ре.
     -- И дьявол может цитировать Священное писание, -- сказал Сеговия. Но в
его голосе не было уверенности.
     --  Запомни  это, Кристофоро,  --  сказала  Дико, --  когда  все  будет
потеряно, когда твои  враги бросят тебя в  пучину  отчаяния, приди ко мне со
смирением, и я помогу тебе выполнить волю Господа. Здесь, в этом краю.
     --  Господь поможет мне выполнить Его волю, -- ответил Кристофоро. -- Я
не нуждаюсь в помощи языческой ведьмы, когда Он на моей стороне.
     --  Он не будет на твоей стороне до тех пор,  пока ты не попросишь этих
людей простить тебя за то, что думал, что они -- дикари. -- Она  повернулась
к нему спиной и ушла к себе в дом.
     Еще  некоторое  время она  слышала,  как испанцы кричат друг  на друга.
Некоторые хотели  схватить  ее и убить на месте, но  Кристофоро запретил  им
это.  Разозленный,  как  и все, он,  однако,  помнил,  что она  видела вещи,
известные только Богу и ему.
     К тому же испанцев было значительно меньше, чем туземцев, а  Кристофоро
всегда  отличался  благоразумием.  Он  исповедовал  следующую  философию: не
начинай битву, если не уверен, что победишь.
     Когда испанцы, наконец, отправились восвояси, Дико опять вышла из дома.
Нугкуи был разъярен.
     -- Как ты посмела рассердить  этих белых людей? Теперь они подружатся с
Гуаканагари и больше никогда к нам не придут.
     -- Тебе  не нужны друзья, которые еще не научились быть человечными, --
возразила  Дико.  --  Прежде  чем эта история закончится, Гуаканагари  очень
пожалеет,  что  подружился  с  ними. И вот  что  я  тебе  скажу:  что бы  ни
случилось,  скажи  всем, чтобы человеку по имени Колон,  их седому вождю, не
причинили никакого вреда. Пусть это знают в каждой деревне и в каждом клане:
если с Колоном что-нибудь случится, на вас падет проклятье Видящей во Тьме.
     Нугкуи сердито посмотрел на нее.
     --  Не  беспокойся,  Нугкуи,  --  сказала Дико. --  Я думаю. Колон  еще
вернется.
     -- А  может быть, я вовсе  не  хочу,  чтобы он возвращался, -- возразил
Нугкуи.  -- Может  быть,  я просто хочу,  чтобы и ты, и  он --  оба ушли  из
деревни!
     Но он прекрасно знал, что остальные жители  деревни не допустят,  чтобы
она ушла.. Дико  ничего не  ответила, тогда он повернулся и зашагал прочь, в
лес. Только дождавшись  его ухода, она  вернулась  в дом, села  на  циновку,
которая служила  ей  постелью, и  тут ее охватила  дрожь. Ведь, кажется, все
прошло  согласно ее плану?  Надо было разозлить  Кристофоро  и  одновременно
затронуть  в  его  душе  струны  доброты  и  человечности.  Однако,  не  раз
проигрывая  в своем  воображении  эту встречу, она  никогда не предполагала,
каким сильным характером обладает этот человек.  Она  много раз наблюдала за
ним,  видела, какой властью обладает  он над людьми,  но только  сегодня  он
впервые посмотрел ей в глаза. И это  вызвало в ней такое же  смятение, как у
любого  другого европейца,  которому случилось  встретиться  с ним. Она  еще
больше  стала уважать тех, кто устоял перед его  натиском,  и прониклась еще
большим сочувствием к тем, кто  полностью покорился его воле.  Даже в глазах
Тагири не  полыхал такой огонь, как в глазах этого  человека. Неудивительно,
что Вмешавшиеся выбрали именно его своим орудием. Только бы хватило времени,
а там, что бы ни случилось, Кристофоро одержит победу.
     Как  могла  она  вообразить,  что  сможет  укротить  этого  человека  и
заставить его действовать по ее плану?
     Нет, мысленно сказала она  себе,  нет,  я не  пытаюсь  укротить его.  Я
только стараюсь показать, как более достойно и справедливо  осуществить  его
мечту.  Когда он  поймет  это, он будет смотреть  на меня  глазами,  полными
доброты, а не ярости.


     Спуск с горы был долгим, отчасти потому,  что некоторые  из мужчин явно
были склонны выместить свою злость на девушке. Чипе. Кристофоро был погружен
в свои  мысли, но тем  не менее  заметил, что  Педро изо  всех сил старается
защитить девушку от как бы случайных толчков и проклятий Араны и Гутьерреса.
     -- Оставьте ее в покое, -- приказал Кристофоро. Педро взглянул на него,
да и девушка тоже.
     -- Она не рабыня, -- пояснил Кристофоро. -- И  не солдат. Она  помогает
нам по собственной воле, для того чтобы мы рассказали ей о Христе.
     -- Она -- языческая ведьма, как и та, другая! -- огрызнулся Арана.
     -- Вы забываетесь, -- сказал Кристофоро. Арана  угрюмо  склонил голову,
признавая тем самым в Кристофоро старшего по рангу.
     -- Если  Пинсон  не вернется, нам  понадобится  помощь туземцев,  чтобы
построить новое судно. Если бы не эта девушка, нам пришлось бы объясняться с
ними знаками, бессвязными звуками и жестами.
     -- Ваш слуга учит их тарабарщину, -- сказал Арана.
     -- Мой слуга выучил всего десяток-другой слов, -- ответил Кристофоро.
     -- Если  с  девчонкой что-нибудь и случится,  -- настаивал Арана, -- мы
всегда  сможем вернуться сюда, забрать с собой эту черную шлюху и  заставить
ее переводить для нас.
     Вскипев от негодования, Чипа вскрикнула:
     -- Она ни за что вам не подчинится! Арана рассмеялся.
     -- Когда мы с ней как следует разберемся,  она, будь  уверена, не будет
брыкаться. -- Его смех становился все более гнусным и угрожающим. --  Ей  не
помешает знать свое место.
     Кристофоро услышал слова Араны,  и ему стало неловко. С  одной стороны,
он был полностью  согласен  с  Араной,  но  с  другой -- не мог  забыть, что
сказала Видящая во Тьме. Пока он не будет смотреть на туземцев как на равных
себе...
     Он даже содрогнулся при этой мысли. Чтобы  эти  дикари  были равны ему?
Если  бы Бог  считал  их равными ему, он бы  сделал так,  чтобы они родились
христианами.  Но  разве  можно  отрицать,  что Чипа  умнее  и добрее  многих
христианских девушек? К тому же, она хочет,  чтобы ее научили слову Христову
и крестили.
     Однако, научи ее,  окрести ее, надень на нее красивое платье, а она все
равно  останется  уродливой девочкой с коричневой кожей.  С таким же успехом
можно одеть платье  на обезьяну. Видящая во Тьме  отвергает законы  природы,
считая,  что установленный порядок можно  переделать.  Скорее всего  она  --
последний  оплот дьявола  в его попытке остановить Коломбо,  отвлечь его  от
возложенной  на  него  миссии. Точно так  же, как  дьявол околдовал Пинсона,
чтобы тот направил "Пинту" назад, в Испанию.
     Почти стемнело, когда они вернулись в форт,  где  разместились  лагерем
испанцы. Оттуда доносились веселые крики  и смех, и  Коломбо  уже был  готов
возмутиться отсутствием дисциплины, пока, наконец,  не  понял, в чем дело. У
большого костра  стоял, развлекая  матросов какими-то  байками или  шутками,
Мартин Алонсо Пинсон. Он вернулся.
     Пока  Кристофоро  пересекал  открытую площадку между воротами  форта  и
костром, собравшиеся вокруг Пинсона  люди замолчали в ожидании.  Пинсон тоже
смотрел, как приближается Кристофоро.  Когда он оказался  достаточно близко,
чтобы разговаривать, не повышая голоса, Пинсон пустился в объяснения.
     -- Главнокомандующий, вы не можете  представить себе мой испуг, когда я
потерял вас в тумане, надвигавшемся от Кольбы.
     Каков  лжец,  подумал Кристофоро.  "Пинта" была  все  еще хорошо видна,
когда туман рассеялся.
     --  Но потом  я  подумал, почему бы  не  заняться разведкой, пока  наши
корабли  временно  разлучились?  Мы остановились  у  острова Бабеке, где, по
рассказам жителей  Кольбы, мы сможем найти золото,  но  там его не было  и в
помине. Однако  к востоку оттуда, вдоль  берега этого  острова, золота очень
много.  За маленький кусок ленты туземцы давали мне куски золота величиной в
два пальца, а иногда даже размером с мою руку!
     Он   поднял   свою  большую,   сильную,  мозолистую  руку.   Кристофоро
по-прежнему молчал, хотя  теперь он  находился всего  в полутора  метрах  от
капитана "Пинты". Нарушил молчание Сеговия, сказавший:
     -- Вы, конечно, представите полный отчет об этом золоте и внесете его в
общую сокровищницу. Пинсон побагровел.
     -- В чем вы обвиняете меня, Сеговия? -- вызывающе спросил он.
     Он мог бы обвинить тебя в измене, подумал Кристофоро.  И уж, по меньшей
мере, в бунте.  Почему ты  вернулся? Потому что,  как и  я,  не мог  выбрать
другого,  более удачного  курса  против встречного  восточного ветра? Или же
потому, что ты понял, что когда  вернешься в Испанию  без меня, тебе зададут
вопросы,  на которые  ты  не  сможешь  ответить?  Поэтому  ты  -- не  только
вероломный предатель, но и трус, побоявшийся довести дело до конца.
     Однако  вслух  он не  сказал ни  слова.  Гнев Кристофоро,  направленный
против Пинсона, был столь же оправдан, как и гнев против Видящей во Тьме, но
он  никак не  был связан с миссией, возложенной  на него Богом.  Королевские
чиновники,  возможно, и могли разделять  отношение  Кристофоро к Пинсону, но
все матросы смотрели на него, как будто он был Карл Великий или Сид. Если бы
Кристофоро сделал  из Пинсона врага,  он  бы  утратил  власть над  экипажем.
Сеговия,  Арана  и Гутьеррес  этого  не  понимали.  Они считали,  что власть
исходит от короля, однако Кристофоро знал, что власть создается послушанием.
И  здесь, среди этих  людей, Пинсон  обладал куда  большей властью,  чем сам
король.  Поэтому Кристофоро пришлось подавить свой гнев,  чтобы использовать
Пинсона для достижения своей конечной цели.
     --  Он ни в чем вас  не обвиняет, -- сказал Кристофоро. -- Разве  может
прийти кому-нибудь в голову мысль обвинять вас? Тот, кто потерялся в тумане,
теперь нашелся, и если бы у нас сейчас был откормленный телец, я приказал бы
заколоть  его в  вашу  честь.  От имени  их  величеств  я  поздравляю вас  с
возвращением, капитан Пинсон.
     Пинсон явно успокоился, но в глазах его затаилась хитрость. Он считает,
что  вышел победителем, подумал Кристофоро. Он  думает, что ему все сойдет с
рук.  Но когда мы вернемся в Испанию,  Сеговия поддержит мою оценку событий.
Тогда мы посмотрим, кто из нас победитель.
     Кристофоро улыбнулся, протянул руки и обнял лживого мерзавца.


     Хунакпу смотрел, как три тарасканских кузнеца раскаляют железный прут с
помощью  древесного угля,  который  они  получили, следуя  его  советам.  Он
наблюдал,  как  они   проверяют   твердость   прута  бронзовыми   мечами   и
наконечниками стрел. Затем  последовала проверка прочности на камне. А когда
все было закончено, кузнецы распластались перед ним на земле.
     Хунакпу терпеливо ждал,  пока  они не  закончат  свой обряд  поклонения
герою  из  Шибальбы.  При  этом их радость от  достигнутых успехов не  имела
никакого значения. Наконец он велел им подняться и выпрямиться, как подобает
мужчинам.
     -- Правители Шибальбы наблюдали за вами долгие годы. Они видели, как вы
работали с бронзой. Они видели,  как  вы трое  работали  с  железом. И тогда
между ними возник спор. Некоторые из них хотели  уничтожить вас.  Но  другие
возражали,  говоря,  нет, тараски  не такие  кровожадные, как  мексиканцы  и
тлакскаланы. Они не станут использовать  черный металл, чтобы убивать тысячи
людей, в  то время как пустые, незасеянные  поля будут выгорать под солнцем,
потому что некому было посеять маис.
     Конечно нет, согласились тараски.
     --  И вот я предлагаю вам  такой же договор, какой предложил сапотекам.
Вы уже десятки раз слышали мой рассказ об этом.
     Да, слышали.
     --  Если  вы поклянетесь, что  навсегда перестанете приносить  в жертву
любым богам человеческие жизни, и будете воевать, только чтобы защитить себя
или другие и мирные народы, то я открою перед  вами еще много всяких тайн. Я
научу  вас, как сделать этот  черный металл еще тверже, пока он не  засияет,
как серебро.
     Мы сделаем все, что ты потребуешь, чтобы узнать эти тайны. Да,  мы даем
эту клятву. Мы будем во всем подчиняться великому Хунакпу Один.
     --  Я  здесь не для того, чтобы быть вашим королем.  У  вас  есть  свой
король. Я прошу только, чтобы вы соблюдали этот договор. А кроме того, пусть
ваш король станет братом На-Йашалю, королю сапотеков, а вы, тараски,  будете
братьями  и  сестрами сапотекам.  Они  умеют  строить большие каноэ, которые
плавают в открытом море,  а вы умеете разводить огонь, превращающий камень в
металл. Вы  научите их  всем тайнам обработки металла, а они научат вас всем
своим тайнам  судостроения и  мореплавания.  Иначе  я вернусь в  Шибальбу  и
расскажу ее  правителям, что вы  неблагодарны  и  не  цените подаренные  вам
знания!
     Они слушали с широко раскрытыми глазами и обещали выполнить все, что от
них  требовалось. Его слова  быстро дойдут  до короля, но когда  они покажут
ему, что может  делать  железо  и предупредят, что Хунакпу  Один  знает, как
делать еще более твердый  металл, он даст согласие  на  союз.  Тогда замысел
Хунакпу будет осуществлен.  Мексиканцы и тлакскала-ны будут окружены врагом,
владеющим   железным   оружием    и   большими,   быстроходными   кораблями.
Уицилопочтли, ты, старый  обманщик, дни, когда  ты пьешь человеческую кровь,
сочтены.
     Я  сделал  это, подумал  Хунапку,  причем раньше, чем было задумано  по
плану.  Даже  если  Кемаль  и  Дико  потерпят неудачу, я  прекращу  практику
человеческих  жертвоприношений,  объединю  народы  Ме-зоамерики  и   дам  им
достаточно развитую  технику, чтобы  они противостояли  европейцам, когда бы
они ни появились.
     Но даже сейчас, поздравляя себя с победой, он почувствовал острую тоску
по  дому. Только бы Дико была  жива, молча молил он. Пусть она выполнит свою
миссию с Колумбом  и сделает  его связующим звеном между Европой и Америкой,
которое навсегда предотвратит кровавую войну.
     В испанском лагере было время ужина. Все офицеры и матросы собрались за
столом,  за  исключением  четырех  часовых, которые  охраняли  форт  и  двух
матросов,  карауливших судно. Кристофоро  и  другие  офицеры  ели  отдельно,
однако пища у всех была одинаковая -- в основном, доставленная индейцами.
     Индейцы,  однако,  не прислуживали за  столом. Матросы обслуживали себя
сами,  а  офицерам  подавали  еду  юнги. В связи  с  этим  возникли  немалые
трудности. Все началось  с того,  что  Чипа  отказалась переводить  индейцам
приказания Пинсона.
     --  Они  не  слуги,  -- заявила  она.  --  Они  друзья.  В ответ Пинсон
набросился на Чипу, и стал ее бить. Когда  Педро попытался помешать ему, тот
повалил  его на  землю  и задал и  ему тоже  хорошую  трепку.  По требованию
главнокомандующего Пинсон охотно согласился извиниться перед Педро.
     -- Ему не следовало вмешиваться,  но поскольку он ваш слуга, я извинюсь
за то, что сам наказал его, а не предоставил это вам.
     --  Перед  девушкой тоже,  -- потребовал  Колон. На это Пинсон  ответил
плевками и добавил:
     -- Эта маленькая шлюха отказалась делать то, что ей приказали. Она вела
себя вызывающе. Слуги не смеют так разговаривать с сеньорами.
     Когда это Пинсон стал  сеньором, подумал Педро. Но  прикусил  язык: это
его не касается, пусть в этом разбирается главнокомандующий.
     -- Она не ваша служанка, -- сказал Колон. Пинсон нагло рассмеялся.
     -- Все темнокожие -- слуги от рождения, -- ответил он.
     -- Если бы они были слугами  от  рождения, -- сказал Колон, --  вам  не
пришлось  бы бить их, чтобы  заставить  повиноваться. Хорош храбрец, который
бьет ребенка. О вашей смелости наверняка сложат песни.
     Этого  оказалось  достаточно, чтобы  заставить Пинсона замолчать  -- по
крайней мере,  на  людях. И с  тех пор не было  ни  одной  попытки заставить
индейцев выполнять  роль  слуг. Но  Педро знал,  что Пинсон не  простил и не
забыл  издевку главнокомандующего,  и  унижения  от того, что  его  вынудили
отступиться. Педро даже уговаривал Чипу уйти.
     -- Уйти? --  удивилась она. --  Ты  еще недостаточно хорошо говоришь на
языке тайно, чтобы я могла уйти.
     --  Если что-то случится, -- сказал ей  Педро, -- Пинсон убьет  тебя. Я
уверен, что убьет.
     -- Видящая во Тьме защитит меня, -- возразила она.
     -- Видящей во Тьме здесь нет, -- заметил Педро.
     -- Тогда ты защитишь меня.
     -- Да, у меня это так хорошо получилось, но -- в этот раз.
     Педро не сможет  защитить ее, а она не хотела  уходить. И это означало,
что он будет теперь жить в постоянной тревоге, наблюдая, как мужчины смотрят
на Чипу,  как они шепчутся за спиной главнокомандующего,  как  они  всячески
дают понять Пинсону, что они на его стороне. Педро чувствовал, что в воздухе
носится угроза  неизбежного  бунта. Не  хватало только  повода. Когда  Педро
пытался  заговорить об этом с главнокомандующим, тот отказался  его слушать,
сказав только, что ему известно, как матросы относятся к  Пинсону. Но они не
посмеют  восстать  против королевской  власти.  Если  бы  только  Педро смог
поверить в это!
     В  тот  вечер  Педро   руководил  корабельными  юнгами,  обслуживавшими
офицеров.  Неведомые  раньше фрукты стали  уже привычными,  и каждая трапеза
превращалась  в  пир.  Все  выглядели  теперь  куда   лучше,  чем  во  время
путешествия.  Для  постороннего  взгляда отношения между главнокомандующим и
Пинсоном были превосходными. Но, по мнению  Педро, единственным, на кого мог
рассчитывать Колон  в случае  бунта, был он сам,  Сеговия, Арана, Гутьеррес,
Эскобедо  и  Торрес.  Иными словами -- королевские  офицеры  и  личный слуга
главнокомандующего. Корабельные юнги,  некоторые из судовых матросов в  душе
будут на стороне Колона, но не осмелятся  противостоять большинству. Если на
то пошло, то и королевские офицеры не питали личной преданности по отношению
к  самому Колону,  они  лишь  будут защищать  надлежащий порядок и  законную
власть. Да, если грянет беда. Колон окажется практически одиноким.
     А  что до  Чипы, то с  ней сразу же расправятся.  Я лучше  сам убью ее,
думал Педро, чтобы не позволить Пинсону коснуться ее своими грязными руками.
Я убью ее, а потом себя. А еще лучше,  -- почему бы не убить Пинсона? Раз уж
я думаю  об убийстве, почему  бы не  пронзить шпагой того, кого  я ненавижу,
вместо того, кого люблю?
     Такие мрачные мысли бродили в голове Педро, когда  он передавал Мартину
Пинсону чащу с нарезанной дыней. Пинсон подмигнул ему и улыбнулся. Он знает,
о чем я думаю, и смеется надо мной, понял Педро.  Он знает, что мне известны
его планы. И он также знает, что я бессилен.
     Внезапно страшный  взрыв  расколол  тишину вечера.  Почти  одновременно
земля под ним закачалась, и сильный порыв ветра свалил Педро с  ног. Он упал
прямо на Пинсона,  и тот сразу начал  проклинать и бить  его. Педро поспешно
вскочил на ноги.  Вскоре, однако,  даже Пинсон понял, что Педро не виноват в
случившемся. Взрыв повалил  на землю множество матросов, и сейчас воздух был
наполнен дымом и пеплом. Самое плотное облако висело над водой.
     -- "Пинта!" -- закричал Пинсон. Его крик подхватили остальные, и сквозь
сгущавшийся дым все бросились к воде.
     "Пинта" уже догорала. От нее почти ничего не осталось.
     Вечерний бриз постепенно разогнал дым, и они,  наконец, обнаружили двух
матросов,  которые должны  были находиться на вахте. Пинсон  уже избивал их,
нанося  плашмя  удары  мечом,  прежде чем  двое матросов по  приказу  Колона
оттащили его.
     -- Мой корабль! -- кричал Пинсон. -- Что вы сделали с моим кораблем?
     -- Если вы  перестанете их избивать и кричать на них, --  сказал Колон,
-- возможно, они объяснят нам, что случилось.
     -- Мое судно погибло, а они должны были охранять его! -- кричал Пинсон,
пытаясь вырваться из рук удерживавших его матросов.
     -- Это было мое  судно, которое  мне дали король и  королева, -- сказал
Колон. -- Вы можете взять себя в руки и вести, как подобает сеньору?
     Пинсон  яростно  кивнул, и матросы  отпустили  его. Один  из  матросов,
стоявших на вахте, по имени Раскон, и бывший совладелец "Пинты", сказал:
     -- Мартин, мне очень жаль,  но что мы могли  сделать?  Он  заставил нас
спуститься в  шлюпку и грести к  берегу, а затем укрыться