. Он был известным  фотографом,  сотрудничал  с  одним
дамским журналом, его имя ничего не  говорило  неискушенной  Олесе.  Она
робко слушалась его, вставала так, как он просил, и сперва у нее  ничего
не получалось - фотографии выходили самые заурядные, скованные...
   - Ты боишься камеры? -  спросил  он  ее  наконец.  -  Почему  ты  так
напрягаешься, когда я тебя фотографирую?
   - Не знаю... - Она очень нервничала, была просто вне себя. Все в этом
новом  шикарном  мире  волновало  и  пугало  ее.  -  Я  просто  не  могу
сосредоточиться. Никак!
   - А тебе вовсе не надо напрягаться! - уверял он ее. - Расслабься и ни
о чем не думай! Меня просто нет! Меня нет! Забудь обо мне!
   Но легко сказать - забудь! Как раз о нем Олеся все время помнила.
   Что в нем было особенного? Да  ничего.  Немного  вытянутое  лицо,  на
котором обычно бывало выражение легкой грусти и озабоченности, пепельные
волосы, тщательно уложенные муссом (никто из прежних знакомых  Олеси  не
следил за своей прической), глаза голубые, совершенно обычного  оттенка.
Ростом он был невысок, не полный и не худой, тяжелая походка,  ухоженные
руки... На вид ему можно было дать лет тридцать пять, на самом деле  ему
только что перевалило за сорок. Одет он был прекрасно, не  боялся  ярких
цветов и смелых сочетаний, носил модельную обувь, от него чудесно  пахло
дорогой туалетной водой. Еще у него была машина, жена и  сын  пятнадцати
лет. Олеся сама себе поражалась - что она в нем нашла? Но  нашла  что-то
такое, отчего просто обалдевала... Он был очень обходителен,  безупречно
вежлив, и она обращала внимание на то, как относятся к нему женщины.
   А женщин вокруг было много - ведь он работал с  ведущими  агентствами
фотомоделей. "Саша, Сашенька, где Саша?" - только  и  слышалось  вокруг.
Олеся дергалась от этих окриков, ей казалось, что все эти ухоженные дамы
смеются над нею, оглядывая ее острые коленки, кожу, не знавшую загара  и
дорогой косметики, наряды с вещевого рынка, в которых она  приходила  на
съемку.
   Работа над порт-фолио затягивалась. До Олеси даже доходили слухи, что
ее собираются вновь задвинуть в те серые ряды, откуда она пришла.
   - Ты боишься камеры, - укорял ее Саша. - Я не понимаю - почему? Может
быть, у тебя было какое-то детское  впечатление  от  фотосъемки?  Что-то
неприятное? Ты часто фотографировалась?
   Олеся пожимала плечами. Какое там часто! Разве что в школе,  в  конце
каждого класса, да еще в раннем  детстве,  да  еще  на  паспорт...  Саша
возмущался:
   - Тогда я не понимаю почему... Ну не смотри ты так на меня!  Думай  о
приятном! Олеся!
   Все эти уговоры действовали  на  нее  ужасно.  Она  чувствовала  себя
полной дурой, и один раз даже разревелась перед  всеми.  К  ней  подошла
визажистка, собираясь поправить косметику, но Саша вдруг заорал:
   - Все, оставьте ее в покое! Я сам! Какого черта вы ее пудрите!
   Визажистка испуганно ретировалась, и Олеся  подняла  залитое  слезами
лицо, глядя на него... Тогда-то он и снял ее. И еще раз снял,  и  еще...
Ей уже было все равно, она просто сидела на стуле, скрючив под ним ноги,
нелепо свесив руки между голых коленей, и плача горькими слезами...
   - Ну вот,  это  другое  дело...  -  задумчиво  говорил  он  назавтра,
рассматривая готовые фотографии. - Ты просто великолепна! Тебе вообще не
нужна косметика. Смотри, какое у тебя естественное лицо.
   Олеся вовсе не была уверена,  что  косметика  ей  не  нужна.  Белесые
ресницы, бледные губы - что могло быть ужасней?! Но  Саша  настаивал  на
том, чтобы ее больше не красили, ни капли косметики!  И  она  позировала
перед камерой совершенно равнодушная к исходу дела, уже  разочаровавшись
в результате, больше не думая, хорошо или плохо она выглядит, потому что
заранее была уверена, что выглядит ужасно. Но  фотографии  ее  поражали.
Это она, Олеся? Нет, совсем незнакомое бледное лицо, равнодушные глаза с
поволокой какой-то замороженной грусти,  не  фигура  -  легкий  набросок
фигуры и длинные светлые волосы, легкой волной летящие вслед за нею...
   - Я тут  сама  на  себя  не  похожа,  -  заметила  она  робко,  когда
порт-фолио  был  совершенно  готов.  -  Не  понимаю,  кому   это   может
нравиться?
   - От тебя и не требуется, чтобы  ты  понимала,  -  грубовато  ответил
Саша. С моделями он иногда позволял себе более  вольный  тон,  во  время
работы мог  даже  наорать,  отпустить  пару  матерных  слов.  -  Подожди
немного, ты еще увидишь небо в алмазах....
   Я твой порт-фолио  кое-кому  покажу.  Скоро  будет  один  веселенький
конкурс, победительница поедет в Париж по контракту с одной фирмой...
   - Я - в Париж? - недоверчиво возразила она. - Что вы! Кроме  меня  не
найдется, что ли?!
   - Твое дело готовиться, - ответил он. - Прекращай жрать  что  попало,
купи себе витамины, и ни в коем случае не пользуйся мылом!
   Из-за мыла у них были большие ссоры поначалу.
   Он увидел, как Олеся смывала грим с помощью куска обычного туалетного
мыла, и просто озверел... Никого поблизости не было,  и  он  дал  ей  по
затылку ладонью, так что она чуть не стукнулась  головой  о  раковину...
Олеся, потрясенная, ослепшая от едкой пены таращила на  него  глаза,  не
понимая,  как  обходительный,  вежливый,  всегда  сдержанный  с  другими
женщинами Саша мог сделать такое по отношению к ней?
   А он кричал:
   - Идиотка, неужели ты не понимаешь, что губишь кожу?! Ты  бы  ее  еще
кирпичом натерла! Ты вообще-то знаешь, что на свете  есть  косметическое
молочко и тоник?! Как  я  тебя  снимать  буду?!  И  что  мне  за  дубина
досталась?!
   Тогда Олеся не заплакала, но эта грубая забота ей  даже  понравилась.
Разумеется, удар по затылку был лишним, но она и это простила Саше.  Она
уже прощала ему все: крики на съемке и резкие толчки, когда она не могла
встать как надо... Не  прощала  она  только  его  любезные  разговоры  с
другими женщинами.
   "Относится ко мне как к шлюхе какой-то... - удрученно размышляла она,
возвращаясь домой. - Ни во что не ставит!" Ей  казалось,  что  отношения
наладятся, когда будут получаться удачные фотографии, но сколько она  ни
старалась - получалось все хуже и хуже... И только после того,  как  она
разревелась, после того как совсем перестала думать, как выглядит, после
того как махнула на все рукой, что-то стало получаться...
   Работа над фотографиями была  закончена.  По  логике  событий,  после
этого Олесе должны были предложить участие в каком-то проекте, в  показе
моделей, по крайней мере, иметь ее в виду.  Но  никаких  приглашений  не
последовало. Это ее убило. Не то чтобы она  страстно  стремилась  занять
высокое положение в мире моды, нет! Главным было то, что теперь ей  было
вовсе  не  обязательно  видеться  с  Сашей,  слушать  его   наставления,
позировать ему,  наблюдать  потом,  как  совершается  чудо  -  возникает
странное, отрешенное лицо на его фотографиях - лицо не Олеси, а какой-то
Снегурочки из сказки... Снегурочка теперь жила в альбоме, а  Олеся  -  в
своей прежней жизни. Она все еще работала по ночам, просыпалась в  общей
комнате от  звука  включенного  телевизора,  помогала  братьям  готовить
уроки, ходила по магазинам, обсчитывала покупателей в своем  магазине...
И все яснее понимала, что этой жизнью жить больше  не  сможет,  что  она
изменилась... Саша звонил ей почти ежедневно, справлялся о  здоровье,  о
ее форме, предупреждал, что скоро продвинет ее в одном проекте...
   - Я имею тебя в виду! - сказал он  как-то.  -  Тебя  никто  не  будет
раскручивать, конкуренция слишком большая, моделей сколько угодно...  Но
ты мне нужна.
   Олеся задала ему вопрос:
   - Почему же я выиграла на конкурсе фотографий, раз  конкуренция  была
такая жесткая? - И выяснилось, что  выиграла  благодаря  Саше,  что  его
слово было решающим и если бы не он - она могла бы быть  самой  Клаудией
Шиффер, но на нее никто бы не обратил внимания. "Ты мне  нужна!"  -  эти
его слова ласкали ей сердце, подавали слабую надежду, что эта история не
закончилась, едва начавшись, что она еще не потеряла  его  окончательно.
Да, она уже теряла его, и снова находила, когда он ей  звонил,  и  снова
теряла ночью, когда воображала его в постели с женой, в машине с  сыном,
на работе с шикарными дамочками...
   А она была где-то на заднем плане - просто лицо в альбоме, который он
забрал себе, просто не накрашенное лицо Снегурочки.
   И наконец он сказал ей по телефону:
   - Приезжай в центр, мы поговорим. Теперь можно кое-что сделать.
   Она собралась за пять минут - больше ей не потребовалось, потому  что
она давно уже продумала свой туалет  для  встречи  с  ним  до  последних
мелочей. Этот летний день был прохладным, она надела шорты, обтягивающую
белую кофточку, блестящий клеенчатый плащ, слегка  накрасила  ресницы  и
губы, хотя знала" что он этого не любит...
   - Больше  всего  на  свете  мне  нравятся  абсолютно  не  накрашенные
девушки, - говаривал он на съемках. - И упаси Боже -  никакой  химии  на
волосах!
   Химия меня просто убивает. - И окружающие бабенки при  этом  смущенно
хихикали, поджимая густо накрашенные  губы.  А  Олеся  серьезно  моргала
белыми ресницами и смотрела в объектив его камеры.
   Она приехала на указанное им место - начало Тверского бульвара, сразу
узнала его машину. Он сидел за  рулем,  просматривал  какой-то  каталог.
Увидев ее, открыл дверцу,  и  Олеся  забралась  внутрь...  Почувствовала
запах его духов, и колени у нее слегка задрожали.
   - Замерзла? - спросил он, быстро прикоснувшись губами к ее щеке. Этот
жест ничего не значил, так было принято здороваться в его среде.
   - Нет... - пробормотала она, преданно глядя на него. - Зачем вы  меня
звали?
   - Ну, во-первых, давай на "ты", -  заявил  он,  включая  зажигание  и
выруливая с бровки тротуара. - А  во-вторых...  Олеся,  скажи  -  ты  со
мной?
   - Что? - не поняла она. Ей сперва показалось, что он спрашивает ее  о
том, о чем она думала не переставая, и  чуть  не  сказала:  "Да,  я  вас
люблю". Но тут же поняла, что он имел в виду нечто другое.
   - Скоро будет тот самый конкурс, про который я  тебе  рассказывал,  -
продолжал он, не замечая ее замешательства. - Приедет  жюри  из  Парижа,
представители фирмы, число участниц будет ограниченным... Вот я  тебя  и
спрашиваю. Ты со мной или нет?
   - Конечно да...
   - Тогда я тебя выдвигаю... - кивнул он. - Я  не  сомневался,  что  ты
согласишься. Такую возможность глупо упускать. Знаешь, я тут кое-что про
тебя разузнал.
   - Что?! -  пораженно  спросила  она.  Сам  факт,  что  он  так  много
занимался ее персоной, был просто  восхитителен,  это  воскрешало  ее  к
жизни и к радости. - Вам что-то про меня насплетничали?
   - Да нет, я не про это... - отмахнулся он, не глядя на нее. - Я хотел
выяснить, почему вокруг тебя заговор  молчания.  И  выяснил.  Там  хотят
продвинуть одну девицу, у которой тип лица в общем твой.
   А продвинуть ее хотят очень, и помешать этому трудно. -Я  понятия  не
имею, откуда она взялась, наверное, просто чья-то невеста... Но с  тобой
она не выдерживает никакого сравнения. Может, она даже поэффектней тебя,
но совершенно никакой оригинальности, слепить какой-то образ невозможно.
   В общем, я решил за тебя побороться. Выход  один  -  твое  участие  в
конкурсе. Я сомневаюсь, чтобы французское жюри  было  подкуплено.  А  не
увидеть твоего  преимущества  перед  нею  просто  невозможно.  С  нашими
разговаривать бесполезно, они уже взялись ее раскручивать. В  общем,  ты
будешь моей темной лошадкой. Главное, пропихнуть тебя на конкурс. И тебя
должны там заметить, но это уже твоя забота. Ты здорово  похудела,  что,
голодаешь? - внезапно переменил он тему.
   Олеся покачала головой:
   - Нет, не голодаю. Я вообще не толстею, даже если  объедаюсь.  Просто
настроение какое-то такое...
   - Что за настроение?
   - Да осточертело все! - призналась она. - Мать, братцы, папаша  вечно
пьяный... Голова от них пухнет, а ночью - в магазине... Больше  не  могу
так жить!
   Она впервые пожаловалась ему, а он воспринял это довольно равнодушно.
Только и сказал:
   - Значит, надо резко менять свою жизнь. Про что я  тебе  твердил  все
время? Мылом-то больше не умываешься?
   - Не в мыле дело... - вздохнула Олеся. - Я купила себе и  молочко,  и
тоник.  А  вот  квартиру  не  могу  себе  купить.  Отдельную   квартиру,
понимаете?
   - Что, так сложно жить с родителями? - посочувствовал он.
   - Хуже некуда. Я мечтаю,  что  когда-нибудь  уйду  оттуда  и  уже  не
вернусь. Понимаете?! Мечтаю уйти из родного дома! Потому что  больше  не
могу это терпеть!
   Мне все осточертело, все!
   Он впервые видел, как Олеся злится, и теперь смотрел на нее с большим
интересом, как будто открывая это лицо заново. А она продолжала, забыв о
смущении:
   - Да что вы понимаете! У вас все есть, у вас такая интересная работа,
у вас друзья... Я просто как в тюрьме, больше не могу видеть  эти  тупые
рожи, не могу слышать храпение по ночам...
   - А я, между прочим, тоже храплю... - неожиданно вставил он.
   Олеся осеклась, только теперь сообразив, что  позволила  себе  с  ним
совершенно новый тон. До сих пор она обращалась к нему как  почтительная
подчиненная, теперь говорила как равная. Может  быть,  на  нее  повлияла
долгая разлука? Во всяком случае, она замолчала,  нервно  скрутила  пояс
плаща, опустила голову.
   Он внезапно остановил машину, посидел  молча,  глядя  в  окно,  потом
выключил зажигание и сказал ей:
   - Выходи, приехали.
   - Куда? - Олеся оглядела  высокий  желтый  дом,  возвышавшийся  перед
ними.
   - Ко мне домой, - пояснил он.
   - А...
   - Что тебя волнует?! - рассердился он, напомнив ей прежние времена. -
Я тебя пригласил, значит, ни о чем не думай.
   Но она непрерывно думала о его жене. Где она?
   Почему он привел ее, Олесю, в свой  дом,  почему  не  в  какое-нибудь
кафе? Если он боялся, что она съест накануне конкурса что-нибудь не  то,
тогда мог отвезти ее просто на природу и там спокойно поговорить...
   Но домой... Олеся нерешительно выбралась наружу и стояла так, ожидая,
когда он запрет машину. В конце концов она решила, что его  жена  и  сын
отдыхают где-нибудь на море, и поэтому...
   Но она ошиблась. Саша позвонил у двери, и им открыла женщина в  узких
черных брючках и желтом свитере.
   - Привет, - сказал он, проводя вперед оцепеневшую Олесю. - Вот, Лена,
знакомься! Это моя ставка!
   - Кто? - холодновато,  но  вежливо  спросила  женщина.  -  Не  смущай
ребенка, Саша, говори по-человечески. Здравствуйте! - Это относилось уже
к Олесе. Та кивнула и выдавила что-то похожее на "добрый день!"
   - Мы должны кое-что обсудить, - бодро говорил Саша. -  Мне  никто  не
звонил?
   - Звонили из "Бриз-зард", просили, чтобы ты привез им  фотографии,  -
ответила женщина, продолжая осматривать Олесю  с  ног  до  головы.  Этот
взгляд парализовал  ее,  и  она  вздохнула  с  облегчением,  когда  Саша
подтолкнул ее и почти впихнул в какую-то комнату.
   Комната оказалась его  студией.  И  стены,  и  пол,  и  потолок  были
выкрашены в белый  цвет,  в  углах  стояли  юпитеры,  стол  был  завален
аппаратурой. Сесть было негде, но он быстро решил эту проблему -  скинул
ворох фотобумаги с низкой табуретки, усадил Олесю так, чтобы на ее  лицо
падал свет из незашторенного окна, сам уселся на подоконнике.
   - Ну вот, теперь можно и о деле поговорить, - заметил он. - Почему ты
такая грустная?
   - Я всегда такая, - резко ответила Олеся. Ей  хотелось  плакать.  Все
рухнуло, она ничего не значит для него, она просто кукла, ставка, как он
представил ее жене, у нее нет даже имени.
   - Неужели все еще думаешь о своих  проблемах?  -  осведомился  он.  -
Наплюй, говорю тебе, скоро все переменится. Ты должна только выиграть  в
конкурсе.
   - Ничего себе "только", - мрачно ответила она. - Вы сами сказали, что
там будет мясорубка.
   - Я тебе уже сказал, чтобы  называла  меня  на  "ты",  -  раздраженно
бросил он. - И хватит паниковать! Если я за тебя взялся... Я  пустышками
не занимаюсь. И ту девку делать не буду, пусть хоть треснут!  Мне  нужна
ты!
   Снова эти слова! Но они ничего не  значат,  ничего,  пока  за  стеной
ходит его жена... Олеся слышит ее шаги, и у нее  сжимается  сердце!  Как
все не похоже на ее мечты! Да, она уже представляла себе, как приедет  к
нему домой и как все там будет... Но эту женщину она не предусматривала.
Совсем. А Саша разошелся:
   - Если ты выиграешь, поедешь на полгода в Париж. Глупая, ты  даже  не
представляешь себе, что тебя там ждет! Тебя задолбала твоя серая жизнь?!
Там она кончится. Ну, смотри  поживей,  не  могу  видеть  тебя  в  таком
состоянии! Олеся! Олеся?!
   - Что? - опомнилась она.
   - Ты хоть слышишь, что  я  тебе  толкую?  Я  говорю,  что  ты  должна
выиграть контракт на двадцать пять тысяч долларов!
   - Сколько? - Она не верила своим ушам. До сих пор  этот  конкурс  был
для нее просто причудой Саши, каким-то абстрактным понятием. Когда  была
названа цифра, она обалдела. Теперь она слушала очень внимательно.
   - А что, я тебе не говорил? - удивился он. - Да  с  этого  надо  было
начинать. Тебе хватит этих денег чтобы купить себе отдельную квартиру?
   - Мне... Господи, конечно... Только...
   Он остановил ее несвязную речь повелительным взмахом руки:
   - Все, я вижу, ты впечатлилась! Значит, мы сотрудничаем! Я делаю тебе
новый порт-фолио, тот не годится. Я слишком детально оформил твой образ,
специалисты этого не любят. Если ты выиграешь, то только потому, что они
увидят в тебе нераскрытые возможности. Значит, надо дать только намек на
твой образ. Ты должна быть чуточку никакая, понимаешь?
   - Нет! - честно ответила она. -  Это  значит  -  без  косметики?  Как
раньше?
   - Да, красить тебя не буду, тут ты угадала,  -  кивнул  он.  -  Пусть
видят только твое лицо. Это на самом конкурсе ты будешь  блистать  всеми
красками, но главное, чтобы они увидели, что можно с тобой сделать...
   Понимаешь?   Им   нужен    полуфабрикат,    с    хорошими    данными,
работоспособный, послушный.  Если  выиграешь,  с  тобой  будут  работать
прекрасные визажисты,  другой  фотограф,  куча  народу.  В  тебя  вложат
деньги, поняла? И ты должна только слушаться. Нет, ты не  будешь  просто
манекеном, на который вешают платье и всякое такое. Ты должна входить  в
образ, но пока тебе этого не  приказали  -  будь  просто  никем.  Это  -
главное. Твой характер не должен забивать тебя как актрису. "
   - Я не смогу... - растерялась она. Этот поток слов  ее  ошеломил  еще
сильнее, чем названная им сумма.
   Никогда раньше ей не  случалось  слышать  ничего  подобного,  она  не
представляла себе, что задача так сложна. Саша ее успокоил:
   - Не паникуй раньше времени, говорю тебе! Не боги горшки обжигают!  Я
в тебе кое-что вижу, я не ошибся. Скажи, ты ешь витамины?
   Она кивнула. Она ела витамины, пользовалась средствами для  ухода  за
кожей, старалась больше спать и в общем сохраняла неплохую форму. Но все
это казалось ей таким мизерным рядом с такой грандиозной задачей!
   А Саша пристрастно расспрашивал:
   - На здоровье  не  жалуешься?  Сколько  раз  в  год  простуживаешься?
Аппендицит вырезан?
   - Да, - ответила она.
   - Покажи! - потребовал Саша. Видя ее недоумение, пояснил:
   - Мне же нужно работать с твоим телом, покажи шрам!
   - Но... Там почти ничего не видно... - залепетала Олеся. Странно - ей
уже приходилось раздеваться почти у него на глазах, но  почему-то  тогда
она не чувствовала никакого смущения. Возможно, потому, что вокруг  было
столько народу. Да и Саша на нее почти не  смотрел.  Но  теперь,  в  его
студии, в его квартире, где находится к тому  же  его  жена,  наедине  с
ним...
   Он настаивал:
   - Не будь невинной принцессой, не ломайся! Как ты собралась  работать
с такими взглядами на мораль?!
   Подними кофту!
   И она непослушными пальцами  подцепила  край  кофточки,  потянула  ее
вверх. Он соскочил с подоконника, подошел ближе, вгляделся...  Вздохнул,
провел пальцами по ее коже,