сострада-
ние.
      Эдди, который вез коляску, запнулся и  остановился.  Мы  смотрели  на
Гарри,  Гарри  смотрел на нас с  расстояния  в несколько шагов. Он  перевел
взгляд с меня на Джонатана - поначалу взглянул на него мельком, не поверил
своим глазам, потом пригляделся  внимательнее  и убедился, что это действи-
тельно он. Потом перевел взгляд на меня.
      - Вы же говорили, что он умер!
      Я слегка кивнул.
      Его голос был холодным, сухим, полным горечи. У него уже  не осталось
ни сил, ни ненависти, ни надежды, ни желания мстить.
      - Вы оба... - сказал он. - Вы погубили моего сына.
      Мы с Джонатаном  ничего  не ответили. Я задумался  о  генезисе зла, о
случае, который порождает убийство, и о предрасположенности, которая сущес-
твует с рождения. "Ведь библейский миф, - подумал я, -  соответствует ре-
альной истории эволюции". Каин существовал, и в каждом виде выживают жесто-
кие и безжалостные. Я выжил только потому, что мне повезло:  благодаря рас-
торопности Банана и искусству врачей. А в течение веков Авель и прочие жер-
твы гибли. И в каждом поколении,  в разных народах, гены нет-нет да и поро-
дят убийцу. И все новые Гилберты вечно взращивают своих Анджело.
      Гарри Гилберт мотнул головой, давая Эдди знак везти его дальше. И Эд-
ди-двойник, Эдди,  который всегда шел на поводу, овца  того же стада, молча
покатил своего дядюшку дальше.
      - Надменный старый  ублюдок, - вполголоса сказал Джонатан, глядя им
вслед.
      - Разведение лошадей, - сказал я, - очень любопытная наука.
      Джонатан медленно перевел взгляд на меня.
      - И  что, - спросил он, - норовистые  твари дают норовистое потом-
ство?
      - Довольно часто.
      Он кивнул,  и мы  пошли дальше по коридору, к  окну и последней двери
направо.
      Комната, в которую мы вошли, когда-то,  должно  быть,  была  довольно
пропорциональной, но из-за тесноты ее для удобства разделили  на две. Полу-
чилась длинная узкая комната с окном,  из которой дверь вела в другую длин-
ную комнату, без окна.
      В первой комнате,  вся обстановка которой состояла из полоски неопре-
деленного цвета паласа,  постеленной поверх паркета и ведущей к письменному
столу и двум жестким стульям, сидели двое мужчин, которые, похоже, попросту
убивали время. Один сидел  за столом, другой на столе, обоим лет  по сорок,
невысокие, спокойные. Вид у обоих был  скучающий, и на лицах у них было на-
писано, что они предпочли бы оказаться где-нибудь в другом месте.
      Когда мы вошли, они посмотрели на нас вопросительно.
      - Я - Вильям Дерри, - представился я.
      - А-а.
      Человек, сидевший на столе, встал, подошел, пожал мне руку и вопроси-
тельно посмотрел на Джонатана.
      - Мой брат, Джонатан Дерри, - сказал я.
      - Я думаю, - сказал он безразличным тоном, - нам нет необходимости
тревожить вашего брата...
      - Анджело скорее набросится на него, чем на меня, - сказал я.
      - Но ведь это вас он пытался убить.
      - Джонатан засадил его в тюрьму четырнадцать лет назад.
      - А-а.
      Он оглядел нас обоих, немного задрав голову, поскольку был значитель-
но ниже нас. Похоже, он представлял  нас себе иначе - не знаю почему. Джо-
натан, во всяком случае, выглядел вполне респектабельно, тем более что воз-
раст добавил ему внушительности, и черты у него всегда были правильнее, чем
у меня. А я, наверно, был не слишком похож на жертву. Я подумал, что чинов-
ник ожидал увидеть шаркающую ногами фигурку в халате, а не высокого мужчину
в нормальном костюме.
      - Я,  пожалуй, пойду объясню  насчет вашего брата, - сказал наконец
чиновник. - Подождете?
      Мы  кивнули, и  он  приоткрыл дверь во  вторую  комнату и  просочился
внутрь, прикрыв ее за собой. Человек за столом сидел все с тем же скучающим
видом, ничего не  объясняя. Вскоре дверь  вновь приоткрылась, и  в  комнату
проскользнул его коллега,  который сказал, что  нас ждут, и  предложил  нам
войти.
      Вторая комната была ярко  освещена  лампами. В ней находилось четверо
людей и большое количество всяческого электрооборудования со множеством ка-
ких-то датчиков и проводов. Я увидел, как Джонатан окинул взглядом  все это
хозяйство, и подумал, что он, наверно, знает, что это такое. Потом Джонатан
сказал, что все  это были диагностические приборы - кардиограф, энцефалог-
раф, приборы для измерения температуры, давления и влажности кожи - и всех
как минимум по два.
      Один из четверых людей был в белом халате. Он тихо представился Томом
Корсом, врачом. Женщина  в таком же  белом халате ходила  между  приборами,
проверяя их.  Третий, мужчина, явно был наблюдателем, судя  по тому, что он
молча делал  в течение следующих десяти  минут. А четвертый,  который сидел
спиной к  нам в чем-то вроде зубоврачебного кресла,  был Анджело. Мы видели
только его забинтованную голову да руки, которые были привязаны за запястья
к подлокотникам кресла.
      На руке, которую я сломал, не было ничего похожего на гипс - зажила,
наверно. Руки Анджело были голые,  покрытые  редкими  черными волосами. Они
спокойно лежали на подлокотниках. Казалось, все его тело  было опутано про-
водами, идущими к приборам, которые  все  стояли у него за спиной.  Впереди
него не было ничего, кроме ярко освещенной стены.
      Доктор Корс, молодой, жилистый,  уверенный  в себе, посмотрел на меня
вопросительно и осведомился все тем же тихим, спокойным голосом:
      - Вы готовы?
      "Готов. Если к этому вообще можно быть готовым..." - подумал я.
      - Просто  подойдите и встаньте  перед ним. Скажите что-нибудь - все
равно что. И стойте там, пока вам не скажут, что достаточно.
      Я сглотнул. Этого мне хотелось  меньше  всего на свете. Я видел,  что
все они  ждут, вежливо, на настойчиво, деловито... и  что они, сволочи, все
понимают! Я заметил, что даже Джонатан смотрит на меня с какой-то жалостью.
Это было невыносимо!
      Я медленно обошел приборы и кресло, остановился перед  Анджело и пос-
мотрел на него.
      Он был обнажен до пояса. На голове, под повязкой, был серебристый ме-
таллический обруч, вроде короны. Кожа Анджело блестела от жира, и к лицу, к
шее, к груди, рукам и животу было прикреплено множество электродов. Я поду-
мал, что, наверное, ни одно его движение или изменение в организме не оста-
ется незамеченным.
      Он выглядел таким же крепким и здоровым, как всегда, несмотря  на то,
что две недели  провалялся  в коме.  Мышцы  его по-прежнему были  могучими,
грудь колесом, губы решительно сжаты. Сильный,  жестокий человек. Привыкший
запугивать. Презирающий лохов. Если бы не повязка и  электроды, он выглядел
бы точно таким же, как прежде. Я глубоко вздохнул и  взглянул  в его черные
глаза  -  и  только теперь увидел разницу. В глазах у него ничего не было.
Совершенно ничего. Это было странно: словно увидеть человека с давно знако-
мым лицом  и обнаружить, что он чужой. Логово было то же самое - но чудище
уснуло.
      Прошло около пяти недель с того момента, как мы последний раз смотре-
ли друг другу в глаза. С тех пор, как  мы чуть  не убили  друг друга.  Меня
предупредили, и  все же  снова увидеть его было для  меня шоком. Сердце мое
колотилось так отчаянно, что его удары эхом отдавались  в наступившей тиши-
не.
      - Анджело! - сказал я. - Анджело, вы в меня стреляли.
      Анджело никак не отреагировал. Он смотрел на меня абсолютно спокойно.
Я шагнул в сторону - его  глаза последовали за мной. Я вернулся на прежнее
место - он смотрел на меня.
      - Я... я Вильям Дерри, - сказал я. - Я отдал вам систему... Лайэма
О'Рорке.
      Я произносил это медленно и  отчетливо,  борясь  со своим срывающимся
дыханием.
      Анджело остался спокоен. Совершенно никакой реакции.
      - Если бы вы не пришли, чтобы убить меня... вы  теперь  были бы сво-
бодным... богатым человеком...
      Ничего. Абсолютно ничего.
      Я обнаружил, что рядом со мной  очутился  Джонатан.  Через  некоторое
время взгляд Анджело медленно переместился на него.
      - Привет, Анджело, - сказал Джонатан. - Я Джонатан. Вы меня помни-
те? Вильям вам сказал, что я умер. Но это неправда.
      Анджело ничего не ответил.
      - Вы помните? - спросил Джонатан. - Я вас когда-то обманул.
      Молчание. И полное  отсутствие всего, от чего мы столько натерпелись.
Ни ярости, ни насмешек, ни угроз, ни грозного урагана ненависти.
      Мне казалось, что сейчас уместнее всего молчать. Мы с Джонатаном сто-
яли плечом к плечу перед пустой  оболочкой нашего врага, и говорить было не
о чем.
      - Благодарю  вас, - сказал Том Коре, выйдя  из-за кресла. - Доста-
точно.
      Анджело посмотрел на него.
      - Вы кто? - спросил он.
      - Я доктор  Корс.  Мы с  вами  уже разговаривали, когда  прикрепляли
электроды.
      Анджело ничего не ответил и вместо этого уставился на меня.
      - Вы разговаривали, - сказал он. - Вы кто?
      - Вильям Дерри.
      - Я вас не знаю.
      - Не знаете.
      Голос у него был такой же низкий и хриплый, как  всегда,  - все, что
осталось от бывшего врага. Доктор Коре добродушно сказал:
      - Сейчас мы с вас снимем все эти электроды. Вам, наверно, будет при-
ятно от них избавиться?
      - Как вы сказали, кто вы такой? - спросил Анджело, слегка нахмурив-
шись.
      - Доктор Корс.
      - Кто?
      - Это неважно. Я сейчас сниму с вас электроды.
      - Я хочу  чаю! - сказал  Анджело. Доктор Корс  предоставил  снимать
электроды своей коллеге и повел нас к приборам, чтобы взглянуть  на показа-
ния. Я увидел,  что  наблюдатель тоже внимательно рассматривает результаты,
но доктор Корс не обратил на него внимания.
      - Вот, - сказал он, показывая полосу бумаги в ярд длиной. - Ни ма-
лейшего сбоя. Мы его тут целый час держали, прежде чем начали приходить по-
сетители. Дыхание, пульс - все абсолютно ровное. Тут тихо, как видите. Ни-
каких внешних раздражителей. Вот эта отметка - тот момент, когда он увидел
вас,  -  сказал  он мне. - И, как видите, ничто не изменилось. Вот график
температуры кожи. Когда  кто-то лжет, температура всегда повышается. А вот,
- он  перешел к  другому прибору, - график пульса.  Тоже без изменений. А
вот, -  он повернулся к  третьему, - мозговая активность. Изменения самые
незначительные. Он  не мог внезапно  увидеть перед собой вас, свою ненавис-
тную жертву, и никак  не среагировать, если бы он вас узнал.  Это абсолютно
невозможно.
      Я вспомнил  свою  собственную  незарегистрированную, но весьма мощную
реакцию и понял, что такое действительно невозможно.
      - Это навсегда? - спросил Джонатан. Том Корс взглянул на него.
      - Думаю, что да. По  моему  мнению. Видите ли, им пришлось  выбирать
осколки кости из ткани мозга. Ювелирная работа, надо отдать им должное. Но,
как видите, память не сохранилась. Многие функции так  и не восстановились.
Есть, ходить, говорить - это все  он может. Он здоров. Он спокойно доживет
до старости. Но он не может вспомнить ничего, что было пятнадцать минут на-
зад. Он живет  только  в настоящем.  Потеря  памяти в результате  серьезных
травм  головы  -  не такая уж редкость, знаете ли. Но в данном случае были
сомнения. Не у меня, а у официальных лиц. Они говорили, что раз он разгова-
ривает, раз он понимает, что он в больнице, а не в тюрьме, значит, он может
нарочно симулировать  потерю памяти. Но  эти результаты, - Том Коре указал
на приборы, -  симулировать невозможно. Так что это решение окончательное.
Раз и навсегда. Собственно, за этим мы тут и собрались.  Потому  они и пре-
доставили нам такую возможность.
      Его помощница сняла  серебристый обруч с головы Анджело, сняла ремни,
которыми были привязаны его запястья, и теперь стирала жир с его груди ком-
ками ваты.
      - Кто вы? - спросил у нее Анджело, и она ответила:
      - Просто ваш друг.
      - И куда его теперь денут? - спросил я. Том Корс пожал плечами.
      - Это не мне решать. Но я бы предпочел проявить  осторожность. Впро-
чем, я не чиновник. Мои советы, я полагаю, ничего не значат.
      Последняя реплика  явно  предназначалась  наблюдателю, который упрямо
делал вид, что ничего не слышит.
      - Он может  быть  опасен?  - медленно спросил я.  Том  Корс  искоса
взглянул на меня.
      - Не могу сказать. Возможно. Да, вполне возможно.  Он выглядит безо-
бидным. Он никогда  не сможет никого  ненавидеть. Он просто  забудет  через
пять минут. Но внезапный импульс...  -  Он снова пожал плечами. -  Скажем
так: я не решился бы повернуться к нему спиной, когда мы наедине.
      - Никогда?
      - Сколько ему? Лет сорок? - Он пожевал губами. -  Ну,  еще лет де-
сять. А может, и двадцать. Неизвестно.
      - Вроде молнии? - спросил я.
      - Вот именно.
      Женщина закончила стирать жир и протянула Анджело серую куртку.
      - Мы чай пили? - спросил он.
      - Нет еще.
      - Я пить хочу.
      - Сейчас вам дадут чаю.
      - Тут его отец был, - сказал я Тому Корсу. - Анджело его видел?
      Он кивнул.
      - Никакой реакции. И приборы  ничего  не  зарегистрировали. Это была
последняя, решающая  проверка, - он косо  поглядел на наблюдателя.  - Так
что они могут больше не спорить.
      Анджело встал с кресла, потянулся. Он выглядел здоровым и сильным, но
долго и неловко возился с пуговицами, двигался неуклюже  и все оглядывался,
словно соображая, что делать дальше.
      Его блуждающий взгляд остановился на нас с Джонатаном.
      - Привет, - сказал он.
      Дверь в соседнюю  комнату широко распахнулась, и вошли двое санитаров
в белых халатах и полисмен в форме.
      - Он готов? - спросил полисмен.
      - Весь ваш.
      - Ну, тогда поехали.
      Он застегнул наручники на левом запястье Анджело и приковал его к од-
ному из санитаров.
      Анджело не сопротивлялся.  Он равнодушно взглянул на меня в последний
раз своими черными дырами вместо глаз и послушно направился к двери.
      - А мне дадут чаю? - спросил он.