начаемое, действие, продуктом которого является знак. Это различие имеет, конечно, только классифицирующую (но не феноменологическую) ценность): во-первых, потому что единство означающего и означаемого не истощает семантический акт, так как знак выводит свою ценность также и из окружения, во-вторых, потому что мышление в семантическом процессе действует не конъюнктивно, но, скорее, "высекающе". Действительно, означивание (семиозис) не объединяет сущности, не соединяет два термина, так как означающее и означаемое являются и терминами и отношением. Упомянем лишь следующее:
1) Sr/Sd : у Соссюра знак появляется как вертикальное расширение некоторой ситуации в глубину - в языке означаемое находится за пределами означающего и может быть достигнуто только через него, хотя, с одной стороны, эти пространственные метафоры упускают диалектическую природу означивания, а, с другой, "замкнутый" характер знака допустим только для недлительных систем, таких как система языка.
2) ERC: Ельмслев предпочитал чисто графическую репрезентацию; имеется отношение (R) между планом выражения (E) и планом содержания (С). Эта формула дает нам возможности производить анализ экономно и без метафорической фальсификации для метаязыков или производных систем E R (ERC).
3) S/s : Лакан и его последователи использовали пространственное написание, которое, тем не менее, отличается от соссюровской репрезентации в двух моментах: i) означающее (S) является глобальным, сотворенным из мультиуровневой цепи (метафорической цепи): означающее и означаемое имеют только плавающие отношения и совпадают только в определенных "якорных" моментах; ii) линия между означающим  (S) и означаемым (s) имеет свою собственную ценность, она представляет подавление означаемого.
4) Sr = Sd : Наконец, в неизологических системах (то есть системах, в которых означаемые материализуются через другую систему) является, конечно, легитимным расширение данного отношения в форме эквивалентности, но не в форме тождества.
      II.4.2. Произвольное и мотивированное в лингвистике. Мы видели, что все, что могло быть сказано об означающем, заключается в том, что оно является (материальным) посредником означаемого. Какова же природа этого опосредования? В лингвистике эта проблема вызвала некоторую дискуссию, главным образом, относительно терминологии, так как относительно главным тем все достаточно ясно. Стартуя с того факта, что в человеческом языке выбор звуков на накладывается на нас самим значением (бык не обусловливает звук бык, поскольку в любом случае он по-разному звучит в разных языках), Соссюр говорил о произвольности отношения между означаемым и означающим. Бенвенист задавался вопросом о склонности этого слова: произвольно отношение между означающим и "вещью", которое оно означает (звука бык и животного бык). Но, как мы видели, даже для Соссюра знак есть не "вещь", а ментальная репрезентация вещь (концепт); ассоциация звука и репрезентации есть результат коллективного тренинга, эта ассоциация, являющаяся означиванием, никоим образом не является произвольной, на деле она является, напротив, необходимой. Это ведет к тому, что в лингвистике означивание является немотивированным. Данная потеря мотивации является, кстати, только частичной (Соссюр говорит об относительной аналогии): от означаемого к означающему имеется определенная мотивация в (ограниченном) случае ономатопеи <...> В общих терминах мы будем говорить, что в языке связь между означающим и означаемым является контрактной в принципе, но этот контракт является коллективным и... натурализованным; сходным образом, Леви-Стросс утверждал, что лингвистический знак является произвольным  a priori и не-произвольным a posteriori. Эта дискуссия ведет к установлению двух различных терминов, которые будут полезны в семиологическом расширении. Мы будем говорить, что некоторая система является произвольной, когда ее знаки основаны не на конвенции, но на основе одностороннего решения: знак не произволен в языке, но произволен в моде; мы будем говорить, что знак является мотивированным, когда отношение между его означаемым и его означающим является отношением аналогии. ... Возможно, следовательно, иметь системы, которые являются произвольными и мотивированными, и системы, которые являются не-произвольными и немотивированными.
      II.4.3. Произвольность и мотивированность в семиологии. В лингвистике мотивация ограничена частичными планами деривации и композиции; в семиологии, напротив, она ставит перед нами более общие проблемы. С одной стороны, возможно, что за пределами языка могут быть найдены системы, в которых мотивация играет большую роль. Тогда мы должны будем ставить вопрос о том, каким образом аналогия совместима с прерывистым характером, который вплоть до настоящего времени представляется необходимым для означивания; и затем, какие парадигмальные серии могут быть основаны, когда означающие являются аналогами (это, вероятно, случаи образов)... С другой стороны, весьма вероятно, что семиологическое исследование откроет существование не-чистых систем... с, если можно так выразиться, вторичной не-мотивацией, как если знак приспосабливается к конфликту между мотивированным и немотивированным. В определенной степени именно так обстоит дело с ономатопеей. Мартине указывал, что ономатопеическая мотивация сопровождается потерей двойной артикуляции (ох, зависящее только от второй артикуляции, заменяет двойственно артикулированную синтагму "больно"); и все же ономатопея, выражающая боль, не совсем та же самая во французском (aie) и в датском (au). Это вследствие того, что здесь фактически мотивация подчиняется фонологическим моделям, которые, конечно же, отличаются в различных языках. За пределами языка проблематичные системы, подобные "языку" пчел, демонстрируют ту же самую двусмысленность: танцы, связанные с накоплением меда, имеют неопределенно аналогичную ценность, танцы, связанные с входом в улей, откровенно мотивированы (направлением на пищу), но танцы в виде восьмерок совершенно не мотивированы (они указывают на расстояние). 
      Сосуществование аналогического и не-аналогического кажется бесспорным даже внутри отдельной системы. И все же семиология не может довольствоваться описанием, признающим этот компромисс без попыток его систематизации. Эти проблемы еще не изучались в деталях... Общая линия экономии означивания (на антропологическом уровне) может, тем не менее, быть понятна: в языке, например,  (относительная) мотивация вводит определенный порядок на уровне первой (значимой) артикуляции: "контракт" в этом случае поддерживается определенной натурализацией этой a priori  произвольности; другие системы могут двигаться от мотивации к не-мотивации (см. "Первобытное мышление" Леви-Стросса). Следовательно, вероятно, что на уровне наиболее общей семиологии, которая совпадает с антропологией, можно прийти к некоторому сорту круга между аналогическим и немотивированным: имеется двойственная тенденция (каждый аспект выступает в качестве добавляющего другой) натурализации немотивированного и интеллектуализации мотивированного (так сказать, культурализации его).
      


















      
      
      
       

НАРРАТИВНОСТЬ: АЛЬГИРДАС ГРЕЙМАС
	Поиск точных понятий и когерентных систем в анализе искусства, который стал доминирующей тенденцией последней четверти нашего столетия, привел в качестве одного из главных своих достижений к исследованиям грамматики текста и, в рамках последней, к изучению феномена нарративности.
	Важность этих исследований все еще высока, особенно если принимать во внимание значения слова "текст". Подобно тому, как логика имеет дело не с предложениями, а с высказываниями, грамматика текста действует в семантическом плане. Текст понимается как семантически когерентное целое, которое может быть представлено как поверхностная структура либо в естественном языке, либо в любых знаковых системах, используемых человечеством. Таким образом, понятие текста расширяется в исследованиях искусства от литературы до визуальных искусств; имеется полифония лингвистики и паралингвистики, кинезиса, проксемики, иконичности и т.п.
	Нарративная грамматика есть лишь часть грамматики текста, при этом нарративные структуры не являются необходимым условием для существования текста. Тем не менее, эти грамматики создают инструментарий для анализа литературы, театрального действа, базирующегося на принципе нарративности, включая "действующих лиц" и их действия. В аспекте этих исследований нельзя не назвать работы В.Проппа, Р.Барта, Цв.Тодорова. Но человеком, сформулировавшим полную теорию нарративной структуры, был Альгирдас Греймас. Его теория прошла несколько этапов, начиная с книги  Semantique Structurale 1966 года. Важно сказать и то, что в настоящее время идеи Греймаса получают расширение в современной логике в работах Т.ван Дейка.
      Начнем, пожалуй, с абриса грамматики текста в целом, в котором исследования Греймаса занимают основное положение относительно проблем нарративности.
	Гипотеза, на базе которой, по собственному его признанию, ван Дейк выводит понятие макроструктуры, основывается на связи грамматики текста с достижениями трансформационно-генеративных грамматик в целом. Он говорит о том, что возможно основать гомологию между глубинной структурой предложения и глубинной структурой текста. Структурной когерентности предложения (дающей возможность проведения различения между предложением и не-предложением) соответствует макроструктура текста; в этом аспекте текстовое целое соответствует одному большому предложению. Ван Дейк называет наличие макроструктур (включая нарративные макроструктуры) центральной гипотезой своей грамматики текста. Наличие и действия действующих лиц ("характеров") не являются случайными, но управляются глубинными текстуальными структурами, возникающими из наличия актантов. По сути дела, ван Дейк проводит четкое различение двух уровней анализа текстов: поверхностного уровня, подчиненного определенному типу языка, используемого для выражения значения, и глубинного уровня. Нарративные структуры анализируются на глубинном уровне в их чистой форме, свободной от того, что придается ей на поверхностном уровне. Нарративные структуры являются, тем самым, первичными по отношению к своим манифестациям.
	Согласно ван Дейку, теория нарративных структур является частью теории символических действий человека и может быть объектом антропологии в той же мере, как и семиотики, лингвистики - как и поэтики. Широкие возможности, открываемые здесь для изучения исторически изменяющихся идеологий, которые моделируют виды символической деятельности человека, заключаются, по сути дела, в том тезисе, что глубинный, имманентный уровень нарратива комбинирует не только универсальные структуры нарратива, но также и универсальные виртуальные структуры человеческого мышления.
	Универсальная структура, которая имеется здесь в виду и которую Греймас называет семиотическим квадратом, впервые была формализована Апулеем из Мадавры (который нам больше известен как автор "Метаморфоз") на основе учения Аристотеля. Семиотический квадрат, воспринятый схоластами, хорошо известен в традиционной логике как "логический квадрат".
	Говоря о семиотическом квадрате, уместным представляется воспроизведение его пояснения, данного в объяснительном словаре по семиотике А.Греймаса и Ж.Курте, перевод на русский язык которого имеется в сборнике "Семиотика" (М., 1983). "Под семиотическим квадратом понимают зрительное представление логической организации (членения) той или иной семантической категории. Элементарная структура значения, когда она определяется - на первом этапе - как отношение по меньшей мере между двумя членами, опирается лишь на различие типа оппозиции, которое характеризует парадигматическую ось языка: оно, следовательно, достаточно для установления парадигмы, состоящей из  n членов, но оно еще не позволяет само по себе различать внутри этой парадигмы семантические категории, основанные на изотопии ("родстве") различительных черт, которые могут быть в них выявлены. Необходима типология отношений, благодаря которой можно будет отделить признаки внутренние, конституирующие данную категорию, от тех признаков, которые являются для нее посторонними.
	Лингвистическая традиция в период между двумя войнами	 предписывала бинарное понимание категории. Лишь немногие лингвисты, как, например, В.Брендаль, утверждали - опираясь на сравнительные исследования категорий морфологии, - что существуют структуры многополюсные, включающие в себя до шести связанных между собой членов. Один из защитников бинаризма Р.Якобсон сам тем не менее пришел к признанию существования двух типов бинарных отношений - отношений типа А/?А, характеризующихся оппозицией вследствие наличия и отсутствия определенного признака, и отношений типа А/не-А, так или иначе манифестирующих один и тот же признак, который присутствует в обоих случаях в различных формах. Опираясь на эти достижения лингвистики, стало возможным построить типологию межкатегориальных отношений.
	Первое порождение членов категории. Если мы назовем оппозицию А/не-А семантической осью, не упуская при этом из виду, что логическая природа этого отношения остается неопределенной, то мы заметим, что каждый из двух членов этой оси способен сам вступать в новое отношение типа А/?А. Представление этого множества отношений примет тогда форму квадрата:
			А				не-А   

	
	
		?(не-А)				? А	
Остается теперь определить эти отношения.
	А) Первое отношение А/?А, характеризующееся невозможностью наличия обоих членов одновременно, назовем отношением противоречия: это его статическое определение. С динамической точки зрения можно сказать, что противоречащий член ?А (или ?(не-А)) порождается операцией отрицания, произведенной с членом А (или не-А). Таким образом, исходя из двух первичных членов можно породить два новых противоречащих члена (члены первого порождения).
      Б) Вторая операция - это операция утверждения: осуществленная над противоречащими членами (А, не-А), она может выступать как импликация и представлять два первичных члена как результат пресуппозиции утверждаемых членов (?А ? не-А; ?(не-А) ? А). Если, и только если, это двойное утверждение производит в конечном итоге эти две параллельные импликации, мы вправе утверждать, что два первичных пресуппозированных члена являются членами одной и той же категории и что выбранная семантическая ось является конституирующей для данной семантической категории. Напротив, если ?А не имплицирует не-А и если ?(не-А) не имплицирует А, то первичные члены А и не-А со своими противоречащими членами относятся к двум разным семантическим категориям. В первом случае говорят, что операция импликации, установленная между членами (?А и не-А) и (?(не-А) и А), есть отношение дополнительности (комплементарности).
      В) Оба первичных члена являются членами обусловленными (пресуппозированными); кроме того, они характеризуются способностью сосуществовать (или, в терминах логики, быть одновременно истинными или ложными: критерий, который трудно применим в семиотике); можно сказать, что они находятся в отношении взаимной пресуппозиции или, что сводится к тому же, в отношении противоположности (контрарности).
      Теперь мы можем в окончательном виде представить то, что мы называем семиотическим квадратом:
      S1			S2
      
      
      
      ?S2			?S1
где            отношение противоречия,
           отношение противоположности
           отношение дополнительности
S1 - S2  ось противоположных членов
?S2 - ?S1 ось субпротивоположных членов
S1 - ?S1 позитивная схема
S2 - ?S2 негативная схема
S1 - ?S2 позитивное указание (позитивный дейксис)
S2 - ?S1 негативное указание (негативный дейксис)
	Последний вопрос, на котором необходимо остановиться, - это существование бинарных семантических категорий в узком смысле слова (конституирующим отношением которых является отношение не противоположности, а противоречия), таких, как, например, утверждение/отрицание. Ничто не мешает представить и такие категории в виде квадрата:
		утверждение      				отрицание

			=                                                           =

		?отрицание				?утверждение
	Здесь ясно видно, что отрицание отрицания равно утверждению. Из вышеизложенного следует обобщенный вывод, что семантическую категорию можно считать построенной на отношении противоречия, когда отрицание ее первичных членов производит тавтологические импликации. Подобная дефиниция таксономического характера удовлетворяет традиционной логике, которая может оперировать субституциями в обоих направлениях (не ориентированными), заменяя "утверждение" на ? "отрицание" или наоборот. В лингвистике дело обстоит иначе: дискурс сохраняет следы произведенных ранее синтаксических операций:
франц.    Oui                           Non

                 si
	Член si несомненно тождествен  oui, но он в то же время преполагает в форме имплицитной пресуппозиции предшествующую операцию отрицания. Целесообразно поэтому в семиотических описаниях использовать - даже для категорий, основанных на принципе противоречия (контрадикторных), - каноническое представление в виде квадрата.
	Второе порождение членов категории. Мы видели выше, как две параллельные операции отрицания, произведенные с первичными членами, позволили породить два противоречащих члена и как две импликации установили отношения дополнительности, определяя, одновременно, отношение противоположности, которое стало таким образом очевидным между двумя первичными членами. Важно теперь указать первые следствия из построенной таким образом модели отношений:
      - ясно, что четыре члена категории определяются не субстанционально, но исключительно как точки пересечения, как конечные точки отношений: это удовлетворяет структурному принципу, провозглашенному Соссюром, согласно которому "в языке нет ничего, кроме различий".
      - Отметим также, что, исходя из проекции противоречащих членов, внутри квадрата было обнаружено четыре новых отношения: два отношения противоположности (ось противоположных членов и субпротивоположных членов) и два отношения дополнительности (указание позитивное и указание негативное).
      - Так как всякая семиотическая система представляет собой иерархию, то отношения, в которые вступают члены системы, могут в свою очередь выступать как члены, устанавливая между собой иерархически более высокие отношения (функции, играющие роль функтивов, по терминологии Л.Ельмслева). В таком случае можно говорить, что два отношения противоположности вступают между собой в отношение противоречия и что два отношения дополнительности устанавливают между собой отношение противоположности. Иллюстрацией этого положения может служить следующий пример:


Истинность
      	S1                                                 S2
             быть                                          казаться               
      
 тайна                                                                                            обман


		   ? S2                                                   ? S1
                  не казаться                                             не быть   
      
                                 ложность
	Можно, следовательно, признать, что истинность и ложность являются противоречащими метачленами, тогда как тайна и обман - это противоположные метачлены. Метатермины и категории, которые они конституируют, рассматриваются как члены и категории второго порождения.
	Третье порождение членов категории.  Проблема третьего порождения членов остается нерешенной. Сравнительные исследования В.Брендаля показали, что внутри сети отношений, которая организует грамматические категории, существует сложный (комплексный) и нейтральный члены, являющиеся результатом установления отношения "и...и" между противоположными членами. Комплексный член возникает при объединении членов оси противоположных членов (S1 + S2), тогда как член нейтральный возникает в результате сочетания членов оси субпротивоположных членов (?S1 + ?S2). В некоторых естес