права, Гуаканагари
скоро потеряет над ней всякую власть.
     Наконец Колон выступил вперед и заговорил с ней.
     -- Где ты, дитя, научилась испанскому? -- спросил он.
     Он говорил быстро,  и  произносил слова не  совсем  так, как Видящая во
Тьме, но это был как раз тот вопрос, которого она ожидала.
     -- Я выучила этот язык для того, чтобы больше узнать о Христе.
     Если раньше они были поражены ее знанием испанского  языка, то при этих
словах   просто   оцепенели.  Затем  они  опять  быстро  шепотом  о   чем-то
посовещались.
     -- Что ты ему сказала? -- требовательно спросил Гуаканагари.
     -- Он спросил меня, как я научилась говорить на их языке, и я объяснила
ему.
     -- Я  же  велел  тебе не упоминать Видящую во  Тьме, -- злобно прошипел
Гуаканагари.
     --  А  я и  не  упоминала  о  ней.  Я  говорила  о Боге,  которому  они
поклоняются.
     -- Сдается мне, что ты меня обманываешь, -- сказал Гуаканагари.
     -- Я  не  обманываю,  --  ответила  Чипа.  Теперь, когда Колон выступил
вперед, мужчина в пышных одеждах встал рядом с ним.
     -- Этого человека зовут  Родриго  Санчес де Сеговия. Он  -- королевский
инспектор флота, -- сказал Колон. -- Он хочет задать тебе вопрос.
     Все эти титулы ничего не говорили Чипе. Ей было ведено говорить  только
с Колоном.
     -- Откуда ты знаешь о Христе? -- спросил Сеговия.
     -- Видящая во Тьме говорила нам, что мы  должны ждать прихода человека,
который расскажет нам о Христе.
     Сеговия улыбнулся.
     -- Я -- тот человек.
     -- Нет, господин, -- возразила Чипа. -- Этот человек -- Колон.
     По выражению лиц белых людей легко было прочесть, что они переживают --
на  них отражалось все, что они чувствовали. Сеговия очень разозлился. Но он
сделал шаг назад, оставив Колона одного перед другими белыми людьми.
     -- Кто такая Видящая во Тьме? -- спросил Колон.
     -- Моя учительница,  --  ответила Чипа. --  Она послала  меня в подарок
Гуаканагари для того, чтобы он привел меня к вам. Но он не мой господин.
     -- Твоя госпожа -- Видящая во Тьме?
     -- Христос -- мой единственный господин, -- сказала она, точно повторив
те слова,  которые, как говорила  ей  Видящая  во Тьме, были самым важным из
того, что ей предстояло сделать. А  потом, когда Колон, утративший дар речи,
не  отрывая глаз, смотрел на нее, она произнесла предложение, смысл которого
не  понимала,  потому  что  оно было на другом  языке.  Это  был  генуэзский
диалект,  и поэтому только  Кристофоро понял  ее,  когда  она  повторила ему
слова,  слышанные им раньше на берегу  вблизи Лагоса: "Я сохранил тебе жизнь
для того, чтобы ты мог нести крест".
     Он опустился на колени и произнес что-то, похожее по звучанию на тот же
самый странный язык.
     -- Я не говорю на этом языке, господин, -- объяснила она.
     -- Что происходит? -- требовательно спросил Гуаканагари.
     -- Вождь сердится  на меня, -- сказала Чипа.  -- Он  побьет меня за то,
что я не перевела то, что он велел мне вам сказать.
     -- Этого не будет, -- пообещал Колон. -- Если ты посвятила себя Христу,
ты находишься под моей защитой.
     --  Господин, не  надо  из-за  меня раздражать Гуаканагари. Потеряв оба
корабля, вы нуждаетесь в его дружбе.
     --  Девочка права, -- сказал Сеговия. -- Судя по всему, ее уже  не  раз
били.
     Но на  самом деле это будет впервые, подумала Чипа. Обычное ли это дело
в стране белых людей бить детей?
     -- Вы могли бы попросить его подарить меня вам, -- сказала Чипа.
     -- Так, значит, ты -- рабыня?
     -- Гуаканагари думает, что да, -- ответила Чипа.  -- Но я ею никогда не
была. Вы ведь не сделаете меня рабыней, верно?
     Видящая во Тьме говорила ей, как важно сказать это Колону.
     -- Ты никогда не будешь рабыней, -- сказал Колон. --  Переведи ему, что
мы очень рады и благодарим его за этот подарок.
     Чипа ожидала, что Колон попросит ее у Гуаканагари. Но она сразу поняла,
что такой вариант намного лучше -- если  Колон считает, что дар уже передан,
Гуаканагари  вряд  ли  решится  отобрать  его.  Поэтому  она  повернулась  к
Гуаканагари и  распростерлась  перед  ним  точно  так  же,  как  сделала это
накануне, когда впервые повстречалась с вождем на побережье.
     -- Великий белый  вождь Колон очень доволен мною. Он благодарит тебя за
такой полезный подарок.
     На лице Гуаканагари не отразилось ничего, но она знала, что он вне себя
от ярости. Это ее ничуть не трогало -- он ей не нравился.
     -- Переведи ему, -- сказал стоявший позади нее Колон, -- чт