епторами. Именно из-за этого мы не нашли никаких его следов в системе кровообращения. В достаточном количестве его можно обнаружить только в спинномозговой жидкости и водянистой влаге глаза.
     - То есть, проще выражаясь, все это поступает прямо в мозг.
     - Ну, да.
     - И что это за соединение?
     - Весьма редкое. Я думаю, что наиболее близким к нему является животный пептидный яд, например змеиный. Но молекулы явно синтетические.
     - Короче, это яд.
     - Это совершенно новая молекула, один из тех новых токсинов, которые теперь синтезируют ученые. Я думаю, что он вызывает остановку сердца. Он идет прямо в мозг, проходя сквозь гемоэнцефалический барьер, но при этом не оставляет никаких следов в сыворотке крови. Действительно мощная штука. Совершенно новая молекула.
     - Можно у вас кое-что спросить? Как вы думаете, для чего был разработан этот токсин? Для биологической войны?
     Токсиколог несколько делано рассмеялся.
     - Нет, нет, нет, ничего подобного. Синтетических пептидов, вроде этого, много, их моделируют на основе природных ядов, таких, как у жаб, змей и так далее. Они используются в простейших биохимических исследованиях. А то, что эти соединения выборочно связаны с определенными протеинами, позволяет их метить. По этим же самым признакам их делают токсичными, но изготовляют их не для этого.
     - Выходит, что это... эту субстанцию изготовила какая-то биотехнологическая компания.
     - Или любая другая компания, производящая исследования в области молекулярной биохимии. Еще это могут изготовить крупные сельскохозяйственные фирмы. "Монсанто", "Арчер Дэниелc", "Мидлэнд", ну вы сами их знаете. Естественно, где именно создали такое вещество, я вам сказать не могу.
     - Хочу попросить вас еще об одной любезности, - сказала Анна. - Не могли бы вы отправить все результаты по этому факсу. Ладно?
     Она продиктовала ему номер факса, поблагодарила, повесила трубку и набрала телефон УСР. Если она опоздает на самолет, то что ж, так тому и быть. Сейчас не было ничего важнее только что услышанного ею.
     - Можете соединить меня с человеком, имеющим связи с Американским патентным бюро? - спросила она. Когда ее соединили, она сказала: - Агент Стэнли, это агент Анна Наварро. Мне нужно, чтобы вы срочно проверили для меня одну вещь и сообщили мне о результате. Через пару минут к вам должен прийти факс из криминалистической лаборатории в Новой Шотландии. Это описание синтетической молекулы. Я хочу знать, заявляла ли какая-нибудь компания патент на это вещество, так что поищите в Американском патентном бюро.
     Узнай, кто изготовил яд, и найдешь убийцу. Одно наведет на след другого.
     Во всяком случае, так она надеялась.
     Таксист опять начал сигналить, и Анна снова высунулась в окно и крикнула таксисту, чтобы он унялся и подождал еще немного.

***

     Швейцария
     Словно под гипнозом, практически не понимая, что, как и зачем он делает, Бен возвращался в Цюрих. "Обратно в логово льва", - с грустью подумал он. Да, он был там persona поп grata, но в городе обитало почти четыреста тысяч человек, и он сможет там продержаться, если не будет слишком высовываться, и постарается не попадать в ловушки. Интересно, где они могут поджидать его? Это был риск, сознательный, рассчитанный риск, но у него не было никаких оснований считать, будто он сможет найти хоть где-нибудь безопасное убежище. Лизл совсем недавно процитировала слова Питера, недвусмысленное предупреждение: вопрос не в том, где находятся эти люди, а в том, где их нет.
     О, Боже! Лизл! Запах древесного дыма, пропитавший его одежду, всякий раз наполнял его грустью, напоминая ему о ней, о ее доме, который несколько часов назад был таким уютным, и о взрыве, который он видел, но до сих пор с трудом мог осмыслить.
     Он вцепился в единственную мысль, позволявшую ему сохранять здравый рассудок - когда дом взорвался, Лизл, возможно, была уже мертва.
     О, Господи!
     К данному моменту Бену удалось связать воедино все происшедшие события. Тот скрип, который он услышал ночью и который стал частью его кошмарного сна, был произведен вентилем на баллоне с пропаном - вентилем, который откручивали до конца. Дом быстро наполнился не имеющим запаха газом - а он к тому времени уже вышел наружу, - это было запланировано, чтобы устранить возможность сопротивления, погрузить в сон и в конце концов убить обитателей дома. А для того, чтобы скрыть улики, был установлен взрыватель с часовым механизмом. Чтобы поджечь огнеопасный газ, достаточно самого крохотного и простого устройства. Местные власти спишут несчастный случай на неисправный пропановый баллон; в сельской местности наверняка время от времени случаются такие происшествия.
     А потом тот, кто это устроил, кто бы он ни был, сел в грузовик и ускользнул.
     Когда Бен вернулся к "Рэнджроверу" - спустя какие-то секунды после взрыва, - от дома уже почти ничего не осталось.
     Ей не пришлось терпеть страдания. Несомненно, она спала или была уже мертва перед тем, как ее маленький домик превратился в ад.
     Он не мог заставить себя не думать об этом!
     Четыре года Лизл и Питер прожили здесь, все время прячась, пребывая, без всяких сомнений, в постоянном страхе, но, так или иначе, их никто не беспокоил. Быть может, они так и жили бы дальше.
     Но Бен явился в Цюрих.
     И спровоцировал этих фанатиков на решительные действия, что в конечном счете привело к гибели Питера.
     И приволок этих безликих и безымянных фанатиков за собой к Лизл, к женщине, уже однажды спасшей Питеру жизнь.
     Бен пребывал в запредельной тоске. Он больше не испытывал острого, пронзающего чувства вины, им овладело оцепенение. Он больше не чувствовал ничего. Шок превратил его в лишенную эмоций машину, в живой труп, едущий по ночной дороге, уставившись прямо перед собой.
     Но когда он уже приближался к погруженному во тьму городу, в нем начало пробуждаться одно-единственное чувство - медленно разгорающийся гнев. Гнев, обращенный на тех, кто превращает невинных людей в мишени только за то, что те случайно наткнулись на обрывки информации об их делишках.
     Убийцы и те, кто их направляет, так и остались в его представлении безликими. Он не мог дать их описания, но был полон решимости сорвать с них маски. Он нужен был им мертвым, они намеревались запугать его, заткнуть ему рот. Но вместо того, чтобы убегать и прятаться, он решил сам атаковать их, причем с той стороны, о которой они даже не смогут догадаться. Они хотят скрытно действовать из тени, он прольет на них свет. Они хотят продолжать скрываться, а он их разоблачит.
     И если его отец один из них...
     Сейчас ему нужно раскопать прошлое, узнать, кто такие эти убийцы, откуда они взялись и, главное, что они прячут. Бен знал, что нормальная человеческая реакция в подобных случаях - испуг, он и был испуган, но страх его не мог превозмочь его ярость.
     Он знал, что перешел некую черту, за которой остались рациональные подходы и нормальные человеческие реакции - впереди была только одержимость.
     Но кто же эти безликие убийцы?
     Люди, которые в свое время помогли корпорации Макса Хартмана встать на ноги? Сумасшедшие? Фанатики? Или же просто наемники, которых наняла корпорация, основанная десятилетия назад крупными промышленниками и нацистами высшего ранга, в том числе и его отцом, людьми, которые хотят сейчас спрятать незаконные истоки своего богатства? Хладнокровные наемные убийцы, чуждые всякой идеологии, кроме обогащения - всемогущего доллара, немецкой марки, швейцарского франка...
     Лжец на лжеце, и все связаны друг с другом.
     Ему нужна конкретная, точная информация.
     Кто-то говорил ему, что в Цюрихском университете находится одна из крупнейших в Швейцарии научных библиотек. Университет расположен на холмах, возвышающихся над городом, туда Бен сейчас и направлялся. Следуя логике, начинать копаться в прошлом нужно именно оттуда.

***

     Вашингтон, округ Колумбия
     Анна с отвращением смотрела, как бортпроводник демонстрировал какую-то гибкую штуку, которую надеваешь на нос и рот, чтобы дыхание не сбивалось, если самолет пойдет вниз. В свое время она прочитала в каком-то электронном издании статью, в ней говорилось, что никто еще не выживал при вынужденной посадке самолета на воду. Никогда. Она достала из сумочки аптечный пузырек с "ативаном". Срок годности лекарства истек, но Анна не особенно обеспокоилась. Если она хочет успешно перелететь Атлантику, то это единственное средство, которое ей поможет.
     Откуда-то из глубин сумочки раздалась трель сотового телефона "СтарТэк", используемого для связи с ОВВ, - Анна забыла его отключить. Совмещенный с правительственным стандартом криптотелефонии, он был гораздо массивнее обычного аппарата.
     Она достала телефон:
     - Наварро.
     - Подождите, соединяю с Аланом Бартлетом, - услышала она голос с легким ямайским акцентом.
     Кто-то тронул ее за плечо. Это был стюард.
     - Извините, мэм, - сказал он, - во время полета запрещено пользоваться сотовой связью.
     - Мы пока еще не летим. - язвительно возразила Анна.
     - Агент Наварро, - сказал Бартлет, - я рад, что поймал вас.
     - Мэм, - упрямо продолжал стюард, - правилами запрещено пользоваться сотовой связью после того, как самолет покинул стоянку.
     - Извините, это всего минута, - сказала ему Анна и обратилась к Бартлету. - В чем дело? Я лечу в Цюрих.
     - Мэм... - начал стюард громко и возмущенно.
     Не глядя на него, она свободной рукой достала удостоверение министерства юстиции и сунула ему под нос.
     - Мы потеряли еще одного, - сказал Бартлет.
     Еще одного? Так быстро? Убийцы активизировали свою деятельность.
     - Прошу извинить, мэм, - стюард отошел.
     - Вы разыгрываете меня, - простонала Анна.
     - Это в Голландии. Городок называется Тилбург, в двух часах езды на юг от Амстердама. В Цюрихе поменяйте самолет и летите туда.
     - Нет, - сказала она, - мне будет проще обратиться к представителю ФБР в Амстердаме, чтобы тот попросил немедленно произвести вскрытие. На сей раз мы сможем наконец-то сказать им, какой именно яд следует искать.
     - Правильно ли это будет?
     - Я лечу в Цюрих, директор. Я собираюсь найти живого человека - ведь мертвецы не разговаривают. Теперь скажите, как зовут тилбургскую жертву.
     Бартлет на секунду замялся:
     - Некий Хендрик Косгард.
     - Постойте, - резко произнесла Анна, - этого имени нет в моем списке.
     На другом конце линии воцарилось молчание.
     - Бартлет, говорите, будь все оно проклято!
     - Существуют другие списки, агент Наварро, - медленно проговорил Бартлет. - Я надеялся, что они... не понадобятся.
     - До тех пор, пока я не сделаю крупную ошибку. Это мешает нашему взаимопониманию, директор Бартлет, - тихо сказала Анна, быстро оглянувшись вокруг - не подслушивает ли кто?
     - Не совсем так, мисс Наварро. В моем отделе, как и в любом другом, существует разделение труда. Информация подается соответствующим образом. Вашей обязанностью было найти убийц. У нас имелись причины считать, что люди из списка, который я вам дал, люди, на которых заведены проверочные досье, находятся под угрозой убийства. У нас не было оснований думать, что... что остальным тоже угрожает опасность.
     - А вы знали, где живет тилбургская жертва?
     - Мы даже не знали, что он еще жив. Так или иначе, все попытки установить его местонахождение были напрасны.
     - То есть мы не можем исключить возможность того, что убийцы просто имеют доступ к вашим документам.
     - Все еще хуже, - с живостью отозвался Бартлет. - Те, кто убивает этих стариков, имеют источники информации лучше наших.

***

     Швейцария
     В начале пятого утра Бен нашел Universitatsbibliothek - на Зерингенплатц. Библиотека, естественно, была закрыта и должна была начать работу только через пять часов.
     В Нью-Йорке, как он рассчитал, сейчас десять часов вечера. Скорее всего отец до сих пор на ногах - он обычно поздно ложился и рано вставал, так было всегда, а если даже Бен и поднимет отца с постели, то это его не заботит. Больше не заботит.
     Прогуливаясь по Университетштрассе, чтобы размять ноги, Бен удостоверился, что его телефон подключен к европейскому стандарту GSM, и набрал номер Бедфорда.
     Трубку взяла миссис Уолш, экономка.
     Миссис Уолш, которую Бен всегда считал ирландской версией миссис Дэнверс из "Ребекки" <Роман известной английской писательницы Дафны Дюморье (1907- 1989)>, проработала в их доме больше двадцати лет, и Бен никогда не принимал за чистую монету ее обычный высокомерный и холодный тон.
     - Бенджамин? - сказала она. Ее голос показался ему странным.
     - Добрый вечер, миссис Уолш, - устало ответил Бен. - Мне надо поговорить с отцом. - Он заранее настроился выдержать сражение с этим стражем отцовской крепости.
     - Бенджамин, ваш отец уехал.
     Бен похолодел:
     - Куда уехал?
     - Я не знаю.
     - А кто же знает?
     - Никто. За мистером Хартманом сегодня утром заехал автомобиль; он никому не сообщил, куда собирается. Ни слова. Он только сказал, что "какое-то время" его не будет.
     - Автомобиль? За рулем был Джанни? - Джанни, веселый и беззаботный человек, являлся постоянным шофером отца, и старик был привязан к нему, хотя, конечно, не показывал виду.
     - Нет, не Джанни. Автомобиль был не вашей фирмы. Он просто уехал, без каких-либо объяснений.
     - Не понимаю. Он же раньше так не поступал?
     - Никогда. Перед тем как выйти из дома, он взял с собой свой паспорт.
     - Паспорт? Ну, это уже о чем-то говорит, вам не кажется?
     - Но я звонила в его офис, говорила с секретаршей, она ничего не знает - ни про какие международные поездки. Я думала, что, возможно, он что-нибудь говорил вам.
     - Ничего. Ему кто-нибудь звонил?
     - Нет, я не... Подождите, я загляну в книгу сообщений. - Минутой позже она подошла к трубке снова. - Звонил только мистер Годвин.
     - Годвин?
     - Да, там написано - профессор Годвин.
     Это имя застало его врасплох. Принстонский историк Джон Варнс Годвин был научным руководителем Бена, когда тот учился в колледже. И еще, понял Бен, в том, что Годвин звонил Максу, не было ничего странного: несколько лет назад, под впечатлением рассказов Бена о знаменитом историке Макс дал Принстону деньги на основание Центра изучения человечества, директором которого стал Годвин. Но почему этим двоим взбрело в голову пообщаться между собой именно в это утро? А потом Макс исчез.
     - Дайте мне его номер, - сказал Бен.
     Узнав номер, он поблагодарил миссис Уолш и отключился.
     "Странно", - подумал он. Бен представил, что отец куда-то сбежал, ведь ему теперь известно, что его прошлое раскрыто или вот-вот окажется раскрытым. Но эту мысль он сразу же отбросил как бессмыслицу: от чего бежать? И куда?
     Бен знал, что в том состоянии, в каком он находится - изможденный физически и морально, - он не может ясно мыслить. Ему совершенно необходимо поспать. Он чувствовал, что все выводы, сделанные им сейчас, далеко не самые логичные.
     Он начал рассуждать: Питер знал нечто, нечто о прошлом их отца и о компании, которую Макс помог основать, и вот Питер убит.
     А потом...
     А потом я нашел фотографию основателей этой компании, и мой отец оказался среди них. Затем в хижине Лизл и Питера я нашел страницу из учредительного документа корпорации. А потом они попытались убить нас обоих - меня и Лизл - и скрыть улики, взорвав дом.
     Так что вполне возможно, что они... снова эти безликие и безымянные Они... вышли на моего отца и дали ему знать о том, что секрет перестал быть секретом. Секрет его прошлого или, может быть, секрет этой непонятной корпорации? Или всего сразу?
     Вероятно, так все и было, очень вероятно. И теперь они пытаются уничтожить любого, кто знает об этой компании...
     Что еще могло заставить Макса так внезапно и таинственно исчезнуть?
     Может быть, его заставили куда-то поехать и там с кем-то встретиться...
     Бен был уверен только в одной своей догадке: внезапное исчезновение отца было каким-то образом связано с убийствами Питера и Лизл и с обнаружением документа.
     Он вернулся к "Рэнджроверу", заметив в свете восходящего солнца глубокие царапины, испортившие краску на боках, и поехал обратно на Зерингенплатц.
     Поставив машину у тротуара, он уселся поудобнее и позвонил в Принстон, Нью-Джерси.
     - Профессор Годвин?
     Судя по голосу, старый профессор уже спал.
     - Это Бен Хартман.
     Джон Варнс Годвин, специалист по европейской истории ХХ века, был в свое время самым популярным лектором в Принстоне. Хотя он давно уже отошел от дел - ему исполнилось восемьдесят два года, - но все равно каждый день приходил на работу в университет.
     Бену представился Годвин - высокий, костлявый, седой, с морщинистым лицом.
     Годвин был для Бена не только научным руководителем, но и в какой-то степени заменял отца. Бен вспомнил, как однажды они сидели в заваленном книгами кабинете Годвина в Дикинсон-холл. Янтарный свет и особый - смесь плесени и ванили - запах старых книг.
     Они беседовали о том, каким образом ФДР <Франклин Делано Рузвельт - 32-й президент США> вовлек придерживающиеся изоляционистской политики Соединенные Штаты во Вторую мировую войну. Бен писал работу о ФДР и сказал Годвину, что его больно поразила нечистоплотность поступков Рузвельта.
     - Ах, мистер Хартман, - ответил Годвин. Тогда он называл Бена именно так. - Как там у вас с латынью? Honesta turpitudo estpro causa bona.
     Бен тупо посмотрел на профессора.
     - Если цель хороша, - перевел профессор с лукавой улыбкой, медленно и раздельно проговаривая слова, - то и преступление есть добродетель. Публилий Сир. Этот человек жил в Риме за сто лет до Христа и сказал много умных вещей.
     - Не думаю, что я с этим согласен, - заявил Бен, наивный студент, охваченный праведным негодованием. - По мне, в этих словах нет ничего, кроме оправдания обмана. Надеюсь, что я никогда такого не скажу.
     Годвин внимательно посмотрел на него, кажется, он был озадачен:
     - Я думаю, что именно поэтому вы и отказываетесь войти в отцовский бизнес, - многозначительно произнес он. - Вы предпочитаете остаться чистеньким.
     - Я предпочитаю учить детей.
     - Но отчего вы так уверены, что хотите именно учить? - спросил Годвин, прихлебывая темно-золотистый портвейн.
     - Оттого, что я люблю это занятие.
     - Вы совершенно в этом уверены?
     - Нет, - признался Бен, - как можно в двадцать лет быть в чем-то совершенно уверенным?
     - О, я считаю, что двадцатилетние совершенно уверены во многих вещах.
     - Но почему я должен заниматься делом, для меня неинтересным - работать в компании, основанной моим отцом, делая деньги - больше, чем мне когда-либо может понадобиться. Я имею в виду - какая от наших денег польза обществу? Почему я должен быть богатым, в то время как у других на столах пусто?
     Годвин закрыл глаза:
     - Это большая роскошь - воротить нос от денег. У меня в классе были очень богатые студенты, даже один Рокфеллер. И они стояли перед той же самой дилеммой, что и вы - не позволить деньгам управлять своей жизнью, или держать себя в четко очерченных границах и делать что-то общественно полезное. Ваш отец, однако же, один из величайших филантропов страны...
     - Ну, да, а разве Рейнольд Найбур <Найбур, Рейнольд (1892-1971) - американский теолог и философ> не говорил, что филантропия - это одна из форм патернализма? Что привилегированный класс старается сохранить свой статус за счет подачек неимущим?
     Годвин удивленно возвел глаза к потолку. Бен изо всех сил старался не улыбаться. Он просто прочел эти слова на занятиях по богословию, и они прочно засели в его памяти.
     - Один вопрос, Бен. Решение стать учителем в начальной школе - это на самом деле бунт против отца?
     - Может быть, и так, - ответил Бен, не желая врать. Он хотел еще добавить, что именно Годвин вдохновил его на то, чтобы стать учителем, но это могло бы прозвучать слишком напыщен