очешь - не отвечай.
   С этими словами он повернулся, потушил сигарету  в  пепельнице,  стал
разворачивать матрац, на котором он спал прошлой ночью. Лиза следила  за
ним,  сидя  на  диване,  поджав  ноги.  Наконец  он  постелил   себе   и
нерешительно остановился.
   - Ну что такое? - спросила она. - Ложись.
   - Выйди, я разденусь, - мрачно ответил он.
   Она рассмеялась, на миг  закрыла  глаза,  потом  стала  смеяться  все
громче, потом уткнулась лицом в подушку. Через минуту она почувствовала,
как он трогает ее за плечо:
   - Что с тобой?
   - Со мной... - стуча зубами, проговорила она. - Ничего. Истерика. Мне
очень плохо. Ты себе не представляешь, как мне плохо!
   - Я представляю... - тихо ответил он. - Лиза...
   Он сел рядом, прижался головой к  ее  спине,  обнял  ее,  сжимая  все
крепче, пока она не перестала дрожать.
   - Мне холодно, - сказала Лиза очень тихо.
   - Я тебя накрою.
   - Не надо. Потуши свет.
   Он секунду помедлил, потом встал, погасил свет.
   Лиза лежала в темноте, слушая звуки, которые производил  Феликс.  Вот
зашуршала какая-то тень, скрипнула "молния". Тихонько треснул паркет. Он
подошел к дивану, наклонился, дотронулся до ее ног.  Она  подняла  руку,
стала снимать пиджак, он помогал ей, путаясь в темноте, скорее мешая его
снять... Юбку она сняла сама, скинула  все,  что  на  ней  было,  легла,
натянула на себя плед... Он сидел на краю постели, глаза ее уже привыкли
к темноте, она различала его  задумчивый  профиль,  какую-то  ангельскую
покорность позы - склоненная голова, свешенная с колена рука, локоны  на
спине...
   - Ну что с тобой... - прошептала она. - Ты же этого хотел.
   - Грустно... - выдавил он.
   - Мне тоже.
   - Кажется, что этого никогда уже не будет.
   - А мне, наоборот, кажется, что это уже было. Ты замерзнешь.
   Он скользнул к ней под плед, прижал губы к ее шее.  Она  чувствовала,
как он дрожит, какие холодные у него руки, какие  шелковистые  волосы...
"Зачем я это делаю? - спросила она себя. - Неужели это так необходимо?"
   Его дыхание стало  уже  горячим,  руки  -  настойчивыми...  Лиза  уже
забыла, что он казался  ей  смешным,  забыла,  что  он  младше  ее,  она
погладила его по спине, откинулась, он прижался к ней. Она  сжала  зубы,
давно забытые ощущения рождались вновь, возвращали ее на полгода  назад,
к тому времени, когда Олег заставлял ее испытывать те  же  чувства.  "Не
думать об Олеге, - приказала она себе. - Не отравляй себя. Это страшно".
   - А... - простонал Феликс, откидывая назад голову,  схватив  Лизу  за
плечи.
   Она  в  ответ  засмеялась  тихим,  далеким  смехом,  погладила   его,
заставила пригнуться. Теперь они целовались, не отрывая губ, не  отрывая
тел, она чувствовала странную легкость, как будто начинала взлетать, как
будто ее больше ничто не притягивало к земле - даже  его  тело.  Хрупкое
равновесие, равновесие двух сплетенных тел, которое вот-вот должно  было
нарушиться... Она сорвалась первой - горячая лавина скатилась по склону,
увлекая ее за собой, она  застонала,  отвернула  голову,  сжала  руки  в
кулаки, бессильно их разжала...
   Он отпрянул от  нее,  упал  рядом,  содрогаясь,  разметав  волосы  по
подушке... А потом наступила тишина.
   - Ты... - начала она новым, нежным голосом. - Феликс, ты жив?
   - Что? - Он присел, повернулся к ней. - Лиза...
   Я что-то сделал не так?
   - Почему ты спрашиваешь? - удивилась она. - Ты сам  знаешь,  что  все
было прекрасно.
   - Ничего я не знаю.
   - Что? Ты хочешь сказать... - Лиза тоже села, пытаясь разглядеть  его
лицо. - Но тебе ведь уже двадцать лет!
   - Тебе смешно? - спросил он, нерешительно поднимая голову. - Никогда.
Честное слово. Как-то не пришлось. Я поэтому испугался.
   - Вот это да... - после минутного молчания сказала Лиза. - Так я тебя
совратила?
   - Это я тебя совратил.
   Она засмеялась,  привлекла  его  к  себе  -  обиженного,  смущенного,
наверняка красного - только в темноте это было незаметно.
   - Ты жалеешь? - спросил Феликс, высвобождая  руки  и  обнимая  ее.  -
Нет?
   - Нет, - ответила она. - Нет, нет, нет.
 
Глава 17 
 
   Саша вернулся. А что он еще мог сделать? Он подъехал к  своему  дому,
посидел в машине, посмотрел на часы. Было раннее утро, он просидел в той
квартире всю ночь, пока смог уйти. Страшно болела  голова,  прихватывало
сердце. Сегодня у него был свободный день, он  мог  бы  выспаться.  Если
Лена...
   Она открыла дверь, ничего ему не сказала, ушла в спальню. Он  помялся
в прихожей, умылся, потом, чтобы оттянуть момент, принял душ.  Прошел  в
спальню.
   Жена лежала неподвижно, отвернувшись от него лицом к стене.
   Они так ничего и не сказали друг другу. Он  лег  рядом,  закутался  в
одеяло, закрыл глаза и быстро уснул.
   Проспал до вечера, встал, поужинал в одиночестве - Лены не было,  сын
куда-то ушел - и снова завалился спать. На этот  раз  он  чутко  дремал,
слышал, как вернулись жена и сын - сперва он, потом она. Лена  долго  не
ложилась, а когда легла, он уже снова спал. Так  целые  сутки  прошли  в
молчании, и наступил новый день.
   - Ты надолго? - спросила Лена, поднимаясь с постели, усаживаясь перед
зеркалом, принимаясь расчесывать волосы. Сто взмахов  щеткой  -  вперед,
назад, направо, налево... - Я уже не ждала тебя.
   - Лен, если не прогонишь,  то  я  навсегда,  -  сказал  он,  глядя  в
потолок.
   - Что? - Она дернулась, застыла, щетка снова заходила  по  ее  темным
волосам. Если бы она их не  подкрашивала,  то  уже  была  бы  наполовину
седая. - Немножко не повезло?
   - Не в этом дело, - ответил он, удивляясь, как точно она всегда могла
угадать его состояние, даже если говорила наобум. - Просто не хочу жить,
ни с кем, кроме тебя.
   - Выражаешься в стиле сериалов, - заметила она.
   - А наша жизнь ничуть не умнее сериалов.
   - Она тебе изменила?
   - Не говори чепухи, она в Париже.
   - Это она звонила вчера?
   Его так и затрясло. Действительно, был  вчера  момент,  когда  они  с
Леной увиделись на кухне.  Как  раз  тогда,  когда  вернулась  Лена,  он
страшно захотел пить, прошел туда, и тут  зазвонил  телефон.  Звонки  он
сразу узнал, поднял трубку, услышал голос Олеси. Она говорила такое, что
волосы вставали дыбом, он ей не  совсем  поверил,  решил,  что  девчонка
сошла с ума...
   Сперва пришлось говорить при жене,  потом  она  ушла  и  на  прощанье
сказала ему что-то, чего он не расслышал И эти слова жены были для  него
куда важнее того бреда,  который  бормотала  Олеся.  Он  бросил  трубку,
вернулся в спальню, лег, притворился, что спит. И вот теперь  она  снова
напомнила ему о том кошмаре. Оказывается, она все поняла.
   - Да, вчера звонила она, -  подтвердил  он,  лихорадочно  думая,  как
оправдаться.
   - Что ей было нужно? - О, этот жалобный тон!
   Если она заговорила в таком тоне, то жди примирения!
   Она только притворяется, что ей все равно, на самом деле вот-вот  она
зарыдает, начнет биться у него на плече, умолять, чтобы  он  никогда  не
видел "эту шлюху".
   Саша спокойно ответил:
   - Ей, как всегда, нужна звезда с неба.
   - Что?
   - Она хочет невозможного.
   - Например? - Вопросы Лены были сухие, короткие,  почти  равнодушные,
но его не обманывал этот тон.
   - Например, она хочет, чтобы я от тебя ушел, - прямо сказал он.
   - О... Девочка очень развитая, как я понимаю.
   - Да, сразу  берет  быка  за  рога.  Но  она  не  понимает,  что  это
невозможно. И ты, Ленка, не понимаешь, хотя ты старше и умнее ее.
   - Вот как ты теперь заговорил. -  Лена  снова  принялась  расчесывать
волосы. - А несколько дней назад...
   - Тогда ты начала, если помнишь. Начала сразу с  оскорблений.  Что  я
мог тебе ответить? Ты, конечно, хозяйка в этом доме, я ни на секунду  не
забываю, что всем тебе обязан... Но  все  же  иногда  мне  хочется  хоть
иллюзии! Хоть иллюзии того, что я тоже чего-то стою!
   - Но ты...
   - Нет, постой! - Теперь он окончательно убедился,  что  она  начинает
сдаваться. Глаза у Лены уже стали растерянными, влажными, почти нежными,
голос помягчел... Надо было  только  немного  нажать...  -  Я  прекрасно
понимаю, что виноват перед тобой. Очень виноват.
   Девчонка . Ну это было лишнее Она мне совсем была  не  нужна  Знаешь,
иногда сдуру, сам не знаешь почему...
   Словом, зря я это сделал. Но как ты это восприняла?!
   - Что?!
   - Да, ты вела себя... Неумно, скажем  так.  Ну  какая  тебе  разница,
через сколько дней я ее брошу? Через два? Через три? Мы с  тобой  женаты
двадцать  лет,   неужели   ты   будешь   разбивать   все   из-за   этого
недоразумения?! Ты ведь сама понимаешь, что мы связаны  друг  с  другом.
Все остальное глупости.
   - Но ты как будто серьезно увлекся, - нерешительно ответила она.
   - Увлекся серьезно... - передразнил ее Саша. - Ты  только  вслушайся!
Это же бессмыслица! И потом, скажи, разве твои подруги  не  рассказывали
тебе, сколько любовниц у их мужей? Разве я  -  не  приятное  исключение?
Почему ты никогда не можешь пойти на компромисс?
   - Мне говорили, что мужик в твоем  возрасте  должен  перебеситься,  -
тихо ответила она. - Я старалась терпеть Но когда любишь, это трудно.
   - Лен... Будь мудрой.
   - А ты?! - Она в слезах повернулась к нему. - А ты?!
   - Я тоже, изо всех сил... - Он обнял ее, притянул к себе, погладил по
плечам. Лена в голос зарыдала. Он утешал, задумчиво перебирая ее  волосы
- жестковатые, крашеные, совсем не такие, как у  Олеси.  -  Я  даю  тебе
слово, что эти истории больше не повторятся. Не так уж их было много.
   - Но пусть она никогда сюда  не  звонит!  -  рыдала  Лена,  вцепляясь
пальцами ему в майку. - Никогда!
   Пусть забудет этот номер!
   - Она забудет.
   - И ты никогда не будешь работать с нею!
   - Лен, но если...
   - Нет, нет! - истерично закричала она, поднимая  искаженное  лицо.  -
Это опять отговорка! Поклянись!
   - Но вдруг мне скажут работать именно с нею, как же быть?
   - Откажись! Заболей!
   - Хорошо.
   - Даешь слово?!
   - Да, да... - Он гладил ее по лицу. - Успокойся.
   - И умоляю тебя, забудь ее... - шептала она, снова приникая к нему. -
Забудь. Она ведь  вовсе  не  так  хороша,  она  обыкновенная  скелетина,
девчонка, красные коленки, глупые глаза... Она просто попалась тебе  под
руку. В ней ничего нет. Умоляю тебя!  Скоро  ты  сам  почувствуешь,  как
ошибался! Только не встречайся  с  нею!  На  расстоянии  все  становится
понятно. Ты поймешь, что она тебе совсем не нужна. Ты забудешь!
   Он, вместо ответа, стал целовать ее макушку.  Лена  притихла,  крепко
обняла его, потом опустилась на спину, глядя на него огромными  влажными
глазами, распустила пояс халата.
   -  Помиримся?  -  прошептал  Саша,  гладя  ее  грудь  -  увы,  слегка
увядающую.
   - Сашенька... Глупый...
   - Я тебя люблю, - привычно сказал он,  нависая  над  нею.  -  Я  тебя
люблю.
   Через пять минут все было кончено. Лена, счастливая,  затихла  рядом,
прижав голову к его руке, а он едва  подавлял  тошноту.  "Я  никогда  не
смогу ее любить, - говорил он себе. - Никогда. Зачем я вернулся? А что я
мог сделать? Ленка права, надо забыть".
   Ему снова вспомнились те  ужасные  часы,  когда  он  сидел  в  темной
квартире, над вскрытым паркетом, со свечкой в руке, и шарил под полом  в
дикой надежде что-то найти. Испачкал руку в крысином помете, в древесной
пыли, в прочей гадости,  порвал  манжету  рубашки,  чуть  не  кричал  от
злости. Но ничего не было.
   Потом он вернулся в столовую, предварительно опустив на место паркет,
попросил белокурую женщину,  чтобы  она  дала  ему  выпить,  посидел  до
рассвета, обхватив голову руками... Потом  из  коридора  вошла  девочка,
сказала ему, что в подъезде снова никого нет, и если он хочет  уйти,  то
надо это сделать сейчас. Ужасная девочка со злыми глазами.  Он  встал  и
ушел, ничего не сказав женщине. Она  была  совершенно  пьяна  и  плакала
молча, горестно, без остановки. Вышел из подъезда, внизу встретил парня,
который поднимался наверх,  парень  посмотрел  на  него,  но  ничего  не
сказал. Наверное, подумал, что Саша идет из другой  квартиры.  А  больше
ничего не было. Ничего.
   - Как мне хорошо с тобой... - прошептала Лена, не  отрываясь  от  его
плеча. - Неужели тебе было лучше с нею?
   - Никогда.
   - Ты не врешь?
   - Нет.
   Он только и мог, что говорить - "да", "нет", качать головой,  гладить
ее по лицу... Он сказал бы ей  все,  что  угодно,  чтобы  забыть.  Чтобы
закрыть глаза, уснуть снова, спать целые  сутки,  чтобы  все  показалось
сном.
   - Ты забудешь ее, - сказала Лена. - Очень скоро ты ее забудешь.
   "А ведь это не так, - подумал он. - Я ее никогда не забуду".
   Он встал, умылся, с ненавистью глядя на  свое  лицо,  побрился  перед
увеличительным зеркалом. Прошел на кухню, в надежде  что-то  съесть,  но
кусок в горле застревал - выпил только чашку кофе. Позвонил в агентство,
договорился, что будет через сорок минут. Лена тоже пришла  на  кухню  и
сразу забеспокоилась, почему он не поел. Эти простые  домашние  действия
теперь внушали ему отвращение. Самые обычные слова жены приводили его  в
бешенство. Но приходилось кротко и вежливо отвечать, говорить, когда  он
вернется,  поцеловать  ее  на  прощанье.  В  машину  он  сел  совершенно
вымотанный, как будто и не  спал  почти  сутки  напролет.  Сунул  в  рот
сигарету. Она показалась горькой.
   В агентстве его встретили шуточками. Стилист  -  дама  лет  тридцати,
сама без грамма косметики на лице, растрепанная, обняла его и  спросила,
здоров ли он теперь.
   - Да, я болел, - немного невпопад ответил он.
   - Твоя жена звонила нам. Говорила, что болеешь,  что  несколько  дней
проведешь за городом.
   - В самом деле?
   "Значит, она так и не приняла всерьез  мой  уход,  -  подумал  он.  -
Слишком была уверена в своей власти.
   Как все это унизительно! Она заранее  все  знала.  Незачем  было  так
извиняться. Она все предвидела".
   Работал он как во сне - не радовала даже красивая-понятливая  модель,
не  радовал  прекрасный  день,  общее  дружелюбное   внимание,   любимая
работа... Сквозь лицо модели - совсем молоденькой девушки -  то  и  дело
начинали проступать другие, слишком знакомые  черты.  А  когда  объявили
небольшой перерыв, чтобы поправить косметику и переодеть девушку, и  она
отошла в сторону и присела на  стул  -  совсем  как  Олеся  расслабленно
свесив руки между колен, - он чуть не завыл, поняв, что никогда  уже  ее
не увидит.
   Невозможно было так работать! В большой перерыв, когда  меняли  свет,
интерьер, модель, он вырвался на полчаса и доехал до  ближайшего  пункта
международных переговоров. В Москве  был  час  дня,  разница  с  Парижем
составляла три часа, значит, там было десять утра.  Возможно,  она  была
еще дома. Он ждал, метался, но никак не соединяли. "Номер не отвечает, -
ответила телефонистка. - Никого нет". "Она на съемке, - уверял себя  он.
- Не сходи с ума. Что она мне сказала?! Была как  безумная.  Убила  того
человека? Действительно убила или только хотела припугнуть меня?
   В любом случае глупо. Нет, не то слово! Она сумасшедшая, я всегда это
знал! Нельзя было связываться с нею! И зачем она это сделала?! Чтобы  мы
могли купить квартиру и жить вместе?! Слишком большая жертва...
   Нет, не верю, я должен знать!"
   Он послонялся по улице перед дверями переговорного пункта,  вернулся,
заказал Париж еще раз. Прежний результат. Больше ждать было нельзя, надо
было возвращаться. Как ее найти?! Если она приходит поздно, если  учесть
разницу во времени,  то  звонить  ей  надо  где-то  после  полуночи.  Но
откуда?! Из дома?! Теперь уже нельзя. Теперь надо быть  тише  воды  ниже
травы... Как унизительно! Он решил попробовать еще раз дозвониться после
съемки. Но у него снова, ничего не вышло.
 
*** 
 
   Стройная, но уже очень увядшая дама захлопнула дверцу серого  "рено",
оглядела дом и вошла в подъезд.
   Она редко бывала здесь,  в  Клиши,  потому  что  знала,  что  ее  муж
облюбовал эту квартиру для свиданий. Приходить  сюда  она  считала  ниже
своего достоинства. Но теперь, после того как он не  приехал  домой,  не
явился в офис... Она не хотела никого беспокоить, не хотела вмешивать  в
дело чужих людей, поэтому поехала сама.
   Она поднялась в лифте, открыла дверь своими ключами,  впрочем,  дверь
оказалась заперта только на один  замок,  который  захлопывался.  Вошла.
Везде было темно, только в спальне горел свет. Между тем время было  еще
далеко не вечернее. Она нерешительно постояла у порога, прикрыла  дверь,
зачем-то проверила свою сумочку. Потом негромко окликнула мужа по имени.
   Ей никто не ответил. Тогда она  прошла  в  спальню,  заглянула  туда,
ожидая увидеть его спящим в обнимку с. какой-нибудь девкой... Такое  уже
случилось один раз.
   Один раз, о котором он не знал. Он вот так же заспался,  проспал  все
на свете, и она приехала сюда. Заглянула в  спальню,  бросилась  вон  из
квартиры. А они так и не проснулись.
   - Борис? - спросила она, увидев, что на этот раз  он  лежит  один.  -
Борис?
   И тут же поняла, что он мертв. Синюшный цвет лица,  распахнутый  рот,
выкаченные из орбит глаза, судорожно изогнутое тело. И был он совершенно
голый.
   Его волосатый жирный пах выглядел как-то особенно жалко.
   Она прижала к ненакрашенным губам  руку  в  перчатке.  Постояла  так,
борясь с криком, который рвался наружу, схватилась за косяк  двери.  Она
даже не подошла к нему ближе, не стала проверять,  дышит  ли  он...  Все
было слишком очевидно.  Как  только  она  пришла  в  себя,  бросилась  в
столовую, к телефону. Набрала  номер  полиции.  Ее  соединили  с  нужным
участком.
   - Я нашла своего мужа мертвым, - сказала она. - Вы, наверное,  должны
приехать.
   - Минуту, мадам, - ответили ей. - Что с ним? Он убит?
   - Не знаю. Не знаю!
   - Сейчас приедем.
   Они приехали быстро, она думала, что у  нее  будет  некоторое  время,
чтобы собраться с духом и ответить на все щекотливые вопросы.
   В квартиру вошли четверо мужчин, все в штатском.
   Один из них был доктор - она  сразу  поняла  это,  как  только  он  в
спальне приподнял голову Бориса каким-то профессиональным  жестом.  Трое
других стояли и молча  смотрели  на  него.  Ирен  не  вошла  в  спальню,
осталась в коридоре. Она медленно-медленно стягивала  с  руки  перчатку.
Стянула. Принялась за вторую. Тот из троих, что был повыше, повернулся к
ней и спросил, приходится ли она женой убитому?
   - Да, - ответила она, почему-то задержавшись  с  ответом.  -  Так  он
убит?
   - Как доктор скажет.
   - Думаю, тут не обошлось без подушки, - ответил врач, выпрямляясь над
трупом. - Я такое уже видел.
   - Подушка? При чем тут подушка? - спросила женщина. - Я не понимаю!
   - Давайте его в анатомичку, - обратился врач к  остальным.  -  Я  его
вечером осмотрю. А сердце у него было здоровое?
   Этот вопрос адресовался Ирен. Она  сглотнула,  нерешительно  покачала
головой:
   - Иногда он жаловался на боли. Я просила его обратиться к Годэну,  но
он...
   - Кто такой Годэн?
   - Наш врач.
   - Дайте его телефон.
   Ирен  трясущимися  руками  достала  блокнот,   продиктовала   телефон
следователю. Потом ее попросили пройти в другую комнату. Сейчас ее  мужа
увезут. Ей лучше не смотреть.
   Она так и не поняла, почему ей лучше не смотреть, ведь  она  его  уже
видела, но послушно прошла в столовую,  зажгла  лампу,  села  в  кресло,
привычно скрестив ноги - как ее в детстве учила гувернантка.
   Никогда  не  класть  ногу  на  ногу.  Держать  ноги  так,  чтобы  они
образовывали  изящную,  но  не  вызывающую  линию.  Юбка  может  немного
приоткрыть колени, но не более. Ноги у нее были самые обычные, и она  не
была уверена, смотрел бы на них кто-нибудь, даже если  бы  она  положила
ногу на ногу. Следователь, во  всяком  случае,  не  смотрел.  Он  глядел
куда-то сквозь нее, на  маленькую  картину  на  стене  (Тулуз-Лотрек)  и
монотонно спрашивал:
   - Вы постоянно живете в этой квартире?
   - Нет. У нас дом в Пасси.
   - Но квартира ва