ти
регистрацию,  мне  нужно было выключить восприятие  потоков  Силы.
Иначе  я не мог пошевелить ни одной частью тела, поскольку тело  -
точка  -  как  бы не имело никакого значения, все восприятие,  все
внимание  и  вся  сила  принятия  решений  и  совершения  действий
оказались распределенными в бесконечности пульсирующей Силы.
     Через  некоторое время я достиг успеха - потоки Силы  исчезли
из  поля моего восприятия, я снова стал человеческим существом  из
плоти и крови, которое, бросив взгляд на часы, опрометью метнулось
к стойке регистрации...
     Мне  повезло. Из Ростова-на Дону я практически  без  задержек
вылетел прямым рейсом в Киев. Пересадка заняла всего лишь  час,  и
ранним вечером я уже выходил из здания Бориспольского аэропорта.
    С автобусом мне тоже повезло...

       Оставалось совсем немного: пятнадцать минут на трамвае, и я -
дома.  С  рюкзаком  за спиной я бодро шагал по  площади  навстречу
фантастическому полыханию заката, широко раскрытыми глазами  глядя
opln  на  красно-золотое  сияние  солнечного  диска.  Внутри  меня
царило полное безмолвие...
     Когда  я понял, что допустил роковую ошибку, было уже поздно.
Мне не следовало смотреть на сияющее солнце, ритмично шагая и неся
безмолвие внутри себя. Ведь всю дорогу и в самолетах, и в автобусе
я  чувствовал, что, выключив восприятие Силы, всего лишь на  время
отодвинул  то,  с чем мне так или иначе предстояло  столкнуться  и
совладать.  Или  погибнуть... Теперь же,  впустив  в  пространство
внутреннего  безмолвия сияние солнечного огня, я сам спровоцировал
ЭТО.  Словно  пробку из бутылки теплого взболтанного  шампанского,
меня  мгновенно вышибло из этого мира и швырнуло в восприятие  тех
сфер   бытия,   в  которых  мое  самоосознание  было  тождественно
самоосознанию Вселенной.
      Сила   вновь  охватила  меня,  пронзив  насквозь   ощущением
бесконечности внутри. Я превратился в грандиозный конический поток
космического  пространства,  в  котором  величественный  вихрь   в
фантастическом  танце  сворачивал  метагалактики  и  галактики   в
плотные   огненные  струи  бело-фиолетового  звездного   вещества,
стекавшиеся по сходящейся спирали в середину моей головы  -  самый
центр восприятия и самоосознания.
     Я вновь почти было совсем утратил ощущение тела, окаменевшего
в  глубоком  трансе, но тут каким-то краем сознания вспомнил,  что
ЭТО  захватило  меня  врасплох на самой  середине  проезжей  части
дороги,  которую  я  в тот момент переходил,  и  что  прежде,  чем
провалиться  в  ощущение  себя  космической  бесконечностью,   мне
удалось  краем  глаза  заметить метрах в  десяти  справа  от  себя
большой желтый автобус.
     Собрав  в  комок  всю  свою  волю, я  попытался  восстановить
контроль, сместив внимание обратно в мир нормального человеческого
восприятия. Частично мне это удалось, хотя смещаться оно почему-то
не  захотело,  а  вместо  этого просто  растянулось,  оставшись  в
бесконечности,   но  в  то  же  время  захватив   изрядную   часть
нормального человеческого мира. На это действие у меня ушло солько
энергии, что я ощутил, как болезненно сжалось нечто внутри  живота
моего   физического  тела,  а  в  солнечном  сплетении   появилось
ощущение,  о  котором обычно говорят "засосало  под  ложечкой".  Я
понял,  что  в  какой-то степени ощущаю свое физическое  тело,  но
управлять им по-прежнему не в состоянии.
     Все  это произошло в какие-то доли мгновения, я как раз делал
шаг,  я  даже  не  успел  еще  замереть.  Вернее,  успел,  но  для
стороннего  наблюдателя  все еще оставался  делающим  обычный  шаг
самоуверенным пешеходом, который неосторожно переходит улицу перед
быстро  движущимся тяжелым автобусом... Я знал,  что,  не  изменив
состояния своего сознания и восприятия, никогда не смогу поставить
ногу,  а  так и останусь стоять на проезжей части посреди площади,
замерев в окаменении огненной наполненности тела до тех пор,  пока
мне не удастся совладать с этим  трансом и устранить самодовлеющую
Силу из сферы своего восприятия.
     Мгновения  растянулись  в медленную  вязкую  резину.  Автобус
неумолимо  наползал.  Он приблизился уже  на  целый  метр,  и  его
водителю, разумеется, не могло даже в голову прийти, что я  так  и
останусь   стоять  посреди  дороги  с  поднятой  ногой   -   через
полсекунды,  секунду,  и, если ничего не измениться,  то  и  через
вечность.
     Я  не мог повернуть голову, и только краем глаза наблюдал  за
rel,  как  автобус пожирает метр за метром, как вытягивается  лицо
водителя,  как  смерть,  ехидно посмеиваясь,  наваливается  сзади,
приготавливаясь  нанести свой первый и последний решающий  удар  -
тот,  что  расколет хрупкую круглую коробочку, в которую запрятана
точка  концентрации  самоосознания, и  выпустит  наружу  плененный
упорядоченностью жизни хаос неживого пространства.
     Четыре  метра...  Водитель в ужасе, он начинает  нажимать  на
тормоза,  но  сделать  уже явно ничего не  успевает.  Зависшая  на
полушаге  нога отказывается повиноваться. Восприятие  вернулось  в
этот  мир не более, чем наполовину, энергии на то, чтобы растянуть
внимание еще больше, уже почти не осталось, и свернуть все обратно
я тоже уже не могу, потому что Сила очень прочно зафиксировала мое
восприятие где-то в самых тонких слоях бесконечности.
     Ну  и  хрен  с ним, с вниманием... И с телом...  Я  сдаюсь...
Потому   что   невозможно   совместить  несовместимое   и   объять
необъятное...  Еще Прутков писал... "Ма-а-ам, папа  возвращается!"
Сквозь телефонный треск и безмолвие надвигающейся смерти я услышал
голос  дочери... Ну да, они ведь будут ждать... А-а, плевать...  И
тут  я  вдруг понял, что нет, не плевать... И слова Мастера  Чу  о
том,  что  любовь  -  тот  якорь, который помогает  нам  растянуть
восприятие  на  бесконечность Вселенной и объять-таки  необъятное,
вихрем  пронеслись в моем сознании... И я выдохнул  куда-то  вниз,
последним усилием вогнав потоки воли в ноги... И ноги пошли!!!  Но
чего  это  мне стоило... Словно гигантским магнитом меня неодолимо
тянуло    вверх,   в   необозримые   дали   холодной   равнодушной
бесконечности,  прочь  от  точки, вон из тоненького  слоя  кое-как
мыслящей  плесени, покрывающего эту планету.. Я  чувствовал,  что,
позволив  пружине  сжаться  и унести меня  отсюда,  утрачу  всякую
возможность вернуться сюда вновь самим собой...
     Три  метра!.. Я должен был сделать этот шаг, я знал, что если
не сделаю его сейчас, то не сделаю уже никогда...
    И я сделал этот проклятый шаг!.. И еще, и еще, и еще...
     Автобус с ревом пронесся сзади, с облегчением ударив  меня  в
спину  плотным потоком тяжелого ветра и обдав клубами дизтопливной
копоти, которая шлейфом тянулась за ним вслед.
     Я  шел,  и  ноги  слушались меня,  но,  Боже,  как  это  было
тяжело!..  Я  зафиксировал  свое тело  в  центре  бесконечности  и
внимательно по-очереди переставлял ноги, но выходило так, что я не
передвигаю   по  поверхности  планеты  изолированно   существующее
крохотное физическое тело человеческого существа, а вращаю  ногами
всю  планету,  каждым шагом проталкивая под себя ее поверхность  в
безмолвной  неподвижности пространства.
     С  каждым мгновением я чувствовал, как уходит энергия, как  я
слабею, как пот струится по телу, пропитывает одежду, скапливается
в кроссовках и хлюпает в них, когда я делаю шаг.
     С отчаянным усилием я откуда-то издалека сверху втащил тело в
трамвай. Дверь закрылась, трамвай сдвинулся с места, но так  и  не
смог  набрать  скорость. Запахло горелой  резиной,  и  водитель  с
истерическим  пришептыванием попросил всех  покинуть  вагон.  И  я
понял, что никто и ничто не поможет мне сделать последние шаги  на
пути домой. Я должен дойти сам.
     Я шел, кто-то что-то спрашивал, я отвечал, что все нормально,
мне  смотрели  вслед,  а я шел, и шел, и шел,  не  оборачиваясь  и
onkmnqr|~ сосредоточившись лишь на одном. Вернуться домой...
     Я  понял,  что  весь  фокус состоит в том,  чтобы  совместить
несовместимое и  примирить точку с бесконечностью, тогда вся  Сила
бесконечности  станет   подвластной  воле  точки...  Но  как   это
сделать?  Я чувствовал, что смогу найти  ответ только после  того,
как окажусь дома.
    Кажется, я стонал, поднимаясь к себе на четвертый этаж.
     Я  отпер дверь и вошел в квартиру... Уже почти теряя сознание
автоматически  захлопнул ногой дверь, по стене  пробрался  в  свою
комнату,   сбросил  на  пол  рюкзак.  Стало  немного   легче,   но
катастрофически не хватало воздуха.
     Я  дышал  все чаще и чаще. Наконец наступил момент,  когда  я
понял,  что больше не в силах контролировать действия тела. Сделав
над  собой  отчаянное  усилие,  чтобы   не  рухнуть  навзничь,   я
тщательно  улегся на пол, вытянулся во весь рост и   провалился  в
какое-то вообще, где не было ничего, кроме никакого ничто.  Пустая
бесконечность  втянула  меня  в безумную  даль  и  почти  оторвала
восприятие от тела.  Последним моим ощущением был невиданной  силы
взрыв  в  голове, медленно затихающее  эхо которого,  покачиваясь,
продолжало  звучать до тех пор, пока я не пришел  в   себя.  И  по
какому-то  наитию  я сумел использовать это эхо  для  того,  чтобы
остаться,  привязав к нему тоненький хвостик внимания, уже  совсем
было готового  оторваться и за ненадобностью распасться...

  ...И ПРИ ЭТОМ ОСТАТЬСЯ СОБОЙ

        Был  вечер. Я открыл глаза и прислушался. Во дворе визжали
дети,  футболисты на площадке под окнами колотили по мячу,  мужики
пьяно матерились и забивали козла, бабки судачили, и кто-то пьяный
орал  что-то  из старого репертуара Софии Ротару, а из  окна  дома
напротив поверх воскресной сумеречной суеты вечернего двора  голос
Виктора  Цоя  ритмично  и  отрешенно кодировал  правдой  жизненное
пространство ничего не подозревающих мирных граждан:
     Покажи  мне  людей, уверенных в завтрашнем дне.  Нарисуй  мне
портреты погибших на этом пути. Покажи мне того, кто выжил один из
полка... Но кто-то должен стать дверью, а кто-то - замком, а  кто-
то  -  ключем от замка... Земля... Небо... Между землей и небом  -
война...  И  где  бы ты ни был, чтоб ты ни делал, между  землей  и
небом - война...
     Я встал с пола, пошел в ванную и, засунув голову под холодную
воду,  долго стоял, согнувшись над раковиной, и сквозь мельтешение
струй  смотрел,  как  мерцает и закручивается по  часовой  стрелке
белая жидкость, втягиваясь в сливное отверстие.
     За время моего отсутствия точка и бесконечность отыскали,  по
всей  видимости, общий язык, потому что я был спокоен. Но не  так,
как бывал спокоен раньше. Мое теперешнее спокойствие отличалось от
прежнего  некоторым  совершенно новым  качеством.  Я  ощущал  себя
бесконечностью,  и  в  то же время оставался обычным  человеком  в
обыкновенном  привычном  с  детства  и  ограниченном   во   многих
отношениях теле. Точка в бесконечности. Или бесконечность,  внутри
которой  кто-то  поставил крохотную точку. Никакой разницы  теперь
уже  не было. Кроме, разве что, направления взгляда. Я чувствовал,
что   это  -  нормально  и  вполне  естественно.  Между  телом   и
aeqjnmewmnqr|~, которой я себя ощущал, и в которой  визжали  дети,
судачили бабки, парни гоняли мяч, а мужики забивали козла, и  кто-
то  пьяный орал что-то из старого репертуара Софии Ротару, имелась
граница,   но   она  воспринималась  как  некая  условная   грань,
существующая   скорее  в  моем  воображении,  чем   в   реальности
проявленного  бытия.  Она была прозрачной и  сквозь  нее,  подобно
прибою,  прокатывающемуся сквозь пляжный сетчатый  забор,  волнами
проникал голос Виктора Цоя:
     ...И две тысячи лет - война, война без особых причин, война -
дело молодых, лекарство против морщин...
     Никто нигде не зажигал свет, и я понял, что в квартире, кроме
меня,  никого  нет.  Вероятно,  они  остались  ночевать  на  даче,
поскольку решили, что я, как обычно,  добираюсь по железной дороге
с пересадками в Астрахани, Торжке и Новоалексеевке,  а потому буду
дома не раньше, чем через четыре дня.
     Холодильник был пуст, чему я, кажется, даже обрадовался,  так
как  есть  не  хотел  и  заглянул  туда  только  потому,  что   по
возвращении из путешествия принято заглядывать в холодильник, что-
нибудь   оттуда   извлекать  и  в  холодном   виде   автоматически
употреблять   в   пищу,  пробегая  глазами  заголовки   в   газете
двухнедельной давности, выдернутой из-под под банок, которые  кто-
то  когда-то  оставил сушиться на полу под столом. Если,  конечно,
никто  не  ждет... Когда ждут, нужно сначала пойти в душ и  что-то
рассказывать  оттуда,  перекрикивая шипение  струй,  а  потом  уже
садиться  за стол и основательно питаться, внимательно делая  вид,
что  слушаешь  детский взахлеб о самых важных событиях  прошедшего
месяца,  случавшихся каждый день и всегда непременно по  нескольку
штук кряду.
     Было  лень  и  ничего  не хотелось.  Я  вернулся  в  комнату,
опустился на пол рядом с рюкзаком и, сложив ноги в полный лотос, с
закрытыми глазами принялся молча смотреть внутрь. Я все  еще  вяло
надеялся увидеть там привычную пустоту исходного места, которой  -
и это я знал со всей определенностью - там уже не было. Вместо нее
в  моем восприятии сразу же возник вихрь, он втянул меня в себя  и
завертел  по  часовой  стрелке  и  понес  сквозь  немыслимые  дали
неизвестных пространств, которыми я теперь был.
     Я  открыл глаза. Все оставалось на своих местах - мое тело  в
позе  лотоса,  полутемная комната, рюкзак на полу  рядом  и  голос
Виктора Цоя поверх дворового белого шума:
     ...Хочешь  ли ты изменить этот мир Можешь ли ты принять,  как
есть? Встать и выйти из ряда вон? Сесть на электрический стул  или
трон?  Снова за окнами белый день, день вызывает меня  на  бой,  я
чувствую, закрывая глаза - весь мир идет на меня войной...
     Все было на месте... И в то же время я чувствовал, как внутри
меня  мимо этой планеты в безумном вращении проносятся серебристые
облака звезд и холодной галактической пыли. Закрыв глаза, я  вновь
погрузился  в  чувство полета - оно ввинчивалось в пространство  и
разрывалось   в  центробежном  порыве,  все  быстрее   и   быстрее
растягиваясь   в   невидимых   далях   клочьями   тугих   спиралей
космического ветра. Я сидел в позе лотоса на полу своей комнаты, и
я  был вихрем Силы в беспредельности неведомых пространств,  а  то
место,  где находилось мое физическое тело, было точкой, в которую
проецировалось   и   в   которой   концентрировалось   грандиозное
самоосознание   этого   величественного  в  своей   непостижимости
bkemh...
     Так  продолжалось  довольно долго. Потом радио  за  стеной  у
соседа  сообщило,  что уже полночь, и тогда все это  мне  надоело.
Вращение  мгновенно  прекратилось, а  там,  куда  стекался  вихрь,
обнаружился  золотой свет. Он заполнял собою  все  мое  сердце,  в
котором больше не было пустоты. Я не знал, что это значит,  и  мне
было  на  это  наплевать, я только по привычке  решил,  что  нужно
втянуть откуда-то сверху язык нисходящего света и зацепить его  за
свет  в сердце. Едва попытавшись это сделать, я понял, что ошибся.
Нисходящего света не было, вместо него существовал просто свет, он
был  повсюду вокруг, и это был тот же самый свет, который я  видел
внутри.  Он  стал серебристо-белым, а потом утратил  всякий  цвет,
уйдя  куда-то за грань того, что хотя бы сколько-нибудь  поддается
описанию.  Я  больше  не видел его, я вновь был  самим  собой,  но
только   теперь   -  состоящим  из  невидимого  тончайшего   света
Изначальной  Силы,  который  -  ВСЕ  и  который  ВЕЗДЕ.  И   я   с
пронзительной ясностью понял, что нет никакой разницы  между  этим
светом и пространством вообще, между пространством вообще и  мной,
между мной и этим светом, что все это - Одно. Одно и то же...
    Все - Одно и то же.
      И   я   возликовал...  Я  подумал...  Нет,  не   подумал   -
неформулируемо почувствовал:
  -    Ну, вот теперь я!.. Вот теперь Я!.. Теперь, когда Я - такая
Сила, когда Я - всемогущ, вот теперь Я...
  Собственно, я не знал, что теперь будет, что именно "вот  теперь
я...", но само по себе ощущение тождественности с Силой рождало во
мне чувство такого... Такого... Такого... Такого кайфа!....
     Вероятнее  всего, ничего бы не было... Никакого  "вот  теперь
я"... Потому что тому, кто воистину всемогущ, ничего не нужно, ибо
он  не нуждается в подтверждениях... А тот, кто активно пользуется
искусством управления Силой, обычно просто-напросто стремится этим
убедить самого себя в том, что является чем-то исключительным... И
именно  это  не  позволяет  ему в действительности  таковым  быть.
Осознание  ищущего подтверждений не может развиваться, потому  что
он напрочь лишен свободы, он - раб своей уверенности в собственной
исключительности, уверенности, которая ежесекундно  требует  того,
чтобы  ее  питали новыми и новыми подтверждениями... И  тем  самым
пожирает  весь запас свободной энергии... Но это я понял несколько
позже...   А   в   тот   момент   всеобъемлющего   всепоглощающего
отождествления с Силой...
     И  вдруг внутри себя я услышал голос. Назойливый, как  ночной
комариный писк, он вещал что-то на языке, из которого я не знал ни
слова... Однако я понял, что голос меня ругает. Даже не ругает,  а
просто  методично  отчитывает,  как  нашкодившего  школьника...  Я
ничего  не  понимал... Голос монотонно вещал...  Но  я  все  равно
ничего  не  понимал...  Голос продолжал  терпеливо  вещать,  шурша
электрической  искрой в точке, где пересекались серебристые  лучи,
входившие в тело из бесконечности сверху, снизу, спереди -  сквозь
межбровье - и сзади - сквозь мозжечок...
     Он вещал не менее двадцати минут. Я ничего не понимал, только
в  сознании появлялся все более и более заметный неприятный осадок
чувства вины. Я ощущал себя этаким котенком, который случайно что-
то  опрокинул... И причиной тому было - это я знал  откуда-то  без
тени  сомнения  - мое "вот теперь Я!" Однако, что  именно  пытался
nazqmhr|  мне таинственный - хотя, нет, совсем не таинственный,  а
вполне знакомый - голос, разобрать я так и не сумел...
     И  тогда,  видимо, потеряв терпение и поняв, что на настоящий
момент  я  безнадежен, голос перешел на русский. Причем не  просто
перешел,  а,  набрав силу и сделавшись низким и не  по-человечески
глубоким,    пророкотал   громыхающими   утробно-пространственными
раскатами,   которые  до  основания  сотрясли  всю   бесконечность
Вселенной и Ее центр в моем кишечнике, вызвав знакомое  по  сну  о
Рыбе  Дхарме  ощущение - оно заставило меня молниеносно  выпрямить
затекшие  ноги  и, не приводя их в чувство, прямо на  четвереньках
ринуться в клозет:
  -    НО НИКТО ЖЕ - НЕ ВЗЯЛ - СЕБЕ - ВСЕГО - ТОГО - ЧТО ПРИЧИТАЛОСЬ
- ЕМУ!!!
  Уже  выбегая  из  комнаты в коридор, я сквозь грохот  коленок  и
шлепанье босых ладоней по паркету услышал позади странный  звук  -
звенящее шипение, которое возникает в ушах в абсолютной тишине или
после  основательной затрещины. Бросив через плечо быстрый взгляд,
я  увидел,  что  на том месте, где я сидел секунду  назад  в  позе
лотоса, что-то осталось. Оно продолжало сидеть неподвижно,  ни  на
миллиметр  не  изменив положения ног, туловища и  головы,  и  было
похоже  на прозрачный дымчато-серый слепок моего тела. Я  не  стал
его  разглядывать,  но устремился вперед, ибо вся  моя  воля  была
сосредоточена в едином порыве к реализации несгибаемого  намерения
добраться до унитаза прежде, чем произойдет непоправимое...
  Но,  сломя  голову галопируя по коридору, я вдруг  вспомнил  еще
один момент  из сна о Рыбе Дхарме и сообразил, что для того, чтобы
перенаправить   вверх   неукротимое  на  первый  взгляд   движение
вышедшего   из-под  котроля  нисходящего   потока   апаны,   можно
воспользоваться  водой.  Сцепив  зубы  и  с  помощью   мула-бандхи
совершая  душераздирающее  насилие  над  своей  прямой  кишкой,  я
промчался  мимо двер