ей
сконцентрирован! Я - только очередное звено в одной из линий
передачи знания... Запад, Восток, Север, Юг... В ней -  столько
всего... И конечно же, она - далеко не единственный способ...
Каждый из  моих учителей владеет своим способом... И в каждом
древнем трактате описан  полноценный самодостаточный метод... Наша
беда в том, что мы разучилсь читать  между строк.
-    И много у тебя учителей?
-    Мне крупно повезло. У меня не было одного конкретного
физически воплощенного в человеческом существе учителя, но зато я
сталкивался в этой жизни с очень многими мастерами самых разных
направлений и школ, и каждый из них чему-то меня научил.
-    Но ведь нужно было еще и разобраться в этом винегрете!
-    А в этом мне помогает тот, кто меня ведет. ЭТОТ...
-    Который в прошлом году грозился тебя отсюда убрать?
-    Ну да, он самый...
-    Кстати, как там дела обстоят? Тебе ведь, вроде, было
предписано изменить себя...
-    Стараюсь... Вот ты, например - один из пунктов программы...
-    Как это?
-    Чтобы стать не разрушительной, а созидательной силой, я
должден освоить искусство учить и лечить. Вот я на тебе и
тренируюсь. За неимением кошек...
-    Ну, учить - это понятно. А лечить? Разве ты меня лечишь?
-    Разумеется!
-    Интересно, от какой болезни?
-    От энергетической тупости закоренелого спортсмена.
-    Ну, и каков диагноз, профессор?
-    Ты привык работать с телом по-настоящему, на пределе сил...
Обладаешь, как выснилось, достаточно высокой чувствительностью и в
то же время довольно сообразителен. Кроме того, мозги твои не
запудрены эзотерической трухой... Шансы определенно есть... В
отличие от тех, кто безнадежен.
-    А кто безнадежен?
-    Тот, кто энергетически сверхчувствителен, но туп по жизни...
-    Ты хочешь сказать, что лучше быть просто сильным и
сообразительным, чем увязнуть в эзотерических бреднях и по причине
тупости не иметь возможности выбраться из этого болота?
-    Ну да, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным...
  Некоторое время мы молчали. Потом я встал, прыгнул в воду, проплыл
метров сто и пару раз нырнул на дно. Выбравшись из воды на камень,
я устроился поудобнее и спросил:
  -    А почему мое восприятие оказалось выброшенным именно туда?
-    А куда же еще? - сказал он. - Ведь ты - оттуда и пока что там
зафиксирован. Энергетическая структура каждого из нас в пределе
простирается на всю вселенную. Наиболее плотные из ее тонких
составляющих распределены примерно в пределах галактики. В них
существуют точки силовой фиксации. Вернее, точки силовой фиксации
существуют в нашей энергетической структуре вообще. Это - блоки и
узлы, возникновение которых обусловлено существованием в сознании
зон напряженности, связанных с неразрешенными конфликтами,
пережитыми стрессами - как положительными, так и отрицательными,
болезнями, аспектами эмоциональной несамодостаточности, ну, и так
далее. Узы силовых фиксаций могут тянуться за нами Бог знает из
каких воплощений, навязчиво тяготея над нашей энергетической
структурой и встраиваясь в нее за счет внедрения в кармический
код. Но наиболее явными из силовых фиксаций являются эмоциональные
привязки нынешней жизни. Именно они сразу же отслеживаются
вниманием, едва оно получает возможность выйти в сферу тонких
составляющих энергетической структуры. Эти фиксации - любовь,
ненависть, угрызения совести, последствия психических и физических
трвм, а также энергтическая зависимость от мест, из которых мы
родом и наших мест Силы. И при спонтанных перебросах локализации
тонких частей нашего восприятия мы неизменно попадаем в одну из
точек фиксации. Сейчас ты находишься в своем месте Силы. Поэтому
твое воспритие переметнулось домой. Если бы это произошло с тобой
дома, ты мог бы попасть сюда. Приемом переброса восприятия в места
Силы часто пользуются маги, когда им нужно срочно поднакопить
свежей энергии.
-    А чем обусловлена моя фиксация в месте рождения? Ведь я много
путешествовал и в общем-то, не ощущаю наличия особых уз...
-    Ты бы не спешил с выводами... Если когда-нибудь тебе
доведется долго пожить  за границей, ты все поймешь... Дело в том,
что ты родился там и вырос, и еще не  сделал того, что исчерпает
возможности твоих родных мест в смысле развития  твоего осознания.
Одной только привычкой к путешествиям тут не отделаешься.
-    А что будет, когда они окажутся исчерпанными?
-    Ты либо навсегда уедешь оттуда, либо умрешь.
-    А если я уеду раньше?
-    Ты либо вернешься обратно, либо тоже умрешь. От тоски по
родине... Тоска по родине - не абстракция, а совершенно конкретное
состояние энергетической неадекватности. Для обладающего высокой
чувствительностью человека с развитой  энергетической структурой и
жесткой силовой фиксацией она часто оказывается  смертельной.
-    Можно ли разрушить фиксацию?
-    Нет, ее можно только исчерпать. Не исчерпав силовые фиксации,
невозможно достичь полноты отрешенности. Не достигнув полноты
отрешенности, невозможно стать существом, которое обладает
самоосознанием планетарного масштаба. Не сделавшись планетарным
существом, невозможно стать существом космическим.
-    Чем исчерпываются силовые фиксации?
-    Тем же, чем и любые другие ограничения - тренировкой.
Двадцать четыре часа в сутки, всегда и везде... Каждое наше
движение, каждый шаг, слово и мысль могут быть использованы в
качестве тренировки, если нам удается наполнить их осознанием...
Есть, правда, и специальные методы, которые ускоряют процесс
освобождения от силовых фиксаций.
-    Какие?
-    Некоторые способы работы с магическими формулами и мантрами,
и техника вспоминания, например.
-    Что ты называешь вспоминанием?
-    Ну как, вспоминание - оно вспоминание и есть. Садишься или
ложишься, расслабляешься и вспоминаешь всю свою жизнь задом-
наперед, начиная с настоящего мгновения. Ретроспектива осознания,
что ли. В строении нашей энергетической структуры записано все, а
не только то, что лежит в тех поверхностных частях памяти, к
которым мы имеем постоянный доступ в своей повседневной
деятельности.
-    Но это должно быть, очень сложно - вспомнить все?
-    В общем-то, конечно, непросто... Неприятное занятие - очень
уж нудное. Есть, впрочем, более быстрый и радикальный способ, но
он требует огромной решимости. Прежде, чем человек воспользуется
им, он должен четко решить, что ему нечего больше терять, не за
что цепляться, и что он твердо намерен идти до конца. Вспоминать
можно по частям. Этот же способ не может быть осуществлен
частично. Тут - "либо - пан, либо - пропал"...
-    В каком смысле пропал?
-    Завис в неопределенности, из которой очень сложно
выбраться... Но тебе это не грозит.
-    Ты намекаешь на то, что сказал мне во сне рыжий пес?
-    Да.
-    А что это за способ?
-    Я бы назвал это "техникой безоглядного выдергивания себя из
прошлого". Ты просто собираешь в кулак всю свою волю, всю свою
решимость, опираешься на нынешний момент своей жизни и мощным
рывком вырываешь сердцевину самого себя из всего того, чем
составлено твое нынешнее существование. Позади остается все -
люди, места, события, содержимое памяти. Даже огромные куски
тонких составляющих энергетической структуры могут при этом как бы
оторваться и растаять, не будучи удерживаемы вместе организующей
силой намерения. Их придется восстанавливать, но сделать это будет
не так уж сложно, поскольку ты более не будешь растянут во
временах и пространствах пережитых ощущений и эмоций, фиксации не
будут растаскивать твою силу по кусочкам. Из вялого существа с
протяженным бытием тот, кто решился на этот шаг, превращается в
целостный конгломерат намерения и воли, обладающий мгновенным
существованием только сейчас и здесь и мчащийся сквозь время с
немыслимой скоростью, не оставляя за собой никаких хвостов
размазанной силовыми фиксациями тонкоэнергетической плоти. Ведь
обычный человек похож на вялую мокрую тряпку, расползшуюся по
временам и эпохам и без посторонней помощи неспособную собраться в
более-менее организованный комок. Вряд ли тебе предстоит
вспоминание. Вероятнее всего, ты выдернешь себя из прошлого...
Более того, я думаю, это произойдет само собой. Словно что-то
выдернет тебя оттуда помимо твоей воли...
-    А как же близкие люди? Самые близкие? Ведь они остаются
позади...
-    И не только близкие - почти все. Кроме тех, кто решится на то
же самое и сознательно согласится разделить с тобой твое
путешествие. Для остальных ты будешь подобен метеору, врывающемуся
в их жизнь, дающему ей мощный импульс развития в направлении
накопления упорядоченного самоосознания и исчезающему в
бесконечности. Только тот, кто сможет использовать этот импульс и
с его помощью  начать изменять свое собственное мгновенное
состояние так же молниеносно, как  это будешь делать ты, сможет
удержаться рядом с тобой. Но не обольщайся - таких  людей в твоей
жизни окажется, вероятнее всего, один-два, не больше. А может, и
не окажется вовсе... Ты должен быть готов к тому, что, выдернув
qea из всего  своего прошлого, то есть, из своего поля силовых
фиксаций, ты обнаружишь, что  остался совершенно один в
бесконечной Вселенной. Вероятнее всего, так оно и  будет. Если же
силовые фиксации исчерпываются постепенно - в процессе  тренировки
и наполненной осознанием жизни, все происходит значительно мягче,
и к  тому моменту, когда ты становишься свободным, если, конечно,
ты до него  доживаешь, все уже разрешается само собой, ровесники
умирают, дети вырастают, и  ты можешь мягко и ненавязчиво уйти из
их поля восприятия. Близкие люди - самое  сложное, избавиться от
привязанности к ним труднее всего.
-    Но тот, кто выдернул себя из своего прошлого - он всегда
должен уйти из своих мест, от своих близких?
-    Не обязательно. Иногда даже, наоборот, бывает лучше, если
внешняя канва его жизни не претерпит никаких изменений. Это
называют "большим отшельничеством". Малое - когда человек не
выдерживает напряжения и уходит.  В горы, в лес, в монастырь, в
работу, в скит, в другую семью - кто куда...  Есть, правда, другой
вариант фактического отшельничества - он еще круче, чем  большое,
но о нем - разговор особый... Дай Бог нам справиться с большим...
-    Но как же можно жить среди тех, кто стал тебе безразличен?
-    Совмещение несовместимого - великое искусство. Искренне
любить и быть непривязанным, всей душой ненавидеть и оставаться
отрешенным, нежно искренне заботиться и сохранять равнодушие,
словом, оставаться человеком, не будучи человеческим существом...
Ультимативный вызов. Я же говорю - все не так просто...

          [ИЛЛЮСТРАЦИИ: мост на предплечьях с захватом.]

КОФЕЙНЫЙ ЦИГУН И ПАМЯТЬ О ЗАПАДНОМ ВЕТРЕ.

 Ненавязчиво мягкий цигун в тишине предрассветных холмов.
 Кто скажет, о чем шепчет море, когда закрыты глаза?

  Начинался жаркий день второй половины августа, и я вдруг почувствовал,
что Мастер Чу до чертиков мне надоел.
  С  той  ночи, когда я познакомился с огненным псом, прошел почти
месяц,  в  течение  которого  Мастер Чу  без  устали  обучал  меня
тренировочным последовательностям, которые называл "блоками" или -
на  американский  манер  -  "сетами" асан,  каждый  день  вводя  в
практику  все новые и новые и все более и более сложные  элементы.
Как   он  и  говорил,  упражнения  были  организованы  в  стройные
гармоничные   комплексы,   элементы  которых   последовательно   и
гармонично  как  бы вытекали друг из друга, развертываясь  в  ряды
замысловатых движений и поз, необратимо изменявших состояние моего
тела   и  сознания.  День  ото  дня  восприятие  мое  расширялось,
захватывая  неведомые мне ранее аспекты реальности и рождая  новое
понимание истин, прежде казавшихся исчерпывающе незыблемыми.
  Самой ключевой из своих практических серий Мастер Чу считал  так
называемый  "вводный  старт-сет". Он  являлся  как  бы  раствором,
скреплявшим  воедино  сеты несколько иного типа  -  их  Мастер  Чу
именовал  "стержневыми". Стержневые сеты были составлены  наиболее
сложными   асанами,  которые  практиковались  в  режиме  "глубокой
текучести"  или  в режиме "полной остановки" - очень  медленно,  с
hqjk~whrek|mn глубоким входом, длительной фиксацией и плавным,  но
жестким  выходом.  В  отличие  от асан  стержневых  сетов,  асаны,
составлявшие  собственно старт-сет, подобно  асанам  солнечного  и
лунного  кругов,  выполнялись  в  режиме  "скользящего  потока"  -
довольно  быстро и почти без фиксаций. Мастер Чу  говорил,  что  в
старт-сете  главное  - текучесть и непрерывность  движения  -  как
внешнего,   так   и   внутреннего.  Любая  тренировка   непременно
заканчивалась   "стоп-сетом"  -  последовательностью   упражнений,
основой которых были различные модификации лотосового креста. Стоп-
сет как бы подводил черту под практикой, "перебрасывая" восприятие
в   более  тонкие  слои  реальности.  После  стоп-сета  шли   сеты
статических   дыхательных  упражнений   -   дыхание   Силы   -   и
последовательности  безмолвных  созерцательных  техник,   названий
которых Мастер Чу мне не давал.
  Он  также говорил, что, если свободного времени мало, стержневые
сеты можно выполнять и по-отдельности, однако делать это следует с
предельной  внимательностью и осторожностью,  поскольку  тело,  не
подготовленное  текучими движениями старт-сета, может  в  какой-то
момент  не  выдержать напряжения, а это грозит обернуться  травмой
или  нервным срывом. Как бы то ни было, мы тренировались ежедневно
-  по  три раза - рано утром, в полдень и поздно вечером, и  общая
длительность  тренировки  в отдельные дни достигала  девяти-десяти
часов. Но, несмотря на столь чудовищные нагрузки, я не чувствовал,
чтобы во мне накапливалась усталость. Более того, день ото дня мне
казалось, что в моем теле становится все больше и больше свободной
энергии.  Временами  мне  даже  удавалось  вводить  себя  в  режим
свободного  созерцания Силы. В таких случаях  Мастер  Чу  оставлял
меня и куда-нибудь уходил, предварительно напомнив мне, чтобы я не
слишком  увлекался  и  остановился  точно  в  тот  момент,   когда
почувствую, что тренировка себя исчерпала.

  Однако  день,  когда мне все это надоело, все-таки  наступил,  и
случилось  это  как-то  очень уж внезапно.  Проснувшись  утром,  я
почувствовал, что не хочу ничего сегодня делать. Меня  потянуло  в
город - поесть мороженого и выпить кофе.
  Я  разбудил Мастера Чу, который спал в своем "круговом  доме"  и
сказал:
  -    Если бы ты знал, как ты мне надоел со своими сетами!..
-    Сходи в город - развейся. Мороженого в баре поешь... -
посоветовал он, словно прочитав мои мысли.
-    И кофе...
-    Кофе? Пожалуй... Только имей в виду - кофейные зерна обладают
могучей и очень жесткой силой, и если ты не умеешь осознанно ее
использовать, она может изрядно подпортить общую картину твоего
состояния... Впрочем, ладно, чашка-другая тебе сейчас не повредит.
Иди... Я буду ждать тебя на закате возле разрушенного причала в
круглой бухте под городом - там, где рыбаки раньше стояли...
-    О'кей, - согласился я и отправился в путь.

       Относительно силы кофейных зерен он был прав, я познакомился
с  ней  месяц  спустя,  когда  мы с Томой  и  детьми  отдыхали  на
Черноморском  побережье Кавказа, воздух которого уже был  пропитан
мрачным  предчувствием надвигавшейся войны, хотя никто ни  в  кого
пока еще не стрелял.
      Оставив  детей  на  попечении  Томиной  сестры,  мы   вдвоем
отправились в Гагру, чтобы купить на базаре горного меда и  лесных
npeunb.  Ненавязчиво  моросил очень мягкий и теплый  дождик,  море
словно  затаилось  у  подножия окутанных туманом  гор,  и,  сделав
покупки, мы решили прогуляться под пальмами дивного парка, длинная
полоса которого прижалась к горным склонам между морем и дорогой.
     Было  тихо. Мы молча шли вдоль берега, наслаждаясь  безлюдным
покоем. И вдруг я почувствовал, что нужно выпить кофе.
     Минут  через  пять  мы выбрели на мощенную  розовыми  плитами
открытую  площадку  со столиками под драным выгоревшим  тентом.  В
глубине   площадки  стоял  киоск,  в  окошке  которого   виднелась
задумчивая физиономия пожилой киоскерши. Больше на площадке никого
не  было, поэтому, несмотря на то, что из киоска вовсю пахло кофе,
я на всякий случай осторожно спросил:
  -    А кофе что, нет?
-    Пачэму нэт? - вскинулась кофейная дама. - Савсэм эст! Кофэ па-
васточнэму! Дэнги платы - кофэ пэй!
        Взяв  два кофе, мы огляделись. Все вокруг было мокрым,  за
исключением  одного  столика и двух стульев в  уголке,  где  тенту
каким-то  чудом  удалось сохранить целомудрие.  Расположившись  за
этим  столиком,  мы выпили свой кофе, все так же  молча  глядя  на
серый  прибой. Как только мы закончили кофепитие, откуда-то  вдруг
нагрянули  мокрые шумные отдыхающие, и нам пришлось  ретироваться,
чтобы  возникшая  в сознании атмосфера тотальной  умиротворенности
нечаянно не разрушилась.
     Через  некоторое время мы снова выбрели на такую же площадку,
но  теперь уже совершенно пустую - даже без кофейного киоска. Едва
мы оказались на ней, как я ощутил, что притаившийся в моем желудке
кофе вдруг начал шевелиться.
  -    Стоп! - сказал я Томе. - Давай-ка здесь задержимся...
  Она  внимательно посмотрела на меня, и, не говоря ни слова, села
на  окружавший  площадку  мокрый каменный парапет,  предварительно
постелив на него большой полиэтиленовый пакет, который достала  из
кармана   моего  рюкзака.  "Женщина.  Непостижимое  существо",   -
вспомнил  я слова гигантского огненного пса. Осторожно - чтобы  не
разбить  банки с медом - я снял рюкзак и прислонил его к парапету,
а  сам  вышел в центр площадки и замер в ожидании того, как  будут
разворачиваться  события. И их развитие не  заставило  себя  долго
ждать.
     Сначала по телу прошла крупная дрожь, а потом свернувшийся  в
животе  теплый  кофейный комок рассыпался во все стороны  потоками
сухого  горячего песка. Я начал двигаться, стараясь собрать  их  в
сколько-нибудь  управляемую структуру и направить  в  руки.  Через
некоторое  время мне это удалось. Мощными круговыми махами  рук  я
вытягивал  песок  из  живота в середину грудной  клетки  и  оттуда
напряженными толчками выбрасывал сквозь пальцы и середины  ладоней
наружу.  Спустя  пару  минут пространство вокруг  меня  запестрело
сверкающими жемчужными искрами, и я вдруг обнаружил, что больше не
чувствую  дождя.  Капли  испарялись, едва  коснувшись  поверхности
тела.  Еще минут через пять они вообще перестали до меня долетать,
испаряясь прямо в воздухе. Потом вдруг все закончилось, оставив  в
теле ощущение тепла, а в сознании - полное безмолвие. Мои насквозь
промокшие было от дождя одежда и волосы стали совсем сухими.
  -    Больше всего это было похоже на странное сочетание жесткого и
мягкого цигун, - сообщила мне Тома, когда мы продолжили свой  путь
по парку.
-    Давай возвращаться, - предложил я. - Кажется, здесь нам
делать больше  нечего...
-    Ты прав, - сказала она, свернув в сторону автобусной
остановки.
        Но  это было примерно месяц спустя, а в тот день я  быстро
шагал  по  дороге  в  сторону города,  оставив  в  одиночестве  до
чертиков надоевшего мне Мастера Чу.

       Я вышел из города, когда низкое солнце уже начинало понемногу
желтеть.  С  моря  плотной  стеной  дул  западный  ветер,  который
усиливался с каждой минутой.  Быстрым шагом, не спускаясь вниз  на
уступы  скалистого  берега, я дошел  до  круглой   бухты.  К  тому
моменту,  когда я спустился в нее, ветер уже почти  превратился  в
ураган.
     За  прошедший месяц в бухте многое изменилось. На  каменистой
площадке   возле  причала  раскинулся  целый  палаточный  городок,
окруженный импровизированной веревочной изгородью, немного поодаль
на спускавшейся к развалинам рыбацкого домика дороге стояли ПАЗик,
большой  дизельный компрессор для зарядки аквалангов, два  пикапа,
УАЗ-грузовик и микроавтобус РАФ с розовыми занавесками  на  окнах.
На  пляже  у  самой  кромки прибоя громоздил