,  но,
так как боли в позвоночнике усиливались, вынужден был передать руль  Даниле.
А тому ?Рено? отчего-то не нравился.
   - Багажник маловат, Игорь. Понимаешь?  Здесь  должен  быть  вместительный
багажник. Очень вместительный.
   В конце концов ?Рено? сменили на джип, а кроме этого, Верховцев  приобрел
еще белые ?Жигули" - ?девятку?. Они стояли  в  гараже  на  Киевской.  Данила
пользовался ими редко. ?Они не должны примелькаться?, - говаривал он.
   - Поехали. - Верховцев нажал кнопку  и  опустил  боковое  стекло.  Данила
тронул машину с места. Затем  протянул  руку  и  включил  магнитолу:  Фредди
Меркьюри - ?Любовь убивает?.
   Они ехали по тихим, сияющим огнями улицам центра.
   - Время детское - всего половина десятого, а  уже  ни  души,  -  вздохнул
Данила. - Чудеса в решете: город словно вымирает. Здесь поворот разрешен?
   - Да. - Верховцев  смотрел  на  проплывающее  мимо  здание  американского
посольства. - По  Кольцу  можно  ездить  только  ночами,  днем  здесь  такое
столпотворение...
   Они миновали Таганку, новое здание театра и въехали в туннель.
   - А вот здесь поворот не разрешен, - сообщил  Данила.  -  Я  припаркую  у
метро, пройдем через этот сквер, ладно?
   Они вылезли из джипа, Данила замешкался, включая сигнализацию. Перед ними
расстилалась пустынная привокзальная  площадь-сквер,  украшенная  посередине
гранитным памятником-тумбой. В темноте (фонари горели через один)  Верховцев
не разобрал, что это за символ и в честь чего  он  здесь  воздвигнут.  Вдали
виднелась ярко освещенная громада Павелецкого вокзала. Там кипела жизнь.
   - Нам не сам вокзал нужен, нам вон туда, налево, - сообщил Данила. -  Там
тоже скверик, а в скверике музей бывший, где прежде поезд Ильича стоял.
   - Кого? - удивился Олли.
   - Ну, депо, где стоял траурный поезд, привезший  тело  Ленина  в  Москву.
Депо закрыли, что с музеем, не знаю. В скверике сейчас что-то  строят,  а  в
вагончиках живут наши друзья. В общем, та, которая нам нужна, живет там.
   Верховцев покашлял. Он не был настроен сейчас на ссору. И правда, сначала
надо посмотреть, а вдруг действительно блеснет  в  навозной  куче  жемчужное
зерно?
   - Пошли, - сказал он и  поднял  воротник  пальто.  Сделал  он  это  чисто
машинально - мартовская ночь была теплой, даже душной.
   Они шли через сквер. Верховцев  мурлыкал  про  себя  мелодию  только  что
прослушанной песни. В ночной тишине на мокром тротуаре гулко  отдавались  их
шаги.
   И вдруг откуда-то сбоку из темноты послышались всхлипы, вздохи,  а  затем
протяжный  стон.  Кто-то  хрюкал,  сопел  и  хрипло,  часто  дышал,   словно
запаленная лошадь. Вот стон повторился: хриплый, тягучий, кто-то вскрикнул -
сначала едва слышно, потом громче, громче. И вот уже раздался пронзительный,
счастливый поросячий визг.
   - Ты смотри, что делают, а! - ахнул вдруг Данила. На деревянной  скамейке
без спинки, стоявшей возле гранитной тумбы-памятника, в желтом круге  света,
бросаемом на тротуар тусклым фонарем,  совокуплялись  двое  нищих.  Он  -  в
рваной болоньевой куртке, всклокоченный и бородатый, в приспущенных  брюках,
навалился на Нее - толстую, пьяную, полураздетую, в рваной  кожаной  дохе  и
резиновых ботах, надетых прямо на голые ноги. В воздухе стояла  густая  вонь
пота, мочи и прокисшей махорки.
   Верховцев сдавленно вскрикнул - перед его глазами  плыло  запрокинутое  в
мартовское небо пьяное, лоснящееся женское лицо в облаке  свалявшихся  рыжих
волос - лик Медузы. И, как Медуза, скользкая и раздавленная, белела в  свете
фонаря стиснутая заскорузлой лапой нищего голая жирная женская грудь.
   Верховцев почувствовал сильнейший позыв рвоты.
   Он едва  успел  нагнуться  -  его  вывернуло  прямо  на  тротуар.  Данила
подскочил к бомжам. Одним ударом  кулака  он  сверг  хрипящего  в  последнем
усилии ?наездника? в лужу, затем рывком приподнял за  остатки  полуистлевшей
одежды его пассию с ее деревянного ложа.
   - Ты... - просипела она. - Ты хто.., такой?
   - Если ты еще раз, - прошипел Данила, награждая ее звонкой  пощечиной,  -
один только раз посмеешь оскорбить великое  таинство  любви  своей  сгнившей
пастью... - Он отвесил ей еще одну пощечину и еще одну. - Если  ты,  грязная
гадина, посмеешь это сделать, я вырву тебе язык и забью его  в  твою  дырку.
Наглухо. Ясно?! - Он ударил ее кулаком в лицо, разбил губы, нос.
   Нищенка охнула и опрокинулась со скамейки в ту же лужу, где пускал пузыри
ее воздыхатель.
   - Идем отсюда. - Данила крепко взял Верховцева за плечо  и  повел  прочь.
Олли молча шагал за ними, то и  дело  оборачиваясь  и  спотыкаясь  о  плиты,
которыми была вымощена вокзальная площадь.
   Пути в бывшее депо, где стоял прежде траурный поезд Ильича, Верховцев  не
помнил. У него дрожали колени, кружилась голова. От  пережитого  волнения  в
позвоночнике проснулся огненный червь и запустил  в  сплетение  нервов  свои
безжалостные зубы.
   - Сейчас придем, немного уже осталось, - подбадривал его Данила, на  руку
которого он тяжело опирался. - Чего ты так? Подумаешь! Очень  уж  ты  нежный
какой-то.
   Верховцев тяжело дышал.
   Они подошли к маленькому покосившемуся строительному вагончику-бытовке. В
единственном окне его горел свет.
   - Здесь, - кивнул Данила и громко постучал в дверь. Не получив ответа, он
толкнул ее плечом. Они вошли в бытовку.
   У окна под голой, без абажура лампочкой стоял колченогий  стол,  покрытый
порыжелой  клеенкой,  рядом  на  придвинутой  к  столу  продавленной   софе,
прикрытой  только  полосатым  матрацем,  испещренным  жирными  и   кровавыми
пятнами, сидела светловолосая девушка,  молча  смотревшая  на  вошедших.  Ее
серые тусклые глаза  сонно  моргали.  Одета  она  была  в  какие-то  нелепые
черно-бело-полосатые рейтузы и черную кофту на ?молнии?.
   - Здравствуй, Аня, а вот и я, как и обещал, - сказал Данила. - А это  мои
друзья, познакомься.
   На лице девушки ничего не отразилось. Серые выпуклые глаза моргнули.
   - Принес? - спросила она тоненьким, писклявым голоском.
   - Принес.
   - Давай. - Она протянула тощую лапку с обломанными ноготками и,  заметив,
что Данила медлит, прикрикнула:
   - Ну, давай же!
   Он вынул из кармана пальто маленький пузырек с прозрачной жидкостью.
   Девушка  вся  подобралась.  Теперь  она   напоминала   хлипкого   паучка,
нацелившегося на запутавшуюся в его сетях моль. Глаза ее словно  проснулись,
засверкали.
   - Это мне? Все мне? - спросила она недоверчиво.
   - Конечно, тебе, Анечка. Я же обещал. - Данила  протянул  ей  пузырек  на
ладони. Она схватила его, сунула в рот и, не успели Верховцев и Олли  глазом
моргнуть, перекусила стеклянное горлышко зубами,  затем  выплюнула  осколки,
пошарила под матрацем  и  извлекла  оттуда  грязный  пластмассовый  шприц  с
отломанной иглой.
   Верховцев отвернулся. Он не выносил, когда при нем вводили иглу в вену.
   Через десять минут девушка  по  имени  Аня  была  уже  совершенно  другим
человеком. Она  томно  вытянулась  на  матраце,  перебирала  пальцами  пряди
длинных, давно не мытых волос и, щурясь, разглядывала посетителей.
   - А это что за ангелочек? - спросила она, кивая на Олли.
   - Это один веселый и очень талантливый парень. Если ты согласишься на то,
о чем  мы  говорили,  у  вас  будет  возможность  познакомиться  поближе,  -
улыбнулся Данила.
   Девушка приподнялась на локте, приблизив к Олли замурзанное личико.
   - Как тебя зовут? Олли пожал плечами.
   - Ты что, немой? Или смущаешься?
   - Он смущается,  -  сказал  Данила.  Он  искоса  смотрел  на  Верховцева,
наблюдая за его реакцией.
   - Меня смущается? - улыбнулась девушка.
   - Тебя.
   Олли закусил губу.
   Она разглядывала его с любопытством,  то  и  дело  склоняя  голову  то  к
одному, то к другому худенькому плечу.
   - Я не кусаюсь, мальчик, - пропищала  она  наконец.  -  Другие  кусаются,
смотри. - Она быстро оттянула  свои  полосатые  рейтузы,  обнажив  костлявое
бедрышко. На коже отпечатался багровый  оттиск  чьих-то  зубов.  -  А  я  не
кусаюсь. Я смирная.
   - Кто это тебя так? - спросил Олли.
   - Цапнул? Да есть тут один. Сначала  деньги  платит,  потом  кусается.  А
больше ничего не может. А ты можешь?
   - Могу. - Нежные щеки Олли вспыхнули. Данила положил ему руку на плечо.
   - Вот наш главный режиссер-постановщик, Аня, познакомься, - кивнул он  на
Верховцева. - Если ты не против, он задаст тебе несколько вопросов.
   Верховцев присел на краешек матраца рядом с девушкой.
   - Вы давно здесь? - спросил он негромко.
   - В домике-то? В чертовом домике? Даже не  знаю  сколько,  -  усмехнулась
она. - Что, дрянь место, да? А вы получше собираетесь предложить?
   - Это будет зависеть от вас. Она подперла головку кулачком.  Кожа  на  ее
щеках посерела от грязи. Волосы слиплись в косицы. - Да разве такая, как  я,
вам подойдет?
   - Это тоже от вас будет зависеть. - Верховцев пристально  разглядывал  ее
фигуру. - У нас безвыходное положение. Премьера через две недели, а одна  из
статисток попала в аварию. Гипс на два месяца. Катастрофа, в общем. -  Глаза
его  ощупывали  ее  тело.  -  Вы  на  нее  похожи.  Нам,  видите  ли,  нужен
определенный типаж.
   - Мне что, прямо сейчас раздеться или подождать? - Ее голосок звенел, как
песнь комара в ночи.
   - Успеется. Вы, как я слышал, в театре играли... Она криво усмехнулась.
   - Господи, что я только не делала: пела, играла, даже с...ла на сцене. Не
верите?
   - Верю.
   - У вас это тоже надо делать?
   - Нет. У нас этого делать не надо.
   - А что надо?
   Верховцев засунул руки в карманы пальто.
   - Будьте добры, произнесите, пожалуйста, фразу:
   "Ибо таинство любви выше таинства смерти?.
   - Что?
   - Сделайте то, что я прошу.
   - Ну, ибо таинство любви выше таинства смерти.
   - Так. Ладно. Встаньте и  пройдитесь  вот  здесь.  Она  встала  лениво  и
прошлась от матраца до окна, нарочито вихляя бедрами.
   - Как, хорошо?
   - Хорошо. А теперь просто пройдитесь, не кривляясь.
   Девушка повторила прогулку в обратную сторону.
   - У вас какой размер? - спросил Верховцев.
   - Трусов, что ли? - хмыкнула она.
   - И трусов в частности.
   - Сорок четвертый был. Теперь отощала, наверное, меньше.
   - Так, ладно...
   - А что все-таки мне предлагают сделать? - спросила девушка,  зыркнув  на
Олли заблестевшими глазами.
   - Статистка, на роль которой вы приглашаетесь, должна  была  выступать  в
небольшом эпизоде в пьесе, разыгрываемой на  сцене  частного  театра.  Всего
один вечер, - монотонно объяснил Верховцев.
   - И за этот вечер мы  заплатим  тебе  две  тысячи  ?зеленых?,  -  вставил
Данила. Она свистнула.
   - Не заливаешь?
   - Я ведь принес тебе, что обещал.
   - А почему так много?
   - Много? - Верховцев приподнял бровь. - Неужели много? Обычно  говорят  -
мало.
   - Ну, я не знаю, я... - Она теребила край клеенки, свесившийся со  стола.
- А смогу я.., а?
   - Сможешь, если будешь стараться, - заверил ее Данила.  -  А  в  будущем,
если ты понравишься публике, возможно, мы подумаем о заключении контракта.
   - Со мной?
   - Режиссер же сказал тебе, что  ты  нам  подходишь  как  типаж,  -  мягко
улыбнулся Данила.
   - Да, я согласна, конечно, согласна. - Она растерянно переводила взгляд с
него на Верховцева.
   Тот кивнул. Прядь светлых волос упала ему на  лицо.  Она  не  видела  его
глаз.
   - Вы читали что-нибудь из Оскара Уайльда? - спросил он.
   Девушка задумчиво почесала подбородок.
   - Не такая уж я и серая, хоть и лимита, по-вашему. Отчего же - читала.
   - Что, например?
   - Сказку одну. У меня в детстве был такой сборник: ?По  дорогам  сказки?.
Так вот, там была одна грустная история - ?Соловей и Роза? называлась.
   Данила  заметил,  что  Верховцев  низко  наклонился,  словно  разглядывая
неведомую соринку на носке своих щегольских черных ботинок. Густые блестящие
волосы совершенно закрыли ему лицо.
   - А еще что вы у него читали?
   - Еще ?Кентервилльское привидение?. Даже мультяшку такую смотрела. -  Она
села на край стола и сложила ручки на коленях.
   - А в каких пьесах вы играли у себя в Липецке?
   - В Туле, что ли, дома? В десятом классе ставили ?Горе от ума?, потом уже
в драмстудии ?Три сестры?, да мало ли!
   - И кого же вы в ?Сестрах? играли?
   - Наталью. Платье у меня было с зеленым поясом и скрипка.
   Верховцев выпрямился, откинул со лба волосы.
   - А зачем вы приехали сюда?
   - За золотым дождем. Не все же в провинции с голоду подыхать!
   - Вы согласны у нас работать? - тихо спросил Верховцев.
   - Конечно.
   - Тогда наши условия: сейчас вы  поедете  с  нами  в  нашу  студию.  Дни,
оставшиеся до премьеры,  будут  очень  насыщенными.  Вас  необходимо  быстро
ввести в курс всего действия. Поэтому у  вас  не  будет  возможности  как-то
по-иному расходовать свое время.
   - Но я должна... Я не могу... - Она беспомощно оглянулась на Данилу.
   - Мы все понимаем, Аня. Мы идем на это, - сказал он. - Я достану все, что
тебе нужно. Но этого не будет слишком много и слишком часто.
   - Да фиг с ним! Лишь бы было! - Она спрыгнула со стола.
   - Итак, вы согласны? - повторил свой вопрос Верховцев.
   - Да, да!
   - Тогда собирайте вещи, которые вам понадобятся.  Девушка  наклонилась  и
достала из-под софы потрескавшуюся кожаную куртку.
   - Это все? - спросил Верховцев.
   - Все. Когда я получу от вас свои баксы, их будет больше.
   - Тогда идемте. - Он открыл дверь и вежливо пропустил ее вперед.
   Олли неловко споткнулся о ступеньку. Она обернулась  и  ухватила  его  за
локоть.
   - И ты тоже там играешь, ангелочек?
   - Да.
   - Кого?
   - Увидишь.
   - Ox, какие мы скрытные. Он улыбнулся. Возвращались к машине.
   - Тебя как сюда занесло, к Ильичу-то? - спросил вдруг Олли.
   - А тихо здесь, никто не трогает. - Она перепрыгнула через лужу. -  Менты
только с вокзала гоняют, а в бытовки не суются.
   - А в бытовке кто с тобой живет?
   - Бабай один. Тот, кто кусается, - засмеялась она тихо. - Они тут офис во
флигеле ремонтируют, турки, ну и заходят иногда. Он мужик ничего,  по-нашему
даже умеет ругаться. Только он, увы... - Она развела руками. - У  меня  один
был, так тот, я тебе, мальчик, скажу, с двенадцати  до  двенадцати  мог,  не
вставая.
   - И куда он такой делся? - усмехнулся Олли.
   - Зарезали его. Тут буза одна была на вокзале:  осетины  на  карачаевцев,
стенка на стенку.
   - А он кто был?
   - Осетин. Аслан. Хороший парень, душевный.  Не  бил  меня,  даже  пальцем
никогда не трогал.
   - Ты очень плакала, когда он умер?
   - Что?
   - Плакала, говорю? Она пожала плечами.
   - Не помню. Я тогда без лекарства была.  Все  как  в  тумане,  ничего  не
помню.
   - Половина двенадцатого, долго мы здесь. - Данила посмотрел  на  наручные
часы. - Игорь, я сейчас...
   Он  не  договорил.  Откуда-то  из  темноты  вынырнули  пять  приземистых,
кряжистых фигур. В нос шибануло мочой и махоркой.
   - Вот они, - прохрипела одна из них. - Вон тот длинный, в пальто, в морду
меня бил и Маньку мою...
   Тени метнулись навстречу - Верховцев, шедший первым, ощутил резкий толчок
в грудь, чей-то крепкий кулак съездил ему под  дых,  и,  когда  он,  потеряв
равновесие, упал, его начали пинать ногами. Он извивался, пытаясь встать.
   На Данилу напали  сразу  двое.  Один  с  воем  тут  же  отлетел,  получив
сокрушительный удар в челюсть, второй оказался хитрее  -  набросился  сзади,
по-медвежьи облапив Данилу и пытаясь сбить его подножкой на землю.
   Но хуже всех пришлось Олли. К нему подскочил  юркий  белобрысый  пацан  в
рваной ?олимпийке? и с криком: ?А по глазам не хочешь?? - замахнулся  ножом.
Лезвие тускло блеснуло в фонарном свете и неминуемо бы  прочертило  на  щеке
Олли кровавую борозду, если бы не та, имя которой было Анна. Она взвизгнула,
как дикая кошка: ?Сволочь! Своих бить, да? Своих?? - вцепилась в  белобрысые
вихры парня в ?олимпийке? и с остервенением рванула его к себе.
   Нож,  описав  в  воздухе  дугу,  пропорол  рукав  ее  куртки  и  наконец,
вышибленный Данилой, успевшим уже обратить в бегство всех своих недругов, со
звоном упал на мостовую.
   - Атас! - крикнул кто-то из темноты. Тени исчезли так же неожиданно,  как
и появились.
   Верховцев поднялся, отряхнул пальто, сплюнул.
   - Да, это вам не Рио-де-Жанейро. Поехали отсюда скорее.
   В  джипе  Олли  сел  рядом  с  Анной  на  заднее  сиденье.  Она  зажимала
предплечье.
   - Сильно задели? - спросил он.
   - Ерунда, царапина.
   - На мой платок.
   Она скинула куртку, задрала рукав кофты. На худенькой руке  был  длинный,
но, к счастью, неглубокий порез.
   - Сволочь! Это из Кожевников бичи, и еще с ножом,  гад  ползучий.  -  Она
пыталась обвязать платком руку.
   - Дай помогу. - Олли осторожно затянул узел.
   - Ты прямо доктор Айболит, - молвил Данила, наблюдавший за  их  возней  в
водительское зеркало. Олли не ответил, обернулся к девушке:
   - Ты храбрая, - Ну, так на том стоим.
   - А это что? - Он показал на алые точки на сгибе ее локтя.
   - Это птичка клюнула. - Она быстро спустила рукав. -  Это  не  для  таких
паинек, как ты, ангелочек.
   - Ты меня спасла, - сказал он.
   - Уж и спасла, скажешь тоже!
   - Ваш сосед гордится своей красотой, -  молвил  Верховцев,  ворочаясь  на
переднем сиденье. - Это так мило, что вы за него вступились.
   Данила повернул ключ, джип рванул с места. Ехали  молча.  Данила  изредка
поглядывал в зеркальце. Олли, не отрываясь, смотрел в окно на ночную Москву.
Глава 14
 
О МАНЬЯКАХ... О МАНЬЯКАХ... 
 
   Военный совет, экстренно собравшийся на Катиной квартире, едва начавшись,
закончился  размолвкой  совещавшихся  сторон.  А  было  так.  Катя   взахлеб
рассказывала  о  жертвах  новоявленного  маньяка,   приканчивавшего   женщин
металлическим штырем, и постоянно повторяла: ?А Колосов мне говорит...?,  ?А
я Колосову говорю...?, ?А Никита считает...?. Кравченко  и  Мещерский  молча
переглядывались.
   - Да, Сережа, во-от дела-то какие, - многозначительно протянул  Вадим.  -
Пора, ой пора!
   - Да, - неопределенно хмыкнул Князь.
   - Что пора? - Катя споткнулась на полуслове. - О чем вы?
   - Да о том. - Кравченко поднялся, потянулся, расправляя  мускулы.  -  Что
пора бить морду. Мда-а...
   - Кому? - не поняла Катя.
   - Гражданину,  два  вечера  подряд  доставляющему  тебя  домой  на  белых
?Жигулях?. Некоему мистеру Колосову, который активно суется туда,  куда  ему
соваться не следует.
   Князь вежливо покашлял в подтверждение.
   - Ты смотри, что делается, а? - Вадим обернулся к  приятелю.  -  Третьего
дня является эта особа в два часа ночи. Я  молчу,  слова  не  говорю,  хоть,
заметь, вижу у подъезда эту белую мыльницу.  Ну,  понимаю  же,  не  идиот  -
коллеги там, наша служба и опасна, и трудна, майор Томин и Зиночка Кибрит  и
т.д. Но вот не проходит и двух суток, опять эта колымага у подъезда,  мистер
Колосов ей дверь открывает, и они прощаются. Слишком долго, на  мой  взгляд,
прощаются. Он к тебе, Катюша, на кофе напрашивался,  нет?  Жалеешь,  что  не
пригласила?
   - Прекрати! - Она встала.
   - А я еще и не начал ничего, чтобы  прекращать!  -  Кравченко  подошел  к
шкафу и начал перебирать в ящике магнитофонные кассеты.
   - Я говорю с вами о важном деле, вы сами поручили мне...
   - Мы тебе поручили получить от Колосова интересующую  нас  информацию,  -
вкрадчиво заметил Мещерский. - О поездках при луне на автомобилях, тем более
белых, и речи не было.
   - Но он просто подбросил меня до дома, что в этом такого? -  Катя  знала,
что приятели подначивают ее, но  все  равно  злилась.  Ей  хотелось  всласть
поговорить о  том,  что  ее  в  данный  момент  интересовало  больше  всего,
выдерживать же, пусть даже и шутливую, сцену ревности у нее не было никакого
желания.
   - Подбросил! - Кравченко выбрал кассету, вставил  в  магнитофон  и  нажал
кнопку перемотки. - Конечно, такого пока еще ничего нет.  А  чтобы  и  мысли
насчет такого не возникали в чьих-то не в меру  шустрых  мозгах,  пора  бить