о я дарю ему
мою  собственную шляпу, которую я  никому  не  отдал бы, разве  что великому
королю.
     Она перевела его слова на язык тайно. Глаза Гуаканагари расширились. Он
протянул руку.
     Колон  снял шляпу,  и,  вместо того чтобы вложить ее  в руку вождя, сам
надел ее ему на голову. Чипа подумала, что вождь  выглядит еще более  глупо,
чем белые люди, носящие крышу у себя на голове. Но она видела, что на других
тайно, окруживших Гуаканагари, это произвело огромное впечатление. Обмен был
удачным. Могущественная  шляпа-талисман  в  обмен  на какую-то непослушную и
дерзкую девчонку из горной деревушки.
     -- Встань, девочка, -- сказал  Колон. Он протянул ей руку, чтобы помочь
подняться. У  него  были  длинные пальцы  с  гладкой кожей. Она  никогда  не
касалась такой гладкой кожи, разве  что у ребенка. Значит ли  это, что Колон
никогда не работает?
     -- Как тебя зовут?
     -- Чипа, -- ответила она, -- но Видящая  во Тьме сказала, что мне дадут
новое имя, когда окрестят.
     -- Новое имя, -- сказал Колон. --  И новую жизнь. -- А затем, так тихо,
что только она одна могла его услышать:
     -- Эта женщина, которую ты зовешь Видящая во Тьме, -- можешь ты отвести
меня к ней?
     --  Да, --  ответила Чипа,  а  потом добавила  несколько слов, которые,
возможно, явились бы неожиданностью для Видящей во Тьме.
     --  Она  сказала  мне  однажды,  что  оставила  свою семью  и  любимого
человека, чтобы получить возможность встретиться с вами.
     --  Да, многие  пожертвовали многим, -- сказал Колон. --  Но  сейчас не
откажешься ли ты помочь нам с переводом?  Мне  нужна  помощь  Гуаканагари  в
строительстве жилья  для моих людей. Это необходимо, потому что наши корабли
сгорели. А кроме  того, мне нужно, чтобы  он отправил посланца с письмом для
капитана  моего  третьего  судна  с  просьбой прибыть сюда, отыскать  нас  и
доставить домой. Ты поедешь с нами в Испанию?
     Видящая во  Тьме ничего не  говорила о поездке в Испанию. Наоборот, она
сказала, что белые  люди  никогда не уедут с Гаити. Однако Чипа  решила, что
сейчас неподходящее время, чтобы упоминать это пророчество.
     -- Если вы отправитесь туда, -- сказала она, -- я поеду с вами.


     Педро  де  Сальседо  исполнилось  семнадцать.  Хотя  он  и  был  слугой
главнокомандующего флота, он никогда не чувствовал  своего превосходства над
простыми матросами  и  корабельными юнгами. Однако он  не  мог удержаться от
этого  чувства,  видя,  как  эти  мужчины  и  парни  гоняются  за уродливыми
туземками. Иногда  он даже  слышал их разговоры,  хотя они  уже поняли,  что
бесполезно и  пытаться вовлекать его в  свои беседы. Очевидно,  они никак не
могли привыкнуть к тому, что индейские женщины ходят обнаженными.
     Все, кроме новенькой. Чипы. Она была  одета и говорила по-испански. Это
изумляло всех, кроме Педро. Он принимал это как должное: цивилизованные люди
носят  одежду и говорят по-испански. А она, несомненно, цивилизованная, хотя
еще не христианка.
     Да, насколько мог судить Педро, она совсем не  христианка. Он, конечно,
слышал  все,  что  она говорила  главнокомандующему, но  когда  ему поручили
устроить  ей  безопасное жилье, он воспользовался возможностью  поговорить с
ней. Педро  быстро обнаружил, что она не имеет ни малейшего представления  о
том, кто  такой Христос,  а ее понимание  христианского  учения  было весьма
примитивным. Но ведь она  сама  упомянула, что эта  таинственная  Видящая во
Тьме обещала, что Колон расскажет ей о Христе.
     Видящая  во  Тьме. Что это за имя? И как могло случиться, что индейская
женщина услышала пророчество  о Колоне и  Христе?  Такое видение  могло быть
только от Бога -- но женщине? Да к тому же не-христианке?
     Однако, если подумать,  то Господь говорил  с Моисеем, а тот был еврей.
Конечно, это было давным-давно, когда евреи еще считались избранным народом,
а не тем грязным, подлым, воровским отродьем, последними подонками, убившими
Христа, но тем не менее здесь есть о чем подумать.
     Педро размышлял о многих вещах, и все для того, чтобы не думать о Чипе.
Потому  что эти мысли нарушали его покой. Иногда  ему казалось, что он ничем
не лучше этих  примитивных  и вульгарных матросов и корабельных  юнг, и  его
тело  так  тоскует  по  плотским  утехам, что  даже  эти  индейские  женщины
пробуждают в нем желание. Но нет, это совсем не так. Не то, чтобы его влекло
к Чипе как к женщине. Он видел, что она уродлива, да к  тому же еще ребенок,
а  не  женщина, и  надо быть  просто извращенцом,  чтобы  испытывать  к  ней
плотское  влечение. И тем не  менее было что-то такое в ее голосе, выражении
лица, что делало ее привлекательной для него.
     Что же это? Ее застенчивость? Гордость, с какой она произносила трудные
фразы по-испански? Ее пытливые расспросы о его одежде, оружии, других членах
экспедиции? Ее милые забавные жесты, когда она допускала ошибки и смущалась.
Сияние, исходившее от ее лица, как будто ее прозрачная кожа пропускала некий
свет? Да нет, не может  быть, ведь она не  светится  в темноте. Это иллюзия.
Просто я слишком долго был одинок.
     И  все же  он  обнаружил,  что заботиться о  нуждах  Чипы,  опекать ее,
беседовать с  ней, стало  для него той  частью его ежедневных  обязанностей,
которую он выполнял с  особенным удовольствием. Под различными предлогами он
задерживался около нее как можно  дольше, порой пренебрегая другими  делами.
Не то  чтобы  он делал это намеренно; он просто  забывал обо всем, когда она
была рядом. И  разве  для него  не  было полезно  проводить с ней время? Она
учила его  языку племени  тайно.  Если он  хорошо его выучит,  вместо одного
переводчика будет два. А разве это плохо?
     Он также  учил ее читать. Это занятие, похоже, нравилось ей больше всех
других, и она делала заметные успехи. Педро  никак не мог  понять, почему ей
так хочется побыстрее овладеть этим искусством, ведь в жизни женщины  умение
читать  отнюдь не было  необходимостью. Но если это  нравится ей  и помогает
лучше понимать испанский язык, то почему бы и нет?
     И вот как-то раз, когда Педро писал на песке буквы, а Чипа называла их,
за ним пришел Диего Бермудес.
     --  Тебя зовет хозяин, -- сказал он.  В двенадцать лет мальчик не  имел
никакого  представления об этикете. --  И девчонку тоже. Он  отправляется  в
поход.
     -- Куда? -- спросил Педро.
     -- На луну, ответил Диего. -- Во всех других местах мы уже побывали.
     -- Он  отправляется в  горы,  -- сказала  Чипа, --  чтобы встретиться с
Видящей во Тьме.
     Педро в изумлении посмотрел на нее.
     -- Откуда ты знаешь?
     -- Потому что Видящая во Тьме сказала, что он придет к ней.
     Опять таинственная  загадка.  Да что она вообще собой представляет, эта
Видящая  во  Тьме?  Ведьма, что  ли? Педро не мог дождаться, когда, наконец,
увидит  ее. Но, конечно, он обмотает себе запястье четками  в три  ряда и не
выпустит из рук креста, пока будет находиться около нее. К чему рисковать?


     Чипа, видимо, хорошо справилась  с  заданием,  решила Дико,  потому что
гонцы  все  утро взбирались на гору, предупреждая о приближении белых людей.
Самые неприятные  сообщения поступали от Гуаканагари,  полные  едва  скрытых
угроз  на тот  случай,  если  эта жалкая горная  деревушка, Анкуаш,  посмеет
вмешаться в планы  великого вождя. Бедняга Гуаканагари -- в прежнем варианте
истории он тоже воображал, что  контролирует все отношения с испанцами. А  в
результате оказался предателем, выдавшим испанцам других индейских вождей, и
в конце  концов тоже был убит. Не то  чтобы  он был глупее других. Просто он
просчитался, полагая, что ухватив тигра за хвост, подчинит его себе.
     Была  середина  дня,  когда сам  Кристофоро  появился  на поляне  перед
хижиной.  Но Дико  не  вышла встречать  его.  Она прислушивалась  к шуму  за
стенами дома, ждала.
     Нугкуи устроил  целое  представление из  встречи великого белого вождя,
Кристофоро благосклонно взирал  на все  происходящее.  Дико  с удовольствием
отметила уверенность, звучавшую  в голосе Чипы. Ей понравилась порученная ей
роль, и она превосходно с ней справлялась. Дико хорошо помнила смерть Чипы в
другом прошлом.  Тогда  ей было где-то за двадцать,  ее детей убили у нее на
глазах, а  после  этого ее изнасиловали насмерть.  Теперь она уже никогда не
узнает этого ужаса. Это придавало Дико уверенности, пока она ожидала в доме.
     Вступительная  часть была закончена, приличия соблюдены,  и  Кристофоро
теперь   спрашивал,  где   находится  Видящая  во   Тьме.  Нугкуи,  конечно,
предупредил  его,  что он  лишь впустую потратит время на разговоры с черной
великаншей, но это только  еще  больше раззадорило  Кристофоро, как  Дико  и
ожидала. Вскоре он уже стоял у ее двери, а Чипа прошмыгнула внутрь.
     -- Можно ему войти? -- спросила она на языке тайно.
     --  Ты хорошо со всем  справляешься, племянница, -- сказала Дико. Она и
Чипа уже так давно говорили только по-испански, что Дико показалось странным
переходить  на  туземный  язык  в  разговоре  с  ней.  Но  сейчас  это  было
необходимо, чтобы Кристофоро не понял, о чем они разговаривают.
     Чипа улыбнулась в ответ на ее слова и кивнула.
     -- Он  привел с собой своего слугу. Он очень высокий, красивый, и я ему
нравлюсь.
     -- Лучше  бы ты ему не очень нравилась,  --  заметила  Дико.  -- Ты еще
девочка, а не женщина.
     -- Но он мужчина, -- со смехом сказала Чипа. -- Впустить их?
     -- Кто там еще с Кристофоро?
     --  Все  люди  из большого дома,  -- ответила  Чипа. -- Сеговия, Арано,
Гутьеррес, Эскобедо.  И даже Торрес,  --  она опять хихикнула. -- Ты знаешь,
они привезли его с собой как переводчика. А он ни слова не говорит на тайно.
     Он точно  так же не говорил  и  на  мандаринском, японском, кантонском,
хинди, малайском и на любом другом языке, который понадобился  бы ему,  если
бы  Кристофоро действительно достиг, как намеревался, Дальнего Востока.  Эти
несчастные близорукие  европейцы послали Торреса, потому что он умел  читать
на иврите и арамейском, от которых, по их разумению, произошли все языки.
     -- Пусть  войдет  главнокомандующий, --  сказала Дико.  -- Можешь также
впустить своего слугу. Педро де Сальседо?
     Чипа, похоже, совсем не удивилась тому, что Дико знала имя слуги.
     -- Спасибо, -- сказала она и вышла, чтобы впустить гостей.
     Дико нервничала --  нет,  к  чему лукавить?  Она  просто была  охвачена
страхом.  Наконец встретиться  лицом  к  лицу  с человеком,  на которого она
потратила  жизнь. И та сцена,  которая  сейчас  разыграется  между  ними, не
существовала  ни в одной  истории. Она тек привыкла  заранее  знать,  что он
скажет  в следующий миг. Как же все будет происходить сегодня,  когда у него
есть возможность удивить ее?
     Неважно. У нее гораздо больше возможностей удивить его.  И она сразу же
воспользовалась этим, заговорив с ним для начала по-генуэзски.
     -- Я долго ждала встречи с тобой, Кристофоро. Даже в потемках, царивших
в  доме.  Дико  разглядела,  как  вспыхнуло  его  лицо  от  проявленного  ею
неуважения.  Однако у  него  хватило великодушия  не настаивать,  чтобы  она
обращалась к  нему в соответствии с его  титулами. Вместо  этого он задал ей
действительно важный для него вопрос.
     -- Откуда ты знаешь язык, на котором говорили у нас в семье?
     Она ответила по-португальски:
     --  А этот,  случайно, не язык твоей семьи? На нем говорила твоя  жена,
пока не умерла. А  твой старший сын все  еще думает по-португальски. Ты знал
это? А  достаточно ли  часто ты говорил с ним,  чтобы  знать все,  о чем  он
думает?
     Кристофоро был разозлен и испуган. Именно на это она и рассчитывала.
     -- Ты  знаешь то,  чего  никто  не знает. Он,  конечно,  не имел в виду
подробности своей семейной жизни.
     -- Королевства падут у твоих  ног, -- сказала  она, насколько  возможно
точно  подражая интонации голоса Вмешавшихся во время видения Колумба. --  И
миллионы людей, которые будут спасены, восславят твое имя.
     -- Нам вряд ли нужен переводчик, не так ли? -- сказал Кристофоро.
     --  Не  отпустить ли нам  детей?  -- спросила Дико.  Кристофоро  что-то
сказал  Чипе и  Педро.  Педро  сразу встал  и  пошел  к  двери,  но  Чипа не
пошевелилась.
     -- Чипа тебе не слуга, -- объяснила Дико. -- Но я попрошу ее уйти.
     На языке тайно она сказала:
     --  Я хочу,  чтобы  главнокомандующий рассказал  мне  то, что не скажет
больше никому. Выйди, пожалуйста.
     Чипа  тут  же  встала  и  направилась  к  двери.  Дико  с удовольствием
отметила, что  Педро придержал занавеску, чтобы  дать  ей выйти. Мальчик уже
видит в ней не  просто человека, но  даму. Это  уже достижение, хотя,  кроме
нее, никто этого не заметил.
     Они остались одни.
     -- Откуда  ты знаешь  все эти вещи? -- сразу же спросил  Кристофоро. --
Эти обещания, что королевства падут к моим ногам, что...
     -- Я знаю  их, -- ответила Дико, -- потому что меня послала  сюда та же
сила, которая  сначала произнесла  эти  слова тебе.  -- Пусть  понимает, как
хочет  -- позже, когда  он  будет знать  больше,  она  напомнит ему,  что не
солгала.
     Она  достала из  мешка  небольшой  фонарь  на  солнечных  батарейках  и
поставила его на землю между ними. Когда она включила его, Кристофоро закрыл
глаза руками, так что пальцы его образовали крест.
     -- Это не колдовство, -- сказала она. -- Эта вещь сделана моим народом,
совсем из другого  места, куда тебе никогда  не добраться, сколько бы ты  ни
путешествовал. Но  как любой другой инструмент, рано или поздно, он придет в
негодность, и я не знаю, как сделать новый.
     Он  слушал, но когда его  глаза привыкли к свету, он также посмотрел на
нее.
     -- У тебя темная кожа, как у мавра.
     -- Я африканка, -- сказала она. -- Не мавританка, а  из  района  Африки
дальше к югу.
     -- Тогда как ты сюда попала?
     -- Ты думаешь, ты один на свете путешественник? Ты думаешь, только тебя
послали в дальние страны, чтобы спасти души язычников?
     Он встал.
     --  Я вижу,  что после всех препятствий, которые  я преодолел, я только
сейчас встретил  настоящее  сопротивление. Неужели  Господь  послал  меня  к
индейцам лишь для того, чтобы показать мне негритянку с волшебной лампой?
     -- Это  не Индия,  -- сказала  Дико, -- и не Китай, и  не Чипангу.  Эти
страны находятся далеко отсюда, на Западе. Это совсем другая земля.
     --  Ты повторила  слова, сказанные  мне самим Богом, а  теперь говоришь
мне, что Бог ошибался?
     --  Если  ты  хорошенько вспомнишь, то  согласишься,  что  он  даже  не
упоминал  таких  слов  как Катей, Чипангу и Индия, или что-то  подобное,  --
сказала Дико.
     -- Откуда ты это знаешь?
     -- Я видела, как  ты стоял на берегу и слышала, как ты произносишь свою
клятву во имя Отца, Сына и Святого Духа.
     -- Тогда почему я тебя не видел? Если я видел Святую Троицу, почему  ты
оставалась невидимой?
     --  Ты  мечтаешь  о  великой победе христианства, --  сказала Дико,  не
обращая  внимания  на  его  вопрос,  потому  что не могла придумать  ответа,
который был бы ему понятен. -- Освобождение Константинополя.
     --  Только  как  шаг  на  пути к  освобождению  Иерусалима,  --  сказал
Кристофоро.
     -- Так знай же, что здесь,  на этих землях, есть  миллионы душ, которые
примут христианство, если только ты предложишь его им мирно, с любовью.
     -- А как еще могу я предложить его?
     --  Как еще? Ты уже записал в своих судовых журналах о  том,  как можно
заставить этих людей трудиться. Ты уже говоришь о том, чтобы превратить их в
рабов.
     Он посмотрел на нее пронизывающим взглядом.
     -- Кто показал тебе мой журнал?
     -- Ты  еще не  готов учить этих людей  христианству, Кристофоро, потому
что ты сам еще не христианин.
     Он занес  руку,  готовый ударить  ее.  Это поразило  Дико,  потому  что
Кристофоро в общем-то был сдержанным человеком.
     -- Разве, ударив меня,  ты  докажешь, что  ты хороший христианин? Да, я
знаю все рассказы о том,  как Иисус бичевал Марию-Магдалину. И о том, как он
побил Марию и Марту.
     -- Я не ударил тебя, -- сказал Кристофоро.
     -- Но  это было твоим первым желанием,  не так ли? -- спросила она.  --
Почему?  Ты  самый  терпеливый  из  людей.  Ты  долгие  годы  позволял  этим
священникам измываться  над  тобой и  мучить тебя, и никогда  не выходил  из
себя. А вот меня ты считал себя вправе ударить. Почему, Кристофоро?
     Он посмотрел на нее, но ничего не ответил.
     -- Я объясню тебе почему. Потому что  для тебя я не человек. Я собака и
даже хуже собаки, потому что ведь  ты не станешь бить собаку, правда? Потому
что, подобно португальцам, когда ты видишь чернокожую, ты видишь раба. А эти
темнокожие люди -- ты можешь научить их Евангелию  и окрестить их, но это не
помешает тебе сделать их рабами и отобрать у них золото.
     -- Собаку можно  научить ходить  на задних  лапах,  но  от этого она не
станет человеком.
     --  О, какой  чудесный  образчик мудрости. Это очень похоже  на то, что
говорили те богачи о  людях,  подобных  твоему  отцу. Он может  одеть  самую
роскошную  одежду, но  все  равно  останется деревенщиной, не  заслуживающей
уважения.
     Кристофоро закричал в ярости.
     -- Как ты смеешь так говорить о моем отце!
     --  Я только хочу сказать тебе, что, пока  ты будешь относиться  к этим
людям  даже хуже, чем генуэзские богачи к твоему  отцу, ты не будешь  угоден
Богу.
     Дверная занавеска откинулась, и Педро с Эскобедо заглянули внутрь.
     -- Вы что-то крикнули, мой господин, -- сказал Эскобедо.
     -- Я ухожу, -- ответил Кристофоро.
     Он пригнулся и вышел из дома. Дико выключила лампу и последовала за ним
наружу, где ярко светило солнце. Вокруг дома собралось все население Анкуаш,
а все испанцы держали руки на рукоятках мечей. Когда они увидели ее -- такую
высокую,  такую черную, -- они раскрыли  рты от изумления, а некоторые стали
вытаскивать  мечи  из ножен. Однако Кристофоро взмахом  руки велел им убрать
оружие.
     -- Мы уходим, -- объявил он. -- Нам тут нечего делать.
     -- Я знаю, где  есть золото,  --  крикнула Дико по-испански. Как она  и
ожидала, все  внимание белых людей обратилось  к ней. -- На этом острове его
нет. Его привозят издалека, с запада. Я знаю, где его найти, и могу провести
вас туда. Я могу  показать вам  столько золота, что рассказы об этом никогда
не забудутся.
     Ответил ей не Кристофоро, а Сеговия, королевский инспектор.
     -- Тогда покажи его нам, женщина. Отведи нас туда.
     -- Отвести? На какой лодке отвезти вас туда? Испанцы молчали.
     --  Даже  когда  вернется  Пинсон, он  не сможет  забрать вас  домой  в
Испанию, -- сказала она.
     Они в ужасе уставились друг на друга. Откуда эта женщина столько  всего
знает?
     --  Колон,  --  промолвила Дико, --  знаешь,  когда  я покажу тебе  это
золото?
     К этому моменту он уже присоединился к своим товарищам, но, услышав ее,
обернулся.
     -- Когда же это будет?
     -- Когда ты полюбишь Христа больше, чем золото -- ответила Дико.
     -- Я и так люблю его больше, -- сказал Кристофоро.
     -- Я узнаю, когда ты полюбишь Христа больше золота, -- настаивала Дико.
Она указала на жителей деревни. -- Это  произойдет, когда, посмотрев на них,
ты увидишь  не рабов, не слуг, не чужеземцев, не врагов, а братьев и сестер,
равных с  тобой в глазах Бога. Но пока ты не  проникнешься таким  смирением,
Кристобаль Колон, тебя будут преследовать  несчастья за несчастьем, и больше
ничего.
     -- Дьявол, -- сказал Сеговия. Большинство испанцев перекрестились.
     --  Я не проклинаю  тебя,  -- сказала Дико.  -- Я благословляю тебя.  С
каким бы злом  ты не столкнулся,  это будет наказание, посланное тебе Богом,
потому что ты смотрел на его детей, а видел только рабов. Иисус предупреждал
тебя: если  кто-то причинит вред  малым сим, для него будет  лучше привязать
себе жернов на шею и броситься в мо