адний  план  все  остальные.  Газеты
поддались   общему   настроению  и  напечатали   достоверное   сообщение  об
обстоятельствах  гибели Маоцзедуньки. В  Москву  она  поехала  на  совещание
областных  руководителей.  Поехала  поездом,  так  как  ее  якобы  мутило  в
самолете.  Но злые  языки  утверждали, что причина ее  неприязни  к самолету
иная: ее  задница  не  помещалась  в  самолетное сиденье. По возвращении  из
Москвы ее не встретили  из-за халатности  ее шофера: подрабатывая налево, он
выпил лишнего с пассажиром  и свалился  в кювет. Есть  предположение,  будто
авария была подстроена, будто шофер находился под действием наркотика, будто
пассажир, охмурив  шофера,  скрылся.  В прессе были высказаны  все логически
мыслимые гипотезы, кроме одной, а  именно -  кроме той, что  это могло  быть
самое  заурядное убийство с целью ограбления.  Общее  сумасшествие исключало
здравый смысл как нечто ненормальное.
     Из Москвы в Царьград была послана комиссия в составе народного депутата
Рябова, следователя Соколова и психиатра Воробьева.

Особая комиссия
     Рябов начал свою карьеру в качестве сотрудника Института Америки. После
защиты  кандидатской диссертации перешел  на работу  в КГБ, в идеологический
отдел. Зарекомендовал себя там как  дельный  работник, стал одним из близких
советников Андропова по  борьбе  с  диссидентским движением.  Когда Андропов
стал  Генсеком,  Рябов  вернулся  в  Институт  Америки,  защитил  докторскую
диссертацию,  был  избран  в  члены-  корреспонденты  Академии  наук,   стал
регулярно  ездить на Запад с  целями, которые ни для кого не были  секретом.
Секретом  оставались лишь  пустяки,  а именно  -  связи Рябова с  секретными
службами Запада и счета  в банках Швейцарии, США и ФРГ. При  Горбачеве Рябов
немедленно  превратился  в  яростного   перестройщика,  приняв  позу  жертвы
брежневизма, какую приняли тогда  все перестройщики. Зверства брежневизма по
отношению  к  Рябову  выразились  в  том, что  его провалили  на  выборах  в
действительные члены  Академии наук и склонили его кандидатуру на пост посла
в США. Как борец за демократию Рябов был избран  в  народные депутаты и стал
одним  из  советников Горбачева. Большую  часть времени  Рябов  проводил  за
границей. В  Москву  наезжал изредка, чтобы  оставить  тут приобретенные  на
Западе  ценные  вещи, опубликовать  серию статей  о том, как хорошо  жить на
Западе  и  как плохо в  Советском  Союзе, и  пронюхать обстановку в правящих
кругах с целью опубликовать на  Западе серию статей о том, как  плохо жить в
Советском  Союзе  и как хорошо на Западе. Иногда Рябов в  шутку признавался,
что  он представитель пятой колонны  Запада в Советском Союзе. Но  эту шутку
его  знакомые,  сплошь  разделявшие  пораженческие и антисоветские  взгляды,
поощряемые свыше, воспринимали  вполне серьезно. Они сами мечтали о счетах в
западных банках и о  роскошной жизни на лучших  курортах мира. Они,  в конце
концов, выстрадали и заслужили это!
     На этот раз завистники Рябова  подложили ему свинью: предложили послать
в  Царьград  именно его  как  способного  объективно  и  на  высоком  уровне
понимания разобраться в  весьма скользкой ситуации убийства Елкиной.  И  вот
вместо  солнечной  Ниццы,  где  он  должен  был   выступать   с  докладом  о
неизбежности распада  советской  империи,  ему  пришлось лететь  в  грязный,
вонючий и серый Царьград.
     Как  человек практичный и  умеющий извлекать пользу из любого положения
Рябов решил не терять времени даром. Уже в Москве он начал обдумывать статью
об оживлении терроризма  в Советском Союзе, предвкушая  сенсацию,  какую эта
статья произведет на Западе. И тогда к премиям, которые Рябов уже получил на
Западе за свои смелые (как писали в западных газетах) статьи, он присоединит
новую, самую  почетную за  публицистику.  Ему намекали на  это ответственные
лица.  При  условии,   конечно,   если  он   и  впредь  будет  проповедовать
необходимость  ликвидации  советской  империи  и  перехода  России  на  путь
западнизации.
     Соколов и Воробьев в брежневские годы имели в кругах диссидентов дурную
репутацию. Но в годы перестройки они нисколько не пострадали. Даже наоборот,
они стали  печатать статьи с разоблачениями сталинских и брежневских методов
расправы  с   инакомыслящими,  заработав   тем  самым  репутацию  борцов  за
справедливость и демократию. Именно поэтому их выбрали в помощь царьградским
органам.  В  самолете москвичи  беседовали  на  тему  о  терроризме  в  духе
перестройки, т.е. с циничной откровенностью.

Откровенный разговор
     - История  нашего общества началась с  террористического акта, - сказал
Соколов.  - Я  имею  в виду покушение эсерки  Каплан  на  самого  Ленина.  И
убийством Кирова  Сталин лишь воспользовался, а не организовал его. Конечно,
он убрал бы Кирова так или иначе.  Но ему  подвернулся удобный случай,  и он
его не упустил.  А случай  этот в основе был все-таки террористическим актом
снизу. И лейтенант Ильин хотел стрелять не в космонавта (зачем это ему?!), а
в самого Брежнева. У нас фактическое положение с такого рода  преступлениями
тщательно скрывалось  или  искажалось. Ильин был объявлен сумасшедшим. Точно
так  же  сумасшедшим  был  объявлен человек,  пытавшийся  взорвать  Мавзолей
Ленина. Имя этого человека вообще скрыли от населения. В 1975 году произошло
восстание на  одном из  кораблей  Балтийского  флота.  Участников  восстания
расстреляли  как обыкновенных предателей,  не  дав им возможности  объяснить
мотивы  их  поступка.  Эти случаи  хоть как-то  стали известны. А сколько их
осталось скрытых!
     - Допускаете ли Вы,  что случай  в Царьграде  окажется террористическим
актом, - спросил Воробьев Соколова.
     -  Вполне, - сказал  Соколов. - Особенно  теперь.  Вспомните  покушение
Шмонова на Горбачева.
     - Сложная ситуация. Даже осудить  это  теперь нельзя, как следовало бы.
Что Вы думаете по этому поводу?
     - Трудность в том, что сейчас умышленно спутали различные оценки такого
рода событий - юридическую, моральную и историческую.
     - И медицинскую.
     -Да.  Смотрите,  что  теперь  получается,  какая путаница образуется  в
мозгах  людей.  Возьмем для примера такой  аспект  дела.  Можно ли с  полной
уверенностью  считать моральным  все  то, что  совершается  в  рамках  наших
законов?  Можно  ли  считать  аморальным все  то, что есть  нарушение  наших
законов?  В  1982   году   мы,  например,  судили  некоего  Шилова.  По  его
собственному  признанию,  его  действия  имели  целью   ослабление   позиций
советской  власти  и ее  официальной  идеологии  марксизма-ленинизма в  умах
окружающих и  компрометацию партии  и  правительства. Он  сознавал,  что его
действия были  нарушением советских  законов.  Но он не  признавал советский
строй,  его  власть,  его  законы  и  идеологию  единственно  справедливыми,
верными, непогрешимыми,  наилучшими.  В мире найдется немало людей,  которые
сочли бы  незаконные (преступные) с советской точки зрения  действия  Шилова
добром, а законную расправу над ним - злом. Случай Шилова интересен тем, что
преступник - молодой человек, родившийся уже после войны, выросший в рабочей
семье, учившийся  в  советской школе. Конечно, он  исключение в  среде нашей
молодежи. Но такие исключения все же появляются  более  или менее регулярно,
так что тут об исключении приходится  говорить с оговоркой. Ведь  и те,  кто
покушался на царя, были исключением.
     - А чем занимался этот Шилов?
     -  Размножал  и  распространял   запрещенные  книги  бывших   советских
писателей,  изданные на Западе. Возьмем опять-таки этих писателей. Пересылая
свои книги на Запад,  они знали, что  нарушали наши законы и наносили  ущерб
нашему социальному строю, власти  и идеологии. Но они были  убеждены  в том,
что  тем самым делали  доброе  дело. С  их  точки  зрения, причинение ущерба
узаконенному злу есть добро.
     - Закон есть закон!
     - Да.  Но  есть  юридическая Оценка поступков людей. Есть  моральная. И
кроме того есть  оценка историческая.  Они  далеко не всегда совпадают.  Мы,
например,  официально  считаем   героями  Желябова,   Халтурина,  Перовскую,
Засулич, Каракозова,  Ульянова и  многих других революционеров,  совершавших
или планировавших покушения на  царя и царских сановников. А сколько людей в
мире  считало и считает до  сих пор их  обыкновенными убийцами,  справедливо
осужденными на основе признанных в то время законов.  Нам надо быть готовыми
к тому,  что и у  нас  рано  или поздно появятся  новые Желябовы, Халтурины,
Ульяновы и  им подобные  личности,  действия  которых  точно  так  же  будут
оцениваться   кем-   то   не   юридическими   и   моральными  критериями,  а
историческими. Человек, которому удалось бы убить Сталина,  навечно вошел бы
в историю как один из величайших героев. И не приходится сомневаться  в том,
что   такой  человек   был  бы   дискредитирован  и  казнен.  И  большинство
современников осудило бы его не только юридически, но и морально.
     -  Думаете  ли  Вы,  что следование Западу  в  отношении  к такого рода
преступлениям было бы полезно для нас?
     - Что Вы  имеете в виду?  Их оценку?  Так их там осуждают резче,  чем у
нас. Там они стали серьезной угрозой общественному порядку.
     - Я имею в виду общую атмосферу в отношении к ним,  включая  реакцию  в
средствах массовой информации,  публичность судов, практические  возможности
преступлений.
     -   Палка,  как  говорится,  о  двух   концах.   Положение   с   такими
преступлениями (назовем их социальными) у нас пока таково. Расследованием их
занимается  не милиция, а  КГБ. Решения по ним принимаются высшими  органами
власти вплоть  до Политбюро, а не обычными судебными учреждениями. Последние
принимают  участие в  таких  ситуациях в  заключительных стадиях и  с  целью
придать юридическую видимость совсем не юридическим решениям высших властей.
Люди, совершающие такие преступления, лишены какой бы то ни было возможности
предать свои действия гласности именно в том виде, как это им хотелось бы, и
публично объяснить их цели и мотивы. По этой причине фактическое положение с
такими  преступлениями  остается  неизвестным  не   только  западным,  но  и
советским людям. Если их в редких  случаях не удается скрыть, они становятся
известными в  извращенной  форме, мало общего имеющей  с их  сущностью.  Так
например,  вполне  обдуманную  и  идейно   обоснованную  попытку   покушения
лейтенанта  Ильина  на Брежнева  изобразили  как  покушение сумасшедшего  на
космонавта,  лишенное  всякого  смысла. Между  прочим,  сейчас  все  открыто
критикуют Брежнева. А  ведь  Ильин все эти обвинения  против  Брежнева и его
мафии выдвинул еще в 1969 году. Откуда  ему было знать, что через пятнадцать
лет начнется перестройка, и  все то,  что  он надумал  тайно, будут  открыто
говорить   партийные   работники,   пропагандисты,   официальные   писатели,
профессора, журналисты?! Вместе с тем,  если бы мы ввели такие  же порядки в
отношении социальных преступлений, как на Западе, у нас началась бы эпидемия
терроризма.  Причем,  в  терроризм стали  бы вовлекаться люди  без  глубокой
убежденности,  просто  в  силу  моды  и  дурного  примера,  от  скуки,  ради
известности. Знаете, ради одного лишь интервью по телевидению и фотографии в
газетах сотни  молодых людей  пошли бы на самые тяжкие преступления. Поэтому
мы настаиваем на профилактике  этой болезни,  а не  на ее лечении, когда она
уже завладела  обществом.  А  что  такое  профилактика  терроризма  в  наших
условиях? То, что  мы делали  и делаем фактически. Мы  ведь  не прирожденные
злодеи.  Мы поступаем  в силу  целесообразности, а не  в  силу глупости  или
злобности.  Легко обличать и рассуждать  на эти  темы в категориях морали  и
права.  А на практике все равно придешь  к тому, что мы выработали в течение
прошлой  истории. Я думаю, Вы сами все  это понимаете не хуже меня. Ведь и в
Вашей работе приходилось поступать в силу  целесообразности, не так  ли? Вы,
например, принимали участие в  деле  Ильина. Скажите  откровенно, был  он на
самом деле сумасшедшим или нет?
     - Ответить  на  Ваш вопрос  однозначно в принципе невозможно, -  сказал
Воробьев.  -  Оценка  человека  как психически  больного  или  здорового  не
является  чисто  медицинской. В  общей  форме  поведение человека  считается
психически ненормальным, если  оно  не адекватно ситуации. Но кто определяет
границы ситуации и степень адекватности  поведения? Если  человек, например,
собирается  совершить  покушение,  и  если  он  при этом  вместо  настоящего
пистолета использует палку,  воображая,  будто это пистолет, то он очевидным
образом  ненормален.  Но можно  ли  считать  нормальным  человека,  если  он
использует  настоящий  пистолет?  Это  зависит от  того,  что  мы  примем за
ситуацию поведения. Если взять поведение  Ильина  с момента, когда он принял
решение  совершить покушение и обдумал план  его,  до того момента, когда он
начал стрелять, то вы не обнаружите никаких признаков ненормальности. А если
вы  расширите  ситуацию  и  включите  в  нее  то  время  и  ту  совокупность
обстоятельств,  в которых  созрело его намерение совершить  покушение, то вы
без    особого   труда   найдете   многочисленные    признаки    психической
ненормальности. А если вы в качестве ситуации примете всю жизнь человека, то
для  любого  человека  вы  найдете  бесчисленные  свидетельства  психической
ненормальности.  И  наоборот, сужая  сферу  ситуации, вы  любого  психически
больного  человека можете представить как  здорового. Так, тот  сумасшедший,
который использует палку как пистолет, будет выглядеть как здоровый, если он
палкой манипулирует  как настоящим пистолетом.  Где  критерии,  определяющие
границы ситуации поведения и степень адекватности?
     - Опасен человек для окружающих или нет, - сказал Соколов.
     -  Иногда  здоровые  опаснее  для   окружающих,  чем  больные.  Степень
опасности  человека  для окружающих есть тоже понятие  не чисто медицинское.
Короче  говоря, хотим  мы это  или нет,  но в практике экспертизы мы так или
иначе вынуждаемся  сочетать медицинскую точку зрения с юридической. Одно тут
бесспорно: во всех случаях, когда поведение человека является уклонением  от
принятых  норм,  медицина   всегда  может  обнаружить   уклонение  от   норм
медицинских. Раз  человек осознает,  что  он встал на  путь  нарушения  норм
поведения, и что ему за это грозит наказание, в его психике с необходимостью
происходит уклонение от  психических  норм. Поживите хотя  бы  один  месяц с
такими мыслями, с какими Ильин  жил  годы, и  попробуйте  при этом  остаться
психически совершенно здоровым! Не получится!  Уклонение от медицинских норм
в  таких  условиях  есть самозащитная  реакция организма. Иначе  просто жить
нельзя. И вообще, осознание  человеком  общественно принятых норм  поведения
становится  фактором  медицинским.  Нас  на Западе обвиняют в  том,  что  мы
помещаем  в  психиатрические  больницы  якобы  здоровых  инакомыслящих.  Это
обвинение нелепо. Просто у нас и у них различные нормы социального поведения
и различные критерии  оценок. С  нашей точки зрения, например, тот  человек,
который  совершил  покушение  на  Рейгана, совершенно здоров.  А  если бы на
Западе проявили такой же интерес к покушению на Брежнева, то Ильина сочли бы
здоровым.
     -  Какие все-таки огромные  перемены  происходят в жизни! При  Брежневе
здоровых людей объявляли сумасшедшими. А при Сталине, наоборот,  сумасшедших
объявляли  здоровыми.  Если  не  возражаете,  я  расскажу Вам  одну забавную
историю на этот счет.

Рассказ Соколова
     Около   идеологических  учреждений   всегда   околачивается   множество
сумасшедших, а около Института идеологии Академии наук они вьются тучами.  В
1950  году  там  назначили  молодого   выпускника   университета  специально
заниматься сумасшедшими, беседовать с ними, отвечать на их письма, читать их
рукописи  и  писать  на  них  отзывы.  Парень  образованный,  рафинированный
интеллигент. С бородой. Среди сумасшедших,  с которыми работал  этот парень,
был один,  свихнувшийся  на  терроризме. Убедившись  в  том,  что  Бородатый
(назовем так  этого  сотрудника  института) заслуживает  доверия,  Террорист
(назовем так этого психа) посвятил его в свои планы: взорвать Кремль,  когда
там будет  проходить партийный съезд или сессия Верховного Совета. Террорист
выбрал Институт идеологии  потому, что он расположен недалеко от Кремля, там
можно сосредоточить взрывчатку, оттуда удобно управлять доставкой взрывчатки
в Кремль.  Как?  Очень  просто. Террорист по образованию  инженер, имел  ряд
патентов  на  изобретения.  Без  особых  усилий он  мог домашними средствами
построить  портативную  ракетную  установку, с  помощью  которой можно  было
минимум сто килограмм взрывчатки перебросить в Кремль.
     Бородатый сначала  отнесся  к идеям  Террориста с юмором. Но постепенно
заинтересовался  всерьез.  Сначала   чисто  теоретически  -  проблемой  роли
терроризма в истории вообще. Он заказал в Ленинской библиотеке массу книжек,
в которых прямо или косвенно говорилось о терроризме. Сотрудники  библиотеки
сообщили  об  этом  в  КГБ. Там взяли  Бородатого на  заметку. Но серьезного
значения этому не придали: было известно, что Террорист - обычный безобидный
сумасшедший, а работать с такими психами есть обязанность Бородатого.
     Но  Бородатый  заразился  идеей  покушения.  Потом  на  допросе  он сам
признался  в  этом.  О  чем  бы  серьезном он  ни  думал,  он так или  иначе
скатывался  к  ней.  Причем,  он  обдумывал  не   столько  моральный  аспект
покушения, сколько  технический. Моральный аспект,  как он утверждал, прост:
раз власти систематически используют  террор в отношении к населению, почему
бы. отдельным  представителям  терроризируемых  не  использовать его  против
самих  властей?!  Тем  более  власти  в  таком  долгу  перед терроризируемым
населением,  что  им  теперь  не  расплатиться  во  веки  веков,  если  даже
террористы  будут  убивать  десяток руководителей  ежегодно.  Технический же
аспект  терроризма  безнадежно  сложен.  Попробуй,  например,  добраться  до
Сталина!  Если КГБ само не задумает провокацию на  этот счет,  ни за  что не
доберешься.
     Одно  время Бородатый стал склоняться  к  мысли,  что начинать надо  не
сверху,  а  снизу,  с районных  чинов,  а  то и  помельче  - с  директоров и
заведующих  предприятий  и  учреждений.  Но   Террорист  отверг  идею  малых
покушений  на   том  основании,   что  любое  покушение  такого  рода  будет
истолковано  как обычное  уголовное  преступление и не будет иметь  никакого
резонанса.  Надо начинать сразу на  высшем уровне, причем  с таким грохотом,
чтобы нельзя  было скрыть факт покушения.  Бородатый  возразил, что взрыв  в
Кремле тоже могут истолковать как  взрыв газа. Террорист сказал,  что  в это
никто не поверит.
     Вскоре Бородатый и Террорист поменялись  ролями :  Бородатый сам созрел
для террористического  акта и решил использовать  Террориста как  орудие для
этого.  И они  начали  всерьез  подготовку  к  грандиозной  террористической
операции. Если бы не случайность (кто-то  из сотрудников института подслушал
их разговор), дело могло бы кончиться  плохо. Когда их допрашивали,  то даже
нам, неискушенным  в  психиатрии, было  очевидно, что  оба  они сумасшедшие,
причем -  Бородатый  даже более  сумасшедший, чем Террорист.  Но их, однако,
судили и расстреляли как вполне здоровых.

Новый класс
     В Царьграде москвичей  поселили в лучшей гостинице города Илья Муромец,
предназначенной  для иностранцев и особо важных  советских  граждан. Никаких
иностранцев, однако, в гостинице не было видно, а особо важные личности были
спекулянты,   гангстеры  и   легализованные   подпольные   миллионеры,  т.е.
представители  тех   категорий  граждан,  которые   стали  опорой   политики
перестройки.  Они  сорили  деньгами  в  ресторане  и  дава