илософском исследовании. Дается общая характеристика логических моделей диалога, предложенных П.Лоренценом, Н.Решером и Ч.Хэмблином
	Для преподавателей, аспирантов и студентов, специализирующихся в области философии, логики и методологии науки.



      0301000000017
С       М 175 (03) - 96       Без объявл. ББК 87.3

ISBN 5-7507-0187-5

(c)Скрипник К.Д., 1996




                                   ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

ГЛАВА 1. ИСТОРИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК ФОРМИРОВАНИЯ ТЕОРЕТИКО-ДИАЛОГИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ
	1.1. Диалогические отношения, текст и смысл: М.Бахтин
	1.2. Фундамент философской антропологии: Я и Ты М.Бубера
	1.3. Диалогичность бытия и познания: С.Франк

ГЛАВА 2. ДИАЛОГ И ФИЛОСОФИЯ: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
	2.1. "Тематическая" философия и история философии
	2.2. Философия как диалог "философий"
	2.3. Философия и риторика

ГЛАВА 3. ТЕОРЕТИКО-ДИАЛОГОВЫЙ ПОДХОД К ПРОБЛЕМЕ ОБОСНОВАНИЯ  ЛОГИЧЕСКОГО  ЗНАНИЯ
	3.1. Диалог и понятие конструктивности
	3.2. Правила построения формального диалога
	3.3. Диалог как метод разрешения конфликтов мнений

ГЛАВА 4. ФОРМАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ ДИАЛОГА: ВОЗМОЖНОСТИ АНАЛИЗА  ЗАБЛУЖДЕНИЙ
	4.1. Правила построения диалогической системы Ч.Хэмблина
	4.2. Понятие запаса обязательств; дополнительные правила
	4.3. Анализ заблуждений в предложенной модели

ГЛАВА 5. ДИАЛОГ - ПАРАДИГМА НАУЧНОГО ДИСКУРСА И РАЗВИТИЯ НАУКИ
	5.1. Формальная модель диспутации
	5.2. Доказательство, презумпция, правдоподобие
	5.3. Диспутационная модель науки








ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

ЛИТЕРАТУРА







































                                           ПРЕДИСЛОВИЕ

      Распространенность, обычность диалога столь на первый взгляд интуитивно достоверна и очевидна, что это порой ведет к взгляду на диалог как на нечто не достойное особого исследования. Диалог же является сложной, наполненной многообразным содержанием, специфически человеческой формой взаимодействия. Уверенно можно говорить, что проблематический характер диалога стал осознаваться не так давно. Осознание проблематичности диалога шло рука об руку
с пониманием необходимости междисциплинарных его исследований и возможности достижения экспликации его структуры, механизмов, подлинной роли только на этом пути. Интерес к диалогу, возродившийся в философской и логической литературе в семидесятых годах нашего столетия, демонстрирует отказ от усилий выработки какого-либо унифицированного подхода к диалогу. Наоборот, множественность точек зрения, методов и базовых предпосылок, обнаруживаемых в исследованиях диалога, свидетельствует в пользу того, что диалог не может быть с легкостью объяснен в терминах теорий, развитых с недиалогической стартовой точки.
     Естественно обратиться к имеющимся в словарях и справочниках определениям диалога, среди набора которых господствующим является некое "узкое" определение, выработанное  в рамках "классической" традиции, согласно которому диалог представляет собой вербальный (преимущественно устный) обмен информативными "произнесениями" в то время, когда оба говорящих сотрудничают в общем поиске информации (если угодно, истины). Так, С.Ожегов определяет диалог как "разговор между двумя или несколькими лицами" ( 89 ,151). В словаре   английского языка Вебстера (224) диалог характеризуется так же, правда, при этом к приведенному определению добавляется толкование диалога как обмена идеями или точками зрения по специфическому предмету с целью достижения понимания. Можно обнаружить даже определение специального "философского диалога", представляющего собой "особый вид философской литературы, раскрывающий философскую тему в инсценируемой беседе нескольких лиц"(127,708). Определения подобного рода относятся скорее к диалогам так называемого "эмфатического" типа или таким, которые могут быть названы "референциальными", или фрегевскими диалогами. Даже в первом приближении ясно, что определения подобного сорта весьма неудовлетворительны: определение диалога должно, скорее, быть не исходной точкой, а результатом исследования. Небольшой вклад в проведение такого исследования и предпринят на последующих страницах.
       Но, тем не менее, необходимо все же отталкиваться от чего-то - не только от отрицательных результатов, но и от положительных утверждений, создающих хоть какую-то исходную базу для дальнейших изысканий. Можно считать, что одним из таких пунктов является согласие в том, что диалог есть особая форма взаимодействия - как интеллектуального, так и поведенческого, так и предметного. Диалог может включать ряд промежуточных действий, создающих  некоторого рода цепь, в которой участвуют по меньшей мере две стороны и в которой после определенного действия одной стороны наступает действие другой. Взаимосвязь указанных действий может определяться различным образом - в терминах действия и противодействия, вопроса и ответа, атаки и обороны или контратаки, доказательства и опровержения или критики, вызова и защиты и целого ряда иных терминов. Да и сам диалог может носить конструктивный или деструктивный характер, быть выражением партнерства или враждебности, обладать ярко выраженным познавательным интересом и определенной целью или вырождаться в логомахию. Диалог двуедин уже в том, что сочетает в себе и форму, способ существования и содержательную направленность. Но каковы бы ни были возможные точки отсчета, нельзя отрицать всеобщность диалога как основы человеческого взаимодействия, всеобщность диалогизма и диалогических отношений. 
      Исторически традиция диалога  столь длительна, что ее корни могут быть обнаружены и в знаменитом разговоре господина со своим слугой, и, естественно, в многочисленных античных диалогах - недаром при одном лишь упоминании слова "диалог" в памяти большинства возникает иное словосочетание - "диалоги Платона".Нельзя не вспомнить и работы Николая Кузанского, и гуманистическую культуру Возрождения, где диалог составляет способ создания содержания (12), и "Три разговора между Гиласом и Филонусом", и многое-многое другое.
  Историческая традиция может стать предметом большого самостоятельного исследования; обращу внимание лишь на некоторые характерные черты. Герои исторически известных и знаменитых диалогов менялись от эпохи к эпохе, от столетия к столетию, от культуры к культуре. Это могли быть реальные люди, образы которых рисует, скажем, Платон; это могли быть персонифицированные понятия, категории или ценности - Мудрость, Любовь, Вера; это живые и уже ушедшие из жизни персонажи, это аллегорические персонажи и обыватели. Меняется время, меняются герои; так, например, С.Неретина замечает:"...место духовника и исповедника (IV в.) заступили сперва Учитель и ученик (XIIв.), а затем два товарища, два друга, два собеседника, два художника-поэта (XIV в.)" (84, 158). Один только вопрос о мотивировке изменения персонажей, следствием которого было изменение того, что сейчас можно было бы назвать стратегией и тактикой диалога, мог бы стать в центр внимания подобного отдельного исследования.
      Говоря о средневековых университетах, Н.Суворов отмечал, что "диспутации составляли...   существенную сторону жизни средневековых университетов вообще"(123, 182). Умение вести диспут, который временами продолжался даже не один день, было одной из составных частей экзамена,проводившегося при возведении в ученую степень; сущность,  по тогдашнему выражению, "детерминирования" состояла в том, чтобы уметь разрешить поставленный вопрос или тезис проведением над ним целого ряда логических операций типа разграничения и определения понятий, и все это носило публичный характер.
     К такому испытанию школяр готовился и в течение учения; оно не было чем-то необычным для него. Обычные практические занятия представляли собой диспутации и репетиции. Так, в германских университетах  репетиции - живой диалог между учителем и учеником, когда первый предлагал вопросы последнему и заставлял его отвечать с тем, чтобы увидеть пробелы в его знаниях. "Диспутации,- пишет Н.Суворов, - составляли настолько же обычное явление в университетской жизни и настолько же принятое торжество, как турниры для военных людей того времени. Диспутации должны были приучить школяра, вооруженного знанием, защищать приобретенное им сокровище против всякого нападения и убеждать других в истинности того, что сам он научился признавать за догматическую истину"(123, 205).
     Мало того, публичные диспуты проводились каждую неделю, и им придавалось порой такое значение, что отменялись ординарные занятия. Во время этих еженедельных диспутаций "один из магистров держал речь и старался выбрать тему обильную, имеющую многостронний интерес, в заключение же ставил тезисы или вопросы, которые должны были сделаться предметом спора. К выставленным руководящим оратором тезисам другие магистры должны были присоединять доказательства, или, иначе, развивать тезисы посредством аргументов... Отвечать на аргументы было делом бакалавров. Отвечающий, респондент, брал поставленный вопрос и разрешал его путем детерминирования, то есть логического расчленения, разграничения и определения понятий, содержащихся в тезисе"(123,206-207). В ходе подобного живого диалога, какой представляли собой академические диспутации, необходимо было соблюдать не только логический органон и духовный канон, но и некий моральный кодекс. Так, запрещалось употреблять резкие выражения, скажем, "бессмысленный", "еретический", "заблудившийся в вере", тем более "ослиный", а предписывалось использовать академические выражения типа "не нахожу истинным", "недопустимо", "невероятно" и подобные.
     Особое место занимали так называемые диспутации о чем угодно (disputatio de quodlibet или disputatio quodlibertaria).  Они проводились достаточно редко, продолжаться могли порой по двух недель и строились на основе опровержения тех тезисов, которые сообщались ведущему за две недели до начала. Ведущий таких диспутаций, кводлибертарий, должен был всякому возражать, отмечая и используя в свою пользу всякий формальный промах противника, всякое прегрешение против канона и органона. Disputatio de quodlibet не предназначались для обсуждения научных вопросов или получения нового знания, а были своего рода интеллектуальными турнирами, цель которых состояла в том, чтобы ослепить противника и публику искусными диалектическими приемами и загнать его в тупик ловкими нападениями.
     Вероятно, именно такого сорта диспуты создали негативное мнение об обучении в средневековых университетах, о схоластике. Действительно,  дело порой сводилось к игре понятий, к обсуждению шуточных, даже скабрезных, вопросов. Но надо отдать должное участникам и свидетелям этих интеллектуальных "боев": не только последующие поколения отмечали эти недостатки, но и современники. Недаром противников на диспуте называли иногда "боевыми петухами", а вопрос, являющийся предметом спора, - петушиным вопросом (quaestio gallinaria).
     Но было и много положительного. Помимо того, что школяр приучался не бояться публики, приобретал навыки отстаивания своих знаний и убеждений, он при этом и  дисциплинировал мысль, обучался систематичности и порядку в умственной работе. 
      И еще один момент, который может стать интересным в ближайшей перспективе, - жанр эпистолы.  Мало того, что чисто на житейском уровне многие жалуются на то, что жанр этот считается утерянным, что навыки и умения, выработанные годами в традициях эпистолы, ушли безвозвратно, даже специально философский интерес обращается к письмам мыслителей лишь спорадически. Между тем, диалог является именно той парадигмой, которая создает каркас для анализа эпистолярного наследия. И подобный взгляд также имеет, в свою очередь, исторические корни.   Артемон из Магнесии, считавшийся собирателем писем Аристотеля, замечал, что письмо должно быть написано тем же слогом, что и диалоги. Ведь письмо - это представление одной из сторон диалога. 
     Сопоставление искусства письма и диалога находим у Деметрия (46), отмечающего, что в словах Артемона еще не вся истина:"Письмо требует большей отделанности, чем диалог. Ведь диалог подражает импровизации, тогда как письмо заранее составляется письменно и бывает послано как некий подарок"(46,273). Деметрий, несомненно, считает диалог более связанным с устной, нежели с письменной речью -в диалогах ведь имеется подражание разговорной свободе. Важность же письма Деметрий видит в том, что в нем проявляется человеческий характер:"Почти  каждый из нас запечатлевает в письмах свой образ. Конечно, и в других видах письменной речи проявляется характер пишущего, но нигде так очевидно, как в письмах"(46,273). По мнению Деметрия, письмо - это рассказ о простых вещах простыми словами. И если и последним нельзя не согласиться, то с первым нельзя согласиться безоговорочно. Свидетельство тому - имеющиеся в нашем распоряжении письма Петрарки, Декарта, Лейбница и Кларка и многие другие.
      Обратимся, например, к письмам Петрарки.  Петрарка, обращая внимание на возможности, которые создают письма, вспоминает слова Цицерона, говорящего в одном из писем своему брату, что смысл переписки в том, чтобы  человек, которому пишешь, стал осведомленней о ранее неизвестных ему вещах. Что это, как не напоминание об одной из важнейших задач диалога? Можно сослаться в данном контексте непосредственно на слова самого Петрарки:"...назначение письма не выставлять в благородном свете пишущего, а извещать читающего. Захотим чем-то казаться - покажем себя в своих книгах, в письмах будем вести обычную беседу"(94, 233).
  Для писем Петрарки (как, вероятно, и вообще для мыслителей его эпохи) характерным является отношение к древним как к современникам, как к близким людям, как ко всем  прочим корреспондентам:"Зачарованно и вместе с тем смущенно читая у него(Цицерона - К.С.) все подряд, я не мог сдержаться и под диктовку негодования, будто современнику и другу, как человеку близкому мне по природному складу ума, написал ему, словно забыв о времени, и высказал, что меня задевает в его писаниях. Начав с Цицерона, я потом в сходном порыве под влиянием чтения Сенековой трагедии "Октавия" писал и тому, а после   по  разным  поводам еще Верону, Вергилию и  так далее"
(94,227).Особенно ясно это отношение к прошлому как к равноправному партнеру, это  чувство единства с прошлым видно из письма Иоанну Колонне (94, 246-251).
    В другой своей работе Петрарка сам объясняет, почему  она написана в форме диалога:"...для того, чтобы не употреблять слишком часто... "сказал я", "сказал он" и чтобы придать беседе такой вид, как будто она ведется тут же присутствующими, я разделил мысли моего славного собеседника и мои не местоимениями, а нашими именами; этот литературный прием я заимствовал у любимого мною Цицерона, который сам перенял его у Платона"(94, 327), и это, дополнительно, оправдано тем, что "всякое учение имеет то свойство, что оно гораздо легче внедряется в душу слушателя любимым наставником"(94,236). Конечно, чрезвычайно интересным представляется более подробный анализ писем и сочинений Петрарки  (и иных авторов) с точки зрения структуры диалога, правил диалогической аргументации, стратегии и тактики. Примерами такой работы могут служить    (84) и (113).
     В ранее опубликованных работах мной были отмечены еще по меньшей мере две закономерности функционирования диалога и диалогических отношений, которые могут быть кратко выражены как отношения "риторика - логика - риторика" и "диалог - монолог - диалог". Обе они тесно взаимосвязаны друг с другом и учитывают, в частности, переход от преобладания устной культуры к письменной и от нее вновь к устной.
      Предпринятое на нижеследующих страницах рассмотрение преследовало цели прояснения как некоторых аспектов исторической традиции диалога, так и возможностей диалогического каркаса в философствовании и логических исследованиях. Было бы опрометчивым считать, что работа закончена - большая ее часть впереди. Но можно с известной долей уверенности говорить о полезности предлагаемого текста для специалистов различного профиля и о создании им достаточно широкого пространства смысла, задающего перспективу. 
     
   



    ГЛАВА 1. ИСТОРИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК                ФОРМИРОВАНИЯ ТЕОРЕТИКО-ДИАЛОГИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЙ
     Цель  настоящей главы достаточна очевидна - рассмотреть философские и методологические взгляды тех мыслителей, творчество которых может быть отнесено к основаниям  философских и методологических исследований диалогических феноменов, показать возможности, заложенные в их работах, продемонстрировать потенциал диалогического подхода к некоторым  фундаментальным гуманитарно-философским проблемам. В качестве  таких проблем избраны проблема смысла, проблемы оснований философской антропологии и проблемы эпистемологического базиса. Тем самым будет заложен фундамент всех дальнейших рассмотрений.
     Слово "очерк", встречающееся в названии, как нельзя более подходит к данному контексту, служа в определенной  степени и оправданием, и ограничением, и целевой установкой, поскольку позволяет сочетать известную фрагментарность  с  акцентом лишь на тех моментах, которые представляются наиболее важными автору. Здесь, в выборе мыслителей  и  точек зрения,  сказывается и основная  диалогическая  предпосылка - возможность осуществления свободного поиска собеседников и  сознательного установления диалогических отношений между ними.


     1.1. Диалогические отношения, текст и смысл: М.Бахтин

     В рамках современного рассмотрения диалога - как только упоминается это понятие - первое имя, которое возникает (после платоновских диалогов, естественно) и которое  так тесно связано с формированием диалогической концепции,  диалогического взгляда на философию, филологию, на  гуманитарное мышление в целом, - это имя Михаила Михаиловича Бахтина. Нельзя сказать, что бахтинские идеи с самого момента своего возникновения сразу вошли в сферу философских  и  методологических идей современников, что имеется давняя   "бахтинологическая" традиция. В настоящее время,  следует  заметить,   положение значительно изменилось - см.,например, (18), (78),(80).   М.Бахтин - подлинный "философ диалога", но влияние  его распространялось как бы исподволь, расширяясь и охватывая постепенно все большее число проблем.(Зарождение и развитие как самих идей, так и пути распространения их влияния подробно и превосходно показаны В.Библером в ( 22).)
    Вяч. Иванов в 1973 году отмечал, что  "М.М.Бахтину  принадлежит заслуга выдвижения еще в 20-х гг. тех идей, которые лишь в настоящее время становятся в центре внимания исследователей знаковых систем и текстов" (62,5). Это  высказывание Вяч. Иванова - определенное начало, прорыв к М.Бахтину,  совершенный в отечественной литературе. Уточняя, заметим,  что пронизанная идеей диалога книга М.Бахтина  "Проблемы творчества Достоевского" вышла в 1929 году.  Уточнение  не лишнее, ведь двадцатые годы - это и печально известный 1922  и   тот самый 1929, между которыми пролегла экономическая, политическая и духовная пропасть. Книга  М.Бахтина    воспринимается сейчас не только как мост к более раннему времени, ознаменованному бурным философским развитием и самоосознанием России, но и как начало своеобразного интеллектуального тоннеля, ведущего к нашему времени.
     Прорыв к подлинному М.Бахтину продолжился в  1975 году, когда выходит известная книга В.Библера (23), положившая начало целой концепции внутренней диалогичности мысли,  слова, культуры в каркасе бахтинских идей. Позднее В.Библер сформулировал - и с формулировкой этой нельзя  не  согласиться   - смысл творчества М.Бахтина, основное содержание идей которого заключается для нас в их методологической цельности,  направленности и перспективе:"Смысл творческой жизни   Бахтина может быть наиболее полно и точно определен так:    открытие основ гуманитарного мышления, понятого в его действительной, онтологически значимой всеобщности"(22,8).
     Не затрагивая понимания, интерпретации и  экстраполяции В.Библером идей М.Бахтина ( см.: (20), (21), (22)),   обратимся к текстам пос