по  ночам,   и
соответственно изменила свой график работы. Некоторые сомневались,  имеет ли
она  право  работать на самых совершенных машинах, -- ведь она  даже не была
сотрудником  Службы. Дико даже  не прошла официального курса  обучения.  Она
была просто дочерью работников. И тем  не менее пользовалась машиной, доступ
к которой специалисты получали только после многих лет учебы.
     Однако,  видя  выражение ее  лица, наблюдая  за  тем,  как  упорно  она
работает и как  быстро  освоила  машину, те, у  которых были такие сомнения,
быстро утратили всякое желание оспаривать  ее права. Некоторые  из  них даже
пришли  к выводу, что такой путь, в  конце концов, вполне  оправдан. Ребенок
ходит в школу, чтобы получить знания. И они не всегда совпадают  с тем, чему
учились его  родители.  Но  сам ребенок становится  невольным  свидетелем  и
участником занятий своих родителей, он учится их делу с самого детства. Дико
была  таким  же  наблюдателем,  как  любой  другой  сотрудник  и,  по   всем
показателям,  хорошим. И те, кто поначалу сомневался в ней и даже  подумывал
отлучить  ее от машины,  вместо этого  сообщили начальству,  что  на станции
появился новичок,  заслуживающий внимания. После этого  за всем, что  делала
Дико, стали наблюдать  и вести непрерывную  запись ее деятельности. И вскоре
на  ее  личном деле  появилась  серебряная  полоска:  отныне ей  разрешалось
заниматься всем, чем она захочет.





ГЛАВА IV. КЕМАЛЬ




     "Cанта-Мария"  затонула,  наткнувшись  на  риф  у  северного  побережья
Эспаньолы. Причинами гибели судна были как упрямство Колумба, настоявшего на
том, чтобы  плыть ночью, так  и невнимательность штурмана. Однако  "Нинья" и
"Пинта" уцелели. Они вернулись в Европу и принесли туда весть о том,  что на
Западе всех желающих ждут необъятные земли. И это вызвало нескончаемый поток
туда иммигрантов, завоевателей, исследователей  и путешественников,  который
не иссякал на протяжении  пяти веков. Таким образом, чтобы помешать Колумбу,
нельзя было допустить возвращения "Ниньи" и "Пинты" в Испанию.
     Человеком, потопившим их, был Кемаль Акьязи, а путь, который он прошел,
прежде чем  стать  участником проекта Тагири, призванного  изменить историю,
был долгим и необычным.
     Кемаль Акьязи вырос неподалеку от развалин Трои. Из родительского дома,
возвышавшегося  над  Кумкале,   были   видны  Дарданеллы  --  узкий  пролив,
соединяющий Черное море с Эгейским. Множество войн бушевало по обоим берегам
этого  пролива,  одна  из  которых была  описана в знаменитой  поэме  Гомера
"Иллиаде".
     Казалось,  дух, витавший над этим историческим местом, странным образом
повлиял на Кемаля еще в детстве.  Ему, конечно, были знакомы все  легенды  и
мифы  о происходивших здесь  событиях,  но, кроме того, он знал, что все эти
мифы были созданы греками,  да и само место было в те времена частью Греции.
Кемаль  же был турком; его предки появились в  районе Дарданелл только  в XV
веке. Он чувствовал, что это место источает некую магическую силу, но оно не
принадлежит  ему.  Поэтому  "Илиада" не запала ему в душу  так,  как история
Генриха  Шлимана,  немецкого исследователя,  который  в  те  времена,  когда
история Троянской войны считалась простым мифом, вымыслом, верил не только в
реальность этой войны, но и в то, что сможет найти Трою. Не обращая внимания
на скептиков и насмешников, он организовал экспедицию, нашел древний город и
откопал его. Легенда оказалась правдой.
     Подростком Кемаль считал величайшей трагедией своей жизни использование
Службой машин для изучения  тысячелетней истории человечества. Теперь уже не
появятся  новые  Шлиманы, которые  долго  размышляют, высказывают  гипотезы,
ведут споры, пока не найдут какой-нибудь предмет, созданный руками человека,
или  развалины  давным-давно  забытого  города, или  отрывки легенд, которые
вдруг превращаются  в реальность. Поэтому Кемаль вовсе не намеревался  стать
сотрудником Службы, хотя его и  пытались заинтересовать  этой работой, когда
он поступил  в колледж. Его влекла к себе не  история, а поиски и  открытия;
что за радость обнаружить истину с помощью машины?
     После  неудачной  попытки  стать  физиком,  он  избрал  себе  профессию
метеоролога.  В возрасте восемнадцати  лет,  будучи  уже всерьез поглощенным
изучением  климата и  погоды,  он  вдруг опять  столкнулся  с  деятельностью
Службы.  Теперь  метеорологам  при  составлении  долгосрочных  прогнозов  не
приходилось  основываться  на  результатах  измерений параметров  погоды  за
несколько последних веков, а также на  редких находках  окаменелых  остатков
животных  и растений. Теперь в  их распоряжении были точные сведения даже  о
штормах и ураганах за несколько миллионов лет. Действительно, в первые  годы
существования Службы машины  Трусайт I были  настолько  примитивны,  что  не
позволяли разглядеть отдельных людей. Это напоминало замедленную киносъемку,
когда человек попадает  лишь в один кадр, и при просмотре  фильма становится
невидимым.  В  те  дни Служба фиксировала  на пленке погоду  прошлого, схемы
эрозии почвы, извержения вулканов, ледниковые периоды, изменения климата.
     Эти данные служили  основанием,  на  котором покоились все  современные
методы  прогнозирования  погоды   и  управления  ею.  Синоптики  уже   умели
распознавать характерные признаки изменения погодных  условий  и, не нарушая
общего процесса, могли вводить незначительные коррективы,  в результате чего
в любом районе в период засухи обязательно хотя бы изредка выпадали дожди, а
в  период  дождей,  когда  зреет  урожай,  временами  светило солнце.  Таким
образом,  человечество   не  зависело   от  безжалостных   подчас   погодных
катаклизмов. Теперь перед метеорологами стояла поистине грандиозная  задача:
нужно было  определить,  каким образом  они  могут более  активно влиять  на
природу, например,  обеспечивать  достаточное  количество  дождей в  районах
пустынь,  с  тем  чтобы  восстановить  существовавшие  там когда-то прерии и
саванны. И в этом проекте Кемаль мечтал принять участие.
     И все же он никак не  мог отогнать от себя витавшую над ним  тень Трои,
вычеркнуть  из  памяти  имя  Шлимана.  Даже  когда  он изучал  климатические
изменения, связанные с наступлением и  таянием льдов в ледниковые периоды, в
его  голове проносились картины исчезнувших цивилизаций, воспетые в легендах
места, которые ждали своего Шлимана.
     Его  дипломная  работа была составной частью проекта, направленного  на
изучение возможности использования Красного  моря как  источника  устойчивых
дождей  в  Судане и центральной  части  Аравийской  пустыни.  Задача  Кемаля
состояла  в   том,  чтобы  определить  различия  между  погодными  моделями,
наблюдавшимися в течение последнего ледникового периода,  когда Красное море
почти  исчезло, и теперь, когда уровень моря поднялся  до максимума. Вновь и
вновь  он просматривал старые видеозаписи Службы,  собирая  данные об уровне
моря и  осадках в выбранных им точках материка. Возможно, старый Трусайт I и
не отличался  особой  точностью, но был  достаточно  хорош, чтобы подсчитать
количество ливней с ураганами.
     Раз  за  разом  прослеживал  Кемаль  колебания  уровня  Красного  моря,
наблюдая за тем, как он снижался к концу ледникового периода. Каждый раз его
поражало  резкое повышение уровня  моря  после  соединения  его с  Индийским
океаном.  После  этого Красное море уже не представляло для  него  интереса,
поскольку его уровень зависел от уровня Мирового океана.
     Вновь  Шлиман  напомнил  о  себе,  заставив его  задуматься:  каким  же
грандиозным, наверное, был этот потоп!
     Да, уж это был потоп  из потопов! За время ледникового периода  столько
воды  скопилось на Земле в  виде льда, что  уровень  Мирового  океана сильно
понизился.  В  конце  концов,  он  упал  настолько, что  в океане обнажились
полоски суши,  соединявшие  между собой  материки.  В северной  части Тихого
океана такой мост позволил предкам американских индейцев перебраться по суше
через  Берингов  пролив  на огромный  пустынный  материк, ставший их  второй
родиной. Британия  была соединена с Фландрией. Дарданеллы исчезли, и  Черное
море стало соленым озером. Исчез и Персидский залив, а на его месте возникла
огромная равнина, которую прорезала река  Евфрат. Баб-эль-Мандебский пролив,
соединявший Красное море с Индийским океаном, превратился в перешеек.
     Но перешеек -- это одновременно  и  дамба.  По  мере того как климат на
Земле теплел и ледники начали отдавать скопившуюся в них воду, повсюду стали
выпадать  сильные  дожди:  реки взбухли,  а уровень воды  в  морях поднялся.
Крупные  реки Европы, текущие на юг, почти пересохшие в период максимального
оледенения,  теперь превратились  в бурные потоки.  Рона, По, Днестр и Дунай
сбросили столько  воды в  Средиземное  и Черное  моря,  что  их  уровень рос
примерно с той же скоростью, как и у Мирового океана.
     Но  в Красное море  ни одной крупной  реки  не впадало.  С точки зрения
геологии  оно  представляло  собой  новое  море, образовавшееся в результате
разлома между новой Аравийской плитой и древней Африканской, а это означало,
что по обоим его берегам поднимались горные хребты. С этих хребтов в Красное
море впадало  множество рек  и горных потоков, однако они несли  значительно
меньше  воды,  чем реки,  собиравшие воду  с обширных  равнин.  В них  также
стекала  вода, образовавшаяся в  результате таяния  снегов на севере.  Таким
образом,  хотя  уровень  Красного  моря в течение  этого времени  постепенно
повышался, он намного отставал от уровня воды в Мировом океане. Он зависел в
большей  степени от  чисто местных  изменений  погоды, нежели  от  изменений
погоды  в общемировом масштабе.  Этот процесс продолжался до тех пор, пока в
один прекрасный  день уровень воды в Индийском океане не  поднялся настолько
высоко,  что   приливные   волны  начали   перехлестывать   через   перешеек
Баб-эль-Мандеб.  Вода  невольно  создала новые протоки  в  местных степях. В
течение   нескольких  лет  эти  протоки  расширились,  образовав  ряд  новых
приливных озер на равнине Ханиш. А  затем, примерно четырнадцать тысячелетий
назад,  наступил день, когда потоки воды  во  время прилива проделали  такой
глубокий канал, что он уже больше не пересыхал во время отливов. Теперь вода
непрерывно поступала  по  нему, протока становилась  все глубже и глубже, и,
наконец,  приливные  озера до краев заполнились  водой и  вышли  из берегов.
Теперь  воды  Индийского океана  смели  все преграды  и  хлынули  в  бассейн
Красного моря такой гигантской волной, что уже через несколько часов уровень
воды в нем сравнялся с уровнем Мирового океана.
     Происшедшее  не  было  обычным,  заурядным  изменением  уровня  воды  в
водоеме, подумал  Кемаль. Это катаклизм,  один из тех редких  случаев, когда
одно-единственное событие изменяет ситуацию на огромной территории настолько
быстро, что люди воочию  видят  это. И в кои-то  веки катаклизм  пришелся на
такой  период, когда  здесь уже  жили люди.  Не только возможно, но и весьма
вероятно, что кто-то собственными глазами  увидел  это наводнение  --  более
того, оно,  возможно, многих и погубило, ведь в  ту эпоху к югу  от Красного
моря простирались  богатые зверьем степи и болота; и четырнадцать тысяч  лет
тому  назад  люди,  несомненно,  охотились  на  этих  территориях,  собирали
съедобные  семена  растений, плоды  и  ягоды. Какая-нибудь  группа охотников
наверняка  видела с одной из вершин  гор  Дехалак гигантскую стену  воды,  с
ревом  катившуюся  по равнине,  дробившуюся  о  склоны  гор,  обтекая  их  и
превращая в острова.
     Эти охотники, конечно,  поняли, что  стена воды поглотила их семьи. Что
они  должны  были подумать  при  этом?  Несомненно,  что  какое-то  божество
разгневалось  на  них, что мир  погиб, похоронен в водах  моря.  И если  они
уцелели,  если им  удалось добраться  до  берегов  Эритреи  после  того, как
бурлящие  волны  стихли  и  превратились  в  более  спокойные  воды  нового,
глубокого  моря, -- эти люди, должно быть, рассказывали всем, кто их пожелал
слушать,  о том, чему они стали свидетелями. И еще в течение нескольких лет,
они, возможно, приводили всех желающих к кромке воды, показывали  им вершины
деревьев, едва  выступавших над поверхностью моря, и  рассказывали обо всем,
что осталось похороненным под водой.
     Ной, осенило Кемаля. Бессмертный Утнапиштим, уцелевший во время потопа,
с  которым беседовал  Гильгамеш.  Зиусудра  из шумерской  легенды о  потопе.
Атлантида. Слушатели поверили им. Их рассказы не забылись, их передавали  из
поколения в  поколение.  С течением  времени рассказчики забыли,  где именно
произошло  это  событие, и,  вполне естественно, перенесли его в  то  место,
которое было им знакомо. Но самое существенное  не стерлось в их памяти. Что
говорится в  легенде о потопе,  в которой фигурирует Ной? Не  просто  дождь,
нет,  потоп был вызван не только  дождями.  "Разверзлись бездны, из  которых
хлынули фонтаны воды". Никакое местное наводнение на  Месопотамской  равнине
не  могло  послужить прообразом этой части  легенды. Но огромная стена воды,
хлынувшей из Индийского океана, вслед за  годами усиливавшимися дождями,  --
вот  это  могло вложить такие  слова  в уста  рассказчиков, передававших эту
легенду  из  поколения  в  поколение  в  течение  десяти тысячелетий,  пока,
наконец, она не была записана.
     Что  же  касается   Атлантиды,  то  все  были  уверены,  что  нашли  ее
давным-давно.  Взорвавшийся  в  Эгейском море  остров Санторин, он  же Хиос.
Однако в древнейших легендах  об Атлантиде  о вулканическом взрыве ничего не
упоминалось. В них говорилось только о великой  цивилизации, погрузившейся в
море.  Эту версию объясняли  тем,  что люди, побывавшие  позже  на уцелевшей
части Санторина, и увидевшие воду  на месте  прежнего города, ничего не зная
об  извержении  вулкана,  предположили,  что  город  просто исчез в  морской
пучине.  Однако теперь  Кема-лю такое объяснение казалось неубедительным. Он
представил  себе, что  увидели  жители  Атлантиды,  находившиеся  где-то  на
равнине  Массава,  когда  Красное  море,  казалось,  вздыбилось, и поглотило
город. Вот это и есть  погружение  в  море! Никакого взрыва, просто  вода. А
если  город  был расположен  в  болотистой  местности,  -- там,  где  теперь
находится  пролив  Массава,  то  вода,  вероятно,   хлынула   не   только  с
юго-востока,  но и  с  северо-востока,  и с  севера, растекаясь  вокруг  гор
Дехалак, превращая  их в острова, заливая  все низменные  места, а с  ними и
город.
     Атлантида. Она находилась не  за Геркулесовыми Столпами, но Платон  был
прав, увязав  город  с проливом. Он  или кто-то  другой,  поведавший ему эту
легенду,  просто  заменили  Баб-эль-Мандебский  пролив  самым   большим   из
известных тогда проливов Гибралтаром. Платон,  вполне возможно, услышал  эту
историю от финикийцев,  которые, будучи отличными мореплавателями, перенесли
место действия трагедии в хорошо известное им  Средиземное море. Быть может,
им  рассказали  эту  историю египтяне  или какие-то  кочевники  из глубинных
районов  Аравийского полуострова; не исключено,  что легенда к  тому времени
уже  стала частью  культурного наследия  всех  древних народов,  и  слова "в
проливе  Мандеб"  превратились  "в  Геркулесовых Столпах".  А  впоследствии,
поскольку  Средиземное море  было уже достаточно освоено, место действия для
большей экзотики было перенесено за Геркулесовы Столпы.
     Кемаль  был  совершенно уверен, что  эти  его  гипотезы  верны или,  по
крайней мере, близки к  истине. Он обрадовался при мысли о том, что на Земле
еще осталась никем не открытая древняя цивилизация.
     Но если Атлантида находится там, где он думает, то почему Служба еще не
обнаружила ее? Ответ прост: прошлое Земли было необъятным, и в то время, как
Трусайт  I  использовался  для  сбора  климатологической  информации,  новые
машины, точность которых позволяла проследить жизнь отдельных людей, никогда
бы не стали применять для изучения океанов,  где  никто не живет. Конечно, с
помощью хроновизора  наблюдали  историю Берингова пролива и Ла-Манша,  чтобы
проследить  пути  миграции  древних народов.  Однако в районе Красного  моря
миграций не было. Служба просто  никогда не использовала  свои  новые точные
машины для  того, чтобы посмотреть, что  же находилось под  волнами Красного
моря  в самом  конце последнего  ледникового периода. И она никогда не будет
этим заниматься, если только  кто-нибудь не убедит ее сотрудников в важности
подобной работы.
     Кемаль,  достаточно  хорошо  зная существующие бюрократические порядки,
прекрасно понимал,  что  к  нему,  студенту-метеорологу, вряд  ли  отнесутся
серьезно,  если  он  представит  Службе  свою  теорию  гибели  Атлантиды.  В
особенности потому,  что он почему-то  поместил Атлантиду в районе  Красного
моря,  а время  гибели  отнес  на четырнадцать тысячелетий  назад,  то  есть
задолго до  возникновения  цивилизации в Шумерах  и Египте, не говоря уже  о
Китае, долинах Инда и болотах Техуантепека.
     Кемаль также знал, что болотистые земли в районе пролива Массава вполне
подходили для возникновения там цивилизации.  Хотя реки, впадавшие в Красное
море,  несли  недостаточно  воды, чтобы  его  уровень  поднимался с  той  же
скоростью, что и уровень Мирового океана, они все же оставались реками. Так,
например, Зула, существующая и поныне, тогда наполняла водой равнину Массава
на  всем ее протяжении и впадала  в Красное море  вблизи  Мерса-Мубарека,  а
благодаря  обильным дождям,  выпадавшим в те  времена, из котловины Ассахара
вытекала  полноводная  река.  Теперь  Ассахара представляет  собой безводную
долину, лежащую ниже уровня моря. А некогда она, вероятно, была пресноводным
озером, вбиравшим в себя воду многочисленных горных ручьев, а в самом низком
месте вода из него стекала в пролив Массава. Река петляла по плоской равнине
Массава, причем некоторые ее  рукава впадали  в реку Зула, тогда как  другие
уходили на восток и на север, впадая непосредственно в Красное море.
     Таким  образом  эти надежные  источники обеспечивали пресной водой  всю
территорию, и в  сезон дождей одна только  Зула приносила с собой достаточно
ила,  чтобы  удобрить почву, тогда  как другие  реки,  независимо от времени
года,  служили средством сообщения в этой болотистой местности. Климат также
был достаточно  теплым,  с  большим количеством солнечных  дней,  и  все это
позволяло  собирать  не  один  урожай в год. Итак,  ничто не  препятствовало
возникновению там ранней цивилизации.
     Да,  на первый взгляд казалось,  что это  произошло слишком рано  -- на
шесть-семь тысячелетий  раньше,  чем  предполагала  общепринятая  теория. Но
разве  не могло случиться  так, что  гибель Атлантиды убедила  оставшихся  в
живых  ее жителей -- боги против того, чтобы люди селились  в городах? Разве
не  сохранились  во  многих  древних религиях Среднего Востока  следы такого
предубеждения?  Что  представляет  собой  история  Каина  и  Авеля,  как  не
метафорическое  отображение   зла,  таящегося   в  горожанине,  земледельце,
братоубийце,  осужденном  богами  за  то,  что  он уже  больше  не  кочевал,
перегоняя  свои  стада  с  места  на  место?  Вполне  вероятно,  что истории
подобного рода  были  широко  распространены  в  те  древние  времена. И это
объясняет,  почему уцелевшие  жители  Атлантиды не  приступили  сразу  же  к
восстановлению своей  цивилизации  на  новом месте.  Они  считали,  что боги
запрещают это,  и если они восстановят свой город, он опять будет уничтожен.
Итак,  они  запомнили легенды  о своем славном прошлом,  одновременно осудив
своих предков, и предостерегали всех, кто им попадался на жизненном пути, от
строительства городов.  В результате люди одновременно  и  мечтали собраться
вместе в таком городе и боялись этого.
     Так  все  и шло, пока не  появилс