ины скребли кусты. Он буквально полз: шум мог привлечь внимание Лизл.
     Насколько он помнил карту Санкт-Галлена, лес, в котором он оказался, был невелик. Он окружал маленькое озеро - скорее даже пруд, - и по этому лесу, кажется, не проходило ни одной другой дороги.
     Прекрасно.
     Если, конечно, карта была верна.
     Затем он очутился на развилке, остановил автомобиль, вышел и увидел, что одно ответвление через сотню футов заканчивалось тупиком. Вторая дорога, изрытая глубокими колеями, тянулась дальше в лес. Он свернул на нее. Ехать было непросто, и он удивился про себя, каким образом Лизл удавалось пробираться на "Рено", если здесь с трудом пробирался даже "Ровер".
     Эта дорога тоже довольно скоро закончилась.
     И тут же он заметил "Рено".
     Он поставил свою машину рядом и выбрался наружу. Уже полностью стемнело, и он совершенно ничего не видел. Как только двигатель автомобиля умолк, воцарилась полная тишина. Лишь изредка раздавался негромкий шелест, который, вероятно, производили какие-нибудь мелкие зверьки, да посвистывали и негромко щебетали птицы.
     Его глаза довольно быстро привыкли к темноте, и он смог разглядеть другую, еще более узкую дорожку, проходящую под низкими кронами деревьев. Пригнувшись, то и дело оступаясь, Бен пробирался под нависавшими ветвями, закрывая руками лицо от веток, норовивших хлестнуть его по глазам.
     Сначала он заметил неяркий свет и почти сразу же оказался на поляне. Посреди нее стояла небольшая хижина обычной для Швейцарии конструкции - каркас из кое-как обтесанных бревен и грубо оштукатуренные стены. Впрочем, судя по нескольким окнам, внутри домик не был таким жалким и примитивным, каким казался на первый взгляд. В доме горел свет. Бен находился позади хижины; вход был с другой стороны. Неслышно шагая, он приблизился к стене и пошел вдоль нее туда, где, по его расчетам, должен был находиться вход.
     Внезапно позади него послышался металлический щелчок. Он резко обернулся.
     Перед ним стояла Лизл, держа в руке направленный на него пистолет.
     - Ни с места! - выкрикнула она.
     - Подождите! - поспешно отозвался Бен. Помилуй бог, она была по-настоящему бесстрашной, если вот так вышла одна, в темноте против незнакомца. Еще доля секунды, и эта женщина могла бы убить его.
     - Это вы! - резко, словно сплюнув, произнесла Лизл, узнавая незваного гостя. - Черт возьми, что вы здесь делаете? - она опустила пистолет.
     - Лизл, мне нужна ваша помощь, - сказал Бен.
     В косом лунном свете ее покрытое пятнами теней лицо казалось перекошенным от гнева.
     - Вы, должно быть, ехали за мной от больницы! Как вы посмели!
     - Лизл, ну, пожалуйста, вы должны помочь мне кое-что найти. - Он был обязан сделать так, чтобы она его выслушала.
     Она яростно замотала головой.
     - Вы... Вы раскрыли мое убежище! Будьте вы прокляты!
     - Лизл, за мной не следили.
     - Откуда вам это известно. Вы арендовали этот автомобиль?
     - Да, в Цюрихе.
     - Ну, конечно же. Идиот! Если они следили за вами в Цюрихе, то наверняка узнали, что вы арендовали автомобиль!
     - Но по дороге сюда за мной никто не следил.
     - Откуда вы знаете? - огрызнулась женщина. - Вы же любитель!
     - Как и вы.
     - Да, но я любитель, проживший четыре года под постоянной смертельной угрозой. А теперь, прошу вас, уезжайте. Убирайтесь!
     - Нет, Лизл, - негромко, но с непререкаемой твердостью отчеканил Бен. - Нам необходимо поговорить.

Глава 16

     Внутри хижина оказалась незатейливой, но уютной. С невысокими потолками, с уставленными книгами открытыми шкафами вдоль стен. Шкафы Питер соорудил своими руками, с гордостью сообщила Лизл. Пол был сделан из широких сосновых досок. Имелись там и сложенный из камня камин, рядом с которым аккуратной кучкой лежали поленья, дровяная печка, маленькая кухня. Пахло дымом.
     В доме было холодно, и Лизл сразу же растопила печку. Бен снял пальто.
     - У вас кровь на плече, - воскликнула Лизл. - Вы ранены. Бен, изогнувшись, посмотрел на левое плечо и увидел на сорочке жесткое пятно запекшейся крови. Странно, но он почти ничего не чувствовал - стресс и усталость каким-то образом сыграли роль обезболивающего, и на протяжении всей своей многочасовой поездки через горы он ни разу не вспомнил о ране.
     - Я уверен, что с виду это куда хуже, чем на самом деле, - сказал Бен.
     - Это зависит от того, - ответила Лизл, - как рана выглядит в действительности. Снимите рубашку. - Она говорила сейчас, как врач, которым на самом деле была.
     Бен расстегнул пуговицы своей дорогой сорочки из оксфордского полотна. Ткань крепко присохла к плечу, и, потянув сильнее, он почувствовал предостерегающую вспышку боли.
     Лизл взяла чистую губку, окунула ее в теплую воду, размочила корку крови и осторожно отлепила материю от раненого плеча.
     - Вам невероятно повезло: пуля только ссадила кожу, и ничего больше. Расскажите мне, что произошло.
     Пока Лизл обрабатывала рану, Бен подробно сообщил ей обо всех событиях, случившихся всего лишь несколько часов тому назад.
     - Туда попали волокна материи от одежды. Нужно тщательно прочистить рану, чтобы не было заражения. - Лизл усадила Бена спиной к раковине умывальника, налила в фаянсовую мисочку немного воды из успевшего закипеть чайника и поставила ее остывать. Потом она на несколько минут вышла и появилась, держа в руках пачку марлевых салфеток и желтую пластмассовую бутылку с антисептиком.
     Бен сам удивился, почувствовав, что его всего затрясло, когда Лизл стала тщательно промывать поврежденное место.
     Потом он снова содрогнулся всем телом, когда она приложила к ранке салфетку, пропитанную антисептической жидкостью.
     - Лечение оказалось куда болезненнее, чем само ранение, - сказал Бен.
     Лизл закрепила салфетку поперек ранки четырьмя полосками лейкопластыря.
     - В следующий раз вам вряд ли так повезет, - сухо заметила она.
     - Сейчас меня заботит не столько везение, сколько знание, - ответил Бен. - Я должен, черт возьми, понять, что здесь происходит. Я должен хоть как-то разобраться с "Сигмой". А она, похоже, твердо решила разобраться со мной.
     - Везение, знание - поверьте мне, что вам в равной степени потребуется и то, и другое. - Она подала ему рубашку. Плотную рубашку из хлопчатобумажного трикотажа. Одну из рубашек Питера.
     Внезапно впечатления от всего, что произошло с ним за последних несколько дней, те впечатления, которые он большим напряжением душевных сил держал под контролем, вырвались на волю, и он почувствовал, что на него нахлынула волна головокружения, паники, горя, отчаяния.
     - Я помогу вам ее надеть, - сказала женщина, заметив болезненную гримасу на его лице.
     Он знал, что должен овладеть собой, хотя бы только ради этой женщины. Вряд ли он мог полностью представить себе ту мучительную боль, которую испытывала она. Когда он облачился в рубашку, Лизл посмотрела на него долгим взглядом.
     - Как же вы похожи! Питер никогда не говорил мне об этом. Мне кажется, что он даже не понимал, что вы совершенно одинаковы.
     - Близнецы никогда не замечают своего сходства.
     - Это было нечто большее. И я имею в виду не только физическую похожесть. Кое-кто говорил, что Питер жил бесцельно. Но я-то знала его лучше. Он был сродни парусу, что ли, который безвольно мотается лишь до тех пор, пока не подхватит ветер. А после этого он завладевает силой ветра. - Она помотала головой, как будто расстроенная тем, что не может как следует выразить свою мысль. - Я хочу сказать, что у Питера было как раз очень сильное ощущение цели.
     - Я знаю, что вы имеете в виду. Именно этим его свойством я всю жизнь больше всего восхищался в нем - тем, что он стремился своими руками создать ту жизнь, которая устраивала бы его.
     - Это была страсть, - сказала Лизл, и ее глаза печально блеснули, - страсть к справедливости, пронизывавшая каждую частицу его существа.
     - Страсть к справедливости... Эти слова не слишком много значат в финансовом мире, - с горечью отозвался Бен.
     - Мир, в котором вам было трудно дышать, - добавила Лизл. - Который постепенно душил вас. Питер часто говорил, что рано или поздно он, этот мир, должен вас прикончить.
     - Можно умереть и гораздо быстрее, - ответил Бен. - Как мне довелось недавно узнать.
     - Расскажите мне о той школе, в которой вы преподавали. Питер говорил, что она находится в Нью-Йорке. Я пару раз была в Нью-Йорке еще девочкой, и еще раз, позже, на медицинской конференции.
     - Да, она находится в Нью-Йорке. Но в том Нью-Йорке, который видит очень мало кто из туристов. Я преподавал в месте, которое называется Ист Нью-Йорк. Примерно пять квадратных миль, населенных самими дурными людьми во всем городе. Там есть несколько автомагазинов, забегаловки, где торгуют сигаретами и выпивкой, да места, где вам смогут выдать наличные по чеку. Семьдесят пятый участок - полицейские называют его "семь-пять" и считают большим несчастьем получить туда назначение. За то время, пока я преподавал, в семь-пять произошло более сотни убийств. Случались ночи, когда можно было подумать, что ты находишься в Бейруте. Стоило лечь спать, как раздавалась пальба из "сэтедей найт спешелз". Беспросветное место. И практически сброшенное со счетов остальным обществом.
     - И там вы преподавали в школе?
     - Я считал неприличным, что мы, американцы, богатейшая нация в мире, продолжаем мириться с такой нищетой. Там попадались места, по сравнению с которыми Соуэто сошло бы за Санта-Монику. Несомненно, там проводились обычные неэффективные программы помощи бедным, но существовала еще и непризнаваемая никем открыто убежденность в их тщетности. "Бедные всегда были и всегда будут", - никто больше не произносил этих слов вслух, но именно так все думали. Они использовали другие кодовые выражения, говорили о "структурном" этом и "бихевиористском" том, и о том, что средний класс прекрасно себя чувствует и делает все как надо, ура! Так что я решил плюнуть на все эти разговоры. Я не собирался спасать мир, не настолько я был наивен. Но я сказал себе, что, если мне удастся спасти одного ребенка или двух, а то и трех, это будет означать, что мои усилия не пропали впустую.
     - И вам что-то удалось?
     - Возможно, - ответил Бен, внезапно почувствовавший усталость от своего рассказа. - Возможно. Я ведь проторчал там недостаточно долго для того, чтобы что-то стало ясно! - Он чуть ли не с отвращением выплевывал слова. - Вместо этого я заказывал в "Ореоле" тимбаль с трюфелями и хлебал с клиентами "Кристал".
     - Создается впечатление, что вы испытали страшное потрясение от встречи с системой, - мягко сказала Лизл. Она внимательно вслушивалась в его слова, возможно, подсознательно пытаясь таким образом отвлечься от собственной боли.
     - По-моему, это было просто убийственно. Но, будь оно проклято, вся эта пакость мне чертовски хорошо удавалась. У меня оказались отличные способности к этой игре, к выполнению ритуалов обхаживания клиента. Если вам нужен человек, способный, не заглядывая в меню, сделать отличный заказ в любом из самых дорогих ресторанов города - это я. И еще, я старался, как можно чаще, рисковать головой - естественно, на отдыхе. Я стал настоящим фанатиком экстремального спорта. Я поднимался на Вермиллонские скалы в Аризоне. Плавал в одиночку на маленькой парусной яхте на Бермудские острова. Прыгал на лыжах с парапланом с Камеронского перевала. Кортни - моя давняя подружка - часто пыталась убедить меня, что у меня подсознательная тяга к самоубийству, но мои развлечения не имели с этим ничего общего. Напротив, я делал все это, чтобы почувствовать себя живым. - Он помотал головой. - Теперь мое тогдашнее поведение кажется глупостью, правда? Праздные забавы богатого ребеночка, который так и не сумел понять, зачем по утрам нужно одеваться.
     - Возможно, дело заключалось в том, что вас лишили вашего естественного образа жизни, - предположила Лизл.
     - А каким он был на самом деле? Я вовсе не уверен, что спасение детских душ в Ист Нью-Йорке могло стать моим призванием на всю жизнь. Но в любом случае у меня не оказалось шансов выяснить, так это или не так.
     - Я думаю, что вы тоже парус, как и Питер. Вам только нужно было найти свой ветер. - Она печально улыбнулась.
     - Похоже на то, что ветер сам нашел меня. И это проклятый сокрушительный тайфун. Какой-то заговор, затеянный еще полвека тому назад, но все еще требующий человеческих жизней. И в первую очередь жизней тех людей, которых я люблю. Думаю, Лизл, что вам никогда не приходилось плыть по океану в маленькой лодочке во время шторма, зато мне доводилось такое испытывать. Первое, что нужно сделать в такой передряге, это спустить парус.
     - И что, это действительно единственный выход? - спросила Лизл, наливая ему немного бренди в стакан из-под воды.
     - Я даже не имею представления, какой же на самом деле выход можно выбрать в сложившемся положении. Вы с Питером потратили на раздумья об этом гораздо больше времени, чем я. И к какому же заключению вы пришли?
     - К тому самому, о котором я вам уже говорила. Но в основном все исчерпывалось догадками. Питер за это время провел серьезные расследования. И пришел в полное уныние от того, что ему удалось выяснить. Вторая мировая война была конфликтом, в котором можно было совершенно безошибочно определить правых и виноватых, и все же многие из причастных к этой истории людей оказались совершенно безразличными к всемирной трагедии. Существовало множество корпораций, все интересы которых сводились исключительно к сохранению уровня прибыли. А некоторые, увы, даже рассматривали войну как выгодную возможность, которой нельзя не воспользоваться - возможность увеличить доходы. Победители так по-настоящему и не наложили руку на капиталы этих двуличных негодяев. Это, видите ли, было неудобно. - Ее язвительная полуулыбка напомнила Бену о глубоко затаенной ярости брата, о постоянно тлевшем в нем гневе.
     - Но почему?
     - Слишком многих американских и британских крупных и крупнейших промышленников пришлось бы привлекать к ответственности за торговлю с врагом, за коллаборационизм. Лучше замести весь мусор под ковер и там оставить. Вы, наверно, знаете, что братья Даллес сумели всех убедить в этом. "Разыскать настоящих коллаборационистов - из этого не вышло бы ничего хорошего. Это стерло бы грань между добром и злом и разрушило бы мир девственной чистоты союзников..." Простите мне, если я говорю слишком сумбурно. Мне приходилось слышать множество подобных историй. В министерстве юстиции был молодой юрист, решившийся открыть дело о сотрудничестве американских бизнесменов с нацистами. Его тут же уволили. После войны кое-кого из германских руководителей призвали к ответу, но лишь некоторых из них. И все же цитадель промышленников Оси так и не была не то что разрушена, но даже просто потревожена. Зачем карать немецких промышленников, делавших свой бизнес с Гитлером - которые, честно говоря, и привели Гитлера к власти, - если теперь они с превеликой радостью начали делать бизнес с Америкой? Когда кое-кто из чрезмерно рьяных обвинителей на Нюрнбергском процессе потребовал осуждения для некоторых из них, Джон Дж. Макклой, ваш, американский верховный комиссар, тут же смягчил эти требования. Издержки фашизма чрезвычайно прискорбны, но промышленники обязаны заботиться друг о друге, не так ли?
     Бен снова почти наяву услышал в ее монологе страстный голос Питера.
     - У меня все это до сих пор не может уложиться в голове - финансовое партнерство между гражданами воюющих стран... - пробормотал он, тупо уставившись в стену.
     - Вещи далеко не всегда являются тем, чем кажутся. Райнхард Гелен, один из самых главных разведчиков Гитлера, начал готовить свою личную капитуляцию уже в 1944 году. Их верховное командование хорошо знало, откуда и куда дул ветер, они отлично понимали, что Гитлер безумен и окончательно утратил способность реально оценивать положение дел. Поэтому они пошли на обмен. Они пересняли на микропленку захваченные в СССР архивы, упаковали их в водонепроницаемые контейнеры, зарыли их на альпийских горных лугах, менее чем в сотне миль отсюда и, установив контакт с американскими контрразведчиками, заключили сделку. После войны вы, американцы, поставили Гелена во главе "Южногерманской организации индустриального развития".
     Бен немного растерянно покачал головой.
     - Похоже, что вы оба очень здорово разобрались во всех этих делах. А я, кажется, окончательно теряю способность что-то понимать. - Он одним глотком допил остатки бренди.
     - Да, я полагаю, что мы довольно глубоко копнули. Мы должны были это сделать. Я хорошо помню одну вещь, которую мне сказал Питер. А сказал он, что вопрос на самом деле не в том, где эти люди находятся, а в том, где их нет. То есть настоящая проблема не в том, кому нельзя доверять, а в том, кому доверять можно. Когда-то это звучало как речи параноика.
     - Но теперь уже нет.
     - Нет, - дрогнувшим голосом согласилась Лизл. - И теперь они обратили свои силы против вас, используя официальные и неофициальные каналы. - Она умолкла, видимо, решая, продолжать или нет. - Я должна кое-что отдать вам.
     Она снова скрылась в спальне и возвратилась оттуда с простой картонной коробкой; в таких могли бы выдавать рубашки из химчистки. Поставив коробку перед Беном на грубовато сколоченный стол, женщина раскрыла ее. Бумаги. Ламинированные карточки удостоверения личности. Паспорта. Собранная в кучу валюта современной бюрократии.
     - Все это документы Питера, - пояснила Лизл. - Плоды четырехлетней подпольной жизни.
     Пальцы Бена быстро, как будто тасуя карты, перебрали удостоверения личности. Три различных имени возле фотографий одного и того же лица. Лица Питера. И, если рассуждать с практической точки зрения, его собственного лица. "Роберт Саймон". Отлично. В Северной Америке должно быть несколько тысяч людей с таким именем. "Майкл Джонсон". То же самое. "Джон Фридман".
     - Насколько я могу судить, они сделаны очень хорошо, в высшей степени профессионально.
     - Питер был требовательным человеком, - откликнулась Лизл. - Я уверена, что они безупречны.
     Продолжая просматривать документы, Бен заметил, что наряду с паспортами там были кредитные карточки на те же имена. Кроме того, там имелись документы для "Паулы Саймон" и другие бумаги, необходимые для супружеской четы: если бы Роберту Саймону потребовалось отправиться в путешествие вместе с "женой", он был бы готов к этому. Бен восхитился тем, насколько хорошо все это сделано, но к его восхищению примешивалось и чувство глубокой печали. Какими скрупулезными, продуманными, всесторонними были предпринятые Питером меры предосторожности - и все же они так и не спасли его.
     - Лизл, я должен задать вам один важный вопрос: можем ли мы быть уверены в том, что преследователи Питера - группа "Сигма" или кто-то еще - не знают о существовании этих документов? Любой из них мог оказаться засвеченным.
     - Возможно, но не слишком вероятно.
     - Когда он в последний раз был "Робертом Саймоном"? И при каких обстоятельствах?
     Лизл закрыла глаза, сосредоточилась и начала с изумительной точностью припоминать подробности прошлых лет. Через двадцать минут Бен убедился в том, что по меньшей мере два из псевдонимов Питера не использовались им на протяжении последних двадцати четырех месяцев, и вряд ли существовала опасность того, что кому-либо известно, кто за ними скрывается. Он засунул документы в просторные внутренние карманы своей куртки.
     Бен положил ладонь на маленькую ручку Лизл и посмотрел в ее ясные голубые глаза.
     - Спасибо, Лизл, - сказал он. Какая же она удивительная женщина, в который раз подумал он, и насколько повезло его брату, что ему довелось встретиться с ней.
     - Рана на плече скоро засохнет и заживет уже через несколько дней, - заверила она. - Вам будет гораздо тяжелее расстаться со своим именем и своей личностью, хотя эти документы вам, конечно, помогут.
     Лизл откупорила бутылку красного вина и налила гостю и себе по полному стакану.