диться в том, что он незнаком вам.
     Анна сразу согласилась; ей самой очень хотелось в этом убедиться.
     - Мне нужно оружие, - сказала она. Хайслер вручил ей свой пистолет.
     - Вы подняли его с пола автомобиля. Должно быть, я забыл застегнуть кобуру, и он выпал. Я вам его не давал.
     Анна вышла из автомобиля и направилась к вилле Ленца.
     Парадная дверь дома Ленца открылась.
     Возле нее, видимо, заканчивая беседу, стояли два человека. Один постарше, один помоложе.
     Ленц и Хартман.
     Ленц был жив. Она почувствовала облегчение.
     Двое мужчин обменялись рукопожатием - сердечным рукопожатием. И Хартман направился по дорожке к улице.
     Внезапно внутри "Пежо" зажегся свет, и с водительского места на мостовую вышел мужчина. Через его правую руку было перекинуто пальто. В этот самый момент Анна впервые увидела его лицо.
     Лицо!
     Это лицо было ей знакомо. Она уже видела его.
     Но где?
     Перекинутым через руку пальто человек закрыл дверь своего автомобиля. Хартман как раз дошел до улицы и находился в каких-нибудь пяти ярдах.
     Секунду, не больше Анна видела профиль этого человека.
     И это подхлестнуло старые воспоминания.
     Фотография в профиль. Анфас и в профиль. Ассоциация была неприятной, связанной с опасностью.
     Фотографии из следственного дела. На работе. Довольно низкокачественные фотографии этого человека анфас и в профиль. Это плохой парень.
     Да, она видела эти фотографии раз или два на еженедельном совещании.
     Но это были, строго говоря, не фотографии из дела, это были снимки, сделанные сотрудниками наружного наблюдения с большого расстояния и увеличенные настолько, что зернистость забивала все мелкие подробности.
     Да.
     Конечно же, это не рядовой преступник.
     Убийца.
     Этот человек был международным убийцей, причем убийцей высочайшей квалификации. О нем мало что известно - лишь отдельные, фрагментарные сведения. О его нанимателях, хотя он и не был "вольным стрелком", вообще ничего не знали. Но, судя по немногим накопившимся данным, эти неизвестные обладали необыкновенной изобретательностью и имели очень обширный круг интересов. Перед ее мысленным взором мелькнула еще одна фотография: труп лидера рабочего движения из Барселоны, которого, как предполагалось, убил именно этот человек. Изображение запечатлелось в ее памяти, возможно, из-за пятна крови, которое расплылось по груди сорочки убитого, напоминая галстук. Еще одно изображение: популярный политический деятель из южной Италии, человек, возглавлявший национальное движение за реформы. Его смерть поначалу приписывали мафии, но мнение изменилось после того, как появились обрывки сведений, указывавших на присутствие в тех местах человека, который был известен только под кличкой Архитектор. Политик, уже получивший много угроз от организованного преступного мира, имел хорошую команду телохранителей, вспомнила она. А само убийство было подготовлено и осуществлено совершенно блестяще, с точки зрения не только техники выполнения, но и прежде всего политики. Реформатора застрелили, когда он находился в борделе, укомплектованном незаконными иммигрантками из Сомали, и неприглядные обстоятельства, сопровождавшие смерть, гарантировали, что его сторонникам не удастся посмертно возложить на него мученический венец.
     Архитектор. Международный убийца высшего класса.
     Охотится на Хартмана.
     Она попыталась понять смысл всего происходящего. "Хартман ведет вендетту, - подумала она. - А второй? О, мой Бог. Чем это я занимаюсь? Может быть, пытаюсь задержать убийцу?"
     Она поднесла к губам рацию и нажала кнопку "передача".
     - Я знаю этого парня, - сообщила она Хайслеру. - Он профессиональный убийца. Я собираюсь перехватить его. А вы прикройте Хартмана.

***

     - Прошу прощения, - окликнул незнакомец Бена, быстро шагая ему навстречу.
     "Что-то с этим парнем не так, - сказал себе Бен. - Что-то не в порядке".
     Сложенное пальто, перекинутое через правую руку.
     Быстрота, с которой он приближается.
     Лицо... Он уже видел это лицо. Это лицо он никогда не забудет.
     Бен быстро засунул правую руку под левую полу пиджака, прикоснулся к холодной твердой стали пистолета и почувствовал страх.

***

     Хартман нужен ей живым. От мертвого Хартмана не будет никакого толку.
     Убийца собирался прикончить Хартмана, в этом у Анны не было ни малейшего сомнения. Вся картина сложилась для нее в единое целое. С точки зрения ее интересов, было бы гораздо лучше, если бы Хартман, ее подозреваемый, удрал, нежели оказался убитым. Так или иначе, но преследование Хартмана стоило бы перепоручить другим.
     Она подняла "глок", который дал ей Хайслер.
     Убийца, похоже, не замечал ее. Он был полностью сосредоточен на Хартмане. Она хорошо усвоила то, чему ее учили, и понимала, что он оказался жертвой самой большой слабости профессионала: целевой фиксации. Он утратил способность оценки ситуации. Большие кошки подвергаются наибольшей опасности со стороны охотников именно в тот момент, когда готовятся кинуться на добычу.
     Возможно, это даст ей преимущество, в котором она так нуждалась.
     Теперь она должна внезапно нарушить концентрацию его внимания, отвлечь его на себя.
     - Стоять! - во все горло заорала она. - Ни с места, черт возьми!
     Она увидела, что Хартман повернулся и уставился на нее.
     Убийца чуть заметно дернул головой налево, но не повернулся, чтобы взглянуть, кто кричит; он даже на долю секунды не оторвал своего кошачьего взгляда от Хартмана.
     Анна целилась точно в середину груди убийцы, в центр тяжести его тела. Это было чисто рефлексивное движение: ее учили стрелять так, чтобы убивать, а не ранить.
     Но что же он делает? Убийца повернулся спиной к Хартману, у которого, как теперь увидела Анна, тоже было оружие.
     Архитектор держал свою цель в поле зрения; он должен был предполагать, что тот, кто кричал, кем бы он ни был, не представляет для него непосредственной угрозы. В любом случае он обязан следовать своему первоначальному плану. Повернувшись к ней, он отвлекся бы от цели, а этого ему не следовало делать ни в коем случае.
     Внезапно убийца начал поворачиваться...
     Она ошиблась в своих расчетах его поведения.
     Его движение было сверхъестественно плавным и походило на пируэт балерины. Поднявшись на носки, он развернулся на сто восемьдесят градусов, одновременно из-под пальто высунулось дуло пистолета, и с интервалом в считанные доли секунды раздалось несколько негромких выстрелов. Оружие лишь чуть заметно дергалось в его сильной руке. И только обернувшись, чтобы посмотреть, что происходит, она поняла, что он сделал. Боже, спаси и помилуй! Только что у нее за спиной стояли четверо венских полицейских, целившихся в этого человека. И он расстрелял их всех! Каждый его выстрел попал в цель. Теперь все они лежали на земле!
     Это было умопомрачительно. Анне никогда в жизни не доводилось видеть столь виртуозного владения оружием. Ее охватил ужас.
     Только теперь она услышала панические крики, стоны и невнятные возгласы выведенных из строя полицейских.
     Этот человек был профессионалом; он решил сначала устранить все препятствия, а потом покончить со своим объектом. И она была последним из препятствий.
     Но, пока он продолжал свое движение в ее направлении, Анна уже успела прицелиться. Она услышала крик Хартмана. Теперь наступила ее очередь сосредоточить внимание на цели. Она нажала на спусковой крючок.
     Точно в яблочко!
     Убийца повалился наземь, его пистолет с грохотом отлетел в сторону.
     Она подбила его.
     Но был ли он убит?
     Тем временем вокруг воцарился хаос. Подозреваемый, Хартман, стремительно бежал по улице.
     Но она знала, что улица заблокирована с обеих сторон полицией. Она метнулась к упавшему, подхватила его пистолет и помчалась вслед за Хартманом.
     Стоны раненых полицейских теперь были заглушены громкими криками по-немецки; впрочем, она не знала этого языка, и они для нее ничего не значили.
     - Erstehtauf! <Он встает! (нем.)>.
     - Ег lebt, er steht! <Он жив, он поднимается! (нем.)>.
     - Nein, nimm den Verdachtigen! <Нет, ему крышка! (нем.)>.
     В конце квартала Хартман бежал прямо к выстроившимся поперек дороги специалистам по наружному наблюдению; те из них, кто имел при себе оружие, успели вынуть его и прицелиться в бегущего. Анна слышала, как полицейские кричали:
     - Halt! Keinen Schritt welter! <Стоять! Не двигаться! (нем.)>.
     - Polizei! Sie sind verhaftet! <Полиция! Вы арестованы! (нем.)>.
     Но тут раздавшийся у нее за спиной шум - он доносился как раз оттуда, где лежал убийца - привлек ее внимание. Резко обернувшись, Анна увидела, что убийца, шатаясь, влез в свой "Пежо" и захлопнул дверь.
     Он был ранен, но не убит и теперь мог удрать!
     - Эй, - срывая голос, закричала Анна - остановите его! "Пежо"! Не дайте ему уйти!
     Хартман стоял, окруженный пятью Polizei. Пока что она могла спокойно забыть о нем. Поэтому она бросилась к "Пежо". В ту же секунду мотор машины взревел, и автомобиль рванулся с места прямо на нее.
     В те доли секунды, которые оставались в ее распоряжении, Анна позволила себе вспомнить недавний случай с "Линкольном", произошедший в Галифаксе; тогда она мечтала о том, чтобы у нее в руках было оружие и она могла бы выстрелить в водителя. Теперь она была вооружена и раз за разом стреляла в сидевшего за рулем человека. Но в ветровом стекле лишь появилось несколько дырочек, от которых разбегались в стороны тонкие трещинки, а автомобиль, как ни в чем не бывало, набирая скорость, несся прямо на нее. В последний момент она метнулась в сторону, и "Пежо" с ревом, визжа шинами, промчался мимо нее вдоль квартала, где стояли два пустых автомобиля бригады наружного наблюдения - их водители и пассажиры толпились на улице, - и скрылся из виду.
     Он ушел!
     - Дерьмо! - выкрикнула она и, повернувшись, увидела Хартмана, стоявшего с поднятыми вверх руками.
     Стараясь не поддаваться пережитому потрясению, она бегом кинулась вдоль улицы к своему свежезадержанному подозреваемому.

Глава 25

     Пациент номер восемнадцать неторопливо бежал трусцой по дорожке тренажера.
     Рот его прикрывала небольшая маска, к которой были присоединены две длинных толстых трубки. Ноздри сдавливал зажим.
     К его обнаженной впалой груди приклеили лейкопластырем двенадцать датчиков, соединенных тонкими проводами с электрокардиографическим аппаратом. Еще один провод шел к маленькому устройству, пристроенному к концу указательного пальца. Пациент был бледен и покрыт каплями пота.
     - Как вы себя чувствуете? - спросил врач, высокий человек с серым лицом.
     Говорить пациент не мог, но он поднял вверх оба дрожащих больших пальца.
     - Не забывайте, что прямо перед вами кнопка экстренной остановки, - напомнил врач. - Если почувствуете, что вам плохо, нажмите ее.
     Пациент номер восемнадцать продолжал трусить по ленте тренажера.
     Доктор повернулся к своему маленькому полному коллеге.
     - Мне кажется, - сказал он, - что это высший уровень тренированности. Он, похоже, превысит стандарт дыхательного обмена. Да, перевалил за черту. Никаких признаков ишемии. Он по-настоящему силен. Что ж, пусть отдохнет вторую половину дня. А завтра у него начнутся процедуры.
     Впервые за весь день врач с серым лицом позволил себе улыбнуться.

***

     Принстон, Нью-Джерси
     Когда телефон зазвонил, великий старый принстонский историк работал в своем кабинете в Дикинсон-холле.
     Все, что находилось в кабинете профессора Джона Варнса Годвина, можно было датировать сороковыми или пятидесятыми годами, будь то черный телефонный аппарат с наборным диском, дубовый картотечный шкаф или пишущая машинка "Ройял" (он не желал пользоваться компьютерами). Ему нравился стиль того времени, нравился внешний вид этих предметов, их основательность. Все они были сделаны из бакелита, дерева и стали, а не из пластика, пластика и еще раз пластика.
     Он не был, однако, одним из тех стариков, которые живут прошлым. Ему нравился сегодняшний мир. Он часто думал о том, как хорошо было бы, если бы его любимая Сара, которая пятьдесят семь лет была его женой, могла разделить с ним все это. Когда-то они часто строили планы множества путешествий, которые намеревались совершить после того, как он выйдет в отставку.
     Годвин был историком Европы ХХ века, лауреатом Пулицеровской премии. Его лекции пользовались в принстонском университетском городке огромной популярностью. Многие из его бывших студентов теперь занимали выдающееся положение в выбранном ими поле деятельности. Самыми яркими среди них были председатель Федеральной резервной системы, председатель "УорлдКом", министр обороны и его заместитель, представитель Соединенных Штатов в ООН, бесчисленные члены Совета экономических консультантов при президенте США и даже нынешний председатель Национального комитета республиканской партии.
     Профессор Годвин сначала неторопливо откашлялся и лишь после этого взял трубку.
     - Алло.
     Голос показался ему очень знакомым.
     - О да, мистер Холланд, рад вас слышать. Надеюсь, у вас все благополучно?
     Некоторое время он слушал абонента, а потом заговорил:
     - Конечно, я знаю его, он был моим студентом. Что ж, если вас интересует мое мнение, то я помню его как очаровательного, но немного упрямого юношу. Блестящий ум, хотя его и нельзя отнести к настоящим интеллектуалам с точки зрения заинтересованности идеями как таковыми. Мне всегда казалось, что у него очень твердые моральные принципы. В целом Бен Хартман всегда производил на меня впечатление весьма разумного и уравновешенного человека.
     Он опять замолчал, слушая.
     - Нет, он не относится к тем людям, которые с готовностью устремляются в крестовый поход против чего-нибудь, стоит дать им повод. Не тот у него характер. И, уж конечно, он не мечтает о мученическом венце. Я думаю, что его можно убедить.
     Снова пауза.
     - Естественно, никто из нас не желает провала проекта. Но мне хотелось бы, чтобы вы дали мальчишке шанс. Мне действительно было бы очень неприятно, если бы с ним что-нибудь случилось.

***

     Вена
     Комната для допроса была холодной и голой; она ничем не отличалась от других подобных помещений в других местах. "Я становлюсь специалистом", - мрачно подумал Бен. Прозрачное снаружи и зеркальное изнутри стекло, размером с окно загородного дома. На окне, выходящем в пустой и унылый внутренний двор, натянута проволочная сетка.
     Американка, одетая в серый костюм, сидела напротив него на складном металлическом стуле. Она казалась напряженной, словно часовая пружина. Женщина представилась как Анна Наварро, специальный агент Управления специальных расследований американского министерства юстиции, и в доказательство помахала у него перед носом удостоверением. Она была не просто хороша собой; он мог бы назвать ее настоящей красавицей: волнистые темно-каштановые волосы, глаза цвета карамели, оливковая кожа, сама высокая, стройная и длинноногая. К тому же хорошо одета - есть чувство стиля, что, вероятно, большая редкость для министерства юстиции. И все же она держалась очень по-деловому, ни намека на улыбку. Ни одного кольца; это, вероятно, означало, что она разведена - таких великолепных женщин обычно расхватывают рано. Несомненно, это был какой-нибудь галантный тип, правительственный следователь с квадратным подбородком, завоевавший ее рассказами о своей доблести в борьбе со злодеями... а потом столкновение честолюбий двух карьеристов, естественно, разрушило этот брак.
     Рядом с нею на таком же стуле сидел громила-полицейский, чрезмерно тучный, раскормленный парень, не говоривший ни слова и задумчиво куривший одну за другой крепкие сигареты "Касабланка". Бен не знал, понимает ли полицейский английский язык. Австриец лишь сказал, что он сержант, что его зовут Вальтер Хайслер, и что он из Sicherheitsburo венской полиции, группы по расследованию тяжких преступлений.
     После получаса допроса Бен начал терять терпение. Он пытался взывать к разуму, к чувствам полицейских, но они были неумолимы.
     - Скажите, я арестован? - осведомился он наконец.
     - А вам этого хочется? - язвительно поинтересовалась агент Наварро.
     Помилуй Бог, только бы не снова то же самое.
     - У нее есть такое право? - обратился Бен к неповоротливому венскому полицейскому, который все так же курил и тупо рассматривал его.
     Тишина.
     - Вот что, - возмутился Бен, - кто здесь главный?
     - Пока вы отвечаете на мои вопросы, арестовывать вас нет причины, - вместо ответа сказала агент Наварро и повторила: - Пока.
     - Значит, у меня есть право уйти?
     - Вы задержаны для допроса. С какой целью вы посещали Юргена Ленца? Вы еще не дали нам приемлемого объяснения.
     - Как я уже говорил, это был частный визит. Спросите Ленца.
     - Вы приехали в Вену по делам или для отдыха?
     - И то, и другое.
     - У вас нет никакого плана деловых совещаний. Вы всегда так проводите свои деловые туры?
     - Я люблю поступать спонтанно.
     - Вы заказали на пять дней номер в гостинице горнолыжного курорта в Швейцарских Альпах, но так и не появились там.
     - Я передумал.
     - Почему-то я в этом сомневаюсь.
     - Это ваше право. А мне захотелось посетить Вену.
     - И поэтому вы оказались здесь, даже не забронировав себе места в гостинице?
     - Я вам уже сказал, что люблю совершать спонтанные поступки.
     - Понятно, - сказала агент Наварро; похоже, она была расстроена. - А ваш визит к Гастону Россиньолю в Цюрихе - он тоже был деловым?
     Мой бог, так они и об этом знали! Но откуда? Бен почувствовал, что на него нахлынула волна паники.
     - Он был знакомым моего друга.
     - И вы так странно обошлись со знакомым вашего друга - убили его?
     О, Боже!
     - Когда я попал туда, он уже был мертв!
     - Действительно, - сказала Наварро, по-видимому, не совсем уверенная в том, что дело обстояло именно так. - Он ожидал вас?
     - Нет. Я приехал без предупреждения.
     - Потому что вам нравятся спонтанные поступки?
     - Я хотел удивить его.
     - А вышло, что вместо этого он сам удивил вас?
     - Да, это было для меня потрясением.
     - Как вы добрались до Россиньоля? Кто помог вам установить с ним контакт?
     Бен замялся; это продолжалось немного дольше, чем нужно.
     - Я предпочел бы не вдаваться в подробности.
     Женщина сразу же прицепилась к этим словам.
     - Потому что у вас не было никакого общего знакомого и вообще никаких отношений с ним, не так ли? Какая связь была у Россиньоля с вашим отцом?
     Что, черт возьми, это означает? Много ли ей известно? Бен вскинул голову и в упор взглянул на нее.
     - Позвольте мне сказать вам одну вещь, - сухо проговорила Анна Наварро. - Мне знаком ваш тип людей. Богатый мальчик, всегда получает то, что хочет. Каждый раз, когда вы оказываетесь по уши в дерьме, вас спасает ваш папа, или, быть может, семейный адвокат вносит за вас залог. Вы привыкли творить любую чертовщину, какая только приходит вам на ум, и думать при этом, что вам никогда не придется платить по счетам. Возможно, что это более или менее правильно, но не для этого раза, мой друг.
     Бен невольно улыбнулся, но отказался доставить женщине-агенту удовольствие, вступив с нею в спор.
     - Ваш отец прошел через Холокост, но сумел уцелеть, ведь так? - продолжала она расспросы.
     Значит, ей известно не все.
     Бен пожал плечами.
     - Во всяком случае, так мне говорили. - Конечно же, у нее нет никакого права знать правду.
     . - А Россиньоль был крупнейшим швейцарским банкиром, не так ли? - теперь она, не отрываясь, следила за выражением его лица.
     К чему она клонит?
     - Так вот почему вы со всей этой толпой австрийских полицейских топтались перед домом Ленца, - сказал он. - Вы явились туда, чтобы меня арестовать.
     - На самом деле нет, - все тем же холодным тоном ответила американка. - Чтобы поговорить с вами.
     - Вы могли просто попро