Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
т и прижал правую руку к телу, взвыв от боли. Он
согнулся в три погибели, неуклюже бросился прочь, во входную дверь, и побе-
жал по дорожке, ведущей на улицу.
Я смотрел на него в окно в каком-то странном спокойствии, зная, что
сейчас еще ничего не произошло, но вот-вот должно случиться, потому что в
моей груди сидит пуля.
Я думал, что Анджело все-таки добрался до треклятого Дерри. Всетаки
отомстил. Он знает, что его выстрел попал в цель. Анджело будет уверен, что
поступил правильно, даже если ему придется провести остаток жизни в тюрьме.
Должно быть, сейчас, несмотря на сломанную руку, несмотря на грозящее ему
заключение, он испытывает неукротимую, безумную радость победы.
Битва окончена, и война тоже. Анджело будет удовлетворен тем, что по-
бедил - зримо, материально, ощутимо. В дом вбежали Банан и Касси и с об-
легчением увидели, что я стою, немного прислонясь к буфету, по всей види-
мости, целый и невредимый.
- Это был Анджело? - спросила Касси.
- Ага.
Банан посмотрел на валяющуюся на полу бейсбольную биту и сказал:
- Ты его ударил.
- Да.
- Это хорошо! - с удовлетворением сказала Касси. - Пусть теперь
сам в гипсе ходит!
Банан увидел пистолет Анджело и нагнулся подобрать его.
- Не трогай, - сказал я.
Он, не распрямляясь, посмотрел на меня вопросительно.
- Отпечатки пальцев, - пояснил я. - Теперь он точно сядет пожиз-
ненно.
- Но...
- Он в меня стрелял, - сказал я. Они уставились на меня, сперва с
недоверием, потом с тревогой.
- Куда? - спросила Касси.
Я коротко указал левой рукой на грудь. Правая рука отяжелела и бес-
сильно висела. Я равнодушно подумал, что, наверное, порвана часть мускулов,
которые ею двигают.
- "Скорую" вызвать? - спросил Банан.
- Да.
"Они просто не понимают, как это серьезно", - подумал я. Они ни ви-
дели никаких повреждений, а я заботился в основном о том, как сказать им об
этом, чтобы не напугать Касси до смерти.
На самом деле в тот момент я не ощущал ничего особенного, но умом по-
нимал, что вот-вот станет очень плохо. Внутри меня, подобно лавине, нарас-
тали болезненные изменения. Все быстрее и быстрее, но пока терпимо.
- Позвоните в кембриджскую больницу, - сказал я и сам удивился сво-
ему спокойствию.
Потом я, сам того не желая, опустился на колени, и беспокойство у них
на лицах сменилось ужасом.
- Ты действительно ранен! - воскликнула Касси.
- Я... я... - я не мог придумать, что сказать. Она внезапно оказа-
лась рядом со мной, встала на колени, ощупала меня и с ужасом обнаружила
входное отверстие, которого было не видно сквозь теплую куртку, и выходное
отверстие на спине, значительно больше первого. Обе раны сильно кровоточи-
ли.
- Боже мой! - воскликнула она, совершенно ошеломленная.
Банан подошел посмотреть, и я понял по их лицам, что теперь они все
знают, и объяснять уже больше ничего не надо.
Помрачневший Банан отошел, снял трубку, лихорадочно полистал справоч-
ник и набрал номер.
- Да, - говорил он. - Да, срочно. В человека стреляли. Да, я ска-
зал "стреляли"... В грудь... Да, жив... Да, в сознании... Нет, пуля зас-
трять не могла. - Он дал адрес дома и коротко объяснил, как доехать. - Да
не задавайте вы дурацких вопросов. Скажите им, пусть оторвут задницу...
Да-да, очень серьезное, бога ради, не тратьте времени... Имя? Мое?! Господь
всемогущий! Джон Фрисби.
Он гневно швырнул трубку и сказал:
- Они хотят знать, обращались ли мы в полицию. Им-то какое дело?
Я не мог заставить" себя сказать ему, что обо всех огнестрельных ра-
нениях полагается сообщать в полицию. Мне уже становилось трудно дышать.
Однако единственное, что я мог выдавить, стоило того.
- Пистолет... - проговорил я. - В полиэтиленовый пакет не клади-
те... Конденсат смывает отпечатки...
На лице у Банана появилось изумление. Видимо, он не понимал, что я
сказал это сейчас, потому что вскоре уже совсем не смогу говорить. Мне ста-
новилось все хуже. Все тело сделалось холодным и липким, на лбу выступил
пот. Я кашлянул и вытер рукой красную струйку, которая вытекла изо рта. Ме-
ня накрыло волной слабости, и я обнаружил, что тяжело привалился к буфету,
а потом мешком осел на пол.
- Вильям! Нет! - воскликнула Касси. Если я когда-нибудь сомневался,
что она меня любит, теперь я в этом убедился. Такое бездонное отчаяние под-
дельным быть не могло.
- Не беспокойся... - выдавил я. И попытался улыбнуться, но, похоже,
неубедительно. Я снова закашлялся, и на этот раз крови было еще больше.
Я пытался дышать на дне озера. А озеро становилось все глубже, все
новые потоки вливались в него... Это происходило все быстрее и быстрее...
Очень быстро. Я не готов, подумал я. А кто готов?
Я слышал, как Банан настойчиво говорит что-то, но не мог разобрать ни
слова. Сознание начало таять. Окружающий мир исчезал. "Я умираю, - подумал
я. - Правда, умираю... Слишком быстро..."
Глаза у меня закрылись, потом открылись снова. Дневной свет выглядел
странно. Слишком ярким. Я увидел, что лицо у Касси мокрое от слез.
Я попытался сказать "Не плачь!", но мне не хватало дыхания. Дышать
сделалось почти невозможно. Откуда-то издалека все еще доносился голос Ба-
нана. У меня было ощущение, что все превращается в жидкость. Как будто тело
мое тает, и глубокая подземная река выходит из берегов и уносит меня...
Последняя, смутная мысль на краю сознания: господи помилуй, я тону в
собственной крови!
ГЛАВА 21
Следующим, что я увидел, было лицо Касси. Но это было не меньше, чем
через сутки, и Касси не плакала, а спокойно спала. Она сидела у моей крова-
ти, и вокруг все было белое, сплошное стекло и хром, и много-много ламп.
Реанимация и все такое.
Несколько часов я приходил в себя. Сперва почувствовал боль, которой
сначала не ощущал, потом увидел трубки, снабжающие разными жидкостями ком
глины, именуемый моим телом, потом услышал голоса, которые говорили о том,
как мне повезло, что я здесь; что я умер и все-таки жив.
Я благодарил их всех, и благодарил искренне. Благодарил Банана, кото-
рый, видимо, подхватил меня и на моей собственной машине на скорости сто
миль в час отвез в Кембридж, потому что так было быстрее, чем дожидаться
"скорой".
Благодарил двух хирургов, которые, похоже, трудились весь день и по-
ловину ночи, очищая и зашивая мое правое легкое и препятствуя крови выте-
кать из раны с той же скоростью, с какой в мою вену накачивали новую.
Благодарил сиделок, которые ловко возились со сложными приспособлени-
ями, и заочно благодарил доноров, которые отдали мне свою кровь.
Благодарил Касси за то, что она любит меня и что она сидела рядом со
мной все время, пока врачи ей позволяли.
Благодарил судьбу за то, что смертоносный кусок металла миновал сер-
дце. Благодарил всех, кого только мог, за все, что мог придумать, так был
рад, что остался в живых.
Длинные повторяющиеся видения, что являлись мне в беспамятстве, рас-
таяли, ушли, перестали быть живой реальностью. Я перестал видеть Дьявола,
который ходил вокруг меня тихо, но неумолимо, выжидая, чтобы похитить мою
душу. Он ушел, Падший Ангел, Дьявол с лицом Анджело, с желтым лицом, окру-
женным седеющими волосами, и двумя черными дырами вместо глаз. Исчез Враг.
Я снова вернулся в легкомысленный и радостный реальный мир, где существова-
ли вот эти трубки, а не воплощения Зла.
Я не говорил о том, как близок я был к смерти, потому что они сами
говорили мне об этом каждые пять минут. Я не говорил, что заглянул в прос-
транства вечности и видел там Тьму кромешную и понял, что она имеет смысл и
облик. Видения умирающих и вернувшихся с порога смерти всегда подозритель-
ны. Анджело был живой человек, а не Дьявол, не воплощение, не дом и не хо-
дячая оболочка. Это бред, нарушение функции мозговых клеток заставили меня
перепутать одно с другим и принять другого за Того, Одного. Я ничего не го-
ворил, сперва боясь, что меня высмеют, а потом - оттого, что чувствовал,
что и впрямь ошибся и что все эти видения были всего лишь... видениями.
Обычными видениями.
- Где Анджело? - спросил я.
- Врачи говорили, что тебе нельзя переутомляться.
Я посмотрел на лицо Касси, внезапно ставшее скрытным.
- Я все равно лежу, падать мне некуда, - сказал я. - Так что вык-
ладывай.
- Ну, - неохотно ответила она, - он здесь...
- Здесь?! В этой больнице?
Она кивнула.
- В соседней палате.
- Но почему? - ошеломленно спросил я. - Он разбил машину. - Она с
тревогой взглянула на меня, видимо боясь, что я снова потеряю сознание, но
потом успокоилась. - Он налетел на автобус миль за шесть отсюда.
- После того как он убежал от нас?
Она кивнула.
- Его привезли сюда. Его принесли в реанимацию, пока мы с Бананом
сидели и ждали. Мы просто глазам своим не поверили.
Значит, еще не кончено... Я прикрыл глаза. Это никогда не кончится.
Куда бы я ни шел, Анджело последует за мной повсюду. Наверно, даже в моги-
лу.
- Вильям! - беспокойно окликнула меня Касси.
- М-м?
- Ох. Я подумала...
- Нет-нет, все в порядке.
- Он был на грани смерти, - продолжала она. - Как и ты. Он до сих
пор в коме.
- А что у него?
- Травма черепа.
За следующие несколько дней я постепенно узнал, что работники больни-
цы не могли поверить, когда Банан с Касси сказали им, что Анджело - тот
самый человек, который в меня стрелял. Они так же долго и упорно боролись
за его жизнь, как и за мою, и, видимо, в реанимации .наши койки стояли ря-
дом, пока Касси не сказала им, что, если я очнусь и увижу его рядом, у меня
будет инфаркт.
Полиция, видимо, указала на то, что, если Анджело очнется первым, он
может захотеть меня добить. И теперь Анджело лежал без сознания в соседней
палате, под неусыпным оком констебля.
Странно было думать, что он здесь, так близко. Странно и неприятно. Я
даже не думал, что это так на меня подействует, но каждый раз, как отворя-
лась дверь, сердце у меня так и подпрыгивало. Разум говорил, что Анджело не
придет, не может прийти. А подсознание все равно боялось.
Удивительно, как быстро исцеляется тело! С меня сняли трубки; я начал
поворачиваться на бок; вставать на ноги; ходить - и все это за неделю. Ко-
нечно, я передвигался еще с трудом, и рана побаливала, но я явно ожил. Ан-
джело, похоже, тоже становилось лучше. Он потихоньку выкарабкивался из без-
дны. Он открывал невидящие глаза, реагировал на внешние раздражители.
Я слышал об этом от сиделок, от уборщиц, от сестры, которая делала
уколы. И все они с любопытством смотрели на меня, выжидая, как я к этому
отнесусь. Первой пикантность ситуации отметила местная газетка, потом исто-
рия попала в центральные газеты, и констебли, которые дежурили у постели
Анджело, постепенно сделались разговорчивее.
От одного из них я узнал, что Анджело потерял контроль над машиной на
развороте и что целая толпа людей, ожидавших на остановке, видела, как он
врезался в автобус, словно не мог повернуть баранку, что в любом случае он
ехал слишком быстро и что люди видели, как он поначалу смеялся.
Слышавший все это Банан решительно сказал:
- Он разбился потому, что ты сломал ему запястье.
- Да.
Он глубоко вздохнул.
- Наверно, полиции следует это знать...
- Я тоже так думаю.
- Они тебя не тревожили?
Я покачал головой.
- Я сам рассказал им все как было. Они все записали. Никто ничего не
сказал.
- Они забрали пистолет, - Банан улыбнулся. - Пакет был бумажный.
Через двенадцать дней я выписался из больницы. Я медленно прошел мимо
двери палаты Анджело, но внутрь заходить не стал, хотя и знал, что сознание
вернулось к нему еще не полностью и он даже не заметит, .что я здесь. Нес-
частья, которые он причинил мне и Касси, быть может, и миновали, но шрамы
на моем теле были еще слишком свежи, чтобы я мог забыть о них.
Да, я его ненавидел. И, возможно, боялся. И уж конечно, мне не хоте-
лось видеть его, ни сейчас, ни впредь.
В следующие три недели я бродил по дому, занимался бумажной работой,
с каждым днем чувствовал себя все лучше, так что мне удалось убедить Банана
отвезти меня на тренинг - самому мне водить машину пока не доверяли. Касси
вернулась на работу. Сломанная рука стала воспоминанием. Кровь с ковра в
гостиной почти отмыли, бейсбольную биту убрали в чулан. Короче, жизнь более
или менее вернулась в нормальную колею.
Из Калифорнии приехал Люк, посмотрел жеребят, познакомился с Касси,
выслушал Сима, Морта и двух беркширских тренеров, навестил Уоррингтона Мар-
ша и улетел в Ирландию. Он, а не я приобрел в Боллсбридже Оксидайза и от-
правил жеребчика Донавану, чем до некоторой степени загладил раны, нанесен-
ные самолюбию ирландца.
Перед тем как вернуться домой, он еще раз ненадолго заехал в Ньюмар-
кет, пришел ко мне домой, выпить рюмочку виски перед обедом.
- Ваш год почти кончился, - заметил он.
- Да.
- Понравилось?
- Очень.
- Еще хотите?
Я поднял голову. Целую минуту мы молча смотрели друг другу в глаза.
Ни он, ни я не сказал, что Уоррингтон Марш уже никогда не оправится нас-
только, чтобы вернуться к прежней работе. Дело было не в этом. Постоянная
работа... рабство...
- Еще на год, - сказал Люк. - Не навсегда.
И снова наступило молчание. Наконец я сказал:
- Хорошо. Еще год.
Он кивнул, допил свое виски. Мне показалось, что про себя он улыбает-
ся. У меня было предчувствие, что через год он снова явится и предложит то
же самое. Еще один год. Каждый год - новый контракт. Дверца клетки будет
открыта, но птичка никуда не денется. "Ну что ж, - подумал я, - останусь
пока, а там видно будет..."
Когда Касси вернулась домой, она была очень довольна.
- Морт ему сказал, что будет в отчаянии, если ты уйдешь.
- В самом деле?
- Ты ему нравишься.
- А Донавану не нравлюсь, - сказал я.
- Ну, на всех не угодишь! - сказала Касси. Да, это верно. И без то-
го все было прекрасно. Но тут позвонили из полиции и попросили меня встре-
титься с Анджело.
- Нет, - ответил я.
- Это естественная реакция психики, - спокойно сказал мой собесед-
ник. - Но я все же хотел бы, чтобы вы выслушали.
Он долго уговаривал меня, мягко опровергая все мои возражения, и в
конце концов я неохотно согласился.
- Хорошо, - сказал он наконец. - Значит, в среду после обеда.
- Через два дня?!
- Мы пришлем за вами машину. Вы ведь, наверно, еще не можете ездить
сами?
Я не стал возражать. Я мог водить машину на небольшое расстояние, но
быстро уставал. Врачи утешали меня, что через месяц я уже буду бегать.
- Заранее спасибо, - сказал мой собеседник.
- Пожалуйста...
Вечером я рассказал об этом Касси и Банану.
- Ужас какой! - сказала Касси. - Это уж слишком!
Мы ужинали втроем в ресторане. Кроме нас, в зале больше никого не бы-
ло: по понедельникам ресторан не работал - "старая корова" вытребовала се-
бе выходной Банан приготовил ужин сам: рыбное суфле со специями, цукатами и
орешками - он решил опробовать его на нас с Касси. Как всегда, вышло нечто
невероятное: неведомый язык, новые горизонты вкуса.
- Мог бы сказать, что не приедешь, и все, - сказал Банан, наклады-
вая себе суфле.
- На каком основании?
- Из чистого эгоизма, - сказала Касси. - Самая лучшая причина,
чтобы не делать того, чего не хочется.
- Мне даже в голову не пришло...
- Надеюсь, ты настоял на пуленепробиваемом жилете, шестидюймовом за-
щитном стекле и нескольких рядах колючей проволоки? - поинтересовался Ба-
нан.
- Они заверили меня, - мягко ответил я, - что вцепиться мне в
глотку ему не дадут.
- Как любезно с их стороны! - проворчала Касси. Мы полили суфле
изысканным соусом Банана и сказали, что, когда нас выселят из дома, мы по-
селимся у него в саду.
- И будете играть? - спросил он.
- В смысле?
- Ну, по той системе.
Я равнодушно подумал, что и в самом деле совсем забыл про кассеты, а
ведь они у меня. Так что возможность есть...
- Компьютера нету, - сказал я.
- Ничего, на компьютер накопим, - сказала Касси. Мы переглянулись.
Нас всех вполне устраивало наше нынешнее дело и материальное положение то-
же. Неужели человек не может не стремиться к большему? Видимо, не может.
- Ты будешь работать на компьютере, - сказал Банан, -а я - делать
ставки. Время от времени. Когда будет туго с деньгами.
- Пока не подавимся.
- Ты знаешь, - сказала Касси, - я не мечтаю ни о бриллиантах, ни о
мехах, ни о яхте. Но... когда у нас в гостиной будет бассейн?
Не знаю, что там наговорил Люк моему брату, вернувшись домой в Кали-
форнию, но Джонатан позвонил в тот же вечер и сказал, что утром в среду бу-
дет в Хитроу.
- А как же твои студенты?
- К черту студентов. У меня ларингит, - сказал он совершенно здоро-
вым голосом. - До встречи.
Он приехал на такси, весь бронзовый от солнца и ужасно встревоженный.
То, что к тому времени я чувствовал себя уже вполне прилично, его не успо-
коило.
- Живой я, живой! - говорил я. - Не все сразу. Приезжай через ме-
сяц.
- Так что, собственно, с тобой случилось?
- Со мной случился Анджело.
- А мне почему не сказал? - осведомился он.
- Ну, если бы меня убили, я бы тебе доложил. Не я, так кто-нибудь
другой.
Он уселся в одну из качалок и мрачно уставился на меня.
- Это все из-за меня! - сказал он.
- В самом деле? - насмешливо спросил я.
- Потому ты мне ничего и не сказал.
- Когда-нибудь я тебе все рассказал бы.
- Рассказывай сейчас.
Однако я прежде всего рассказал ему о том, куда я еду после обеда и
почему, и Джонатан своим спокойным и решительным тоном объявил, что едет со
мной. Я так и подумал. И был рад этому. За следующие несколько часов я рас-
сказал ему почти обо всем, что было между Анджело и мной, так же, как он
рассказывал мне тогда, в Корнуолле.
- Извини, - сказал он наконец.
- Не за что.
- Ты воспользуешься этой системой?
Я кивнул.
- И, может быть, скоро.
- Наверно, старая миссис О'Рорке была бы рада. Она гордилась изобре-
тением Лайэма и не хотела, чтобы оно пропало.
Он поразмыслил, потом спросил:
- А какой был пистолет, ты не помнишь?
- По-моему... полицейские говорили... "Вальтер" 0,22.
Он слабо улыбнулся.
- Все повторяется! Оно и к лучшему. Если бы это было что-нибудь ка-
либра 0,38, тебе пришлось бы худо.
- Да, пожалуй, - сухо сказал я.
За нами прислали машину, как и грозились, и отвезли нас в большое
здание в Бэкингемшире. Я так и не понял, что это было: нечто среднее между
больницей и казенным зданием - длинные широкие коридоры, запертые двери и
мертвая тишина.
- Сюда, - сказали нам. - До конца, последняя дверь направо.
Мы не спеша шагали по паркетному полу. Стук наших каблуков только
подчеркивал тишину. В дальнем конце было высокое, от пола до потолка, окно,
которое почему-то давало очень мало света; и на фоне окна вырисовывались
две фигуры: человек в инвалидной коляске и другой, который вез эту коляску.
Эти двое и мы с Джонатаном встретились посреди коридора, и, когда мы
подошли ближе, я с неприятным удивлением обнаружил, что человек в коляске
- не кто иной, как Гарри Гилберт. Старый, седой, сгорбленный, больной Гар-
ри Гилберт, который тем не менее по-прежнему сознательно отвергал