окоиться нечего. Большим человеком
стать может, если сумеет как следует  распорядиться таким богатством. Помимо
качеств  партградской  Мерилин  Монро,  Дунька  рано  обнаружила способность
напропалую  врать,  изворачиваться,  вылезать  сухой  из  воды  и  облаивать
всякого,  кто  пытался  в чем-то  ее  уличить или упрекнуть. Родители иногда
слегка поругивали ее за это, но  в глубине души  гордились ею  и  радовались
тому, что эта стерва за себя постоять сумеет и свое в жизни не упустит.
     Дунька  с  грехом пополам  окончила семь  классов  деревенской  школы и
собиралась  на этом прекратить дальнейшее образование,  намереваясь окрутить
какого-нибудь офицеришку  из воинских  частей,  в  изобилии разбросанных  по
области. Но родители решили во что  бы то ни стало вывести  ее  в люди. Отец
зарезал поросенка, присоединил  к нему бутыль  самогона  и  отвез  Дуньку  в
Красноармейск,   в  сельскохозяйственный  техникум.   Поросенок   и  самогон
произвели должное впечатление на директора техникума, и он зачислил Дуньку в
студенты, игнорируя школьное свидетельство о более чем скромных ее успехах в
учебе.
     История не сохранила никаких свидетельств  о первой, чистой, девической
любви  Дуньки.  Да  и  сама  она  во  время приступов  пьяной  откровенности
признавалась, что никакой  такой  первой  любви у нее вообще не было, и  что
разговоры о некоей чистой любви суть старушечьи сказки. Был у  нее, конечно,
первый мужик. Но она толком  не помнит, как  все это случилось. Случилось, и
все тут. Потом  были  другие.  Были  молодые, сопливые. Были и взрослые.  Во
всяком случае, в техникуме она уже считалась среди  девчонок  авторитетом по
любовным делам. Училась в техникуме она не лучше, чем в школе. Но отметки ей
ставили  хорошие. Соученики злословили по ее адресу, что она хорошие отметки
зарабатывала не  головой, а  местом ей противоположным. В пятнадцать лет она
вступила  в  комсомол  и  стала проявлять активность.  Научилась болтать  на
собраниях  в  том духе,  как  это  требовалось,  обличать,  кого  следовало,
лебезить перед  начальством и  вообще  перед всеми,  кто  мог  быть полезен,
делать  открытые  и  тайные  доносы.  Ее  считали  стукачом,  а  она даже не
утруждала себя опровержением слухов.
     Уже в техникуме у Дуньки зародились тщеславные мечты. Родись она в США,
жаловалась она  подружкам, она стала  бы звездой  в  Голливуде.  А  тут  она
вынуждена  прозябать  в каком-то  паршивом техникуме,  изучая коров, свиней,
овец и прочую скотину. Но она свое еще возьмет! Она еще вырвется на районный
уровень, а то и на областной!
     После   техникума   Дуньку  направили  в   лучший   в  области  совхоз,
расположенный поблизости от Партграда. Чтобы добиться такого  распределения,
ей  пришлось  переспать по крайней мере с десятком  лиц, от которых зависело
это.   В   совхозе  она  проявила   полное  равнодушие   к  профессиональным
обязанностям и с головой окунулась в амурные делишки и комсомольскую работу.
Ее выбрали секретарем комсомольской организации, лишь бы она не совала нос в
коровники,  свинарники,  конюшни.  В  течение  пары  месяцев  она соблазнила
директора совхоза, который был старше ее на пятнадцать лет. Директор  бросил
из-за  нее старую жену  с двумя детьми и женился  на Дуньке.  Скандал замяли
благодаря помощи секретаря райкома партии, который был приятелем директора и
стал теперь частенько  появляться в  совхозе. С какой целью - это было  ясно
даже курицам.
     В  совхозе Дунька вступила в партию, получила первую  медаль  и  первый
орден за  выдающиеся  трудовые  успехи.  Когда  она  появлялась  на  людях с
наградами, люди между собою язвили, что награды Дуньке следовало бы повесить
на  том месте, каким она их  заработала. Вслух об этом говорить побаивались,
так как  у  Дуньки  рука  в верхах, и за такие разговорчики  могли  запросто
влепить срок как за антисоветскую агитацию и клеветнические измышления.
     В 1963  году  Дуньку  избрали секретарем райкома  комсомола,  секретарь
райкома партии хотел иметь ее поближе к себе. Ее муж к этому времени спился,
не  выдержав  ее  любовных приключений,  запутался  в каких-то  махинациях и
угодил  в  тюрьму. Хотя женихов  было  более  чем достаточно,  Дунька  вновь
выходить  замуж  не  торопилась. Она решила  посвятить  себя  делу  служения
комсомолу и партии. Через год она перешла на работу в райком партии, сначала
- инструктором, затем - заведующим отделом.  Когда ее покровитель поднялся в
обком партии, Дунька заняла его место. На посту секретаря райкома партии она
протрубила  шесть  лет,  заработала  еще орден и  несколько медалей  и стала
известной фигурой в области.
     В  этот  период  Маоцзедунька  сформировалась  как способный  партийный
руководитель,  можно  сказать  -  как народный вождь.  Она  окончила заочную
партийную школу, не удосужившись  прочитать ни  одной марксистской книги. На
сей раз она использовала не свои  природные данные, от которых осталось лишь
одно воспоминание, а свое положение хозяйки района, снабжая работников школы
продуктами подвластного  ей района. Ее руководящим принципом был  такой: Сам
живи и давай жить другим. И надо признать, что годы, когда она была хозяйкой
района, как рядовые  граждане района, так и руководящие лица  вспоминали как
золотой век  местной истории.  Она наладила дело так,  что и государственные
планы и поставки  выполнялись и перевыполнялись, и людям кое-что перепадало.
Она не  просто брала,  а  хапала взятки. Но  и сама не скупилась.  Ее  район
фактически превратился в  даровую продовольственную  ферму для партградского
руководства и место, где оно обзаводилось почти даровыми дачами. Разумеется,
и она имела для себя от этого немало.
     За эти годы Маоцзедунька удвоилась в  весе и превратилась в вульгарную,
самоуверенную бабищу,  в которой невозможно было узнать былую Мерилин  Монро
района. Но  теперь  ей былые  прелести уже  были без надобности. Они сыграли
свою  роль, уступив место другим не менее ценным качествам. Став уверенно на
путь  партийной  карь еры и развернув во всю мощь  свои способности  деляги,
хапуги  и  махинатора, она познакомилась с человеком, который подошел  ей по
всем статьям.  Это  был работник торговой  сети, считавшийся одним  из самых
богатых  и  влиятельных  дельцов в  Партграде.  Они поженились и  объединили
усилия.  Жить друг  другу  они не мешали. Постепенно  Дунька прибрала его  к
рукам и превратила в своего слугу и подручного.
     В  1976 году начался  подъем Маоцзедуньку на высоты власти на областном
уровне. Используя репутацию и связи, приобретенные за годы работы  в районе,
Маоцзедунька  перебралась  в   сам   Партград,   сменила  ряд  должностей  и
закрепилась  в  конце   концов  в  обкоме  партии  на  должности  заведующей
сельскохозяйственным отделом. Именно в это  время  московские  интеллигенты,
работавшие   в  колхозах  области  во  время  уборки   урожая,  прозвали  ее
Маоцзедунькой. Она об этом прозвище знала и гордилась им.
     В отличие  от прочих  руководителей области,  Маоцзедунька  была  яркой
личностью. Она играла роль клоуна вроде той, какую при Сталине играл Хрущев.
Одновременно она  высказывала такие суждения,  за которые другой  немедленно
полетел  бы  со  своего  поста.  А  у  нее  это  сходило   за  чудачества  и
непосредственность. Над ней подшучивали, но беззлобно. Ее даже любили, - она
была  своя. Она  тут  выросла, тут  сделала  головокружительную  по  местным
масштабам карьеру. На то, что под ее руководством сельское хозяйство области
пришло в еще более жалкое состояние, чем раньше, никто не обращал  внимания:
оно и без  нее пришло  бы  в  это состояние, а то  и еще  похуже. Она  часто
появлялась  среди крестьян и  рабочих. Была не  прочь выпить и поболтать  на
любые  темы, по ее словам -  не как партийный руководитель,  а как человек с
человеком. За  это  ее особенно любили: болтать  не работать.  Она  ко всем,
включая  женщин,  обращалась мужики. Ни при каких обстоятельствах не  теряла
оптимизма  и уверенности. Во  всех  трудных  ситуациях  она говорила:  А ну,
мужики, нажмем! Преодолеем! Нам не привыкать! И не такое видали!.
     Все знали, что  она не забывала себя, родственников и друзей. Ее дом  и
дача были битком набиты ценными и дефицитными вещами. Ей это прощали - кто в
наше  время не использует свое положение в  корыстных интересах?! Все  знали
также о том, что она была отъявленная конъюнктурщица. И это прощали ей - кто
в партградском начальстве не был таков?!

Миронов
     Сергей   Миронов  поступил  на  работу  в  Протезный   комбинат   почти
одновременно с Черновым. Его прозвали Социолухом, поскольку по профессии был
социологом,  а в комбинате  занимался  делами,  которые  всеми  сотрудниками
комбината считались чепухой. До Партграда он  жил, учился и пару лет работал
в  Новосибирске,  где  его  отец  заведовал  секретной  лабораторией.   Отца
назначили директором Атома, и Миронов  перебрался  с родителями  в Партград.
Отец устроил ему двухкомнатную квартиру и обеспечивал  всем  необходимым для
благополучной жизни.  Как  холостяк  с  отдельной  квартирой и  с  деньгами,
красивый  и  здоровый  парень, интересный  собеседник  и легкий в  обращении
человек Миронов имел успех у женщин и считался первым бабником  в комбинате,
но жениться  и обзаводиться  детьми не спешил. Чернов  сразу  почувствовал в
Миронове собеседника равного интеллектуального уровня, сдружился с ним, стал
часто бывать у него дома.
     - Я  не разделяю ни лозунгов, ни  форм поведения диссидентов,  - сказал
Социолух в первую  же встречу с  Черновым. - Они  поддерживаются  с Запада и
работают фактически на Запад. Думаешь, случайно там превозносят их,  создают
им паблисити?
     - А  почему ты не допускаешь, что  они искренне выражают протест против
мерзостей нашей жизни и хотят улучшений ее? - спросил Чернов.
     -  Я  не  отвергаю  такую  возможность.  Но  это  не  опровергает   мое
утверждение. Важно не то, что  они такое субъективно, а  то, кому и чему они
служат объективно. Идет война  между Западом  и советским  блоком. Хотя  эта
война и является холодной, она ведется по законам большой войны. Запад ведет
идеологическую атаку на нас. И диссиденты осуществляют ее практически. Это -
пятая колонна Запада в нашей стране.
     - Значит, расправа с ними справедлива?
     -  При  чем  тут справедливость?  Как поступают  с  теми,  кто в  войне
действует в пользу врага?
     - Это позиция властей и КГБ.
     - Наши власти и КГБ должны защищать интересы страны. А как же иначе? Ты
хочешь, чтобы диссидентам предоставили у нас свободу действий и прославляли?
Тогда они в течение нескольких лет развалят страну. Я думаю, что наши власти
слишком вяло и непоследовательно борются с западной пропагандой. И это будет
одной из причин того, что мы холодную войну проиграем.
     - Ты призываешь сотрудничать с властями?
     - Ни  в  коем  случае!  Я объективно  анализирую  ситуацию  и  стараюсь
предвидеть будущее.
     - Что ты предлагаешь сам?
     - Прежде чем выдвигать какую-то программу преобразования общества, надо
изучить научно,  что  из себя это общество  представляет, каковы объективные
тенденции  его  эволюции  и  какова ситуация в мире. В  наше  время ошибочно
рассматривать внутренние проблемы изолированно от  положения страны  в мире.
Надо  создавать свою,  отечественную  оппозицию,  выражающую  потребности  и
интересы  нашей страны,  а не  вливаться в ряды прислужников Запада,  Обрати
внимание, кого нам, русским, навязывают с Запада в качестве идейных вождей?!
Солженицына,  Сахарова. Я думаю, что это делают  умышленно, с целью занизить
интеллектуальный   уровень  нашей  оппозиции  и  придать  ей   исключительно
разрушительный характер. Нас стараются вернуть назад или повернуть в сторону
Запада. Запад навязывает нам чуждые нам идеалы.
     - Но диссиденты хоть как-то борются против недостатков нашего общества.
     - Не одни диссиденты борются.
     - А кто еще?
     - Все.
     - Что ты имеешь в виду? Поясни!

Бунт в помойке
     Было бы грубой ошибкой думать, будто советские люди абсолютно покорны и
не  ведут  никакой  социальной  борьбы.  Как  раз  наоборот,  они  постоянно
находятся в состоянии борьбы. Как говорил поэт, покой  им только снится. Они
борются  с  продавцами в  магазинах,  которые  их обвешивают,  с кассиршами,
которые их обсчитывают, с жилищно- эксплуатационной  конторой, которая тянет
с ремонтом  их домов, со слесарем-водопроводчиком, который деньги на выпивку
взял (хотя это ему не положено),  а кран не отремонтировал как следует.  Они
борются с официантами в ресторанах, которые часами не несут заказанную еду и
дерут  за  это  зверские  чаевые,  с  соседями по  квартире  и  по  дому,  с
пассажирами в общественном транспорте, с коллегами по работе, с начальством,
с хулиганами  на улицах. Они борются со всеми, всегда, во  всем. Они борются
за коммунистический рай  на земле.  Они -  борцы в самом широком,  глубоком,
точном и высоком смысле слова.
     Вы скажете, что это - мелкая  житейская борьба, а  не борьба против язв
режима, за гражданские свободы и прочие  возвышенные явления цивилизации? Вы
ошибаетесь.  Это именно они  борются  против язв своего общества,  за лучшие
условия  жизни,  за  гражданские  свободы.  Только  они  из этого  не делают
сенсаций и не извлекают прибыли. Они - скромные, самоотверженные, безвестные
борцы. Именно потому они суть настоящие борцы.
     Они  не  борются  с  Хрущевыми,  Брежневыми,  Андроповыми,  Черненками,
Портянкиными,  Сусликовыми, Маоцзедуньками  и прочими? Да. Но  это  - не  их
дело.  С  Хрущевыми  борются Брежневы,  с Брежневыми  Андроповы.  Это - дело
самого  начальства, а не народа. Они не борются за свободу совести? А на что
она  им? Хочешь  молиться - молись, сколько душе угодно. Хоть  лоб  расшиби.
Тебя из-за  этого  в  партию не примут,  из комсомола  вышибут? И  правильно
сделают.  Если ты в  Бога  веруешь, зачем  тебе  партия и  комсомол? Они  не
борются за свободу слова? И  это им не нужно. Они и без свободы болтают  что
угодно и сколько угодно. Их за границу не  пускают? А кто их там ждет? И где
на них  валюты  набраться? Они не устраивают демонстраций, не распространяют
обращения  и воззвания, не готовят  обличающие документы? Тоже верно. Но они
не умеют это делать, им некогда это делать, они  и без этого  знают, как они
живут.  У  них  свои  методы борьбы.  Они пишут  жалобы  в  Книгах  жалоб  и
предложений,  атакуют письмами и анонимками учреждения власти, сами пакостят
друг  другу  на   каждом  шагу,   хамят,   халтурят,   обманывают,   воруют,
выкручиваются.  Короче  говоря, они борются все, со всеми, против  всех,  за
все, против всего, любыми средствами и, само  собой разумеется,  с мизерными
последствиями
     В  нашей помойке  даже  прогресс кое-какой происходит. Народ  давит  на
руководство  снизу  внутри  предприятий   и  учреждений,   внутри  партийных
организаций,  в  общественных местах,  короче  -  везде,  где  только  можно
выразить протест  или  требование.  Постепенно  давление  снизу  доходит  до
верхов.  Там появляются  прогрессивные  деятели, которые в интересах карьеры
придают  этому  вид  борьбы за улучшения.  В  результате проводятся какие-то
реформы. На  все это нужно  время. Изменения в  таком гигантском  социальном
организме,  как наша страна, зависят не от  того, что думают о нем отдельные
критически настроенные индивиды, а от того, каковы потребности и возможности
самой организации миллионов людей в единое целое.
     Сказанное не исключает возможности  бури в нашей  помойке. Я думаю, что
сейчас как раз  приближается такая буря. В стране созрели силы для огромного
разрушительного бунта. В связи с приростом населения (а это - многие десятки
миллионов людей)  и изменением социальной структуры населения в послевоенные
годы   у  нас   образовалась  скрытая   армия   безработных   (потенциальных
безработных) и  всякого  рода бездельников,  главным образом  -  из  молодых
людей. Они идеологически циничны.  Им не светит карьера  и благополучие. Они
жаждут иметь все  современные жизненные блага, причем - сразу и  без усилий.
Они  убеждены  в  том, что им эти  блага положены по  некоему  прирожденному
праву. Они кипят злобой,  завистью, ненавистью. Они считают, будто все и все
повинно  в  их  жалкой  участи. Они  готовы  мстить  всем  и  всему за  свою
историческую неуместность  и ненужность. Если  найдутся  инициаторы, которые
направят их мысли  и чувства в одном направлении, сфокусируют на некую вроде
бы достижимую цель, они могут взорваться и разрушить все то, что создавалось
у нас десятками  лет неимоверных усилий. И  такие  инициаторы есть. Они  уже
работают.  Они уводят  таких  людей из-под контроля властей  и  коллективов,
дезорганизуют их сознание, проповедуют пороки Запада под видом добродетелей,
чернят наш общественный строй, государственную систему и идеологию.
     - Помяни мое слово, -  закончил  Миронов свой монолог, - скоро эти силы
вырвутся  наружу,  и у  нас разразится  такая смута, какой не  было  за  всю
прошлую историю.
     - А почему бы заранее не принять меры против нее, не предупредить ее, -
сказал Чернов.
     - А кто будет слушать такие предупреждения, кто поверит в них?!

Дело
     Слух о  том,  что Чернов собирает  досье на Маоцзедуньку, дошел до КГБ.
Чернова  вызвали для  беседы -  узнать,  с  какой целью  он  это делает.  Он
объяснил вызвавшему его офицеру,  что они с Елкиной земляки, что он знает ее
еще со школы,  что она интересует его  как  выдающаяся личность, и  он хочет
написать книгу о ней.
     -  Ты мне мозги не дури, - сказал офицер КГБ. - Мы знаем,  какого  рода
книжки теперь сочиняют. А если даже  у тебя честные намерения,  имей в виду,
что сбор материалов о партийном  работнике можно производить только с ведома
партийных  органов.  Причем,  делать это могут  только уполномоченные на это
лица,  а не кто попало. Мой тебе дружеский совет: прекрати это занятие, пока
не поздно, а собранные материалы сдай нам.
     Чернов сказал, что он обо  всем этом узнал только сейчас, что собрал он
самые  пустяки, даже на  статью  не  хватит,  что  все это он уничтожил, как
только получил повестку  из  КГБ. Взяв с него подписку о неразглашении,  его
отпустили с миром.
     Беседовавший с Черновым офицер  КГБ отнесся к  делу чисто  формально. В
отчете он написал, что с Черновым проведена беседа, что  он  сбор материалов
прекратил,  а  собранные  материалы  уничтожил.  Чернов  же  и   не  подумал
прекращать начатое Дело. Он лишь стал более осторожным, перестал говорить на
эту тему  со своими друзьями,  спрятал  материалы так, чтобы их не нашли при
обыске. В КГБ, выполнив положенную формальность, утратили к Чернову интерес.
На всякий случай завели на него в картотеке особую карточку, как это сделали
в свое время в психиатрической больнице. Это тоже была чисто бюрократическая
формальность.

Навязчивая идея
     Разумеется, Чернов не каждый день и  не каждую минуту был занят мыслями
о своем Деле.  Он вел обычный образ  жизни, лишь  время от времени обращаясь
мыслями к Делу. Порою он забывал  его на много дней и даже недель. В эти дни
он чувствовал себя умиротворенным, принимал решение никогда больше вообще не
думать  на  политические  темы.  Но  случалось  что-нибудь необычное,  и  он
возвращался к мыслям о терроризме.
     В столовой  он  случайно  сел  за  один стол  с  сотрудниками отдела по
контактам с  заграницей. Один из них был недавно в ФРГ и там узнал кое-что о
Фракции Красной Армии.
     - Оказывается,  -  говорил он сейчас,  -  это не  случайные одиночки, а
серьезная  организация.  Человек двадцать образуют нелегальное  боевое ядро.
Эти люди прошли специальную подготовку, возможно -  в арабских странах или в
ГДР. Затем двести человек находится на полулегальном положении. Они собирают
информацию,  планируют  операции, обеспечивают боевое ядро всем  необходимым
(жилье,  тра