запно притормозила и смущенно взяла меня за руку:
   - А можно я поведу? У меня с собой права...
   Положив локоть на открытое окно, придерживая руль левой  рукой  и  не
снимая правой  с  рычага  передач,  Лена  небрежно  маневрировала  между
иномарок, плавно тормозила перед красным  светофором  -  точно  у  линии
"Стоп", смело  ныряла  в  узкие  зазоры  между  автобусами  и  обгоняла,
обгоняла, обгоняла, успевая  при  этом  посигналить  пешеходу,  помахать
рукой знакомому и одновременно рассказывать мне, что права они  с  Дашей
получили через два месяца после дня восемнадцатилетия, но Даша так и  не
научилась водить автомобиль, хотя у нее была возможность  практиковаться
на папочкином "мерседесе"  или  "вольво",  а  Лена  спокойно  гоняла  на
родительском "Москвиче" на картофельный участок еще в шестнадцать лет.
   Я теряла дар речи после очередного крутого и эффектного виража. То же
самое происходило и  с  многочисленными  яблочно-банановыми  продавцами,
которые размахивали на тротуарах руками и звали нас остановиться.
   - Боже мой, Лена, да ты  и  здесь  профессиональна,  -  прониклась  я
уважением к  отважному  ребенку.  Несмотря  на  свой  довольно  солидный
водительский  опыт,  я  все  еще  ползала   по   Москве   со   скоростью
ревматической улитки, покрываясь красными пятнами при каждом обгоне.
   -  Я  и  устройство  все  знаю.  И  починить  могу,  -  добила   меня
разносторонняя виртуозка.
   Я ощутила, что жизнь прошла впустую.
   - А ты знала, что у Даши есть своя квартира?
   - Своя квартира?
   - Да. Родители думали, что она ходит по этому адресу к репетитору, но
никакого репетитора там не оказалось.
   - Странно. Я думала, у Дашки нет от меня секретов.
   - Ее мама до сих пор так  думает.  Но  я  постоянно  наталкиваюсь  на
факты, которые она не в состоянии объяснить.  Например,  откуда  у  Даши
норковая шуба?
   - Да, эта шуба выводила меня  из  себя.  Когда  она  надевала  ее,  я
комплексовала.
   - И зачем это дикое количество одноразовых шприцев? И что она  делала
по субботам и воскресеньям,  когда  уведомляла  родителей,  что  едет  к
Валере в Тверь? И зачем эта ложь про косметологию  и  школу  английского
языка? И почему она говорила, что  работает  с  восьми  до  пяти,  когда
проводила в своей конторе всего полдня?
   - Вы прямо как настоящий следователь - уже везде  побывали!  -  резко
ответила Лена. - Но ведь человек имеет право на тайну, особенно женщина.
   - Не слишком ли много лжи для жизни девятнадцатилетней девушки?
   Лена резко затормозила, и "шестерка" послушно зарылась в асфальт.
   - Вы не знаете Дашу! И вы не имеете права ее судить. Она... она... вы
даже представить себе не можете, какая она была и как ее все любили...
   Слезы навернулись на глазах у Лены, она прикусила  вишневую  губку  и
подняла  голову  машинальным   движением   женщины,   привыкшей   беречь
накрашенные ресницы.
   - Ну не плачь, Ленусик, - попыталась я подлизаться.
   - Я не плачу. Почему Максим меня не встретил? Он всегда забирал  меня
с работы!
   Глаза пропали безвозвратно. Аккуратные  реснички  склеились,  и  тушь
освобожденным потоком устремилась вниз по щекам.
   - Я чувствую, после того как он встретил вашу подругу, он  ускользает
от меня!
   В  салоне  моего  автомобиля  готова  была  разыграться  классическая
греческая трагедия. Елена рыдала, забыв и про тушь, и про губную помаду.
Всего   за   несколько   секунд   она   превратилась    из    чистенькой
образцово-показательной  девочки  в   слоненка,   уронившего   на   себя
строительные леса с ведрами краски.
   - А ведь у меня есть то, без чего он никогда не женится на девушке!
   Я насторожилась. Незнакомая сексуальная уловка? Необходимо немедленно
выведать, теоретически  изучить,  а  потом  вызвать  из  Дании  Сержа  и
апробировать на нем!
   - У него была невеста... А потом оказалось, что она  его  обманула...
Ну, она уже... ну... потеряла невинность. А он очень  щепетилен  в  этом
вопросе.
   Феноменально! Молодежь непредсказуема! Вслед за  тверским  художником
Валерием - еще один оазис средневековья в центре Москвы в  конце  нашего
раскрепощенного века. Двадцатичетырехлетний отец Сергий, который требует
от  невесты  наличия   в   организме   атавистического   элемента,   как
доказательства  ее  чистоты.  Мне  внезапно  очень  захотелось   поближе
познакомиться с уникальным молодым человеком и узнать,  что  же  плохого
сделали ему женщины, если он так требователен к ним.
   - Лена, но в таком  случае  Эванжелина  не  представляет  для  твоего
целомудренного  друга   абсолютно   никакого   научно-исследовательского
интереса. Могу тебе поручиться, что она не только  не  девственница,  но
женщина на двести пятьдесят процентов!
   - Вот именно! Она его соблазнит. Она такая красивая!
   Как, однако, трудно угодить этим непонятным детям.
 
*** 
 
   Я лежала на диване и проглядывала  ленту  "Оливетти",  пытаясь  найти
что-нибудь интересное. Четкие, пробитые насквозь буковки легко читались,
но затекла шея.  Антрекот,  отравившийся  сосисочным  целлофаном,  мирно
сопел у  груди.  Эванжелина  заявилась  в  десять  вечера,  и  глаза  ее
подозрительно бегали.
   -  Где  была?  -  строго   спросила   я   у   потенциальной   роковой
соблазнительницы, которая без сожалений рассталась с невинностью  еще  в
год восстания рабов под предводительством Спартака. Может быть, в этом и
заключается секрет ее притягательности? - Где ты была?
   Эванжелина не умеет врать, она отводила взгляд, щеки уже пылали, губы
начинали виновато улыбаться.
   - Я помогала следствию! - выпалила она.
   - ?!
   - Ну и еще это... Создавала прецедент.
   - ?!!
   - О Господи! Ты совсем разучилась быстро соображать. У Максима я была
в гостях.
   И когда это они успели подружиться?
   Признавшись, Эванжелина облегченно вздохнула и расслабилась. Я  молча
смотрела на нее,  соображая,  с  какого  бока  начать  избиение.  Стоило
поразиться  проницательности   несчастной   Елены,   рыдавшей   в   моем
автомобиле.
   - Нет, ты даже не представляешь. Сначала квартира. Ну, хоромами  меня
не удивишь, но представь  -  в  зале  камин  в  стиле  викингов.  Бар  в
полстены: арманьяки, ликеры, вина. Но это  все  мелочи.  Сам  мальчик  -
исключителен. Я совсем потеряла голову.
   Придушить сразу или помучить? Я схватила безмозглую курицу за плечи и
стала трясти. Эванжелина не унималась:
   - А глаза! Зеленые! Нет, я собираю вещи и ухожу к нему. Я нашла  свое
счастье! Я вслепую продвигалась к этому всю  жизнь!  Задушить  на  корню
любовь - нет греха страшнее для человека! Вспомни "Гранатовый браслет".
   Нежная   кожа   Эванжелины   моментально   покрылась   синяками.    Я
остановилась. Так,  если  она  обратилась  к  аналогам  из  литературной
классики, значит, дело плохо. Неужели она снова влюбилась?
   - Ты даже не можешь себе представить, какой он ласковый и  нежный.  И
абсолютно неиспорченный!
   - Под твоим мудрым руководством он  уже  через  неделю  избавится  от
этого милого недостатка.
   - Какую там неделю, - махнула Эванжелина рукой. - Видела бы  ты,  что
мы с ним изобразили. "Предчувствие гражданской войны"  Сальвадора  Дали.
Но возможно, я его первая женщина...
   Это звучало настолько не правдоподобно  (престарелый  девственник  на
"понтиаке", способный в первом же раунде удовлетворить Эванжелину),  что
я возмущенно промолчала, а совратительница  закатила  глаза  к  потолку,
заломила руки и начала декламировать:
 
*** 
 
   Мальчик сказал мне: "Как это больно!" И мальчика  очень  жаль...  Еще
так недавно он был довольным И только слыхал про  печаль.  А  теперь  он
знает все нехуже Мудрых и старых вас. Потускнели и, кажется,  стали  уже
Зрачки ослепительных глаз...
 
*** 
 
   Все. Куприн и  Ахматова,  взятые  свидетелями  зародившегося  чувства
Эванжелины (которая за десять лет школы не сумела выучить  до  конца  ни
одного  стихотворения!),  окончательно   убедили   меня,   что   подруга
безнадежно влюблена. Опять!
   Из гостиной на шум выполз отравленный Антрекот, весь  в  бантиках  из
ленты "Оливетти".
   "Елки-палки, - возмутился он, - единственный кошак  помирает,  а  они
орут безостановочно".
   Антрекота проблема утраченной девственности и  совращения  малолетних
не  волновала.  Потому  что  благодаря  его  напряженным  и  решительным
действиям в нашем избирательном округе практически не осталось ни  одной
кошки, хотя бы пару раз не побывавшей в декретном отпуске. А  на  улицах
бегали, дрались, висели на деревьях многочисленные  котята,  на  кого-то
неуловимо похожие...
   За ужином у меня совершенно пропал аппетит. Я  укачивала  полудохлого
Антрекота,  но  Эванжелина,  после  продолжительной  сексуальной  вахты,
наворачивала за троих.  Пришлось  рассказать  ей  об  истерике,  которая
приключилась с талантливой парикмахершей.
   - Да... Представляешь,  он  собирался  жениться  на  этой  бесцветной
невинной мармеладке. Но теперь ему придется изменить свое решение.
   - Значит,  от  нее  он  требует  чугунной  благопристойности,  а  сам
развлекается с легкомысленными красотками вроде тебя! Негодяй.
   - Да нет же. Он и вправду хотел жениться. Но ему встретилась я. Боже,
как он талантлив! Представляешь, непрерывный...
   - Закрой рот, развратница, твои физиологические впечатления никого не
интересуют.
   В прихожей затрезвонили.
   На пороге стоял Андрей. Я конечно же про него совсем забыла. В  одной
руке он держал кожаный "дипломат", а в другой - снова букет  белых  роз,
бутылку шампанского, шоколадное ассорти  и  торт  в  круглой  коробке  с
надписью "Ресторан "Арлекино" на боку.
   И это был первый мужчина, который  выразил  неудовольствие  при  виде
Эванжелины. Она даже не смогла идентифицировать это мимическое движение,
так как никогда в жизни с ним не сталкивалась.
 
*** 
 
   Каким-то образом так получилось, что Андрей провел у нас и субботу  и
воскресенье. Он нас развлекал песнями и танцами, прочистил  канализацию,
сменил прокладку у крана  в  ванной  комнате,  прибил  гвоздиками  кусок
оторвавшегося линолеума и отнес в подвал пустые банки. То  есть  проявил
себя максимально полезной личностью и выполнил всю  ту  работу,  которая
неизбежно накапливается в доме при отсутствии мужчины. Антрекот ликовал:
при всей его любви к нам женское общество всегда казалось ему  несколько
глуповатым и пресным.
   Кроме всего прочего, мы обменялись информацией. Андрей так же, как  и
я, исследовал Дашину комнату и  на  полке  с  книгами  обнаружил  папку,
укомплектованную материалами о туристической  фирме  "Балтика".  Даша  -
дитя  смутного  времени  -  активно   копала   под   директора   Василия
Эдуардовича. Неутомимая, она вела поиск слабых сторон предпринимателя, и
в условиях  нашей  экономики,  когда  большая  часть  прибыли  неизбежно
оседает в бездонном кармане государства, сделать это было нетрудно.  Шеф
"Балтики" энергично рвал из ненасытной утробы налоговой  инспекции  свой
же,  (не)честно  заработанный  ломоть  авокадо.  Даша  снимала  копии  с
документов, писем, и выяснялось, что,  кроме  фирмы  "Балтика",  Василий
Эдуардович  является  владельцем  и  другого   заведения   с   названием
"Балтикар". Непрестанно гоняя по счетам этих предприятий приличные суммы
денег, отправляя фактически  самому  себе  письма  с  просьбой  выделить
кредит под низкие проценты и получая от себя же депеши  с  предложениями
выгодного  сотрудничества,  искусный  махинатор   ловко   обходил   рифы
непомерных налогов. И кто же его за это осудит?
   Но Даша собирала сведения. Давала о себе знать творческая  натура,  а
энергичный характер не позволил ей пройти мимо факта, который можно было
выгодно использовать. Но неужели это сероглазое создание решило заняться
шантажом?
   А я со своей стороны рассказала Андрею о загадочной квартире, которую
часто навещала Дарья. Доблестный сыщик предложил немедленно  отправиться
туда и взломать дверь,  но  удалось  убедить  его,  что  разумнее  будет
посетить таинственное убежище  банкирской  дочери  во  вторник  вечером,
когда  консьержка  отправится  в  127-ю  квартиру  смотреть   телесериал
"Санта-Барбара".
   В  воскресенье  поздно  вечером  телефонный  звонок  оторвал  нас  от
увлеченного распития бутылки драгоценного  коньяка.  К  моему  огромному
удивлению, звонил из  Албании  Сергей.  Какие  албанские  события  могли
заинтересовать  телевидение  Дании,  которое  на  данном  этапе  истории
выплачивало  зарплату  моему  далекому,   изменившемуся   и,   возможно,
изменяющему   любовнику?   Но   Сергей    был    очень    кстати:    это
продемонстрировало Андрею, что я пока еще не свободна и обо  мне  трудно
забыть даже в Албании.
   Сергей назвал меня рыбкой, крошкой, лапкой  и  поклялся,  что  думает
только о своей костлявой маргаритке, оставленной в далекой  Москве.  Еще
он   сообщил,   что   привезет   Антрекоту   стокилограммовую   упаковку
"Педигрипала"  (?!).  Наверное,  это  была  шутка,   так   как   собачий
"Педигрипал"  совершенно  свободно  продавался  в  Москве,  и  Антрекот,
отдавая дань чувству непримиримого антагонизма, ни за что не  соглашался
есть пищу врага.
 
*** 
 
   Понедельник стал днем сплошных неудач. Сначала я отправилась в Тверь,
предварительно запугав Эванжелину жестоким аутодафе,  если  она  посмеет
отправиться  в  гости  к  своему  зеленоглазому  экс-девственнику.  Меня
настораживал грозный тон письма к  Даше,  а  целеустремленный  художник,
видимо, создавал в это время один из своих шедевров, которые  в  будущем
доведут до экстаза участников аукционов  "Сотби"  и  "Кристи",  так  как
упорно не подходил к телефону.
   Не оказалось его и  дома.  Мама  художника,  добрая,  внимательная  и
усталая женщина, пожаловалась, что творческая профессия  сына  почему-то
подразумевает и творческое отношение к посещению отчего дома  -  Валерий
бывал в нем крайне нерегулярно. Зато, выяснив, кто я такая, женщина дала
мне ключи от мастерской Валеры, чтобы я могла восхититься  дивным  даром
молодого Брюллова.
   Мастерская представляла собой переделанный чердак  этого  же  здания.
Первоначально просторный, но темный, сейчас он был загроможден холстами,
заготовками рам, рулонами ватмана, табуретками и подставками, на которых
разноцветным калейдоскопом толпились банки с красками и  кистями,  а  на
полу валялись рваная бумага и тряпки, пропитанные когда-то ацетоном.
   Я посмотрела несколько картин, отодвигая их от стены  и  устанавливая
на подставку. Чувствовалось настроение. Я не художественный  критик,  но
холсты Валерия удивляли игрой бликов  и  ярким  ощущением  пространства.
Казалось,  что  еще  немного,  и  можно  будет  войти  в  картину  между
предметами на переднем и заднем плане и вдохнуть ее воздух.
   Аккуратно  составляя  творения  Валеры  обратно,  я   наткнулась   на
небольшую квадратную  картину,  завернутую  в  простыню  и  перевязанную
шпагатом. Это  оказался  портрет  Даши.  Она  была  изображена  на  фоне
заснеженной елки в своей роскошной песцовой шубе. Ветер трогал волнистые
каштановые волосы и пушистый мех, Даша улыбалась,  но  на  открытой  шее
горела кроваво-красная полоса, как  будто  кто-то  перетянул  эту  белую
нежную  кожу  гитарной  струной.  Я   содрогнулась   от   отвращения   и
пригляделась.  Полоса  была  нарисована   поверх   картины   чем-то   по
консистенции напоминающим лак для ногтей...
   Вторым неприятным событием понедельника, оставившим тяжелый осадок  в
моей ранимой и чуткой душе, был  разговор  с  директором  туристического
бюро. Вырвав меня резким телефонным звонком из-под прохладного душа, где
я смывала духоту, грязь и неприличные взгляды  тверской  электрички,  он
попросил  заехать,  а  потом  в  течение  получаса,  уставившись  в  мою
переносицу маленькими злыми глазками, намекал на жестокую расправу.  Его
квадратный кулак, поросший рыжими волосами,  непроизвольно  сжимался  на
столе так, что под рубашкой вспучивался  устрашающий  бицепс.  Очевидно,
Василию Эдуардовичу уже сообщили, что вчера  кто-то  порылся  в  Дашином
столе, и не надо было обладать эйнштейновским коэффициентом  умственного
развития, чтобы заподозрить мою причастность. Наблюдая, как он  прыскает
слюной на документы и сдерживает усилием  воли  желание  придушить  меня
одной рукой, я ощущала  страх.  Раздражать  и  выводить  из  себя  можно
любимого мужчину в строго определенные вечерние часы - тем  плодотворнее
будут   последующие,   но   попасться   под    горячую    руку    такому
стокилограммовому чудовищу - безрадостная участь...
   И третий визит, предпринятый в понедельник, едва пагубно не отразился
на состоянии моей физиономии.
   Я отправилась  в  ресторан  "Ночное  рандеву",  где,  по  достоверным
сведениям, в дневное время репетировали стриптизеры, в надежде  выведать
у Виктора что-нибудь про Дашу. Внутрь меня не пустили,  и  битый  час  я
слонялась под палящим солнцем, привлекая  внимание  продавцов  воздушной
кукурузы  своей  явной  неохваченностью   их   услугами.   Я   бесплатно
посоветовала им помыть кукурузный аппарат,  навертеть  из  бумаги  ярких
пакетиков и выставить плакат, разъясняющий благотворное влияние кукурузы
на детский желудок.
   Около шести часов вечера с заднего двора ресторана потянулся народ  -
скромные, ненакрашенные стриптизерки и  просто  танцовщицы.  Появился  и
Виктор. Он был одет в белые  брюки  и  рубашку,  выглядел  шикарно,  как
Грегори Пек в "Римских каникулах", и  нес  вокруг  себя  магнитное  поле
агрессивного сексапила. На мой хриплый оклик (осипла я что-то  внезапно)
он обернулся и поднял брови в высокомерном удивлении.
   - Я бы хотела поговорить с вами о Дарье Лозинской, - просипела я.
   - Вы кто? - презрительно спросил он, оглядывая меня с ног до головы с
явным неудовольствием, плавно перетекающим в кислое отвращение.
   - Вы же знаете, что Даша исчезла... Может, вы могли бы помочь.
   Виктор был красив. Густые ресницы расчерчивали черными  симметричными
полосками  веки,   губы   алели,   и   весь   он   притягивал   внимание
об-лагорожелной непристойностью своего откровенно роскошного тела.
   - Слушай,  иди-ка  ты  отсюда,  -  вдруг  резко  отвлек  он  меня  от
разглядывания  тонкой  талии  и  стройных  ног.  Развернувшись  круто  и
стремительно, стриптизер зашагал прочь, очевидно намереваясь прыгнуть  в
припаркованный неподалеку "опель-рекорд"  и  оставить  меня  в  грустном
одиночестве.
   - Нет, постой, - разозлилась я, хватая Виктора  за  локоть,  -  ты  с
Дашкой встречался...
   Он с яростью вырвал  руку,  толкнул  меня  в  то  место,  где  обычно
болтается кулончик (хорошо еще, что грудь на  моем  теле  обнаруживается
только после  пятикратного  увеличения  картинки  микроскопом,  а  то  я
заорала бы от боли),  чуть  не  уронил  Танюшку  на  асфальт,  рванул  к
автомобилю, вскочил в него и резво скрылся из виду.
   Кукурузные продавцы были на моей стороне. Они  громко  выражали  свое
сочувствие и предлагали использовать металлический бок своего автомата в
качестве охладителя. Расстроенная, почти избитая, я отправилась домой.
   В  вечернем  выпуске  новостей  мы  снова  услышали   информацию   об
исчезновении "дочери крупного банкира" с  привычным  комментарием  "жить
стало  страшно"  и  "когда  же,   наконец,   правоохранительные   органы
займутся..." и так далее.
 
*** 
 
   Эванжелина  по-турецки  сидела  на  кровати,  вгрызалась   жемчужными
зубками в сочный "дюшес д'Ангулем"  и  с  умным  видом,  который  всегда
приводил меня в замешательство, читала книжечку "Убийство Распутина". Из
всего обилия литературы в нашей с Сергеем квартире она почему-то выбрала
именно  эти  дневниковые  записи  Пуришкевича,  наверное   прельстившись
маленьким объемом книжечки или желая заполнить пробелы  в  своем  знании
российской истории. Антрекот,  похоже,  занимался  йогой:  он  лежал  на
спине, хвост был вытянут вдоль орнамента покрывала  ровной  линейкой,  а
лапы, словно антенн