у квартиру, где жила когда-то моя семья.
   Олеся похолодела. Она не верила своим ушам.
   - Ты... Собираешься в Москву? - едва смогла вымолвить она.
   - Да, наверное, через месяц-другой  поеду.  Все  боюсь  почему-то!  -
признался он. - Никогда не думал,  что  я  сентиментален...  Страшно!  И
очень хочется увидеть Кремль.
   - Почему Кремль? - тупо спросила она.
   - А почему нет? - Он встал, подошел к ней, обогнув стол, обнял ее  за
плечи, поцеловал в склоненную голову. Она даже пошевельнуться не  могла.
"Еще один сюрприз! Мне надо очень поторопиться, очень-очень... - Ей выть
хотелось от злости. - Саша просто болван! Я еще ему позвоню! Сегодня же,
сейчас же!"
   - Скажи... - тихо спросила она, не поднимая головы. - Ты  рассказывал
эту историю кому-нибудь, кроме меня?
   - Что? - удивился он. - Да нет. Знаешь, мои приятели не  охотники  до
таких россказней. Что им тайник в Москве! Они не представляют себе,  что
там тогда творилось. Вот если бы я рассказал им,  как  укрыл  доходы  от
налоговой инспекции!
   - Конечно, они ведь французы, -  понимающе  кивнула  она.  -  Русские
проблемы их не касаются.
   - Ты называешь эго русской проблемой? - засмеялся он.  -  Это  просто
чепуха. Там давно ничего нет.
   Из квартиры Бог знает что сделали, я слышал, что из  больших  квартир
делали  коммунальные,  читал  какой-то  роман  про  это....  Могу   себе
представить, что там с паркетом!
   - У нас в Москве, - отчетливо произнесла она, - очень любят старинный
паркет. А насчет коммуналки можешь быть спокоен - там этот паркет просто
обожали. Никому бы и в голову не пришло его менять. Куда хуже, если  там
сейчас  поселились  новые  русские...  Ведь  сейчас  происходит   совсем
обратный  процесс  -  коммуналки  исчезают,  снова  появляются   большие
квартиры в центре.
   - Да плевал я на это! - резко ответил  он,  обнимая  ее  еще  крепче,
начиная поглаживать ее плоскую грудь. - Малышка, у нас еще есть время...
Может быть...
   - Ах нет!
   Она сделала попытку встать, но он не пустил ее.
   Глядел  прямо  в  глаза,  шумно  дышал,  взгляд  его  стал  жадным  и
умоляющим.
   - Малышка, всего один раз... Я ведь не увижу тебя несколько дней.
   - А твоя жена не подозревает, что встречаешься с кем-то?  -  спросила
она.
   - Это ее не касается.
   - И про меня она ничего не знает?
   - Знаешь, малышка, я вообще предпочитаю не  откровенничать  с  женой.
Это только портит отношения.
   - Вот интересно.... - Она немного  подалась  к  нему,  прижалась,  он
радостно водил по ее шее горячими губами.  -  Ты  вообще  ей  ничего  не
рассказываешь?
   - Вообще ничего... - бормотал он, начиная залезать к ней под юбку.  -
Ну давай! Прошу тебя!
   - Нет времени... - Ей хотелось его помучить, хотя она уже знала,  что
просто так он ее не выпустит. - Дай мне еще выпить.
   Он дрожащей рукой налил ей  вина,  выпил  сам.  Глаза  у  него  стали
красные, и он показался Олесе еще более отвратительным. Она не  опустила
подол платья, сидела, положив ногу  на  ногу,  позволяя  ему  любоваться
своими мальчишескими бедрами, которые пересекали черные подвязки.
   - Малышка, ты меня сводишь с ума... - проговорил он, немного придя  в
себя. - Никто меня так не волновал!
   - Да? - лениво спросила  она.  Пила  из  бокала  медленно,  оттягивая
момент, когда спросит его о главном.
   А спрашивать было трудно. Вопрос мог выдать ее с головой, если ее уже
не выдали все остальные вопросы. Но надо было рисковать, иначе вся затея
не имела смысла.
   Она решилась.
   - Странно, что между вами нет доверия... - сказала она. -  Я  имею  в
виду тебя и твою жену. А про Москву ты ей рассказывал что-нибудь?
   - Она француженка до мозга костей, и ее совершенно не волнует Москва,
- раздраженно ответил он. - Это  запретная  тема.  Кроме  того,  она  не
выносит мою мать. Даже по телефону разговаривает с ней неохотно.
   Мать тоже не любит Ирен. Почему мы говорим об этом?
   - О Господи . - вздохнула она. - Да потому, что  мне  интересно  все,
что касается тебя!
   - Правда? -  Его  лицо  вдруг  стало  простым  и  растерянным,  глаза
смотрели  испуганно.  -  Ты  говоришь  правду?  Тебя  хоть  немного  это
волнует?
   Так совершенно неожиданно она нашла оправдание  своим  расспросам,  и
оправдание удачное! Разумеется, оно могло сойти лишь с таким  влюбленным
мужчиной, как Борис. И то ненадолго. Потом он все равно  заподозрит  ее.
Но сейчас она была совершенно спокойна.
   - Конечно я говорю правду. - Она сделала вид, что обиделась. -  Зачем
мне врать? - Борис смотрел недоверчиво, и она изобразила негодование:
   - В чем ты меня подозреваешь?! Разве я когда-нибудь  просила  у  тебя
деньги?! Скажи! Ну скажи - просила?! Ты меня принимаешь за проститутку?!
Думаешь, все русские - проститутки?!
   Он страшно испугался, раньше она не устраивала  ему  сцен.  Его  губы
затряслись, он умоляюще сложил руки, бросился к ней.
   - Олеся! Олеся! - Никогда он не называл ее по имени и теперь  исказил
его - оно прозвучало странно -  мягко  -  Боже  мой,  я  не  думал  тебя
обидеть!
   Олеся! Ну прости меня! Прости! Деточка!
   - Ах, теперь прости... - проворчала  она,  делая  вид,  что  вытирает
слезы.  Вытирать  их  приходилось  очень  осторожно,  чтобы  не  смазать
подводку. - Ничего, оскорбляй меня дальше!
   - Да что ты... Я не думал...,  Олеся  вдруг  расхохоталась,  вытянула
ноги, посмотрела на его ошеломленное лицо:
   - Ладно, я все забыла! Налей мне еще!
   - Ты напьешься... - Он радостно  засуетился,  застучал  стаканами.  -
Ничего, я отвезу тебя домой. Ты не останешься здесь?
   -  Нет,  не  могу...  -  Олеся  поболтала  вино  в  стакане,  но   не
притронулась к нему. Она  решила,  что  на  сегодня  хватит.  И  как  бы
мимоходом спросила:
   - Слушай, а твоя мама... Ей ведь тоже,  наверное,  некому  рассказать
про Москву?
   - Некому, - подтвердил он.
   - А горничной?
   - Горничной? Не знаю, не знаю... Кажется, та слушает все, что мать ей
рассказывает, но мало что соображает... Она вообще девица простая. Такая
коренастая, широкая в плечах, как мужик... И тупое лицо.
   Такое описание не ободрило Олесю. Она предпочла бы,  чтобы  горничная
была хрупким созданием, вроде ее самой. Но  ничего  не  поделаешь...  Во
всяком случае, она теперь была почти уверена, что  старуха  рассказывала
про сокровища только сыну.  А  тот  -  только  ей,  Олесе.  Единственной
русской, с которой он общался, если не  считать  матери.  Неудивительно,
что ему некому было исповедаться! А вот  что  касается  горничной...  Та
могла все знать, но какая разница, если она такая тупая. Куда хуже,  что
она сильная баба.
   И наверное, смелая. Такая не оробеет перед Олесей.
   - Малышка... - робко начал Борис. - Время  уходит.  Ты  согласна  еще
разок?
   - Да, - сказала она, обреченно поднимаясь. - Конечно.
   И пошла за ним в спальню. Через час Борис спустился вместе с  ней  на
улицу, усадил ее в машину, сел за руль. Он был возбужден, много говорил,
некстати отпускал шутки, вообще бурно радовался жизни. А она смотрела  в
окно и думала, что больше никогда ей не придется терпеть его ласки.  Они
назначили следующее свидание  через  два  дня.  Тогда  все  должно  было
кончиться. Олеся снова достала сигарету и закурила. Две сигареты в  день
- это было слишком много. Но день был просто исключительный!
   Анна сама себе поражалась - она никогда бы не  подумала,  что  сумеет
проспать всю ночь. Проснулась она, по привычке, рано.  В  первую  минуту
она удивилась, что лежит не в постели, что под головой нет подушки, а на
теле  -  ночной  рубашки.  Голову  ломило,  рука,  которую  она  во  сне
подвернула под себя, страшно затекла, была тяжелая  и  чужая...  Но  еще
хуже, чем самочувствие, были ее мысли. Точнее, никаких особенных  мыслей
не было, кроме одной: с Олегом  что-то  случилось!  Теперь  сомнений  не
было. Почти сутки прошли после его звонка, и до сих пор - ничего нового.
   Он дал бы ей знать о себе, если был бы в состоянии.
   Ждать больше не стоило. "Я звоню в милицию, - решила она, - и подаю в
розыск". Ей припомнилось что-то об обязательных трех  сутках  отсутствия
человека, после которых начинают его искать. Но  как  ей  выдержать  эти
сутки? И откуда их считать? Со вчерашнего утра, когда он позвонил? Или с
утра третьего сентября, когда он исчез? А если  Олег  вернется?  Что  он
скажет, если она заявит в милицию? Он  страшно  не  любил  всякого  рода
панику, мог ее со света сжить за такой звонок.
   "Мне даже посоветоваться не с кем... - подумала Анна. - Не  с  Алисой
ведь откровенничать. А она, наверное, еще спит. И что  нам  делать?  Что
мне делать?!
   Идти на работу?! Отправлять  ее  в  школу?!  Но  ведь  Олег  запретил
выходить из дому... Какой-то тупик, полное безумие. Я с ума сойду!  Нет,
уже сошла. Звоню в милицию".
   Она поднялась  с  дивана,  помахала  рукой,  пытаясь  привести  ее  в
нормальное состояние. Но какое там нормальное! Все  тело  было  как  эта
рука - онемевшее, больное, чужое... Анна поплелась на  кухню,  поставила
на плиту чайник, сполоснула глаза холодной водой...
   Не было сил даже умыться как следует. В  комнате  дочери  было  тихо,
дверь прикрыта - Алиса спит. "Я не пущу ее в школу,  -  решила  Анна.  -
Мало ли что! Боже мой, но как нам тут  сидеть  вдвоем,  ждать  непонятно
чего! И что мы будем есть?" В холодильнике  почти  ничего  не  осталось.
Были кое-какие  консервы,  маленький  кусочек  колбасы,  остатки  масла,
вчерашний суп...
   Два последних дня ей было не до магазинов.  Хлеб  кончился.  Булочная
была рядом, на бульваре, и Анна вяло заглянула в кошелек. "Надо сбегать,
пока Алиса не проснулась, - подумала она. - И молока надо взять".
   Она поняла, что без умывания не обойдешься, прошла в ванную  комнату,
отвернула кран с горячей водой... Стало немного легче, она даже  решила,
что, когда вернется, примет ванну. Эта процедура всегда успокаивала  ее.
Ее любимая пена для ванны стояла  на  полочке,  напоминая  о  нормальной
жизни, о семейном уюте, о блаженстве отдыхающего в горячей воде  тела...
И все вещи вокруг были такие милые, такие привычные, но  казались  ей  в
это утро совсем чужими и ненужными. И как она успела привыкнуть  к  этой
квартире?!  И  почему  она  никогда  не   думала,   что   здесь   ничего
по-настоящему ей не принадлежит.
   Разумеется, когда она выходила за Олега, ей было не до  имущественных
вопросов. Все было так, как решил он сам. Анна  осталась  прописанной  в
своей бывшей квартире, которую в  будущем  собирались  разменивать.  Это
имело какой-то  практический  смысл,  вовсе  незачем  было  выписываться
оттуда и создавать себе новые проблемы. Но теперь, когда она  вспоминала
это, ей почему-то не нравилось  поведение  Олега.  Его  собственнические
высказывания: "Моя квартира - это моя квартира". "И никогда, ни разу  он
не сказал - наша квартира", - вспоминала она.
   За шумом льющейся в раковину воды она не услышала,  как  вошла  дочь.
Увидела ее отражение в зеркале, охнула, обернулась:
   - Как ты меня напугала!
   - Доброе утро, - ответила Алиса, словно не заметив ее раздражения.  -
Мама, мы сегодня куда-нибудь пойдем?
   - Куда, например? - Анна отвернулась, принялась намыливать руки.
   - В школу я пойду?
   - Нет, наверное, - скрепя сердце ответила Анна.
   Ей совсем не нравилось, что ребенок  пропускает  занятия,  но  ничего
другого она пока придумать не могла. - Я позвоню  туда,  скажу,  что  ты
больна.
   Алиса пристально смотрела ей в спину, Анна заметила  это  в  зеркале.
Потом дочь склонила голову на плечо и сказала:
   - А как же ты учила меня не врать?
   - Что?! - Анна вскинулась, встряхнула над раковиной  мокрые  руки.  -
Что ты себе позволяешь?! Кто врет?!
   - Ты, мама, - твердо ответила дочь, не сводя с нее глаз и  ничуть  не
испугавшись. - Я ведь здорова.
   - Ну... - Анна немного приутихла.  Конечно,  дочь  была  права:  Анна
всегда проповедовала ей, что нужно честно  исполнять  свои  обязанности,
даже самые мелкие, и не искать отговорок, чтобы не  делать  какую-нибудь
работу. - Знаешь, маленькая, не всегда нужно быть  такой  прямолинейной.
Бывают ситуации... Впрочем, это сложно объяснить.
   Дочь издевательски кивнула и вышла, прикрыв за собой дверь. "Вот  так
падает родительский авторитет,  -  подумала  Анна.  -  Нет  хуже,  когда
ребенок поймает тебя за руку, когда ты не выполняешь того, чему его  сам
учил... Тогда все воспитание летит к черту! Но сейчас у меня просто  нет
сил что-то объяснять... Какое уж тут воспитание! Все приходится отложить
до лучших времен. Как ванну с пеной. Как многое другое. А что  я  скажу,
когда позвоню себе на работу?! Больна?! Все поймут, что  у  меня  что-то
неладно, ведь я в жизни не болела, хоть с этим  у  меня  все  хорошо.  И
врать  стыдно,  очень  стыдно.  Нет,  Паша  прав,  я   не   умею   врать
правдоподобно! Меня так легко уличить во лжи...
   И никогда так много не приходилось врать, как сейчас!
   Значит, надо учиться". "И учить этому ребенка!"  -  добавил  какой-то
внутренний голос. Анна раздраженно сорвала с вешалки полотенце,  вытерла
лицо, прошла  в  спальню,  чтобы  одеться.  Она  натянула  свитер,  юбку
попроще, собрала сумку и крикнула Алисе:
   - Я в магазин! Никому не открывай!
   В коридоре раздалось быстрое шарканье тапочек  -  Алиса  выбежала  из
своей  комнаты.  Анна  с  изумлением  увидела,  что   лицо   у   девочки
перепуганное.
   - Мам, - задыхаясь, проговорила она. - Мама, не ходи! Не надо!
   - Как это? - Анна замерла у двери. - Почему не надо? Ты что,  боишься
оставаться дома одна?! Я ведь скоро вернусь! Ну, будь молодцом!
   Она уже собралась открыть засов, как Алиса умоляюще прошептала:
   - Мамочка, не ходи туда... Там, знаешь...
   - Ну что? - Анна почувствовала что-то неладное.
   Нет,  это  был  не  просто  детский  каприз.  Алиса  была  смертельно
напугана, только очень старалась этого не показать. - Что случилось?  Ты
можешь сказать прямо?
   - Там стоит машина, на которой вчера приезжал тот мужик!  -  выпалила
Алиса. - С самого утра стоит у подъезда! Это его машина, я ее узнала!
   Анна опустила руки и беспомощно посмотрела на дочь.  У  нее  не  было
слов, чтобы ответить что-то, успокоить ребенка, а  сказать  что-то  было
необходимо:
   Алису так  и  трясло.  Она  продолжала  взахлеб  рассказывать,  делая
большие глаза и показывая рукой в сторону столовой:
   - Ее видно из окна! Я проснулась рано-рано, думала,  посмотрю,  какая
погода... Подошла к окну, вижу - стоит. Я ее сразу узнала! И там  кто-то
есть, я видела...
   Только не поняла кто. Он не выходит. Мам, это он, тот, вчерашний!
   Анна наконец совладала с собой и сказала почти спокойно:
   - Глупенькая, почему же ты мне сразу не сказала?
   - Не хотела тебя расстраивать, - тихо ответила Алиса.  Девочка  вдруг
показалась Анне такой маленькой и несчастной, что она на  миг  забыла  о
собственных бедах, обняла  ее,  прижала  к  груди  и  прошептала,  целуя
склоненную русую голову:
   - Ничего, ничего, маленькая моя... Ты его не бойся! Он ничего нам  не
сделает. А может, ты ошиблась?
   Это не его машина? Пойдем, ты мне покажешь.
   Они прошли в столовую, припали к окну, и  Алиса  указала  пальцем  на
машину, стоявшую возле бровки тротуара, напротив  подъезда.  Кроме  этой
машины, там стояло много других, но девочка безошибочно выделила эту.
   - Неужели ты узнала ее? - засомневалась Анна. - Разве ты разбираешься
в машинах?
   - Эту я узнала... - Девочка пристально вглядывалась в машину.  -  Она
такая красивая, я еще вчера заметила. Мам, а какая это марка?
   - "Деу", по-моему, - ответила Анна, -  а  цвет  называется  "графит".
Принеси мне карандаш, я запишу номер. Отсюда хорошо видно.
   Но Алиса  никуда  не  пошла.  Она  вгляделась  внимательнее  и  вдруг
схватила мать за рукав свитера, оттащила ее от окна.
   - Что такое? - воскликнула та.
   - Мама, он на нас посмотрел! - прошептала  Алиса.  -  Задерни  скорее
штору!
   Анна послушалась,  и  легкий  тюль  скрыл  от  них  окно.  Тогда  она
повернулась к дочери:
   - Ты уверена, что он  смотрел?  Там  ведь  тонированные  стекла,  что
делается в салоне, не видно!
   - Мама, я тебе клянусь - он смотрел! - Алиса была вне  себя.  -  Мам,
что делать? Смотри, он выходит! Это он, толстый!
   Она  раздвинула  складки  тюля,  и  Анна   сделала   то   же   самое.
Действительно, девочка не ошиблась. Из машины вылез человек -  вчерашний
посетитель. Он постоял возле открытой  дверцы,  посмотрел  прямо  на  их
окно, закурил, с минуту разглядывал свои наручные часы...  Потом  бросил
сигарету и двинулся к подъезду.
   Через секунду в квартире пискнул сигнал домофона -  он  открыл  дверь
внизу. "Значит, не соврал, Олег дал ему наш код... - обморочно  подумала
Анна. - Серия вторая. Я не могу".
   - Иди в свою комнату и сиди там! - приказала она дочери.
   - Мама...
   - Не суйся в коридор! - Анна не собиралась с  ней  спорить,  говорила
тоном приказа, и девочка повиновалась. Но  как  только  она  скрылась  в
своей комнате, Анна пожалела, что осталась одна. Ей  было  страшно.  Она
собрала свою волю в кулак, велела себе говорить с визитером коротко и не
пугаться. Пусть убирается! К чертовой матери! Теперь она будет  умнее  -
сразу вызовет  милицию.  Ей  есть  что  сказать  милиции,  пусть  только
попробует ей угрожать! Она вспомнила про номер машины - она его так и не
записала. Звать Алису было поздно - в дверь уже позвонили.
   - Кто? - резко спросила Анна.
   - Как будто вы не видели кто, -  мрачно  ответил  знакомый  голос.  -
Откройте.
   - Как, опять вы?! - Анна изобразила голосом яростное удивление. - Мне
это надоело, знаете ли! Я сейчас же звоню в милицию.
   - Я тоже, - нагло ответили ей.
   - Что? Что это значит? - Она напряглась, ожидая ответа и  ругая  себя
за промедление. "Нужно сразу звонить, хватит с ним болтать!"
   - Мне, моя дорогая, давно желательно позвонить в  милицию  и  кое-что
рассказать им про вашего муженька... - ядовито сказал мужчина. - Если  я
до сих пор молчал,  то  только  потому,  что  ожидал,  что  он  со  мной
расплатится.  А  он,  как  я  понимаю,   спрятался?   Ладно,   поговорим
по-другому. Он дома, да?
   - Его нет второй день... - Анна сбилась  на  другой  тон,  совсем  не
повелительный. Она осторожно спросила:
   - А... Что вы там говорили про милицию? Вы  блефуете,  да?  Он  ничем
подобным не занимался!
   -  Много  вы  знаете,  чем  он  занимался.   -   Его   голос   звучал
издевательски. - Звоните, давайте! Он обрадуется Пусть сам позвонит!
   - Я вам говорю, его нет дома... - неуверенно ответила она. -  Вы  мне
не верите? Его нет, правда нет.
   Я собираюсь подать в розыск.
   - Ладно мозги мне пудрить! - разозлился он. - Ну,  вот  что,  дорогая
моя! Вы там можете звонить, не звонить, но пока он не выйдет,  я  отсюда
не уеду. Он меня обманывает. И не только меня. Скоро  сюда  приедут  еще
люди. Если его правда нет, тем хуже для вас.
   Уж я позабочусь, чтобы он ответил за свои делишки.
   Если он прячется от меня где-то, то позвоните ему и  скажите,  что  я
здесь. И лучше пусть приезжает. Я  вас  предупредил  -  никто  из  вашей
квартиры не выйдет и никто в нее не войдет.
   - Вы... Как вы смеете?!
   - Я - очень даже смею! - взорвался он. - Олег мне должен такую сумму,
что я очень даже смею! Если он не хочет платить, пусть продает квартиру!
Мне это безразлично!
   - Но, прошу вас... - Анна потеряла всякую  уверенность  в  себе,  она
волновалась и говорила умоляюще. - Чем же виноваты мы?!
   - Вы его жена, так ведь? Так пусть он усвоит, что не один на свете! -
злобно отвечал тот. - Много о себе думает, паршивец...
   Анна ни словом не возразила,  она  напряженно  слушала,  кусая  губы,
борясь с собой. Звонить в милицию?
   Сказать, что какие-то бандиты обложили квартиру, где находится она  и
ее ребенок''! А Олег... Правду ли говорит этот тип? Ей вспомнилось,  что
милиции Олег страшно боялся, исключал всякие контакты  с  не