ственно, мы, например, еще до этого не дозрели,  но
до начала ноября я из Москвы -  никуда.  Предлагаю:  Эванжелина  и  Катя
улетают ближайшим  рейсом,  на  котором  окажутся  свободные  места,  ты
улетаешь сразу, как оформишь визу, а я потом к вам подтянусь.  Билет  не
пропадет.
   - Я тоже сейчас никуда не поеду, - подала голос и я. -  Я  не  считаю
бегство из страны универсальным способом решения проблем.
   Вот типичный пример  женской  непоследовательности.  Ведь  всего  час
назад я мечтала о вызове в Америку.
   - Ты что, собралась вести партизанскую войну? Да тебя  же  в  порошок
сотрут, - возмутилась Марина. - Вам мало гранаты? Или тебе, может  быть,
понравилось висеть за окном третьего этажа?  Быстро  оформляйте  визы  и
удирайте отсюда. Я возьму к себе Антрекота. И дискету  им  отдай,  пусть
подавятся.
   О, а про Антрекота я забыла. Нет, ну тогда я вообще никуда не поеду.
   - Ребята, я не могу так все оставить. И не хочу прятаться в  Америке.
Почему я не могу жить в своем городе, в  своей  квартире,  возле  своего
кота только потому, что кучка наглых бандитов вообразила себя  хозяевами
жизни? Не сдвинусь с места. Я тоже достану гранату и  стану  опасной.  И
дискету им не отдам. Фигушки.
   Не могу  сказать,  что  агрессивность  -  отличительная  черта  моего
характера. Но если шлюзы открываются, то  я  выхожу  из-под  контроля  и
становлюсь даже свирепой.
   - Нет, ты или дура, или изображаешь из себя борца за  справедливость!
- закричала Марина. - Ты же их  не  знаешь!  Для  начала  они  при  тебе
отрежут Антрекоту уши - и это будет только начало!
   Я содрогнулась, но упрямо пробубнила:
   - Не поеду.
   Ну почему я должна пулей носиться по континентам в угоду этим  хамам?
Если на этом материке я порчу им самочувствие, путь сами убираются  хоть
в Антарктиду.
   - Все, прекращаем дебаты. - Сергей хлопнул ладонями по столу и встал.
- Эванжелина, поехали менять билеты. Татьяна остается. В конце концов, я
тоже могу о ней  позаботиться.  Окна  заложим  мешками  с  песком,  пару
гранатометов, два "Калашникова" - и они нас живыми не возьмут.
   - Вы оба ненормальные, - сказала Марина.
   -  Ну,  если   жизнь   подкидывает   такое   приключение,   -   зачем
отказываться?
   - Международные кассы до пяти. Вы уже не успеете, - объявила Катя.  -
Придется идти завтра утром. Тань, а подарочки будешь смотреть?
   Мы с Сергеем переночевали у Эванжелины. У Марины  в  кассах  работала
знакомая, и на следующее утро, в субботу, она заехала к нам. В последний
момент Эванжелина вспомнила, что "в вашей дурацкой стране"  (ренегатка!)
могут потребовать предъявить на авиабилет ребенка, и Катю они забрали  с
собой. Сергей уехал кормить Антрекота, а я осталась одна.
   Рассматривая подарки, привезенные Эванжелиной, я  мысленно  подводила
итог прожитой неделе. В понедельник был взрыв на кухне, в среду - погром
в квартире и исчезновение фотографий, в четверг  -  моя  кратковременная
изоляция от общества, в пятницу - головокружительный  спуск  с  третьего
этажа (вспоминая об этом, я не могла удержаться от самодовольной  улыбки
- так провести двух огромных, натренированных и вроде  не  совсем  тупых
головорезов!) и внезапный приезд Эванжелины. Если нам удастся  отправить
ее с Катей ближайшим рейсом обратно в Америку, можно считать, что первый
раунд у мафии я  выиграла:  не  буду  больше  мусолить  эту  злосчастную
дискету, а отнесу ее Алексею Степанычу - пусть сам разбирается. А  когда
всех посадят - чья фамилия встретится в списке, - то можно  с  сознанием
исполненного долга ехать в Америку, развлекаться и тратить чужие денежки
(Дэниэловы). Если у  него  еще  что-то  осталось  на  банковском  счете.
Подозреваю, что Эванжелина этот месяц трудилась как  пчелка.  Только  на
привезенные мне подарки можно было бы безбедно существовать два  года  -
она скупила пол-Калифорнии: представляю, как она оторвалась в  отношении
собственной персоны! Очевидно, Дэниэлу пришлось строить новый  подземный
гараж для автомобилей, купленных Эванжелиной, а для хранения ее платьев,
туфель и шуб, наверное, потребовался целый авиационный ангар.
   Я представила, как Эванжелина и  Марина  сейчас  идут  к  авиакассам.
Женщины-прохожие подтягиваются, должно быть,  к  тротуару  со  стульями,
полагая, что начался бесплатный показ мод, а что творится с мужчинами  -
и думать страшно. Эванжелина надела сегодня  мини.  Я  сначала  пыталась
побухтеть, что, мол, не время привлекать  к  себе  пристальное  внимание
общественности,  но  поймала  себя  на  нелогичности  рассуждений:  ведь
Эванжелина даже в форменном халате и со шваброй в руках будет смотреться
провокационно и провоцировать мужчин на необдуманные поступки. Не смогла
я удержаться и от того, чтобы не отметить удовлетворенно,  как  поблекла
Марина на фоне моей рецидивистки. Все познается в сравнении: целый месяц
Марина олицетворяла  собой  идеал  женской  красоты,  но  вот  вернулась
Эванжелинка и расставила вещи по своим местам.
   Вскоре предмет  моих  неотступных  размышлений  возник  на  пороге  с
пакетом, из которого торчало три румяных французских батона.
   - Билеты поменяли, -  отчиталась  Эванжелина.  -  Самолет  тридцатого
сентября в четыре ноль-пять утра. Ближе не  получилось.  Тань,  а  может
быть, все не так страшно, как тебе показалось?
   - Да, а на верхушке десятиметровой рекламы я,  как  танк  на  заборе,
болталась исключительно ради собственного удовольствия? А граната? А то,
что квартиру вверх дном перевернули? Кстати, где Катя?
   - У подъезда с подружкой болтает. А Марина куда-то поехала  по  своим
делам. Знаешь, мне так стыдно - она нам  помогает,  а  я  ведь  ее  мужа
прикончила.
   - Не переживай. Я думаю, она тебе еще и спасибо сказала  бы,  если  б
узнала.
   - Не может быть, - выдохнула Эванжелина. - Он  вроде  так  ее  любил.
Когда он ко мне в косметологию за ней заезжал, он...
   Эванжелина не успела обрисовать Олега Дроздовцева с этой  неизвестной
мне положительной стороны, так как в дверь  кто-то  громко  и  суматошно
заколотил. На пороге оказалась пожилая  соседка.  Фартук  у  нее  съехал
набок, а волосы растрепались. Женщина тяжело дышала.
   - Эвочка, - заголосила она, - там  какие-то  парни  Катю  схватили  и
увезли на машине, я бежала за ними до конца двора...
   - Номер, номер запомнили?! - закричала и я страшным голосом.
   Эванжелина взвыла, как милицейская сирена, и рванула вниз.  Ах,  если
бы она еще и бегать могла со скоростью 90 километров в час!
   - Нет, у меня зрение, - уже плакала соседка и утиралась  фартуком.  -
Какое несчастье, что же это такое! Среди бела дня...
   Я вцепилась в женщину и стала ее трясти:
   - Ну постарайтесь вспомнить номер! Мы в милицию позвоним!
   - Ой, деточка, у меня зрение, я собаку  свою  с  полутора  метров  за
табуретку принимаю, я бежала за ними  до  конца  двора,  машина  зеленая
такая, импортная, что ли, бежала, бежала, а как из двора выехали  -  так
сразу и исчезли среди других машин.
   Я бросила подслеповатую бегунью и помчалась во двор. Двор  вымер.  Ну
не хочет у нас народ ввязываться не в свое дело. С  той  стороны  двора,
где дорога выходила на оживленный проспект, медленно шла Эванжелина. Она
даже не плакала. Я осторожно взяла ее за руку и заглянула в лицо:
   - Эванжелина, это те же самые типы. Они ничего Кате не сделают. Мы их
найдем и отдадим им дискету. Они вежливые, я знаю...
   Я вспомнила про козла рогатого и похолодела.
 
*** 
 
   Мы вдвоем сидели на диване. Эванжелина упорно молчала. По  прошествии
каждых девяти минут мой  голос  терял  двадцать  процентов  уверенности.
Через  час  я  истощилась  окончательно  и  уже  не  могла   придумывать
аргументы, согласно которым мы обладали 99 шансами из  100  благополучно
преодолеть обстоятельства.
   Весело и шумно вломился Сергей.
   - Девчонки, - закричал он с порога, - дверь все-таки надо  закрывать!
Вы даже не представляете, какую операцию я провернул.  Через  неделю  об
этом будут писать все газеты. - Увидев наши траурные лица, он  замолчал.
- Что еще?
   - Катю украли, - простонали мы  дуэтом  с  Эванжелиной  и  с  мольбой
уставились на Сергея. Он мужчина, он должен знать, что делать.
   Сергей медленно присел рядом с нами и вдруг яростно врезал кулаком по
дивану. Облачко пыли вырвалось на свободу, свидетельствуя о том, что  за
время отсутствия Эванжелины ее квартиру я посещала нечасто.
   - Блин, - твердо и значительно произнес Сергей. - Значит, очень нужна
им твоя дискета. Как это произошло?
   Мы рассказали.
   - Придется все-таки связаться с милицией, - пробормотал Сергей.
   - Нет! - опять синхронно вскрикнули мы с Эванжелиной.
   - Нет, - повторила я. - Они же там все дубы. Надо тихо. Нам позвонят,
и мы отнесем им дискету.
   - Хорошо, - согласился Серж.  -  Поступим  так.  Эванжелина  сидит  у
телефона и ждет звонка. Мы с тобой и с дискетой едем в тот дом, где тебя
держали.
   В машине я получила от отца моего будущего ребенка по  первое  число.
Сергей сказал, что с трудом удерживается от желания прибить меня. Почему
подставила всех вокруг?
   Я сидела нахохлившись, как обиженный  попугай,  которого  не  пускают
летать без ошейника, и пальцем ковыряла пластмассовую  дверцу  бардачка.
Возразить было нечего, Сергей был прав, я подвела всех. А если бы он еще
узнал о том, какую свинью я подложила Эванжелине, не  уничтожив  вовремя
ее фотографии, то, наверное, не стал бы сдерживаться и размазал бы  меня
по лобовому стеклу, как мыльную пенку "Ойл оф юлэй".
   Дискета хранилась в  нашей  квартире.  Достать  ее  из  тайника  было
нетрудно.
   Дома меня встретил  полудикий  Антрекот:  он  начинает  дичать  через
полчаса после нашего отсутствия в квартире. Я  взяла  его  пластмассовую
миску - она состояла из двух пластин, вставленных друг в друга. Не знаю,
кто автор столь гениальной конструкции, но дискету я  спрятала  как  раз
между  этими  пластинами  -  она  удачно  разместилась  там,   так   как
антрекотовская плошка, учитывая запросы нашего  кота,  была  сантиметров
тридцать в диаметре.
   - Сейчас заедем в одно место, - сказал по дороге Сергей, -  а  оттуда
сразу к твоему дому.
   "Одно место"  оказалось  страшным  грязным  двориком,  в  глубине  от
проспекта Вернадского. Велев мне  ждать,  Сергей  исчез  за  обшарпанной
дверью подъезда, исписанной из пульверизатора разноцветными надписями. В
углу около желтой облупленной стены двухэтажного дома прямо на  разбитый
асфальт была вывалена куча помоев. Над ней роем кружились мухи, упиваясь
сложным  ароматом  картофельных  очистков,  гнилых  помидоров  и  черной
плесневелой моркови. Ну и местечко!
   Сергей вышел из подъезда с каким-то увесистым пакетом.  В  машине  он
открыл бардачок и стал перекладывать в него газовые баллончики.
   - Вообще-то не дело - газ в бардачке возить: растрясет, но мы быстро.
Держи, это возьмешь ты. - Он вложил мне в руку свой "рек-майа-ми". -  На
случай, если они дискету возьмут, а Катьку все же решат не  отдавать.  А
это - мне. - С этими словами он засунул под мышку пистолет  Макарова.  -
Просто и без претензий. Ну, подруга боевая, в путь. Ты  у  меня  девочка
крепкая, несмотря на субтильность, если что, можешь и по морде  врезать,
но лучше все-таки держись  в  стороне.  Будем  молить  Бога,  чтобы  они
оказались на месте.
   Но "их" на месте не оказалось. Мы подъехали к дому, где я упражнялась
в  вертикальном   спуске,   во   всех   подробностях   изучили   рекламу
"Инкомбанка", тихо прокрались в подъезд. Заветная  квартира  на  третьем
этаже была пуста. Не осталось в  ней  и  тахты,  на  которой  я  провела
беспокойную ночь, и велюрового дивана.
   Сергей прошелся по комнатам, выглянул в "мое"  окно,  подергал  рукой
железку, которая послужила мне лестницей, покачал головой и направился к
выходу. Я поплелась за  ним  в  тоскливом  разочаровании.  Куда  же  эти
подлецы увезли Катю? Возвращаясь к Эванжелине,  мы  надеялись,  что  она
встретит нас известием о звонке похитителей.
   Эванжелина рванулась к нам навстречу, но тут же сникла. Я поняла, что
звонка она так и не дождалась. Сергей выставлял на стол  непригодившиеся
газовые баллончики.
   - Надо ждать. С  газом  осторожнее.  Это  не  "си-эс",  быка  свалит.
Слушай, а что, если взять с твоей дискеты адреса и проехаться по ним? А,
не пойдет. Если они за  нами  наблюдают,  то  нельзя  с  этой  проклятой
дискетой мельтешить. Будем ждать звонка.
   Часов  в  десять  вечера  приехала  Марина.  Когда  мы  выложили   ей
произошедшее, она секунд пятнадцать стояла замерев, видимо осмысливая, а
потом из глаз ее покатились слезы.  Это  сыграло  роль  детонатора.  Мы,
несколько  часов  слонявшиеся  по  комнате  в   прострации,   убитые   и
расстроенные,  не  выдержали.  Второй  заревела  Эванжелина,  выйдя   из
заторможенного состояния. Я первые  минуты  пыталась  их  успокоить,  но
сдалась. Если бы мы ревели в другой момент и по  другому  поводу,  то  я
наверняка сказала бы, что вот, занимаемся полезным делом, выводим  шлаки
из организма. Но сейчас мне  было  не  до  обычных  комментариев.  Мы  с
Эванжелиной были здесь, мокрые  и  бесполезные,  а  наше  самое  дорогое
сокровище находилось неизвестно где и неизвестно, что с ней там делали.
   Сергей махнул рукой и плотно закрыл  за  собой  дверь  гостиной.  Три
рыдающие женщины - это и Шварценеггеру не по силам вынести.
 
*** 
 
   Ночь субботы, все воскресенье прошли в напряженном  ожидании.  Мы  не
ревели только потому, что  уже  не  было  сил  на  слезы.  Три  вспухшие
малиновые физиономии: несмотря ни на что, красивая у Эванжелины, в  один
момент постаревшая у Марины и страшная и пятнистая у меня.
   Эванжелина каждые три минуты проверяла, работает ли  телефон.  Марина
сидела, уткнувшись лицом в спинку дивана и обхватив себя руками.  Сергей
уезжал и возвращался все более и более мрачный.
   Настал понедельник, сырой и хмурый, в унисон с нашим  состоянием.  За
окном серело тяжелое небо, но дождя  не  было.  Ветер  поднимал  опавшие
листья,  еще  живые,  и  они  кружились  в  воздухе,  как   прокламации,
сброшенные с аэроплана. Температура достигла  такой  отметки,  когда  на
голове начинают замерзать и жить своей  отдельной  жизнью  уши,  стреляя
внутрь черепа длинными острыми иглами.
   Мы ждали, поглядывая на часы, в окно, на  телефон.  Мы  уже  согласны
были звонить в милицию, но чем она могла нам  помочь?  Взять  фотографию
Кати и показать ее по телевидению? Посоветовать позвонить в  больницы  и
морги?
   Сегодня ночью в четыре часа Эванжелина с Катей должны  были  сесть  в
"боинг" и улететь в свою Калифорнию.
   Часов  в  десять  вечера,  совсем   отчаявшись,   я   вспомнила   про
Тупольского. Он предлагал мне помощь во время нашей  последней  встречи.
Если ВэПэ работал в "Интеркоме", то,  возможно,  у  него  на  компьютере
стоит такая же антивирусная защита, как и у Дроздовцева. Если нам  никто
не звонит, значит, все-таки  придется  самим  выходить  на  похитителей.
Только бы сообщить им, что мы на все согласны.
   Я набрала номер Вячеслава Петровича. "Только бы не  автоответчик",  -
повторяла я про себя, как впервые  согрешившая  монашка  вновь  и  вновь
настойчиво повторяет слова покаяния. Ответила женщина:
   - Вячеслава Петровича нет дома, что ему передать?
   - Мне с ним встретиться надо, - взмолилась я, - прямо сейчас.
   Женщина, видимо, нисколько не удивилась моему  пожеланию  обязательно
встретиться ночью (уже было начало двенадцатого).
   - Приезжайте, - ответила она. - У вас есть адрес?
   Если это была жена, то Петрович выбрал себе прекрасный экземпляр.
   Через  сорок  минут,  оставив  дома  взволнованную  троицу,   проехав
пол-Москвы, оживленной, яркой, я позвонила в  дверь  ВэПэ.  Дверей  было
две: первая - железная и вторая - массивная дубовая.
   Мне открыли быстро, не  дав  как  следует  потрезвонить.  Женщине,  с
которой я разговаривала по телефону, оказалось лет сорок. Она извинилась
за халат, впрочем, шелковый и красивый. Из прихожей (если этот зал можно
было так назвать), в коврах и с огромными диванами, на второй этаж  вела
лестница без перил, с широкими ступеньками из гладкого светлого  дерева.
Даже в моем взвинченном состоянии я  отметила  про  себя,  что  Петрович
живет на широкую ногу. Надо было в  молодости  податься  на  юридический
факультет, а не в журналистику, подумала я, опускаясь в глубокое кресло.
Где же вы ходите по ночам, Вячеслав Петрович? От нетерпения я  вертелась
в  кресле  с  энергией  молодого  мыша,  попавшего  в  мышеловку.   Жена
Тупольского проявляла ко мне удивительную терпимость. Я представила, как
бы к Сержу в час ночи завалила неизвестная девица. Стала бы  я  ей  кофе
предлагать, как же.
   В пять минут второго Тупольский наконец соизволил  вернуться  в  лоно
семьи. Я слышала, как  в  прихожей  жена  тихо  говорила  ему  обо  мне.
Здороваясь со мной, ВэПэ не выглядел удивленным по поводу  того,  что  я
так своеобразно поняла его приглашение "бывать в гостях".
   - Роскошные апартаменты, - сказала я после  приветствия.  -  Вячеслав
Петрович, вы просто обязаны мне помочь.
   - Ради вас, Татьяна, что угодно, - улыбнулся Тупольский, не  заботясь
о том, что жена находилась в зоне  отчетливой  слышимости.  Или  это  не
жена?
   - Лена, -  крикнул  ВэПэ,  -  принеси  нам  в  кабинет  кофе!  И  еще
что-нибудь. Пойдемте в кабинет.
   Кабинет Тупольского ломился от книг и импортной техники. Автоответчик
"Панасоник" (67 операций), компьютер, факс, ксерокс  -  все  говорило  о
том, что хозяин этих предметов ведет напряженную трудовую жизнь.
   - Я вас слушаю, Татьяна.
   И я начала свой печальный рассказ. О том, что как-то раз  проникла  в
кабинет Дроздовцева и списала у него зашифрованную дискету. О  том,  как
хотела ее распечатать  и  не  смогла.  О  том,  как  меня  изловили  два
головореза и как я ловко от них сбежала. И о похищении  Кати.  И  еще  о
моей надежде, что Тупольский поможет мне выйти на похитителей и обменять
Катю.
   - Где у вас дискета? - спросил ВэПэ. Он ни разу не  перебил  меня  во
время моего истерически-нервного монолога.
   Я торопливо полезла в карман куртки.
   - Значит, вам так и не удалось ее распечатать или снять с нее  копию,
- повторил он, направляясь к компьютеру.
   Я засеменила следом.
   - Нет, к сожалению, там какой-то страшный новый  вирус,  все  боятся.
Ой, осторожнее ради Бога!
   Тупольский усмехнулся и защелкнул дисковод. Постучал клавишами, и  на
экране появился знакомый мне текст - фамилии, адреса,  счета,  суммы.  Я
замерла.
   - Откуда вы знаете шифр?!
   Вообще-то я  никогда  не  дергаю  беспричинно  лицо,  чтобы  избежать
преждевременных морщин, но тут я вся сморщилась, как поджаренный  утюгом
капрон, в ожидании какого-то жутко неприятного открытия.
   Тупольский не ответил на мой вопрос.
   - Это действительно та дискета, - произнес он, просматривая  страницы
на экране. Одновременно его рука потянулась к телефонной трубке.
   Ми-фа-фа-ля-до-ми-фа -  проиграли  кнопочки  "Панасоника"  набираемый
номер. Я уже все поняла.
   - Дима, отвези девочку домой, - приказал Тупольский в трубку. -  Что?
Да.
   Я бросилась грудью на стол и схватила Тупольского за руку:
   - Дайте мне с ней поговорить!  Пожалуйста!!  ВэПэ,  как  всегда,  был
великодушен.
   - Катя, - сдерживая вопль, позвала я в трубку, - Катя!!!
   "Панасоник" взмок от моих ладоней. Тупольский пристально наблюдал  за
мной, но мне уже было плевать на него.
   - Тань, привет, - ответил спокойный  голос  Кати.  Кажется,  она  там
что-то жевала.
   Силы меня оставили, я повисла на краю огромного полированного  стола,
как  сдутый  воздушный  шарик  на  тополиной  ветке  после  первомайской
демонстрации.
   - Катя, как ты там?
   - Да нормально, - бодро прохрустела Катерина. - Скучно.  Какой  выкуп
за меня потребовали?
   - Катя, они ничего тебе плохого не сделали? - замирая, спросила я.
   - Да нет вроде. Видик смотрю. Я их тут разви