упал на спину, неловко вытянув  над го-
ловой руку в наручнике. Во всем облике Анджело вдруг проявилась такая угро-
за, нечто столь непохожее на обычную ипподромную ссору, что толпа притихла,
и все  уставились на него  с каким-то подсознательным ужасом. Он, казалось,
вырос и  разбух от переполнявшей его  чудовищной жестокости, и,  хотя слова
его были самые обычные, голос его  был грубым и жутким, словно у сказочного
великана.
      - Ты! - медленно произнес он. - Ты с твоим траханым братцем...
      Тут он,  видимо, сообразил, что  вокруг - целая толпа обратившихся в
слух свидетелей, и потому не произнес вслух того, что было  у  него на уме,
но я слышал 'это так же отчетливо, как если бы  его  крик разбудил соседние
холмы. "Я тебя убью. Я убью тебя!"
      Я уже  слышал это  от него, но никогда прежде  - с такой беспощадной
неумолимостью. Это была уже не угроза, а обещание.
      Я смотрел на него так, словно не слышал этого немого крика, словно не
видел его  в глазах Анджело. Однако  он кивнул со  злобным удовлетворением,
презрительно передернув плечами,  обернулся к встающему с земли полисмену и
рывком поднял его на ноги, после чего, не сопротивляясь, зашагал между дву-
мя констеблями к  полицейской машине, въезжавшей в ворота. Машина останови-
лась. Полицейские усадили  его  между собой на заднее  сиденье  и увезли, а
непривычно молчаливая толпа принялась рассасываться и расходиться.
      Чей-то голос - я узнал валлийский говор Тэффа - сказал мне в ухо:
      - А знаете, с чего все началось-то?
      - С чего? - спросил я.
      - Букмекеры с дешевых рядов сказали Анджело, что он настоящий лох. И
вроде как посмеялись над ним. Поддразнивали его, но  поначалу так, подобро-
му. Они ему говорили, что с удовольствием будут брать у него деньги, потому
что если он думает, что приобрел систему старого Лайэма О'Рорке, то его на-
дули, обули, обвели вокруг пальца и натянули ему нос. "Великий боже!"
      - Ну и вот,  и этот Анджело вспылил и потребовал, чтобы  ему вернули
деньги.
      - Понятно, - сказал я.
      - Да, - жизнерадостно сказал Тэфф, - лучше бы эти  болваны держали
язык за  зубами. Ведь  этот Анджело был курицей, что  несла золотые яйца, а
теперь он, похоже, нестись перестанет.
      Я ехал домой с таким ощущением, что на шее у меня затягивается петля.
Что я ни делал для того, чтобы распутать этот узел, выходило так, что я еще
больше запутывался.
      Теперь он никогда не поверит, что я его обманул не нарочно. Даже если
я в конце концов сумею добыть  ему настоящую систему, он никогда не простит
мне проигранных денег, насмешек букмекеров и этих наручников.
      В полиции  Анджело задержат максимум на  сутки: вряд ли  его отправят
обратно в тюрьму за одну оплеуху и скандал. Но для  него  эти сутки, прове-
денные в камере, добавятся к счету за те дни и ночи, что он просидел у меня
в чулане, и если по выходе из тюрьмы он был  достаточно  зол, чтобы напасть
на меня  только за то, что я брат Джонатана, насколько же злее он будет те-
перь!
      Когда я  наконец приехал домой, Касси давно уже  была дома и радостно
сообщила, что завтра с  нее обещали снять гипс. Она на целый  день отпроси-
лась с работы и распрощалась с прилипчивым джентльменом в полной увереннос-
ти, что сразу сможет водить машину сама. Пока я варил макароны на ужин, она
сидела и  что-то мурлыкала. Я отрешенно поцеловал ее,  подумал об Анджело и
от всей души пожелал ему сдохнуть.
      Когда мы сидели  за ужином, зазвонил  телефон. Это, как  ни  странно,
оказался Тед  Питтс, звонивший из Швейцарии. И тон  его был холоден, словно
Альпы.
      - Наверное, мне стоит извиниться... - сказал он.
      - Очень любезно с вашей стороны.
      - Джейн  на меня очень  сердита. Она потребовала, чтобы я немедленно
позвонил вам. Сказала, что дело срочное. Поэтому я позвонил. Прошу прощения
и все такое.
      - Я просто не мог понять, зачем вы это сделали, - безнадежно сказал
я.
      - Зачем я переменил оценки? -Да.
      - Вы, конечно, думаете, что я подлец. Джейн говорит, это  такая под-
лость, что  ей за меня стыдно. Онапросто  вне себя.  Она говорит, что  всем
своим богатством мы обязаны Джонатану, а я так подставил его брата. Она да-
же не хотела со мной разговаривать.
      - Так все же - почему? - повторил я. Он,  по  крайней мере, хотел,
чтобы я понял. Он говорил  серьезно,  извинялся,  объяснял мне убийственную
правду:
      - Я  не знаю. Это был какой-то порыв. Я сел делать копии и вдруг по-
нял, что  не  могу расстаться с этой системой. Я не хотел, чтобы она была у
кого-то еще. Она принадлежит мне.  Ни  Джонатану, ни кому-то еще, а  только
мне. Ведь ему она была не нужна. Все эти годы я владел ею один.  Я вносил в
нее изменения и дополнения и сделал ее своей. Она принадлежит мне. Она моя!
А тут явились вы и попросили ее так, словно она принадлежит вам по праву. И
я вдруг  подумал: а с чего это вдруг? И я быстро взял и переделал некоторые
оценки. Проверять их мне было некогда. Я сделал это наугад.  Изменений было
немного, но, похоже, я перестарался.  Иначе  вы бы не стали проверять...  Я
хотел сделать так, чтобы вы, когда начнете играть,  выигрывали слишком мало
и решили,  что  дело  того не стоит. - Он помолчал. - На самом деле, если
хотите знать, мне было просто жалко ею делиться.
      - Лучше бы вы мне сказали...
      - Если  бы я сказал, что не хочу вам ее отдавать, Джейн бы меня зас-
тавила. Она говорит, что теперь я должен это сделать. Она очень сердита.
      - Если бы вы мне  ее отдали,  - сказал я, - вы избавили бы меня от
многих неприятностей.
      - Скажите лучше, сделал бы вам состояние!
      Очевидно, извинялся он не от чистого сердца: Теда по-прежнему раздра-
жало, что ему придется выдать мне свои секреты. Я снова подумал, не расска-
зать ли  ему про  Анджело, но мне по-прежнему казалось,  что Тед сочтет это
лучшим предлогом не давать мне систему, поэтому я просто сказал:
      - Но  ведь она может работать и на двоих, не правда ли? Если она бу-
дет у  кого-то еще, это не помешает  вам выигрывать  столько же, сколько  и
раньше, не правда ли?
      - Ну да, видимо, вы правы, - нехотя ответил он.
      - Так когда вы вернетесь домой?
      - Через две недели.
      Я молчал. Я был раздавлен. Бог весть, что успеет натворить Анджело за
эти две недели!
      Тед Питтс сказал с плохо скрываемым неудовольствием:
      - Я  так понимаю,  что вы ставили не на  тех лошадей, проигрались, и
теперь вам нужно отыграться значительно раньше, чем через две недели?
      Я не стал возражать.
      - Джейн в ярости. Она боится, что мой поступок обошелся  вам дороже,
чем вы можете себе позволить. Мне очень жаль.
      Однако по его тону этого было не заметно.
      - Она может найти кассеты и передать их мне? - смиренно спросил я.
      - Когда они вам понадобятся?
      - По возможности немедленно. Сегодня вечером, если это возможно.
      - Гм. - Он несколько секунд поразмыслил. - Ладно. Ладно. Но можете
и не ездить к нам, если хотите.
      - Э-э... как это?
      - У вас магнитофон есть?
      - Да.
      - Джейн может прокрутить их вам  по телефону. Это звучит как скрип и
скрежет. Но если у вас магнитофон более или менее приличный,  программы за-
пишутся и будут нормально работать.
      - О господи...
      - В наше время множество компьютерных программ передается по телефо-
ну,  -  сказал  Тед. - Или по спутниковой связи. В этом нет ничего удиви-
тельного.
      Мне это казалось удивительным, но ведь я не был Тедом Питтсом. Я поб-
лагодарил его за звонок, куда искреннее, чем он мог подумать.
      - Джейн  спасибо скажите, - ответил он.  И я  сказал ей спасибо  от
всего сердца пять минут спустя.
      - У вас голос был такой взволнованный! - объяснила она. - Я сказа-
ла Теду, что отправила вас к Рут, потому что вы хотели проверить программы,
и он застонал, а я спросила  почему, и когда он объяснил, что он наделал...
Я буквально пришла  в  ярость. Только подумать, что  вы  зря истратили ваши
деньги, когда всем, что мы имеем, мы обязаны Джонатану...
      Ее доброта заставила меня почувствовать себя виноватым. Я сказал:
      - Тед говорил, что вы можете проиграть мне настоящие кассеты  по те-
лефону... если вы, конечно, не против...
      - Что  вы, что вы! Нет, конечно! Я много раз видела, как Тед это де-
лает. Они с Рут часто обмениваются друг с другом программами таким образом.
Кассеты у меня под  рукой. Я заставила Теда сказать, где они  лежат. Сейчас
схожу, принесу магнитофон. Вы пока не вешайте трубку. Я вам их проиграю.
      Я позвонил ей из кабинета, потому  что к тому телефону уже был подсо-
единен магнитофон, и,  когда она вернулась, я записал драгоценные программы
на предоставленных мне Люком чистых кассетах. Может, они  и не соответство-
вали высшим компьютерным стандартам, но я  решил, что это все же лучше, чем
пытаться записать новые программы поверх старых.
      Касси зашла в кабинет и некоторое время слушала скрежет и  вой, запи-
сываемый на пленку.
      - Мерзость какая! - сказала  она.  Но для меня это была  сладчайшая
музыка. Билет  в будущее, в  мирную, спокойную жизнь. Во внезапном приступе
оптимизма, столь противоположном  мрачному  настроению, в котором я возвра-
щался  домой  из  Лестера, я убеждал себя, что на этот раз, теперь, когда у
нас есть настоящие  программы, всем нашим  тревогам придет конец.  Выход  в
том, чтобы дать Анджело возможность разбогатеть, и вот наконец я  смогу это
сделать.
      - Я  отдам  эти кассеты Анджело, - сказал я, - а потом мы на время
отсюда переедем, всего на несколько недель, пока он не выиграет достаточно,
чтобы его жажда мести угасла. И тогда мы, слава богу,  наконец-то избавимся
от него.
      - А куда мы поедем?
      - Куда-нибудь недалеко. Завтра решим.
      Когда три кассеты кончились и вой  в трубке утих, я выключил запись и
снова обратился к Джейн.
      - Я вам очень  благодарен, - сказал я. - Просто выразить  не могу,
насколько...
      - Дорогой мой Вильям, я так извиняюсь...
      - Не надо, - сказал я. - Вы спасли мне жизнь.
      "Причем, вполне возможно, в прямом смысле слова", - подумал я.
      - Все будет хорошо!  - сказал я. Ох, не следует говорить  таких ве-
щей! Ни в коем случае!


      ГЛАВА 20

      Рано утром мы с Касси поехали посмотреть, как на Поле тренируют лоша-
дей. Ей было немного холодно, несмотря на сапоги, теплые брюки и куртку-пу-
ховку, но она говорила, что ей  нравится быть на свежем воздухе, на просто-
ре. Ее дыхание, как и мое, как и дыхание лошадей, поднималось клубами пара.
Облачка пара растворялись в воздухе и тут же появлялись снова.  Чудо живого
тела преображало холод в тепло.
      Мы уже почти выехали из домика: упаковали одежду и все  необходимое и
сложили чемоданы в мою машину. Я еще захватил с собой "дипломат", в котором
были драгоценные кассеты и мои деловые бумаги, и переключил телефон  на ав-
тоответчик. Нам оставалось только ненадолго завернуть  домой, чтобы забрать
дневную почту и договориться, чтобы  впредь  все, что приходит на мое  имя,
оставляли в пивной.
      Мы еще  не решили, где мы будем  ночевать сегодня  и еще много  ночей
спустя. Но у нас обоих было множество друзей, к которым можно было заехать,
а если обычное гостеприимство лошадников  на  этот раз нас подведет, то  на
худой конец мы можем позволить себе на некоторое время поселиться  в отеле.
Я чувствовал себя куда свободнее и веселее, чем за все предыдущие недели.
      Сим на тренинге был неподдельно дружелюбен, а Морт  пригласил нас по-
завтракать. Мы  с благодарностью укрылись от холода в  его доме и принялись
вместе с ним греться тостами и  кофе, пока он вскрывал свои письма ножичком
для бумаг и комментировал то, что  он одновременно с этим читал в "Спортив-
ной жизни". Морт никогда  не делал одного дела, если можно было  делать три
зараз.
      - Я попросил передавать мои телефонные сообщения тебе,  - сказал я.
- Ты не возражаешь?
      - В самом деле? Нет, конечно, не возражаю. А почему?
      - В нашем доме временно жить нельзя, - объяснил я.
      - Ремонт? - сочувственно спросил Морт, и проще  всего было ответить
"да".
      - Звонков будет немного, - пообещал я. - Только по делам Люка.
      - Конечно! - сказал Морт. Он в два глотка уничтожил вареное яйцо "в
мешочек". - Еще кофе?
      - Как там новые жеребята? - спросил я.
      - Приезжайте, поглядите. Приходите после  обеда  в  паддок, мы будем
гонять их на корде.
      - А  что такое корда?  - спросила  Касси. Морт взглянул  на нее  со
снисходительной улыбкой и объяснил:
      - Это такая длинная веревка. Ее привязывают к недоуздку и гоняют ло-
шадей по большому кругу. Верхом на них ведь еще не ездят. Их еще никогда не
седлали. Молодые слишком.
      - Я бы хотела посмотреть, - сказала Касси, глядя на свой гипс и яв-
но прикидывая, успеем ли мы.
      - А где вы жить будете? - спросил Морт. - Где вас искать?
      - Еще не знаем, - сказал я.
      - В самом деле? А может, здесь поживете? У меня тут есть лишняя кро-
вать. - Он отхватил сразу полтоста и проглотил не жуя. - Вот сами и буде-
те отвечать на свои звонки. Разумно?
      - Разумно, - ответил я. - На пару дней... Спасибо большое.
      - Значит, решено! - он жизнерадостно улыбнулся Касси.  - Дочка бу-
дет очень  рада.  Жены-то у меня нет, знаете ли. Ушла она. И Миранда - это
дочка моя - скучает. Ей  шестнадцать,  и ей не хватает женского  общества.
Оставайтесь на недельку! Вам на сколько надо-то?
      - Мы не знаем, - сказала Касси.
      Он коротко кивнул.
      - Верно. Что загадывать-то? Там видно будет.
      Он небрежно взял ножик для бумаги и принялся чистить ногти, сразу на-
помнив мне Джонатана, который все время, сколько я его помнил, чистил ногти
острием винтовочной пули.
      - Я думал на  выходные поехать в Ирландию, - сказал я.  - Попробую
помириться с Донаваном.
      Морт одарил меня ослепительной улыбкой.
      - Я слышал, что вы дерьмо и ублюдок и что  вас  следует, самое мень-
шее, шесть раз проволочь, привязав за ноги, вокруг ипподрома.
      Телефон, стоявший  на столе у  него под рукой, зазвонил. Морт схватил
трубку после первого же звонка.
      - Алло! - крикнул он в трубку.
      - О! - сказал он. - Привет, Люк! - Он  принялся  делать мне знаки
бровями. - Да. Он здесь. Завтракает.
      Морт передал мне трубку, сказав:
      - Люк говорит, он только что звонил вам.
      - Вильям, - спросил Люк спокойным, понимающим тоном, - как там но-
вые жеребята?
      - Отлично. Жалоб пока не было.
      - Я думал приехать, поглядеть на  них. Оценить, что вы там мне наку-
пили.  Послушайте,  приятель, окажите мне услугу: закажите  номер  в  "Бед-
форд-армс" на двое суток, четырнадцатое и пятнадцатое октября, ладно?
      - Ладно, - ответил я.
      - Передайте  привет Касси,  - сказал он. - Приводите  ее на обед в
"Бедфорд" четырнадцатого, о'кей? Я буду  рад  с  ней познакомиться. Кстати,
приятель, от вас я собираюсь в Дублин. Вы едете на ярмарку в Боллсбридж?
      - Да, собирался. Умер  Ральф  Финнеган, будут распродавать его лоша-
дей...
      Люк, похоже, одобрил мои намерения.
      - И кого вы выберете? Кто у него там лучший?
      - Оксидайз. Двухлеток, хорошо выезженный, быстрый, в перспективе -
следующее дерби. И наверняка очень дорогой.
      Люк что-то проворчал.
      - Донавану отправите?
      - Конечно.
      Ворчание превратилось в смешок.
      - Ну, увидимся четырнадцатого.
      И Люк повесил трубку.
      - Что, приедет? - спросил Морт, и я кивнул и сказал ему когда.
      - Да, он обычно приезжает в  октябре, - сказал Морт. Он спросил, не
хотим ли  мы посмотреть, как тренируют  оставшихся лошадей, но  я торопился
закончить дела в доме, поэтому мы  с Касси вернулись в деревню и для начала
заехали в пивную. Хозяин, которого мы сегодня еще не видели, сметал с поро-
га опавшие листья. Он был в своей рубашке с короткими рукавами.
      - Вам не холодно? - спросила Касси. Банан, весь вспотевший, в отли-
чие от нас, кутавшихся в пуховки, объяснил, что только что  ворочал бочонки
с пивом в подвале. Мы сказали, что на время уезжаем, и объяснили почему.
      - Заходите, - сказал он, покончив с листвой. - Кофе хотите?
      Мы выпили с ним кофе в  баре, только он в свое еще добавил мороженого
и бренди, а мы отказались.
      - Ну  конечно, - дружелюбно согласился он, -  я буду забирать вашу
почту. Бумаги, молоко, все, что хотите. Еще что-нибудь?
      - Хватит ли у вас благородства на великий подвиг? - спросила Касси.
      Он покосился на нее поверх своей пенистой кружки.
      - Выкладывайте!
      - Моя желтая машина записана на сегодня на техобслуживание и провер-
ку, и я подумала...
      - Не отгоню ли я ее в гараж?
      - А обратно вас привезет Вильям, - заискивающе сказала она.
      - Для вас, Касси, все что угодно, - сказал Банан. - Прямо сейчас.
      - С меня сегодня гипс снимут! - радостно сообщила она.  Я посмотрел
в ее ясные  серые глаза и подумал, что я так ее люблю, что даже смешно. "Не
бросай меня! - подумал я. - Останься со мной навсегда.  Мне  без тебя те-
перь будет так одиноко. Просто невыносимо..."
      Мы все вместе подъехали к нашему домику и оставили машину  на дороге,
потому что  Касси хотела, чтобы Банан вывел из  гаража ее маленькое чудище.
Они с Бананом пошли к гаражу, чтобы открыть его, а я, одним глазом глядя на
них, направился  к Дому, чтобы отпереть  входную дверь и  подобрать письма,
которые падали прямо на коврик.
      Домик выглядел таким тихим и  мирным,  что  все наши предосторожности
показались ненужными, как заборы на луне.
      "Нет, - сказал я себе. - Анджело непредсказуем. Словно вулкан. Вул-
кану тоже  можно желать всего самого лучшего, но  ожидать от него разумного
поведения по меньшей мере глупо". "Берегись тигров!"
      Из гаража послышался какой-то грохот, но в нем не было ничего угрожа-
ющего, так что я не обратил внимания.
      На коврике лежало шесть конвертов. Я наклонился, подобрал их, прогля-
дел. Три счета  Люку,  квитанция о налоге на  дом,  рекламка издательства и
письмо Касси от ее матери из Сиднея. Обычные будничные письма, ничего тако-
го, ради чего стоило бы умереть.
      Я оглядел напоследок  славную  гостиную, клетчатые оборки на занавес-
ках, соломенных куколок, раскачивающихся на сквозняке...  "Ничего, - поду-
мал я, - скоро вернемся".
      Дверь кухни была открыта, свет из  окна блестел на белой стене - и в
этом свете шевельнулась тень.
      "Банан и Касси, - машинально подумал  я. - Вошли через дверь в кух-
не..." Нет. Через эту дверь они войти не могли. Она заперта.
      Я не успел ни испугаться, ни как-то среагировать - даже волосы дыбом
встать не  успели. В дверях  появился глушитель пистолета, черный силуэт на
фоне белой  стены, а вслед за ним  - Анджело,  весь в черном,  распираемый
торжествующей ненавистью, похожий на дьявола.
      Что-то говорить было бессмысленно.  Я  мгновенно понял, что он пришел
меня убить, что я смотрю  в  лицо собственной смерти. Анджело был  исполнен
такой решимости, настолько отдался жестокости, был так опьянен тягой к раз-
рушению, что никто на свете не мог бы остановить его словами.
      Я действовал  скорее  инстинктивно,  нежели  осмысленно. Схватив бей-
сбольную биту, которая так и лежала на подоконнике, вцепившись в рукоятку с
ловкостью отчаяния, я  замахнулся на Анджело единым плавным движением всего
тела, от ноги через тело к руке с битой, обрушившись  на  руку с пистолетом
всем своим весом.
      Анджело выстрелил мне  в  грудь в упор, с  расстояния  шести футов. Я
ощутил рвущий удар,  и  больше ничего. Это даже  не  помешало мне довершить
удар. Через  какую-то долю секунды  бита ударила Анджело поруке, сломав ему
запястье так же легко, как сам Анджело сломал руку Касси.
      Удар был  так силен, что я потерял равновесие  и отшатнулся от двери.
Анджело выронил  пистоле