ание одеться прилично.
   Когда я наматывала круги по городу, интенсифицировав  поиски  доброго
компьютерщика, который не побоится моей грязной дискеты (да не СПИДом же
она заражена, почему они все шарахаются от нее?), на одной  из  улиц  ко
мне с распростертыми  объятиями,  воскликнув  "Таня!",  бросился  весьма
привлекательный  парень.  И  пока,  замерев,   я   мучительно   пыталась
подвигнуть свои мозги на непосильную задачу - понять: кто?  откуда?  как
зовут? - другой молодой человек возник неожиданно сбоку, подхватил  меня
под локоть и через долю секунды, пролетев пять метров, почти не  касаясь
асфальта, я уже мчалась неизвестно куда  в  автомобиле  с  тонированными
стеклами, зажатая на заднем  сиденье  между  двумя  верзилами,  один  из
которых так преждевременно показался мне на улице симпатичным.
   Весь путь до намеченной  ими  цели  мы  проделали  молча.  Толкаться,
вопить "Куда вы меня везете!", колоть похитителей шпилькой или  бить  их
по челюсти диктофоном было бесполезно, да и шпилек у  меня  отродясь  не
водилось.
   Через пятнадцать минут отработанным движением они  извлекли  меня  из
авто и повели на третий этаж пустого дома  старой  застройки.  Наверное,
если  судить  по  забрызганным  краской  стенам  подъезда,  жильцы  были
выселены отсюда из-за капремонта или реконструкции.
   В комнате, куда меня занесли со всеми  мерами  предосторожности,  как
ценную  посылку,  вся  обстановка  состояла  из  тахты  и   магнитофона.
Трогательная забота о заключенных. А окно выходило на оживленную  улицу.
Внизу сновали  автомобили,  я  приготовилась  подать  семафорный  сигнал
жильцам дома напротив, но и этот дом был не заселен.
   "Моя" комната выходила в гостиную, значительно более обустроенную,  -
там был и телевизор с видеомагнитофоном, и огромный диван,  и  несколько
затянутых пленкой упаковок пива в углу - из этого можно было  заключить,
что мое пребывание здесь не будет коротким. Или  я  лишь  незначительный
элемент длинной цепи различных лиц, привозимых сюда?
   Из гостиной через прихожую можно было пройти на  кухню.  Минут  через
тридцать после прибытия я с гордым и независимым  видом  проследовала  в
туалет. Туалетная бумага имела место быть. Это  воодушевляло.  Но  через
дверь  я  услышала  такое,  что  чуть  не  спикировала  с  унитаза,  как
бомбардировщик.
   - Интересная девка, - сказал один из парней,  кажется,  тот,  который
появился вторым. - Молчит, не дергается. Может, она тормоз?
   - Сам ты тормоз, - ответил тот, который  показался  мне  симпатичным:
плечи вразворот, бедра узкие, как у Круза в "Санта-Барбаре", и, как  это
ни противоречило образу крутого рэкетмена, очки в тонкой черной оправе.
   - Трахнем ее? (Вот в этом самом месте я чуть и не рухнула.)
   - Нет, ты точно больной. Тебе же сказали: она должна быть в  порядке,
- отбрил насильника симпатичный. (Спаситель.)
   - Так что, даже и бить не будем? Слушай, шеф  раньше  чем  через  два
часа не приедет.  А  может,  она  и  сама  не  против?  Все-таки  нервы,
наверное, на пределе, расслабиться никогда не вредно...
   - Если она тебе так приглянулась, спроси разрешения у шефа.
   - Ну надо же, какой серьезный. А я пошутил. С такой тощей - все равно
что в железном тазике с лестницы кататься. (Хам!)
   - Вот и уймись.
   Шеф в самом деле приехал через два часа.  Он  был  молод,  обаятелен,
улыбчив и разодет, как манекен в витрине дорогого магазина. Он пригласил
меня сесть на диван в гостиной, пододвинул столик с  двумя  хрустальными
штуковинками, разлил в них коньяк и предложил выпить  за  знакомство.  Я
изысканно-вежливо отказалась. Он  в  деланном  удивлении  загнал  правую
бровь на середину лба: "Что так?" Мне лень  было  объяснять,  что  после
нашей последней попойки я твердо завязала с этим делом, так  как  вполне
возможна побочная реакция, ребенок  родится  оранжевый,  объясняй  потом
Сержу,  что  я  ему  не  изменяла,  поэтому  я  просто  отвернулась   от
импозантного шефа похитителей и стала смотреть в окно.
   - Но я знаю, чем можно привлечь ваше внимание. Посмотрите-ка сюда.  -
Он держал в руке мой конверт  с  Эванжелинкиными  фотографиями.  -  Ваша
подруга очень красива.  Роскошное  тело.  Кстати,  почему  такое  имя  -
Эванжелина?  Родители  были  космополиты?  Решили  украсить  серый   быт
иностранной экзотикой? Еще раз  предлагаю  выпить  за  знакомство.  Меня
зовут Игорь.
   Я отрицательно  замотала  головой.  Игорь  насмешливо  оглядел  меня,
пунцовую от страха и волнения и желания этот страх скрыть, развалился на
диване и закинул ногу на ногу.
   - Предлагаю обмен, - выложил наконец-то он свои  условия,  -  мы  вам
фотографии - думаю, вы хотите получить их обратно, а вы нам  -  дискету,
которую переписали у Олега Дроздовцева.
   Они все знают. Но я для проформы поотбрыкивалась:
   - Дроздовцева знаю, помню. Дискеты никакой не переписывала.
   Шеф  достал  фотографии   из   конверта   и   стал   их   внимательно
рассматривать.
   - А ведь это мотив, - сказал он задумчиво, как будто эта мысль пришла
в его сообразительную голову только что.  -  Это  мотив,  да.  Если  еще
предъявить  пару  свидетелей,  слышавших,  как  Дроздовцев  шантажировал
Эванжелину  этими  снимками,  обещая  их  опубликовать,  и  еще   тройку
случайных  прохожих,  видевших  вашу  подругу  недалеко   от   гостиницы
"Подмосковье" в то злополучное утро, то определенный срок этой красавице
обеспечен.
   Ха-ха, напугал, ищи Эванжелину в Америке,  можешь  привлечь  к  этому
Интерпол.
   - Извините, но ничем не могу вам помочь. Сожалею.
   Игорь,  вздохнув,  спрятал  во  внутренний  карман  пиджака  конверт,
который я проводила кровожадным взглядом, и поднялся.
   - Вы упрямы, но я настойчив. И у меня есть очень эффективные  способы
воздействия. Думайте, - сказал он жестко. -  Так  и  быть,  дам  вам  на
размышление сутки. Но потом...
   Это "потом" настолько  не  предвещало  ничего  хорошего,  было  таким
угрожающим, что щеки у меня запылали еще больше, как  красные  фонари  в
определенного сорта кварталах Копенгагена.
   Шеф вышел, а я нервно схватила бутылку коньяку и  глотнула  прямо  из
горлышка. Мысленная ретроспектива всех виденных мной когда-то фильмов  о
мафии добавила дрожи  в  руках  -  я  вспоминала,  на  какие  изощренные
издевательства способны  вымогатели,  и  мне  становилось  по-настоящему
страшно. Меня гипнотизировала электрическая розетка  на  противоположной
стене. Богатое воображение дорисовывало шнур и на  другом  конце  его  -
раскаленный утюг, любимый спортивный снаряд рэкетменов.
   Привалившись пылающим лицом к темно-синему велюровому валику  дивана,
я подумала, что вляпалась непростительно глупо. Если пригрозят утюгом  -
отдам дискету сразу же.
   Проснулась я от холода на тахте в соседней с гостиной  комнате.  Окно
было приоткрыто, измятый плед  свидетельствовал,  что  сон  мой  не  был
безмятежным. Это естественно. Хватают человека посреди  улицы,  угрожают
лишить невинности, шантажируют - даже мои крепкие нервы не могли  такого
выдержать.
   Я завернулась в плед, открыла окно и стала  смотреть  вниз.  Вечерняя
улица была  освещена  желтым  светом,  на  первом  этаже  дома  напротив
светилась витрина какого-то магазина. Как раз  в  районе  нашего  здания
движение было перекрыто - внизу  копошились  рабочие  в  спецовках,  они
монтировали какие-то железки. Покричать им, что ли: "Эй, меня  похитили,
спасите!" Но лучшее, что они мне ответят (в случае, если не  обматерят):
"Привет, малышка, спускайся к нам".
 
*** 
 
   Рабочие ночью мешали спать. Они колотили металлическими кувалдами  по
камню, жужжали,  стрекотали,  орали  "майна-вира",  громко  смеялись,  в
общем, доставали меня, как могли. Разбуженная в очередной раз, я снова и
снова  настойчиво  пыталась  заснуть,  как  неверная  жена,  которая  не
дождется утра, чтобы проводить мужа в командировку. Ждала следующего дня
со смесью страха и любопытства.
   Утром мне выдали  такой  продуктовый  паек,  который  можно  было  бы
ожидать в нормальной трехзвездочной гостинице: яичницу, кетчуп,  салями,
чай, тминные крекеры и двухлитровую пластмассовую бутыль пепси (ну,  это
уж они перестарались). Наверное, похитители решили меня откормить, чтобы
я дольше смогла выдерживать их  издевательства,  если  до  этого  дойдет
дело.
   В любые, самые неприятные моменты жизни еда способна трансформировать
в нашем сознании события в не  столь  трагические.  Поев,  с  оптимизмом
смотришь в будущее. Самый трудный и напряженный  период  переживается  в
сто раз легче,  если  в  духовке  присутствует  золотистая  курочка  под
чесночно-майонезным соусом, в холодильнике дожидается печеночный паштет,
посыпанный укропчиком и петрушкой, а рядом - влажно-розовый  окорок.  Но
чем глубже печаль, тем больше требуется еды.
   Надзиратели не препятствовали моему перемещению по  квартире.  Они  с
интересом наблюдали за мной. Я даже проверила, заперта ли входная дверь.
   -  Закрыто,  закрыто,  не  усердствуй!  -  крикнул  мне  из  гостиной
симпатичный.
   - Пойдем в преферанс сыграем, нам человека не  хватает,  -  поддержал
его козел рогатый, обозвавший меня вчера  "железным  тазиком".  -  Баксы
есть? Нет?
   Конечно, долларов у меня не было. Козел рогатый с  сальной  улыбочкой
сказал:
   - Ну, садись, садись, потом разберемся... - и под этим явно читалось,
что он не отказался от своего вчерашнего замысла, и они будут  в  случае
проигрыша расплачиваться долларами, а я - моим прекрасным упругим телом.
   Ну  и  просчитались  же  они!  Эти  господа  и  не  подозревали,  что
столкнулись в моем лице с опытным ветераном преферансных боев. Правда, я
привыкла играть в более интеллигентной компании. Через пятнадцать минут,
в течение которых  они  неимоверно  блефовали,  вымогатели  поняли,  что
играют не с  дурочкой,  знакомой  с  преферансом  лишь  по  компьютерной
версии. Козел рогатый заявил мизер, которым у него и не пахло, и конечно
же прогорел. Симпатичный три раза пролетел на восьмерной  игре  -  ну  и
дурак. Раз не можешь взять восемь взяток - так и не заказывай. Преферанс
- это игра для тех,  кто  умеет  трезво  оценивать  свои  возможности  и
обладает  острым  глазомером,  чтобы  надбавить  сверху  ровно  столько,
сколько можно взять артистизмом  и  уверенностью  в  своей  неотвратимой
победе. Если через несколько часов мне суждено  было  погибнуть  от  рук
шантажистов, то сейчас судьба заблаговременно расплачивалась со мной  за
будущую несправедливость: карта шла, как никогда в жизни.
   Через пару часов, разочарованные, боевики отсчитали мне 136 долларов,
и, пряча их в карман джинсов, я с тоской думала о том, что раз  они  мне
их отдали, значит, уверены, что живой я от них не уйду.
   В "своей" комнате  я  включила  магнитофон  (очень  в  тему  зазвучал
саундтрэк из "Крестного отца")  и  снова  высунулась  из  окна.  Тротуар
притягивал меня, там были люди, по нему можно было уйти далеко-далеко от
этого мрачного здания. По дороге неслись автомобили. Да, слишком высоко:
третий этаж дома довоенной  архитектуры  -  это  все  равно  что  четыре
обычной пятиэтажки. Почему-то на дороге  не  наблюдалось  следов  работы
ночных мучителей. Что же они так усердно сколачивали всю ночь?
   Минут через двадцать я с удивлением заметила, что некоторые  прохожие
задирают вверх головы и смотрят в  мою  сторону.  Неужели  заметили  мои
молящие о спасении глаза? Но острый критический ум  сразу  же  подсказал
мне, что не моя симпатичная мордашка интересует разгуливающих внизу,  на
свободе, мужчин и женщин. Я  высунулась  в  окно  по  пояс  и  завертела
головой. Ого! Вот это да! На расстоянии вытянутой руки  к  фасаду  дома,
закрывая соседние  ряды  окон,  крепилась  металлическая  конструкция  -
основа огромного рекламного щита белого цвета.  Вот  так  оперативность!
Смонтировали за одну ночь. Конечно, сбоку  я  не  могла  прочитать,  что
рекламировал щит, но сердце сладко заныло  в  предчувствии  неожиданного
поворота событий. Усевшись верхом на  подоконник,  так,  что  одна  нога
висела над батареей, а другая - над  десятиметровым  пролетом  улицы,  я
подергала  рукой  металлическое  крепление.  Держалось  крепко,  хотя  и
подрагивало.  Мои  пятьдесят  килограммов   погоды   не   сделают,   вот
восхитительной Монсерат Кабалье в моем положении пришлось бы тяжко, а  я
справлюсь. Основа рекламного щита могла сойти за узкую лестницу,  каждая
поперечная   перекладина   которой   соединялась   с   соседней    двумя
перекрещивающимися полосками.
   Только бы охранники не вздумали проведать меня в столь  ответственный
момент моей биографии! Сначала я  примостила  на  эрзац-лестнице  правую
руку и ногу. Центр тяжести переместился, и я  уже  никак  не  смогла  бы
залезть обратно. Минуты четыре ушло на устройство левой  части  тела.  И
вот я на свободе!  Осталась  сущая  ерунда  -  преодолеть  девять-десять
метров, отделявших меня от тротуара.
   Уже через полтора метра я начала выматываться -  перекладины  были  в
разрезе не круглыми, а квадратными и больно  резали  ладони.  Переносица
чесалась от пота. Не меньшую трудность представляли колени,  правое  еще
куда ни шло, я вытирала им свежую пыль с края  щита,  а  вот  левое  все
время упиралось в угол, образованный шершавой стеной дома и железкой.  К
тому же начал противно ныть живот.
   Если бы можно было вернуться, я бы вернулась и отдала им эту  поганую
дискету. Но подъем был еще сложнее спуска.
   Приземлилась я почти на голову незнакомого парня. Сердце  колотилось,
дыхание прерывалось. Невероятно, но я была на земле.
   - Ну ты гигант, - восхищенно пробормотал  парень.  -  Я  наблюдал  за
тобой. Часто ты так тренируешься?
   - Нет. Только как найду подходящий  щит,  -  просипела  я,  облизывая
пересохшие губы, и рванула прочь, вверх  по  улице.  Свобода!!!  У  меня
появился новый повод для  внешне  беспричинной  радости.  Теперь,  кроме
радости просто жить, я всегда буду радоваться тому, что живу на свободе.
   Окончательно я отдышалась только в  метро,  в  вагоне.  Тут  им  меня
трудно будет выловить.
   Куда же мне теперь, преследуемой гнусными вымогателями, податься? А в
кармане лежало 136 долларов - не бог весть какая сумма, но для  простого
советского человека большая радость. Куплю сейчас билет на поезд в Рим.
   Хотя Сергей и Антрекот, наверное, уже в панике. Поэтому  я  вышла  на
"Новослободской", завернула  в  валютный  магазин,  купила  ярко-розовую
водолазку, черную мини-юбку и солнцезащитные  очки,  туфли  на  каблуке,
вишневую губную помаду, большой пакет  и  сумочку.  Весь  этот  маскарад
обошелся в 121 доллар.  В  примерочной  я  смастерила  себе  хвостик  на
макушке, переоделась, сложила джинсы и прочее в пакет,  накрасила  губы,
повертелась перед зеркалом и вышла  из  магазина  обновленной  внешне  и
внутренне. Внутренне - потому что мне пришла в голову мысль -  а  почему
бы не зарабатывать себе и Антрекоту на жизнь преферансом? Если я  сейчас
играю так блистательно, то что же будет через  год  упорных  тренировок,
учитывая мою неодолимую привычку стремиться к истинному профессионализму
во всем, за что ни берусь?
   Домой я не пошла. Возможно, там уже устроена засада. Я отправилась на
пустующую квартиру Эванжелины, ключи от которой, после отъезда моей Веры
Засулич, я носила в связке со своими. Оттуда позвоню Сергею или Марине и
предупрежу их об опасности.
   Я вставила ключ в замочную скважину и в этот же момент остро ощутила,
как мне не хватает бестолковой, ослепительной  Эванжелины.  Не  виделись
целый месяц, а до этого не расставались, можно сказать, почти всю жизнь.
Очень кстати было бы сейчас получить от нее вызов - укрылась бы в Штатах
от преследователей. Хотя вызов в Америку с оплаченным билетом  -  всегда
кстати.
   На  втором  обороте  ключ   повернулся   сам   собой,   дверь   резко
распахнулась, по инерции я влетела  в  квартиру  и  попала  прямиком  на
роскошную грудь Эванжелины!!!
 
*** 
 
   Нежданная моя, она тут же воспользовалась моим состоянием - а у  меня
случился двусторонний инсульт - и стала мять меня в объятиях и окроплять
светлыми  слезами  радости.  В  следующий  момент  из  комнаты  вылетела
Катерина и с победоносным кличем повисла на моем плече.
   - Ты прямо как чувствовала, -  вопила  Эванжелина  в  экстазе,  -  мы
прилетели сюрпризом! Только  что  из  аэропорта!  Тебя  не  узнать!  Два
чемодана подарков! Обратно полетим все вместе! На свадьбу!  Как  мы  без
тебя скучали! Как удачно ты появилась!
   Моя обычная подвижность меня оставила. Я стояла тупо  и  бесстрастно,
как придорожный  километровый  столбик.  Я  отказывалась  понимать,  что
легкомысленная Эванжелина не только сама приперлась в Москву, где за ней
числился труп Дроздовцева, но и притащила за  собой  ребенка.  И  это  в
самый неподходящий момент, когда начались открытые боевые действия!
   - Да что с тобой, Тань? Ты что, не рада?
   Я отправила удивленную моим поведением Катю в спальню,  а  Эванжелину
увлекла на кухню, где яростно на нее зашипела:
   - Какого черта ты сюда приехала? Эванжелина чуть не упала:
   - Но ведь... Но ты же сказала, что дело закрыли...
   Господи, дай мне терпения не убить ее на  месте.  Я  выложила  и  про
фотографии,  и  про  то,  как  меня  похитили,  и  про  угрозу  засадить
Эванжелину в тюрьму...
   Услышав такие печальные  новости,  Эванжелина  обратилась  во  второй
километровый столбик, и теперь нас в комплекте можно было бы  выставлять
на обочине автомагистрали. Она хлопала глазами, и из них вот-вот  должны
были снова хлынуть слезы, но уже не радости, а слезы ужаса.
   - Постой, не реви!  Ну,  прости,  это  я  виновата  во  всем!  Но  мы
выкрутимся! Да не плачь же...
   Я бросилась к телефону. Сергей, как ни странно, оказался  дома.  Я  в
самом начале  пресекла  заявления  об  аморальности  моего  поведения  и
попросила сейчас же приехать к Эванжелине и  при  этом  не  привести  за
собой хвост.
   - Дело уже в такой стадии? Сейчас приеду. Марину с собой  брать?  Она
здесь, рядом.
 
*** 
 
   - Бери.
   Марина с ее  тяжелым  кошельком  и  связями  могла  быть  нам  сейчас
полезна.
   Через полчаса на Эванжелининой кухне заседал комитет по чрезвычайному
положению. Я не дала Сергею  порасспрашивать  Эванжелину  об  Америке  и
почему она так скоро вернулась, а Эванжелине - узнать у  Марины  о  том,
кто теперь массирует ей кожу  под  глазами  и  накладывает  отбеливающие
маски. На эту ерунду времени не было.
   Я была основным докладчиком. Пришлось, конечно, по  ходу  выступления
корректировать  правду  в  целях  ее   максимальной   приемлемости   для
слушателей. Вся правда их поразила бы, особенно Катю и Марину.
   Я сообщила  собравшимся,  что  являюсь  обладательницей  дискеты,  на
которой полный перечень фамилий и координат лиц, причастных к  мафиозной
структуре, возглавляемой в свое время Олегом Дроздовцевым. Организация в
данный момент вполне дееспособна, живет и действует и желает отобрать  у
меня заветную дискету. А я, по причине свойственной мне вредности, ее не
отдаю. Вчера меня похитили и угрожали расправиться со всеми близкими мне
людьми, но, улучив момент, я, мужественная и ловкая, убежала через окно.
И теперь мы должны продумать систему самообороны.
   - Значит, надо отправить Эванжелину с Катей обратно в Америку. А мы с
тобой уж как-нибудь спасемся, - сказал Сергей.
   -  Но  у  меня  обратные  билеты  на  всех  четверых,  -  воскликнула
Эванжелина, - на шестнадцатое октября!  Мы  специально  приехали,  чтобы
забрать вас на свадьбу!
   - Эванжелина, а почему вы не послали билеты почтой или не передали  с
кем-нибудь? - спросила Марина.
   -  Но  ведь  нетрудно  приехать!  Подарки  привезли,  я  думала,  все
обрадуются...
   Вот она, Эванжелина. Женщина-праздник. А последствия устраиваемых  ею
праздников ликвидировать приходится мне.
   - Но я никак не могу ехать, - категорично заявил Серж.  -  Свадьба  -
это прекрасно и ответ