Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
Я привык к этому по годам совместной эмиграции...
- Смотри... Если чего против него имеешь - пристрелю и еще на труп
приплюну.
- Ты его когда-нибудь видел?
- Нет.
- А откуда в тебе такая к нему любовь?
- Потому что он - Ленин.
- Ты его читал?
- Речи читал на съездах. "Государство и революция" читал, "Что
делать?"...
- "Материализм и эмпириокритицизм", "Аграрный вопрос в России в конце
девятнадцатого века"?
- Это пока не осилил.
Владимиров поманил Шелехеса пальцем. Тот настороженно приблизился к
старику.
- Позор тебе, - шепотом сказал Владимир Александрович, - и стыд...
- Я уж думал, ты контру хочешь пропаганднуть, - усмехнулся Осип.
- Скажи, как ты будешь объяснять, если тебя спросят на диспуте в
присутствии массы слушателей: "Меня не удовлетворяет ваш ответ - я люблю
Ленина, потому что он Ленин. Это обратная сторона религии, на новый,
правда, манер". Что ты на это ответишь?
- Если в присутствии рабочей массы, то, конечно, расстреливать за
такой вопрос неудобно... Один на один - прибил бы... А если масса сидит, я
так отвечу: "Эх ты, гад ползучий! И как у тебя язык поворачивается такое
говорить! Враг трудящихся ты после этих слов!" Овация слушателей! Что -
нет?!
- Нет, - покачал головой Владимиров. - Я бы ответил иначе. Я бы
сказал: "Уважаемые оппоненты, товарищи..."
- Какие они уважаемые? Контра. Говори - "граждане"!
- Изволь. "Граждане, начиная с времен Древнего Рима, когда вождь
рабов Спартак повел своих единомышленников против рабовладельцев надменной
столицы, человечество мечтало о свободе. Из-за этой великой мечты шли на
гибель крестьяне Германии, ведомые Лютером. Сложил свою голову мужицкий
царь Емелька Пугач... Гнил на каторге Радищев... Сражались герои
Северо-Американских Штатов... Потрясал основы феодального мира неистовый
Робеспьер... Гибли под царскими пулями декабристы; с гордо поднятой
головой ждали казни Софья Перовская, Кибальчич и Александр Ульянов... Эту
мечту человечества сделал наукой бородатый Маркс и одинокий, влюбленный в
море Энгельс... Мир обывателей, уставший от нищеты мысли и тупости бытия,
затаившись, трусливо ждал перемен. Кто-то всегда выходит первым и
принимает на себя великое и страшное бремя ответственности: это в равной
мере относится к народу, государству, к личности. И вот пришел Ленин.
Вместо упования на мессию, который принесет свободу, Ленин сделал
практикой жизни слова гимна: "Никто не даст нам избавленья: ни бог, ни
царь и не герой!" Ленин взорвал спячку века. Как только новое общество
начнет успокаиваться, ждать новых благ от кого-то, ему следует вспомнить
Ленина: все в ваших руках ныне, вы за все в ответе! Мы сделали главное:
дали вам великое право отличать людей не по цензу богатства, не по цвету
кожи, но по тому, как человек относится к свободе!"
Шелехес слушал Владимирова зачарованно, по-детски, чуть даже
приоткрыв рот. Когда старик замолчал, Шелехес откашлялся, снова принял
обычный свой скептически-подозрительный вид и сказал:
- В общем и целом верно. У тебя были две ошибки: не Емелька Пугач, а
Емелиан Пугачев, ну и про бородатого Маркса и что Энгельс одинокий - не
следует, все ж они вожди...
Нину поражало умение Владимирова работать. Она могла подолгу
любоваться, как он держал книгу в руках, пролистывая ее, как он ее
оглаживал и ласково прихлопывал по корешку, поставив на стеллаж.
Как-то вечером, перелистывая томик своего любимого Монтеня, он
задумчиво сказал:
- Талант, Нинушка, это категория врожденная, несущая в себе некую
таинственную непознанность. Пушкин писал свои гениальные вещи шутя,
никогда не думая, что он делает гениальное. А Щедрин? А письма Чехова? Он
писал друзьям: "Делаю скучную вещицу, по-моему, выходит дрянь". Это о
"Мужиках". Как научиться определять врожденную человечью талантливость?
- Придумать экзамены, - сказала Нина. - Диспуты...
- Несерьезно. Вы, молодые, норовите все обобщить; вы идете от общего
к частному, а мне представляется правильным идти от индивидуальности, от
закона к обществу, а не наоборот.
Владимиров отошел к стеллажам с разобранными книгами и, горделиво
оглядев свою работу, сказал:
- Какие же мы молодцы! Через неделю примемся за экспозицию музея.
- Никогда не думала, что с книгами работать так интересно. Я раз
ночью проснулась - будто кто здесь с бензином ходит... Страх! Прибежала -
никого. Я тут остаток ночи и проходила, вс„ книжки наши рассматривала.
Владимиров погладил девушку по щеке и поймал себя на мысли, что таким
же движением он гладил по щеке Всеволода, и вдруг сердце его сжало
мучительной тревогой: где он сейчас? Что с ним?
В соседней комнате загрохотали сапоги.
- Неужели принесли печку?! - воскликнула Нина и побежала в соседний
зал: книги там тоже были разобраны, полы вымыты и окна тщательно протерты.
Но в соседний зал принесли не печку - пять красноармейцев складывали
возле двери железные кровати.
- Это что такое?! - спросила Нина.
- Это ордер, сестричка, - ответил молоденький красноармеец,
протягивая ей листок бумаги, - все по закону. На пять дней мы сюда
поселяемся: спать и книжки читать.
Нина, по-прежнему недоумевая, спросила:
- Вы что, охрана библиотеки?
- А чего тут охранять?! - засмеялся второй, огненно-рыжий парень в
папахе. - Если б тут шашки лежали али хлеб. Спать мы тут будем, более
негде.
- Нет, товарищ, - сказала Нина. - Ночевать вы здесь не будете.
Вошел Владимиров и, остановившись на пороге, предложил:
- В подвале есть свободное помещение, вы там и располагайтесь, пока
не подберете себе жилье.
- Людям гнить в подвале, - сказал рыжий, - а книжки будут в комнате
стоять? Давай, мужики, расставляйся...
- Я запрещаю! - сказала Нина. - Сейчас я возьму ваш ордер и подыщу
вам хорошее помещение.
- Ни-ни, - сказал первый красноармеец, - нам и тут нравится.
- Дайте ордер, - сказала Нина.
- Чего ты с девкой балакаешь, - сказал пожилой боец, - расставляй
скарб, и дело с концом.
- Кто вам выдал ордер? - спросил Владимиров.
- Кто выдал, тот и выдал, - ответил рыжий и, оттерев Нину плечом,
потащил кровать в неширокий проход между стеллажами - подальше от двери.
Нина схватила парня за плечо и с неожиданной для ее хрупкой фигурки
силой рванула, обернув на себя:
- Прекратить!
Парень поставил кровать на пол, прислонив ее к корешкам книг, и молча
толкнул девушку. Нина упала. Все это произошло в мгновение. Владимиров
поднял палку и ударил рыжего по шее.
- Паршивец, бандит! - кричал он. - Как ты смеешь?!
Он был страшен сейчас: усы ощетинились, брови подняты, топорщатся, в
уголках рта - белая пена.
Нина бросилась к старику, обняла его, стараясь успокоить. Владимиров,
побледнев, опустился на пол, тяжело дыша.
Рыжий, опомнившись, схватил винтовку и начал лязгать затвором.
Молодой красноармеец винтовку у него вырвал и замер у двери: они еще
толком не осознали происходящего.
- Паршивцы, позорите великое дело, - тихо говорил Владимиров,
которого по-прежнему обнимала Нина. - Вы с винтовкой должны охранять
книгу, а вы гогочете и на девушку руку поднимаете. Я сейчас поднимусь и
сорву с вас красную повязку, вы позорите красный цвет своим злодейским
поведением...
- Палкой, гад, драться! Я те не холоп, буржуй недорезанный! -
закричал тонким, обиженным голосом рыжий.
- Это ты буржуй, - всхлипнула Нина, - урод рыжий! - Она обернулась к
остальным красноармейцам: - Да уведите вы его, чтобы не кричал. Сейчас в
ЧК пойдем, там разберемся, кто вы такие...
- Во бешеные, - сказал пожилой боец, - пошли, однако, мужики, а то
дед от волнения салазки загнет.
Нина выбежала в соседнюю комнату. Вернулась она через минуту в
наброшенной на плечи кожанке, с кольтом в руке.
- Оружие к стенке, за неподчинение приказу стреляю без
предупреждения!
- Ты что? - тихо спросил молодой. - Чего ты?
- Вы, папаша, - кивнула Нина пожилому бойцу, - подойдите и посмотрите
мандат: я сотрудник Сибчека.
- Дочка, - сказал пожилой боец, - ты уж прости его, дурака... Коли б
мы знали...
- Коли б знали - побоялись бы?! Пошли в ЧК! Оружие оставите здесь!
Владимир Александрович, я мигом.
- Не надо, Нинушка, - попросил Владимиров, тяжело поднимаясь с пола.
- Это не их вина... Это их беда. И я себя тоже вел безобразно... - Он
посмотрел на рыжего и вздохнул. - Простите меня, пожалуйста, товарищи...
Нина вдруг заплакала - пистолет в руке трясется, слезы льются, как от
самой тяжелой, детской обиды, горошинами...
Владимиров шепнул:
- Ничего, Нинушка, ничего... - Обернулся к бойцам: - Товарищи, будем
считать, что ничего у нас не было. Пошли посмотрим другое помещение, а
Нина Ивановна поможет вам найти хорошее жилье, свободное от постоя.
- В тюрьме им постой будет, - сказала Нина и вдруг, всхлипнув,
рассмеялась.
И молодой красноармеец засмеялся, и Владимиров засмеялся, а после и
пожилой боец. Они стояли и смеялись, глядя друг на друга.
"М о с к в а. Б о к и ю. К е д р о в у. "Виктор" через своих
людей вышел на товарища министра иностранных дел, директора
европейского департамента Э. Таннеберка. Таннеберк имел две беседы с
министром Пийпом по поводу ареста Исаева. Министр уже осведомлен об
этом аресте и связался по телефону в присутствии Таннеберка с
министром внутренних дел Эйнбундом. Одновременно поляк, сотрудник
посольства М. Янг, нашел способ сообщить в МИД о тех характеристиках,
которые ему известны по поводу арестованного Исаева. Мы в свою
очередь, через наши возможности, вывели Гаврилова и Шостака, двух
крупных финансовых маклеров, обладающих связями в Лондоне, на
окружение Эйнбунда. Поскольку они русские, не связанные с
монархическими экстремистами, поскольку они обладают реальной
финансовой мощью - к ним здесь прислушиваются. Сегодня утром наружное
наблюдение установило, что министр Эйнбунд вызывал Неуманна в
неурочное время. Можно предположить, что его вызывали в связи с делом
Исаева. Сегодня вечером у него запланирована встреча с Неуманном.
Р о м а н".
В РЕВЕЛЕ
__________________________________________________________________________
Неуманн отпустил автомобиль, не доезжая трех домов до своего
коттеджа.
- Поезжайте отдыхать, - сказал он шоферу, - я немного пройдусь.
Он знал, что его сегодня будут ждать, и не ошибся: возле калитки
стоял тот, седой.
Неуманн понял, что сегодня его будут ждать, еще утром, когда министр
попросил дать справку по поводу арестованного Исаева. "Французы говорят,
что это их друг и вполне милый человек, - пояснил Эйнбунд. - Поэтому я был
обтекаем и никаких конкретных ответов не давал".
- Видите, как я предусмотрителен, - сказал Неуманн Роману, - играй я
нечестно - вас можно было бы сейчас взять.
- Лучше завтра, - ответил Роман. - Ну, как?
- Вы спрашиваете, как работает ваша организация? Хорошо работает,
силы, судя по всему, включены надежные. Вы тут прочно сидите? Легально?
- Вполне.
- За вами не ходят?
- Вам это лучше знать. Сигналов на меня пока еще не было?
- Пока нет.
- Что вы думаете отвечать Эйнбунду по поводу Исаева?
- Каковы ваши предложения?
- Вам его под удар подставил Нолмар?
- Допустим.
- "Допускать" в таком разборе негоже. Нолмар?
- Да.
- Вы связаны с ним деловыми обязательствами?
- Вы подразумеваете наши с вами отношения? Нет. У него много друзей в
полиции - это понятно, немцы имеют здесь свои давние интересы. Он заверил
меня - уже после того, как мои люди произвели арест, - что он передает мне
глубоко законспирированного агента Коминтерна и ЧК.
- Какие он дал доказательства в подтверждение?
- Он видел Исаева вместе с Шороховым. Он соотнес это с теми
организациями в Ревеле, коими интересовался Исаев, - и выход получился
довольно весомый.
- Больше ничего?
- Он считал, что основные материалы придут ко мне сами собой, после
ареста Исаева. Он был убежден, что за него начнется борьба. Он рассчитывал
на ваше появление, - Неуманн усмехнулся, - но не в лесу.
- Хорошо думает...
- Нолмар - талантливый разведчик. Он сейчас страшит меня более всего.
- А что, если вы напишете министру свои соображения по этому делу?
- Какие именно?
- Вы потребуете свободы действий, ибо арест Исаева инспирирован
немцами, которые и в будущем могут сталкивать вас с Францией, Англией или
Россией. Вы назовете министру фамилии нескольких ваших сотрудников,
работающих откровенно пронемецки.
- Какую выгоду я получу, начав антинемецкую кампанию?
- А зачем вы определяете эту кампанию как антинемецкую? Определите ее
как проэстонскую.
- Вы понимаете, как трудно мне будет после этого?
- Понимаю. Но, уповая на статус-кво, вы больше рискуете. Вы же
восстанете против иностранцев, которые хотят ссорить Эстонию с соседями.
- Выгоды?
- Много будет выгод... Только еще раз проанализируйте, на чем вас
может поймать Нолмар.
- Если он увидит нас вместе и будет знать, кто вы, тогда поймает. И
наглухо.
- Кругом мои люди. На будущее устроим почтовый ящик и обговорим шифр.
- На этом все проваливались. Придумаем что-нибудь иное.
- Придумаем.
- Как мне искать вас завтра?
- Вот вам адрес: закажите, пожалуйста, костюм у этого мастера. Там
увидимся от двух до трех.
- Хорошо.
- С Исаевым не будет никаких случайностей, если кто-то из ваших
поймет, что его освобождают?
- Не знаю. Поэтому я думал, а не лучше ли провести это дело тихо, без
шума и лишней огласки.
- Я за это, Артур Иванович, но боюсь, что министр потребует наказания
виновных в аресте русского.
- Я не обязан знать подоплеку каждого ареста...
- Это министр не обязан знать подоплеку каждого ареста, а вы, с его
точки зрения, обязаны. Давайте говорить честно: зачем вы взяли это дело
себе? Рассчитывали выйти на всю сеть, связанную с Исаевым? Разве нет? Вот
и приходится теперь расплачиваться. Ладно... Кулаками, которыми машут
после драки, стоит бить себя по голове... По-моему, тихо это дело не
провести: вам придется столкнуться с Нолмаром.
Роман точно вел свою линию: освобождение Исаева наносило удар по всей
сети Нолмара в Эстонии, которая была по-настоящему опасной. Сейчас Роман
бил одновременно по двум мишеням, и это был тот случай, когда он имел
реальную возможность обе мишени поразить.
- Личностью нельзя стать без риска, Артур Иванович. Вы вовлечены в
сложный переплет, но не надо слишком-то уж осторожничать: бейте сплеча.
После двух-трех объективных допросов Исаева вызывайте тех, кто готовил на
него материалы, - а это люди Нолмара, - и требуйте немедленных
доказательств. Те побегут к Нолмару, а ваша наружка - следом.
- В моей наружке есть люди Нолмара.
- Обратитесь к министру обороны: блок с вами ему выгоден, пусть
поможет армейская контрразведка.
В МОСКВЕ
__________________________________________________________________________
"Разрешить выезд арестованному Прохорову в сопровождении
опергруппы во главе с В. Будниковым на Мерзляковский переулок для
встречи с Газаряном.
Г. Бокий".
"Выйдя из Мерзляковского переулка, Газарян несколько раз
проверялся, а после этого, убедившись, что нет ничего
подозрительного, направился на Поварскую улицу, дом 4, квартира 9. В
этой квартире проживают следующие граждане: Ивлиев - 1 звонок,
Аникеевы - 2 звонка, Ловичев - 3 звонка, Шелехес - 4 звонка и
Фирсанов - 5 звонков. Там он пробыл не более получаса (часы
сломались, не мог определить точное время, а у помощников часов нет.
Эфроимсон* из ХОЗУ до сих пор не выдал, хотя имеет предписание лично
от Будникова). Выйдя оттуда, направился домой. По выходе его принял
решение двум людям наблюдать за Газаряном, а остальных во главе с
собой оставил для наблюдения за квартирой ј9 по Поварской ј4. Вскоре
после Газаряна вышла старуха, которую мы довели до церкви Бориса и
Глеба, где она, отслужив молебен, ни с кем в связь не входила и
вернулась домой. Старуха нажала кнопку два раза, из чего можно
сделать вывод, что она из семьи Аникеевых. После этого из квартиры
выходил ребенок лет семи (женского пола). Ребенок играл в "дым-огонь"
во дворе и никаких связей со взрослыми не имел. Третьим вышел лысый
гражданин в хорошем костюме серого цвета, в башмаках на высокой
шнуровке и небольшим свертком в руке. Мы довели гражданина до Кремля,
где он взял в Боровицких воротах пропуск на имя Шелехеса Якова
Савельевича. Эти данные я получил у Евсюкова Георгия (Юрия
по-новому), который раньше работал на третьем подъезде в МЧК, а ныне
стоит в бюро пропусков Кремля. Несмотря на товарищеские отношения,
Евсюков отказал пропустить нас в Кремль для следования за лысым
гражданином по служебным удостоверениям. Когда же он после нашего
звонка в отдел получил указание пропустить нас, лысый обнаружен не
был. Мы приняли его лишь через полчаса, когда он вышел из Кремля без
свертка и направился в Скатертный, дом 2, квартира 6, где проживают
две семьи: Шабаев и Пожамчи. Там он находится по настоящее время.
Поскольку считаю нужным продолжать наблюдение и за лысым, и за
Шабаевым с Пожамчи, а также за Газаряном, людей не хватает и прошу
выделить еще группу в мое распоряжение.
Горьков".
_______________
* Расстрелян как "враг народа" в 1937 году.
- Почему я должен отдавать им мои камни? - пожал плечами Николай
Макарович Пожамчи. Он долил Шелехесу заварки: - Не боитесь, если покрепче?
- Но я один тоже не могу дать ему все, - раздраженно сказал Шелехес.
- Лейте, я не боюсь крепкого чая. Почему это должен делать один я? В конце
концов, в Газаряне вы заинтересованы не меньше!
- Не сердитесь, Яков Савельевич. История вся глупая. Почему мы должны
покрывать этого болвана из золотого отдела? Он провалился - пусть Газарян
отдает свое золото...
- Человек, от которого зависит дело, требует камни. Там тоже
поумнели: золото килограммы весит, а камни невесомы и безобъемны. И потом
Газарян прикрывает нас. Если начнется скандал, вряд ли это будет нам на
руку.
- Кто прижал Газаряна?
- Отец Белова. Старик из торговцев, его реквизнули. Ему терять
нечего. А мальчишка снабжал Газаряна золотом в пребольших количествах. Ну,
папаша и поставил условие: жизнь сына - или донос в милицию. Поэтому
Газарян и суетится.
- Слушайте, - задумчиво предложил Пожамчи, - если так, то на кой ляд
нам с вами играть роль добрых меценатов? Баш на баш: пусть волочет нам
золото, а мы ему выдадим бриллиантовых сколков - розочек... Что они
понимают: настоящий бриллиант или розочка? Им важно числом поболе...
- Резонно. Я вас сведу с Газаряном.
- Зач