отдельности, кассеты в  одном
кармане, а коробки в другом, а после того, как мы  проверили  кассеты, я их
засунул в коробки.  Поместить магнитофонный записи рядом с такими магнитами
- все равно что наспех протереть доску мокрой губкой: кое-какие  следы за-
писи останутся, но толку от них никакого не будет.
      Анджело скорее всего этого не обнаружит,  пока  не  доберется  домой:
магниты выглядели так, словно всю жизнь  там были. Ну, а вдруг все же обна-
ружит?
      Я устало ехал в сторону дома. Мне казалось, что я  сижу  за рулем уже
целую вечность. День был ужасно длинный. И странно было думать, что я уехал
от Теда Питтса только сегодня утром.
      Миля за милей оставались позади. Обе женщины заснули  крепким сном. Я
подумывал о  том,  что ждет нас в будущем, но в основном все мои мысли были
заняты дорогой и тем, чтобы не уснуть.
      Мы остановились в  мотеле на окраине  Лондона и заснули  как  убитые.
Звон будильника, который я попросил у портье, вырвал меня из забытья в семь
утра, и  я, зевая,  как большая белая акула, набрал  номер, который дал мне
инспектор Робсон.
      - Джонатан Дерри, - представился я.-Я не слишком рано?
      Мне ответил девичий голос, бодрый и неофициальный.
      - Нет, не рано, - сказала  девушка. - Джон Робсон просил вам пере-
дать, что Анджело Гилберт и его двоюродный брат Эдди арестованы.
      - Спасибо большое.
      - Не за что!
      Я повесил  трубку, чувствуя, как с  души свалился огромный  камень, и
растолкал Сару, спавшую в соседней кровати.
      - Извини, - сказал я, - мне к девяти в школу...


      ГЛАВА 11

      Прошло время, Сара вернулась на работу. Донна на некоторое время зас-
тряла у нас,  пытаясь привести в  порядок свои расстроенные  чувства.  Сара
постепенно перестала быть чересчур заботливой и перешла на нормальные отно-
шения. Когда Донна обнаружила, что над  ней больше не трясутся и не утирают
ей нос каждую минуту, она  надулась  и отправилась в Норидж, чтобы  продать
дом, забрать страховку Питера и убедить своего инспектора, который наблюдал
за поведением  условно осужденных преступников, начать играть психологичес-
кую роль Сары.
      Внешне у нас с Сарой все шло по-прежнему:  вежливость и корректность,
отсутствие эмоционального  контакта,  ежедневные  встречи  чужих людей. Она
редко смотрела мне в глаза и  говорила только тогда, когда это было необхо-
димо. Но постепенно я заметил, что  горькая складка у губ, не покидавшая ее
лицо до того дня, как мы  отправились в Норидж, теперь более или менее раз-
гладилась. Она сделалась как-то мягче, больше похожа на.себя прежнюю. Прав-
да, ее отношение ко мне не переменилось, но, по крайней  мере,  было не так
тяжко смотреть на нее.
      Сам я  переменился очень сильно.  Словно выбрался из клетки. Теперь я
все делал увереннее и получал от этого куда больше удовлетворения.  Я лучше
стрелял. Я вкладывал всю душу в преподавание. Даже  надоевшая проверка тет-
радей и то сделалась не такой  скучной. Я чувствовал, что недалек тот день,
когда я наконец расправлю крылья и взлечу.
      Однажды ночью, когда мы лежали в темноте, завернувшись  каждый в свой
холодный кокон одиночества, я спросил у Сары:
      - Ты не спишь?
      - Нет.
      - Ты знаешь,  что  я  в конце семестра собираюсь  с  нашей  командой
стрелков в Канаду?
      - Знаю.
      - Я с ними не вернусь.
      - Почему?
      - Я поеду в Соединенные Штаты. Наверно, до конца школьных каникул.
      - Зачем?
      - Посмотреть страну. Может быть, мне захочется там поселиться.
      Она  помолчала.  Когда  она  наконец заговорила, ее слова  на  первый
взгляд не имели никакого отношения к моим планам.
      - Ты знаешь, мы с Донной много разговаривали. Она мне все рассказала
про тот день, когда украла ребенка.
      - В самом деле?  - уклончиво отозвался я. - Да. Она  говорила, что
увидела ребенка, лежащего в коляске, и ей вдруг ужасно захотелось взять его
на руки и покачать. Она так и сделала. Она просто взяла его на руки. И ког-
да она прижала его к себе, у нее возникло такое чувство, будто это ее ребе-
нок, он  принадлежит  ей.  И она взяла его в машину - машина была рядом, в
нескольких шагах. Она положила ребенка на переднее сиденье,  рядом с собой,
и уехала.  Она  не знала, куда едет. Она говорила, это было как во сне: она
так давно мечтала о ребенке, и теперь у нее есть ребенок.
      Сара остановилась.  Мне вспомнились девочки  Теда Питтса и то, как он
брал на руки свою младшенькую... Я готов был разрыдаться от жалости к Саре,
к Донне, ко всем людям, не по своей вине лишенным детей...
      - Донна ехала довольно долго, - продолжала Сара. - Она  доехала до
моря и остановилась. Она  взяла ребенка на руки, села на заднее  сиденье, и
все было  прекрасно. Она была совершенно  счастлива. И все  попрежнему было
как во сне. А потом ребеночек проснулся. - Сара помолчала. - Он, наверно,
есть захотел. Его было пора кормить. В общем, он начал  кричать  и никак не
успокаивался. Он орал, орал, орал... Донна говорила, он орал не  меньше ча-
са. Она  сходила с ума от этого крика. Она попыталась зажать ему рот, но он
заорал еще громче. Она пыталась прижать  его лицом к своему плечу, чтобы он
перестал плакать, но он все равно кричал. А потом она обнаружила, что у не-
го мокрые  пеленки и что по его ноге течет что-то коричневое и капает ей на
платье...
      Еще одна долгая пауза, потом снова голос Сары:
      -  Донна  говорила,  она не знала, что дети - такие. Что они орут и
воняют. Ей всегда  представлялось,  что ребенок такой нежный  и  что он все
время будет  ей улыбаться. Она почувствовала,  что не любит  этого ребенка,
что она его ненавидит. Она почти  швырнула его на сиденье, выскочила из ма-
шины и убежала. Она говорила, крик ребенка преследовал ее до самого пляжа.
      На этот раз молчание тянулось куда дольше.
      - Ты еще не спишь? - спросила Сара.
      - Нет.
      -  Ты  знаешь,  я теперь смирилась с тем, что у меня не будет детей.
Очень жаль, конечно... но с этим ничего не поделаешь. - Она помолчала, по-
том сказала: - Я многое узнала о себе за эти недели благодаря Донне.
      "И я тоже, - подумал я,  - благодаря Анджело". После еще одной дол-
гой паузы она снова спросила:
      - Ты еще не спишь?
      - Нет.
      - Ты  знаешь, я ведь так и не поняла, что произошло. В смысле я, ко-
нечно, знаю, что этот ужасный Анджело арестован и что тебя вызывали в поли-
цию, но ты мне не говорил, что там было.
      - Тебе действительно интересно?
      - Конечно. А то бы я не спрашивала! - В ее голосе прозвенела знако-
мая раздраженная нотка. Она, должно  быть,  и сама ее услышала, потому  что
тут же  сказала куда более миролюбиво: - Мне  хочется, чтобы ты рассказал.
Правда.
      - Ладно.
      Я рассказал ей почти  все, начав с того, как Крис Норвуд  заварил всю
эту кашу, украв записи Лайэма О'Рорке. Я пересказал ей все события в хроно-
логической последовательности, а не так вразброс, как узнавал о них  я сам,
так что получилась четкая картина путешествий  Анджело  в  поисках  кассет.
Когда я закончил, она медленно произнесла:
      - Значит, в тот день, когда он взял нас в заложницы, ты знал, что он
убийца?
      - Угу.
      - Господи... - Она  помолчала. -А ты не думал, что он  может убить
нас? Донну и меня?
      - Думал.  Я думал, что он может сделать это в тот же миг, как только
узнает, что  кассеты у его отца. Я думал, что он может убить нас всех, если
ему заблагорассудится. Я не знал наверное... но не мог рисковать.
      Долгая пауза. Потом она сказала:
      - Ты знаешь, теперь, оглядываясь назад, мне кажется, что он собирал-
ся это сделать. Он такое говорил... - Она помолчала. -  Я  была так рада,
когда ты пришел!
      - И зла.
      - Да, очень зла. Тебя так долго не было... а этот чертов Анджело был
такой жуткий...
      - Я знаю.
      - Я слышала, как ты стрелял. Я была на кухне, готовила.
      - Я боялся, что ты скажешь о выстрелах Анджело.
      - Я говорила с  ним, только когда без этого никак нельзя  было обой-
тись. Он был отвратителен. Такой надменный!
      - Ты его вышибла  из седла, когда сказала, что я участвовал  в Олим-
пийских играх. Это был решающий довод.
      - Я просто хотела... хотела уязвить его самолюбие.
      Я улыбнулся в темноте. Ох и досталось же  самолюбию Анджело от семей-
ства Дерри!
      - Слушай, - сказал я, -  а ведь мы уже много месяцев не разговари-
вали так, как сейчас!
      - Но столько всего случилось... И я чувствую, что... изменилась, по-
нимаешь?
      "Да, - подумал я, - иногда для того, чтобы изменить свою точку зре-
ния на мир, требуется побывать в руках убийцы. Однако неплохо же он для нас
потрудился!"
      - Ну так что, - спросил я, - поехали в Америку?
      В  Америку.  Вместе. Попробовать еще раз...  На  самом деле я сам  не
знал, чего хочу: перемениться, освободиться, развестись,  начать все снача-
ла, жениться на другой, завести детей - или  попытаться воскресить прежнюю
любовь, укрепить  пошатнувшийся фундамент преданностью, отстроить все зано-
во. И я подумал, что решать придется Саре.
      - Ты хочешь, чтобы мы остались вместе? - спросил я.
      - Ты думал о разводе?
      - А ты?
      - Думала, - она вздохнула. - В последнее время - довольно часто.
      - Если мы разведемся - тогда всему конец, - сказал я.
      - А что ты предлагаешь?
      - Давай подождем,  -  задумчиво сказал я. -  Посмотрим,  как у нас
пойдет дальше. Подумаем, чего мы оба хотим на самом деле. Поговорим.
      - Ладно, - сказала Сара. - Идет.


      ИНТЕРЛЮДИЯ

      Письмо Джонатану Дерри от Винса Аккертона.
      "Кухня богов", Ньюмаркет, 12 июля
      Уважаемый мистер Дерри!
      Помните, как вы расспрашивали меня про Криса Норвуда тогда в  мае? Не
знаю, интересуют ли вас все еще те компьютерные кассеты, о которых мы гово-
рили, но они нашлись здесь, у нас на фабрике-кухне. Мы разбирали раздевалку
перед тем,  как ее красить, и нашли сумку, которая была вроде бы ничья. Я в
нее заглянул, и в ней была пачка рукописных листов и  три  кассеты. Я хотел
их послушать на своем магнитофоне, потому  что на них не было никаких ярлы-
ков, но  там не оказалось ничего, кроме скрипа и визга. Ну, и один мой при-
ятель, когда услышал, сказал, чтобы я их не выкидывал, а то я собирался, но
он сказал, что это компьютерный шум. И я отнес их  к  Дженет, чтобы посмот-
реть, что там такое, но она сказала, что старый компьютер  поменяли, потому
что он был слишком маломощный для нашей фирмы, и у них теперь какая-то шту-
ка с дисками, а кассеты к нему не годятся.
      И  тут  я  вдруг вспомнил про вас и обнаружил, что у меня остался ваш
адрес, и я решил узнать, не те ли это кассеты, про которые вы говорили. Бу-
маги я сразу выкинул, так что они пропали, но если  вам  нужны эти кассеты,
пришлите мне десятку за труды, и я вам их перешлю.
      Искренне ваш, Винс Аккертон.

      Письмо Джонатану Дерри от душеприказчиков миссис Морин О'Рорке.
      1 сентября
      Уважаемый господин!
      Мы возвращаем  письмо,  отправленное  Вами  миссис  О'Рорке, вместе с
присланными Вами тремя кассетами.
      К сожалению, миссис О'Рорке тихо скончалась  во сне за три дня до то-
го, как  был получен  Ваш дар. Поэтому мы сочли,  что содержимое посылки по
праву принадлежит Вам, и возвращаем его.
      Искренне Ваши, адвокатская контора "Джонс, Пирс и Блок".

      Письму Джонатану Дерри от отборочной комиссии Университета
Восточной Калифорнии.
      Лондон
      20 октября
      Уважаемый мистер Дерри!
      Имеем  честь  сообщить Вам, что в результате собеседования,  имевшего
место в  Лондоне на прошлой неделе,  Вам предложено место  преподавателя на
кафедре физики сроком на три года.  В течение первого года Вам будет выпла-
чиваться жалованье  второй  категории (таблица ставок прилагается). Позднее
ставка будет пересмотрена.
      Предполагается, что  Вы приступите к работе  с 1 января.  Ждем Вашего
подтверждения о согласии.
      Дальнейшие детали и  инструкции будут присланы Вам вместе с официаль-
ным уведомлением о приеме на работу.
      Добро пожаловать в наш университет!
      Ланс К. Баровска,  доктор  наук, председатель отборочной комиссии фа-
культета естественных наук, Университет Восточной Калифорнии.


      Письмо от Гарри Гилберта в брокерскую контору Марти Голдмена.
      15 октября
      Дорогой Марти!
      Ввиду того, что произошло, прошу тебя считать наш  договор о передаче
имущества расторгнутым. У меня, дружище, просто не осталось сил завоевывать
новые империи. Теперь, когда Анджело приговорен  к пожизненному заключению,
мне просто нет  смысла  приобретать все  твои  брокерские конторы. Ты  ведь
знал, что я хотел их приобрести для него - по крайней мере, для того, что-
бы он ими распоряжался.
      Я знаю, что у тебя были и другие предложения, так что, надеюсь, ты не
станешь требовать с меня компенсации.
      Твой старый друг Гарри.

      Отрывок из частного письма  начальника  тюрьмы Олбани в Паркурсте, на
острове Уайт, его другу, начальнику тюрьмы Уэйкфилд в Йоркшире.
      Ну вот, Фрэнк, на этой неделе мы отпускаем на поруки  Анджело Гилбер-
та. И, скажу тебе по секрету, мне это ужасно не по душе. Я бы выступил про-
тив этого, но он отсидел уже четырнадцать лет, и группа реформаторов из об-
щества по борьбе с преступностью очень настаивает на  том, чтобы освободить
его. Не то чтобы этот  Гилберт  открыто проявлял агрессивность или хотя  бы
недовольство: в  последние два года он  так энергично добивался,  чтобы его
освободили, что был тише воды ниже травы.
      Но ведь  ты знаешь, что среди них попадаются  типы, в которых никогда
нельзя быть  уверенным, как бы тихо они себя ни вели. И у меня такое ощуще-
ние,  что  Гилберт  как раз из этой породы. Помнишь, когда он сидел у тебя,
лет пять тому назад, у тебя  было такое же чувство. Наверно, держать его за
решеткой до конца жизни невозможно; но  я молю бога, чтобы он не пристрелил
первого же человека,  который  встанет ему  поперек  дороги. Ну, Фрэнк,  до
встречи!
      Дональд.



      Часть II

      ВИЛЬЯМ


      ГЛАВА 12

      Я положил руку на грудь Касси.
      - Нет, Вильям! - сказала она. - Не надо.
      - А почему? - спросил я.
      - Потому что мне не  нравится  заниматься этим два раза подряд,  без
перерыва. Ты же знаешь.
      - Ну дава-ай! - протянул я.
      - Нет.
      - Лентяйка! - сказал я.
      - А ты ненасытный!
      Она сняла мою руку со своей груди. Я положил руку на прежнее место.
      - Ну дай хоть подержусь! - сказал я.
      - Нет! - Она снова сбросила мою руку. - У тебя одно без другого не
бывает. Я пойду налью себе соку и приму душ. И ты вставай, а то опоздаешь.
      Я перевернулся на спину и смотрел,  как она ходит по комнате - высо-
кая, худая, с очень длинными ногами. Даже сейчас, в своей угловатой наготе,
она обладала неким шармом, который нравился мне в ней с самого начала: ярко
выраженной независимостью, отсутствием необходимости к комуто прислоняться.
Свои комплексы, если у нее таковые имелись, она очень хорошо скрывала, даже
от меня. Касси спустилась вниз и вернулась с  двумя стаканами апельсинового
сока.
      - Вильям, кончай глазеть! - сказала она.
      - А мне нравится!
      Она вошла в ванную, отвернула краны и вернулась обратно, чистя зубы.
      - Уже семь! - сообщила она. -Да я и сам вижу.
      - Если ты через десять минут не отправишься на тренинг, тебя выкинут
с твоего тепленького места.
      - Ничего, подождут.
      Однако я все же встал и первым проскочил в ванную, залпом выхлебав по
дороге свой сок. "А я все-таки  везучий, - думал я, намыливаясь. - У меня
есть Кассандра Моррис, замечательная девушка. Мы вместе уже  семь месяцев и
с каждым днем все больше нравимся друг другу. У меня есть работа, какую ма-
ло кому удается отхватить в двадцать девять лет. У меня есть деньги - дос-
таточно, чтобы  купить настоящую машину,  а не какуюнибудь никому не нужную
развалюху, ездящую на соплях и на честном слове".
      Старую мечту сделаться жокеем я благополучно  похоронил, хотя сожале-
ния, наверное,  будут  мучить  меня до конца дней. Не то чтобы мне так и не
пришлось поучаствовать в скачках: я в  них участвовал, и не раз, сперва как
любитель, потом  и как профессионал, с шестнадцати до  двадцати лет. За это
время я выиграл восемьдесят четыре стипль-чеза, двадцать три  скачки с пре-
пятствиями и непрестанно страдал оттого, что непрерывно расту.  Когда я до-
рос до шести футов одного дюйма, я упал на скачках и сломал ногу. Три меся-
ца пролежал на вытяжении и за это время вырос еще на два дюйма.
      Это был конец. Конечно, в  прошлом  бывали очень высокие жокеи, но  я
постепенно обнаружил,  что, даже если заморю  себя голодом, все  равно буду
весить никак не меньше семидесяти килограммов. Тренеры начали говорить, что
я слишком высокий, слишком тяжелый - "бедняга!" - и сажали на лошадей ко-
го-нибудь другого. Поэтому  в двадцать лет мне пришлось устроиться помощни-
ком тренера, в двадцать три я  нанялся к агенту по продаже чистокровных ло-
шадей, а в двадцать  шесть пошел на конный завод, что совсем  оторвало меня
от скачек. В двадцать  семь я поступил в нечто вроде больницы  для скаковых
лошадей, но больница накрылась, потому что большинство владельцев старались
не платить за услуги, потом некоторое время продавал лошадиные корма, потом
несколько месяцев проработал у аукционера - он хорошо платил, но был ужас-
ный зануда. А в промежутках между  работами я мотался по свету и тратил за-
работанное, пока деньги не кончались; а тогда возвращался  домой и подыски-
вал себе новое место.
      И вот как раз в один из таких мертвых сезонов брат прислал мне телег-
рамму: "Лови ближайший  самолет. Светит хорошая работа, связанная с англий-
скими скачками, если ты  немедленно  приедешь сюда на собеседование. Джона-
тан".
      Через шестнадцать часов я был уже  у него в Калифорнии, а назавтра, с
утра пораньше, он отправил меня к одному человеку, "с которым я познакомил-
ся в гостях". Знакомый оказался мужчиной среднего роста, средних лет, начи-
нающий седеть. Я его узнал с  первого взгляда. Любой, кто имеет отношение к
скачкам, узнал бы его с первого  взгляда. Скачки для него были крупным биз-
несом. Он торговал чистокровными лошадьми и выручал за своих производителей
в сто раз больше, чем они могли бы получить в качестве призов на скачках.
      - Люк Хоустон, - сказал он безличным тоном, протягивая мне руку.
      - Да, сэр, - ответил я, постепенно приходя в себя. - Э-э... Вильям
Дерри.
      Он предложил мне позавтракать с ним. Завтракал он на балконе, с кото-
рого открывался вид на Тихий океан. На завтрак у него был грейпфрутовый сок
и вареные яйца. Он радушно улыбался мне, но взгляд  у  него  при  этом  был
пронзительным, как рентгеновские лучи.
      - Уоррингтона  Марша, моего менеджера в  Англии, два дня  тому назад
хватил удар, - сказал он.  -  Бедняга.  Ему  уже лучше - мне каждый день
присылают бюллетени,  - но я боюсь, что  к работе  он сможет вернуться  не
скоро, возможно, даже очень не скоро. Кушайте, кушайте! - сказал  он, ука-
зывая на мои нетронутые тосты.
      - Да, сэр.
      - Назовите  мне хотя бы одну причину, по  которой мне следует назна-
чить вас на его место. По крайней мере, временно.
      "О господи!" - подумал я. У меня ведь нет ни  опыта,  ни связей поч-
тенного маэстро...
      - Я буду усердно работать, - сказал я.
      - Вы представляете себе, в чем состоит эта работа?
      - Я встречал Уоррингтона Марша повсюду: на скачках,  на аукционах. Я
знаю, чем  он занимался, но не представляю пределов  его возможностей и от-
ветственности.
      Люк Хоустон колупал второе яйцо.
      - Ваш брат говорит, что вы очень много и разнообразно работали с ло-
шадьми. Расскажите.
      Я рассказал  ему о своих работах. Все это  звучало не более впечатля-
юще, ч