леднего. К разговору о М.Бахтине в полной мере применимы его слова о том, что смысл может быть раскрыт позднее лучше, чем это ясно автору. Дело  не  в  том,  чтобы "понимать автора лучше, чем он сам"; здесь  возникают несколько иные оттенки, характеризуемые тем, что "смысловые явления могут существовать в скрытом виде, потенциально, и  раскрываться только в благоприятных для этого раскрытия смысловых культурных контекстах последующих эпох"(17,332).  Такое время для идей М.Бахтина и других, для диалоговых идей в  их совокупности, для гуманитарного мышления наступает в семидесятые годы, когда исследования диалогических феноменов  становятся наиболее активными.
     В случае с диалогом, его концептуальным   воспроизведением, конструированием и анализом приведенные слова М.Бахтина, трактуемые в их методологической направленности,   могут пониматься двояко. Двойственность проявляется как в том, что по-новому раскрывается смысл самого диалога и в его  бахтинском понимании и изложении, и в более широком  теоретико-гуманитарном аспекте, так и в том, что диалог сам раскрывается как смыслообразующая и смысло-аналитическая процедура. Понятие диалога обладает таким потенциалом смысловых  связей   и отношений, для полного раскрытия которого требуется "большое время".
     Выделим некоторые  свойства  диалогических отношений, о которых говорит М.Бахтин, обратив внимание в первую  очередь на то, что во главу угла ставятся диалогические отношения, а сам диалог является лишь их более сжатым, свернутым проявлением.
     Диалогические отношения - это отношения между  высказываниями, выступающими как единицы речевого общения, отличные от единиц  языка.  В таком  определении явно проглядывается, хотя и не оговаривается специально, соссюровское  разделение языка и речи, в котором речь есть живое существование языка, а через него - и живое, непосредственное существование  мысли. "Там, где нет слова, нет языка, не может быть диалогических отношений, их не может быть между предметами или  логическими величинами (понятиями, суждениями и т.д.).  Диалогические отношения предполагают  язык,  но в  системе языка их нет. Между элементами языка они невозможны"( 17,296).  Речь, в свою очередь, всегда облечена "в форму высказывания,  принадлежащего определенному речевому субъекту" и  направленная на другого речевого субъекта. 
     Сменой речевых субъектов, то есть сменой говорящих, определяются границы такого высказывания. Тем самым диалогические отношения становятся отношениями между речевыми субъектами, устанавливаемыми в речевом общении.
     Без речевого общения диалогические отношения установить невозможно. Но тогда может сложиться впечатление, что диалогические отношения устанавливаются между любыми высказываниями; иначе говоря, диалогические отношения не являются отношениями релевантными (отношения  между  высказываниями  двух глухих также могут быть охарактеризованы как диалогические - и тем самым теряется весь смысл "диалогичности").
     Обманчивость такого впечатления становится ясной из характеристики диалогических отношений как отношений   смысловых. Эту, без сомнения, важнейшую черту диалогических  отношений М.Бахтин неоднократно подчеркивает: "Два речевых произведения, высказывания, сопоставленные друг с другом, вступают в особого рода смысловые отношения,  которые  мы называем диалогическими"( 17,297).
     Квалификация диалогических отношений  как смысловых порождает ряд вопросов, ответов на которые у М.Бахтина  не находим. Для установления  диалогических отношений между двумя высказываниями (речевыми произведениями) следует их сопоставить друг с другом. Кто и как именно производит это сопоставление? М.Бахтин характеризует такое сопоставление как имеющее место в смысловой плоскости. Смыслами он называет ответы на вопросы. То, что ни на какой вопрос не отвечает,   лишено для нас смысла. С логической точки зрения совершенно ясно то, что высказывание  приобретает  разный смысл в зависимости от того, на какой вопрос оно служит ответом. Достаточно  вспомнить хрестоматийный пример с высказыванием "Мать любит дочь". В зависимости от предшествующего  вопроса высказывание может пониматься как "Мать любит дочь (а не сына)"  или  как "Мать (а не отца) любит дочь". Эта черта диалоговых ( вопросно-ответных) ситуаций заслуживает особой отметки - действительно, даже этот простейший пример показывает,  что  диалоговые ситуации и складывающиеся в них  диалогические отношения между высказываниями могут служить прекрасным каркасом для анализа двусмысленностей различного типа.  В последующем мы вернемся к этой возможности в рамках логической экспликации  диалогических отношений.
     Точку зрения М.Бахтина следует понимать так, что  смысл  вкладываем мы сами, потому что вопросы задаем мы сами, потому что мы способны задавать вопросы. "Мы" - это речевые субъекты, познающие субъекты. "Исследование становится  спрашиванием и беседой, то есть диалогом, - трактует подобную  ситуацию М.Бахтин. - Природу мы не спрашиваем,  и она  нам  не отвечает. Мы ставим вопросы себе и  определенным образом организуем наблюдение или эксперимент,  чтобы  получить ответ"( 17,293).
     Не получается ли, что вопрос о смысле повисает в воздухе? Есть ли смысл до нас? Может ли получиться так, что смысл может и быть, существовать, но мы не способны  его  уловить, 
потому что не можем (пока?) сформулировать,  задать  вопрос, который вытянул бы из глубины, развернул смысл перед нами во всем его многоцветии. Сила, рост нашего  осмысления напрямую связаны и зависят от роста нашей способности и умения  задавать вопросы. Вопрос обычно есть вектор от известного  к неизвестному; известное фиксируется в предпосылке вопроса (см. (19), (135)). Тогда  наличие  предпосылки  означает наличие смысла до вопроса, наша роль лишь в том, что мы помогаем ему (смыслу) раскрыться. "Смысл потенциально бесконечен, но  актуализироваться он может, лишь соприкоснувшись с другим (чужим) смыслом... Актуальный смысл принадлежит не одному (одинокому) смыслу, а только двум встретившимся и   соприкоснувшимся смыслам"(17,350). Тем самым, думаю, в более чем явном виде подчеркивается  роль  исследователя, задающего вопросы, сопоставляющего смыслы (свой, имеющийся, с новым,  неизвестным, или два отстраненных смысла между собой) и  тем   самым порождающего новые смыслы.
     Такой подход представляется весьма симпатичным и многообещающим по меньшей мере в силу того, что позволяет   ответить на вопрос о возможности сопоставления двух научных теорий, выступающих как речевые произведения особого рода (111).
     Возможность сопоставления двух речевых произведений может быть осуществлена лишь в случае "нелингвистического" подхода к ним и при условии строгого и ясного методологического осознания предпринимаемых трансформаций. Последние  предполагают, что речевые высказывания (произведения) в этом случае должны рассматриваться как выражение  целостных позиций, как "мировоззрения", как "точки зрения". Диалогические отношения, по М.Бахтину, это отношения между целостными позициями, установленные на основании смыслового сопоставления последних:"... диалогические отношения, конечно, отнюдь не совпадают с отношениями между репликами реального диалога - они гораздо шире, разнообразнее и сложнее. Два высказывания, отдаленных друг от друга и во времени и в пространстве, ничего не знающие друг о друге, при смысловом сопоставлении обнаруживают диалогические отношения, если между ними   есть  хоть какая-нибудь смысловая конвергенция"(17,304-305). Диалогические отношения имеются всегда,  они  неизбежны,   различие лишь в степени и способе их проявления (так,  диалогическими отношениями являются такие грубые формы диалогизма как  спор и полемика, а также аргументация, ирония, согласие, услышанность, даже молчание).
     Диалогические отношения, согласно М.Бахтину,   возможны "только между  высказываниями разных речевых субъектов (диалог с самим собой носит вторичный  и  в  большинстве случаев разыгранный характер"(17,296). Это ставит существенные ограничения стремлению проводить тесные аналогии между  М.Бахтиным и Л.Выготским с его понятием "внутренней речи". Понимание диалогических отношений как отношений разных речевых субъектов можно охарактеризовать как классическое: в  соответствии с ним диалог есть вербальный (преимущественно устный)  обмен информативными высказываниями, вернее, "произнесениями". Такой классический диалог можно назвать и  информационно-поисковым, поскольку партнеры по диалогу ставят перед собой одну цель - цель поиска информации (истины).  Хотя  с  логической точки зрения, согласно которой любой  диалог   происходит по определенным правилам,  объединенным  в  некий   нормативный кодекс, такое определение вполне приемлемо, оно является узким  и  не может  считаться  удовлетворительным с иной точки зрения. 
     Поясним это. Известно, сколь большое значение  придавал М.Бахтин диалогам при анализе творчества Ф.Достоевского. Одной из интереснейших художественных характеристик диалогов у Ф.Достоевского М.Бахтин считал их "разорванность",  "многоуровневость"; в диалогах возникает особый  художественный эффект тогда, когда в последовательности высказываний  сочетаются реплики разных уровней, когда  "внешняя" реплика служит ответом на "внутреннюю" реплику партнера. Правда, может быть, М.Бахтин полагал, что даже в этом варианте партнерами по диалогу являются разные речевые субъекты, поэтому особых трудностей не возникает? Или, может быть, такой вариант допускается как художественное расширение логического  кодекса диалога - недаром же диалог с самим собой  характеризуется  как разыгранный.
     Классическое  понимание  диалога является узким и с той точки  зрения, что  не все диалоги являются информативными в упомянутом смысле, например, ритуальные диалоги, игровые диалоги и им подобные не преследуют цели поиска информации или установления истины (см., например, ( 134 )).
     Вопрос может быть сформулирован и в виде различия между двумя точками зрения на диалог. Согласно одной  (этнометодологической), диалог понимается как "разговорное взаимодействие", то есть как любая последовательность устных произнесений, в которой более, чем один, говорящий и не ставится  какая-либо определенная цель. В этом случае диалогические  отношения являются отношениями между наблюдаемыми  партнерами. Из диалога исключаются все ненаблюдаемые характеристики (цели, интенции, ментальные явления). Согласно другому взгляду, диалог можно охарактеризовать только в случае  реконструкции его  с помощью  некоторого  сорта  ненаблюдаемых конструктов - иллокутивной точки высказывания, рациональности, разделяемой интенциональности и т.п.
    Итак, диалог есть активное смысловое взаимодействие разных речевых субъектов. Смысл актуализируется только в столкновении с другим смыслом, смысл существует лишь как  отношение, "масса покоя смысла" равна нулю. Чтобы появился  "свой" смысл, необходимо совершенно определенное, диалогическое отношение  к  "чужому" смыслу (слову, сознанию, самому факту), характеризующееся в первую очередь  принятием  "чужого"  как рядоположенного, равноправного. Диалог  выступает как способ вовлечения чужого (уже не чуждого)  в  свое, прежде всего, в свою речевую жизнь. 
     Такой способ отношения к чужому смыслу (слову) М.Бахтин называет диалогизацией, находящей свое выражение и в слове и  в стиле мышления: "Высказывание наполнено   диалогическими обертонами, без учета которых нельзя до конца понять   стиль высказывания. Ведь и самая мысль наша - и философская, и научная, и художественная - рождается и формируется в процессе взаимодействия и борьбы с чужими мыслями, и это не может  не найти своего отражения и в формах словесного выражения нашей мысли"(17,272).
     Диалогизация сопровождается так называемой  монологизацией, когда "чужое" перестает  быть "чужим", когда  теряется множественность точек зрения, забывается путь, остается лишь результат. "Сознание монологизируется..." На этом этапе диалогические отношения отступают на второй план, смысл обретает целостность, единственность и уникальность.  Процесс повторяется: столкновение с чужим смыслом, диалогизация, порождение смысла, монологизация  и  вновь столкновение.  Сходную картину рисует и, например, Х.Ортега-и-Гассет, говоря о сомнении, о методе и их элегантном соединении у Р.Декарта :"Сомнение предполагает наличие нескольких позитивных   точек зрения, каждая из которых достойна того, чтобы мы в нее  поверили, но которые по этой же причине лишают друг друга убедительности. Человек оказывается как бы среди различных  точек зрения и, не имея возможности обрести твердую почву  под ногами, опершись на одну из них, начинает проваливаться    в этой непонятной, текучей среде, скользя среди множества возможных "мнений", опускается в пучину сомнений. Сомнения - это колебания в суждениях, то есть отчаянное  барахтанье   среди волн - fluctus. Поэтому сомнение - это "состояние духа", причем состояние весьма неустойчивое. Человек не может все время оставаться в нем. Он должен избавиться от сомнений и ищет для этого средства. Средство, которое позволяет избавиться от сомнений и прийти к твердой убежденности, - это метод. Всякий метод является реакцией на некоторое сомнение. И всякое сомнение ведет к утверждению некоторого метода. Декарт,  придумав "методическое сомнение", простейшим способом   объединил оба этих понятия, дав нам прекрасный пример интеллектуальной проницательности и элегантности"(91,272).
     Нисколько не пытаясь отрицать или сомневаться в уникальности М.Бахтина, оригинальности и глубине его идей, продолжим рассмотрение, обратясь к взглядам философа, книгами которого, как свидетельствуют современники и исследователи,    М.Бахтин   "зачитывался".

        1.2. Фундамент философской антропологии: Я и Ты 
          М.Бубера

     Примерно в одно время с М.Бахтиным  диалогические  идеи воплощались и в творчестве другого мыслителя, работы которого лишь недавно вошли в сферу внимания отечественного  читателя. Речь идет о М.Бубере,  ушедшем  из жизни лишь тридцать лет назад. На примере его работ продемонстрируем возможности диалогических идей в философской антропологии, хотя  М.Бубер по праву может считаться и теологом, и историком, и этнографом. Как отмечает П.Гуревич, "центральная идея философии Бубера - бытие как диалог между Богом и человеком, человеком и миром"( 44,160). Такая  направленность  размышлений М.Бубера представляется вполне естественной, если учесть его теологические интересы. В отличие от предшествующих языческих богов, библейского Бога (в том его виде, каким он предстает в заповедях) интересуют не только его отношения с людьми, но и отношения между людьми. Исходная  тема  отношений между Я и Ты основывается в первую очередь на идее их абсолютной   равнозначности. М.Бубер сам объясняет, что его интересует проникновение в человеческое наследование  мысли  и  настаивает на том, что если Гуссерль, Хайдеггер и другие  совершенно точно идентифицировали фундаментально относительный характер человеческого сознания, то они, тем не менее, не смогли ясно выявить и эксплицировать тот факт, что имеется два качественно различных отношения, соответствующие двум модусам  интенциональности: отношения  "субъект - объект"  и "субъект - субъект".
     Разбирая учение Хайдеггера в "Проблеме человека", М.Бубер приходит к основополагающему заключению  об   абсолютном значении человеческой жизни как  способности человека видеть то, с чем он сталкивается, и принимать то, с чем вступает  в отношения, не менее реально, чем себя самого. "Человеческая жизнь соприкасается с абсолютом в силу ее диалогического характера, ибо человек, несмотря на свою уникальность,  углубляясь в толщу жизни, не найдет там цельного бытия в себе, не обнаружит в основах этой жизни того бытия, которое заключало бы в себе все и в качестве такового было бы причастно  абсолюту. Человек может обрести цельность не в отношении к своему "Я", но в отношении к другому "Я"(31,122).
     Строчки эти, написанные в 1943 году,  лишь, может быть, более четко и ясно формулируют исходную установку его  мировоззрения, сложившегося уже двадцатью годами раньше и нашедшего выражение в первой фразе книги "Я и Ты": "Мир для человека двойствен в соответствии в двойственностью     основных слов, которые он может произносить.  Основные  слова суть не единичные слова, а словесные пары. Одно основное слово - это пара Я-Ты. Другое основное слово - пара Я-Оно... Тем самым Я человека также двойственно."( 31,6).
     М.Бубер подчеркивает три различия между восприятием мира как собрания вещей и процессов и восприятием его как "бытия и становления". Первое связано с осознанием уникальности мира как "бытия и становления", второе подчеркивает динамику бытия в становлении, постоянство становления пары Я-Ты, третье подчеркивает, что Я воспринимает Ты как инициирующее действие, как самодетерминированную силу, ведущую к встрече  Я и Ты.
     Однако диалогический характер воззрений М.Бубера  отличается от того, что может быть названо  "монологизмом"  Гуссерля, Хайдеггера и других в том , что  необходимо  признать реальность "субъект-субъектного"  модуса  интенциональности. Процесс осмысления Другого основывается или даже  начинается с  утверждения  возможности  человека  относиться к  другому именно как к человеку Другому.  Основополагающую роль в этом играет все то же слово, которое  человек  может произносить: "Важность произнесенного  слова  основывается  на факте, что оно не желает оставаться с говорящим. Оно направлено на слушателя и остается с ним"( 156,112).
     Во многом М.Бубер остается непонятым, что влечет за собой и его относительную невостребованность. Правда, зачастую М.Бубер сам создает помехи для понимания, настаивая, с одной стороны, на том, что говорит лишь о  своем  "опыте",   своем "восприятиии", а, с другой стороны, свободно используя такие проблематичные и двусмысленные термины, как "между",    "дух произнесения ты", "осмысление другого"  ("between",   "You-saying spirit", "meaning the other") и подобные.  В   первую очередь следует разобраться с подобными терминами, с тем, как 
именно их использует М.Бубер, а уж затем вернуться к  характеристике его диалогизма и базисного характера отношения  Я-Ты.
     Начну с понятия "между" - в данном контексте оно  может быть поставлено во главу угла. Термином "между" характеризуется определенная сфера, выступающая как место  и   носитель межчеловеческого события,  сфера  межчеловеческих отношений. Это то, что не принадлежит ни одному, ни другому, а в буквальном смысле находится между ними обоими. "Между" -  определенная точка зрения, создающая некое особое измерение,  доступное тем, между которыми оно возникает.  Но  возникает оно лишь между человеком и человеком: "Фундаментальным фактом человеческой экзистенции, - утверждается в "Проблеме человека", - будет "человек с человеком". Если что и составляет  характерную особенность человеческого  мира, это прежде всего то, что возникает лишь между существом и  существом  и подобного чему нет более нигде в природе"(31,153).  И,  далее,  "по ту сторону субъективного, по эту сторону объективного, на узкой кромке,  где  встречаются  "Я" и "Ты", лежит область "между"( 31,155).
     Легче всего, вероятно, продемонстрировать это на примерах, в качестве которых могут быть предложены боевой -   что называется "не на жизнь, а на смерть" - поединок;  настоящее объятие, не ставшее привычкой или обычаем, а то, каким обнимают друг друга любящие, давно  не  видевшиеся  люди. Пример "между" - это и настоящий урок, подлинно проникновенное  общение учителя и ученика, и "настоящий диалог", имеющий место не на сцене, не обусловленный заранее, не формальный, а тот, что течет спонтанно, тот, где партнеры обращаются  непосредственно друг к другу, вызывая один другого на  непредсказуемый ответ. "Между" может возникнуть  даже  при    мимолетной встрече глазами людей где-нибудь в толчее метро. Оно  возникло и тут же пропало - но все же было.
     Посредником, знаком и средством возникновения и  формирования сферы "между" служит язык, но на