Сейчас  они  всю
?травку? на себя возьмут, а там - дети, залог и...
   - А ее саму разве нельзя арестовать? Она же хозяйка этого дома.
   -  Дом  по  документам  принадлежит  ихнему  барону.  У   цыган   женщины
собственностью не владеют. На тетю Машу, хоть она  и  всем  тут  заправляет,
показаний никто не даст. Клан жертвует власти двух  соплеменниц.  Вынужденно
жертвует. Затем будут выручать. Цыгане своих на произвол судьбы  никогда  не
бросают, - пояснил Марголин.
   - И эти Лелька с Радой во всем признаются?
   - Бандерша прикажет, признаются как миленькие.
   - Пойдем посмотрим на них, - предложила Катя. Цыганок уже  выводили,  как
говорится, с вещами.  Рада  и  Лелька  оказались  теми  самыми  молодками  в
турецких кофтах с люрексом. Их сопровождала целая туча ребятишек от двух  до
двенадцати лет. ?Откуда дети-то взялись? Их ведь во время обыска не было?, -
удивлялась Катя. Молодки голосили, но все больше для  вида.  Вокруг  Петрова
увивался чумазый полуголый малыш, не к месту повторявший странную фразу:
   - Дядь, дай доллар, на пузе спляшу.
   - Валь, а где ихние мужчины? - спросила Петрова Катя. - Они что, здесь не
живут? Смотри, даже обуви нет мужской в прихожей.
   - Мужики кочуют, - ответил тот. -  ?Травка?,  транзит,  охрана,  денежная
выручка - это все их дела. Они тут только наездами бывают. Сейчас где-нибудь
по Рязани, по Казани шуруют.
   С цыганским притоном управились только к  четырем  часам.  Катя  украдкой
вздохнула: ?Нет, нелегкий хлеб у сыщиков. Нелегкий. Весь день на ногах и..."
   - Эх, буфет закроется, пока до главка доедем! -  сокрушался  Марголин  на
обратном пути. - Я есть хочу, как стадо динозавров!
   Дома, в ?управе?, Катя только-только  успела  сбросить  шубу  и  включить
самовар в розетку, как вдруг зазвонил телефон. Она подняла трубку.
   - Петровская? Привет, Колосов.
   - Здравствуй, Никита.
   - Ты просила взять тебя как-нибудь на место происшествия... Если хочешь -
едем.
   Катя с тоской взглянула на начинающий закипать самовар. Да,  это  правда.
Как-то она заикнулась о таком своем желании. Колосов  тогда  от  нее  просто
отмахнулся. А тут вдруг... Что же случилось? Зачем он берет ее с собой? Ведь
шеф ?убойного? никогда ничего не делает просто так, он...
   - А что произошло?
   - Убийство. На пятьдесят пятом километре Ленинградки. Ну ты едешь?
   - Я иду, Никита.
   Она выключила так и не вскипевший самовар, погасила  свет  в  кабинете  и
поспешила в розыск.
   У дежурки стояли два сыщика, оба недовольные и хмурые.  Колосов  закрывал
на ключ дверь своих апартаментов.
   - Саша, фонарик взял? - спросил он. - А  то  в  прошлый  раз  у  эксперта
батарейки сели, так спички пришлось жечь.
   - Взял, Никита, - ответил опер. Они  сели  в  белые  розыскные  ?Жигули?.
Колосов водил машину сам.
   - Поехали, - объявил он и, лихо  развернувшись  в  переулке,  вырулил  на
Тверскую.
   Катя молча смотрела в окно - дорога, снова дорога и  сумерки.  Мартовские
сумерки. Вдоль Ленинградского шоссе зажигались фонари.
   На душе ее скребли кошки. Вот ведь человек! Вечно всем  недоволен.  Когда
мало впечатлений - плохо, писать не о чем. Когда много - тоже плохо: устала,
надоело, спать хочется, спину от долгой  тряски  в  машине  ломит.  Часы  на
приборной панели показывали половину шестого. Пока доедешь  до  этого  55-го
километра, будет уже семь, а там...
   Молодой рыжий и веснушчатый  оперативник,  сидевший  справа,  угостил  ее
жареной картошкой из пакетика. Картошка была соленой и хрустящей.  Навстречу
по шоссе  неслись  грузовики,  ?Икарусы?,  легковушки.  У  Водоканала  возле
автозаправки ?Шестиногая собака? выстроился длиннющий  хвост  машин.  Быстро
темнело.
   - Бензина хватит, Никит? - спросил рыжий Катин сосед.
   - Я у шофера шефа позаимствовал.
   - Дал?
   - Скрепя сердце. Только тебе, сказал, потому что уважаю.
   Проехали  Химки.  Шоссе  ложилось  под  колеса  мокрой   черной   лентой.
Километры, километры... Катя притихла. Ее терзало только два жгучих желания:
есть и спать. Она устала от цыганского притона, она...
   - Вон прокурорская ?Волга? фарами мигает. Ребята  из  ОВД  уже  давно  на
месте, - заметил рыжий. - Там снег, наверное, глубокий в кювете, Никит?  Как
думаешь? Сапоги бы резиновые, да где их взять?
   Снег действительно  оказался  глубоким,  почерневший,  ноздреватый.  Катя
ползла по следам Никиты, его широкая спина  заслоняла  ей  весь  обзор.  Вон
елка, сугроб, люди какие-то копошатся и...
   Тело лежало в снегу, а вокруг него было много-много разных следов -  снег
буквально испещрили. Катя даже не обратила внимания на то, чем  были  заняты
все  эти  умные,  хмурые  и  деловитые  специалисты:  следователь,   сыщики,
судмедэксперт, криминалист. Ее внимание поглощало только мертвое тело.
   Мужчина без головного убора, шатен, худощавый. Одет в крэковую  дубленку,
черные  джинсы,  меховые  ботинки  с  нелепыми  пряжками  на   каблуках,   в
окоченевших пальцах зажаты розовые  комья  снега  -  в  агонии  он,  видимо,
царапал снег.
   Опергруппа работала сосредоточенно и неторопливо.
   - Света достаточно? - спросил криминалиста следователь.  В  руках  его  -
твердая папка, бланки.  Примостившись  на  поваленном  дереве,  он  заполнял
протокол осмотра места происшествия.
   Судмедэксперт  в  резиновых  перчатках  осторожно  повернул  труп.   Катя
отшатнулась и чуть не упала, споткнувшись о сугроб. У мертвого  человека  не
было лица. Только какое-то кровавое месиво - лохмотья  мяса,  кожи,  кое-где
сквозь все это белели черепные кости.
   - Зверье объело, - шепнул ей рыжий опер. - Лисы, барсуки  -  чтоб  их!  И
обязательно за лицо цапнут, гады!
   Кате частенько встречались в сводках упоминания  о  неопознанных  трупах,
ставших жертвой мелких  лесных  хищников.  Теперь  она  видела  это  воочию.
Подавляя тошноту, она подошла ближе.
   - Сергей Андреич,  записывайте:  резаная  рана  на  горле  размером...  -
диктовал судмедэксперт.
   Следователь быстро писал. Затем склонился над трупом, и они с экспертом о
чем-то заспорили вполголоса.
   - Горло перерезали - видишь, сколько крови под  него  натекло?  Дубленка,
рубашка, все примерзло, - шептал рыжий опер.
   Катя поискала глазами Никиту.
   - Саша, ну-ка помоги его обыскать, - попросил  следователь.  Рыжий  начал
тщательно осматривать смерзшуюся и слипшуюся одежду убитого.
   - Во внутреннем кармане что-то есть, может, и документы. Только сейчас не
достать, Сергей Андреич.
   Катя наклонилась ниже. В свете мигающего военного  фонарика  она  впилась
взглядом в руку трупа, вцепившуюся в снег. Эта рука.., форма кисти,  пальцы,
где она их видела?!
   Вдруг неожиданно для самой себя она начала осторожно уминать снег  вокруг
этой руки и... Пальцы, ногти... Холеные пальцы, столь необычный для  мужской
руки маникюр... Маникюр и прозрачный лак! Она  тихо  ахнула.  Перед  глазами
поплыли радужные круги. Сзади кто-то подошел. Она оглянулась.
   - Узнала? - шепнул Колосов. Он стоял позади нее. Ноги его были  по  самые
бедра облеплены снегом.
   Катя беззвучно пролепетала что-то, затем, хрипло кашлянув, вытолкнула  из
себя:
   - Лавровский.
   - Приятель Красильниковой?
   - Лавровский, - повторила она. - Наверное.
   - Я так и знал. Сергей Андреич,  там,  чуть  в  стороне  от  тела,  след.
Давность примерно суток пять, - сообщил Никита.
   - И трупу примерно столько же, - подтвердил судмедэксперт.
   - След от шоссе сюда. Глубокий. Похоже, он нес его на себе,  -  продолжил
Никита.
   - А здесь почему следов нет? - спросил следователь.
   - Там елки низко нависают, естественная крыша. Вот  он  и  сохранился.  А
здесь замело. Метели, даже мартовские, злые.
   Криминалист по указанию следователя отправился к елкам,  где  сохранились
следы. Катя отошла в сторонку. Прислонилась спиной  к  березке.  Ее  трясло,
словно в лихорадке. Светкина смерть, даже известие о той ране -  все  прошло
для нее как-то уж слишком просто. Она ужасалась, но.., все больше на словах.
А здесь... Пять суток, давность пять суток... Значит, его  убили  в  ночь  с
субботы на воскресенье. Как раз после того, как они с Кравченко...
   - Привозной, Никит, как думаешь? - спросил следователь. Похоже,  он  знал
ответ, только хотел подтвердить свою мысль.
   - Приехали на машине. Вдвоем. Он его вытащил и отнес подальше от  дороги.
Думаю, оглушенного и  связанного,  скорее  всего,  в  наручниках  -  там  на
запястьях, кажется, следы имеются, - говорил  Никита.  Он  словно  читал  по
книге, без запинки. - У елки  он  ему  перерезал  горло.  Наш  труп,  Сергей
Андреич, убивали здесь.
   - А убийца?
   - Силен, сравнительно молод. Судя по размеру шага - рост выше среднего.
   - Все?
   - Пока все.
   - Негусто, - хмыкнул следователь.
   Колосов только криво усмехнулся.
   "Ничего себе негусто! - возмутилась Катя про себя.  -  Да  он  почти  все
происшедшее с ходу описал. Ты сам вот так попробуй!"
   - Есть, Сергей Андреич, и еще один фактик.
   - Какой? - Следователь сосредоточенно писал.
   - Фамилия убитого, возможно, Лавровский. Имя  -  Анатолий.  Но  это  пока
только предположение, - ввернул Никита.
   Следователь поднял на него изумленный взгляд.
   - Надо еще кое-что уточнить, - сказал Никита, наклоняясь и отряхивая снег
с брюк, - но думаю, что все так и будет.
 
*** 
 
   Осмотр длился очень  долго.  Катя  вконец  замерзла.  Около  полуночи  из
местного ОВД прислали ?труповозку?. Тело Лавровского судмедэксперт аккуратно
запаковал в брезент.
   - Завтра после обеда я им лично займусь, - сказал  он,  снимая  резиновые
перчатки. - Сергей Андреич, позвоните мне вечерком.  Думаю,  тогда  все  уже
станет ясно.
   Катя вернулась в машину. Засунула застывшие руки в  карманы  шубки.  Так.
Значит, его тоже прикончили. Человека, которого она подозревала  в  убийстве
Красильниковой вот уже целых три дня, оказывается, убили сразу  после  того,
как он, смыв с себя грим и сняв оранжевый  балахон  Пьеро,  покинул  ?Стойло
Пегаса?. Но куда он пошел? К кому? К убийце? И почему Колосов сказал: ?Я так
и знал?? Что он знал? Что они найдут в  этом  лесу  труп  именно  Светкиного
любовника?
   Колосов ведь и правда ничего не делает просто так, значит..,  значит,  он
взял ее сюда специально.., специально для того, чтобы она. Катя, подтвердила
какую-то  его  догадку.  Ведь  она  сама  сказала  ему   о   Красильниковой.
Естественно, он мог предположить, что она ?встречалась в компании? не только
с ней, но и с ее Пьеро. А значит.., значит,  он  не  был  уверен,  а  только
предполагал... И она помогла ему утвердиться в этом предположении. Эта мысль
наполнила Катю гордостью. В машину сел рыжий оперативник Саша.
   - Послушайте, неужели здесь  действительно  водятся  барсуки  и  лисы?  -
спросила Катя с содроганием.
   - Конечно.
   - Но ведь это не глухая тайга.  Лес  вон  какой  хилый,  рядом  шоссе.  В
Подмосковье...
   - В Подмосковье все водится, - вздохнул Саша. - Подлое зверье. Человечину
уже жрет! Падальщики проклятые. У нас из-за них неопознанных знаете сколько?
Объедят, твари, обязательно самое главное  -  лицо,  руки.  А  там  мучайся,
идентифицируй! Этого вон скинуть не успели, как вся эта банда лесная ужинать
набежала. Гады четвероногие!
   - Колосов знает, кто убитый, - сообщила Катя как бы между  прочим.  Рыжий
опер задумчиво кивнул. Никита открыл дверцу и сел за руль.
   - Ладно. Здесь пока все. Поехали. Ребята из ОВД остальное сами  доделают.
Саш, тебя в Зеленограде высадить?
   Рыжий Саша кивнул.
   До  Зеленограда  добрались  без  приключений.  Катя  угрелась  на  заднем
сиденье, перед глазами ее неотступно стояла картина: огненно-пушистая  лиса,
та самая, которая, помнится, была  пришита  на  зеленое  австрийское  пальто
Светки Красильниковой, только живая, с окровавленным  куском  мяса  в  узкой
хищной пасти...
   - Где живешь? - спросил Никита.
   - На Фрунзенской. Ты высади меня у Водного, я на метро доеду,  -  сказала
Катя.
   - Час ночи уже. Какое метро? Довезу. Бензина до Фрунзенской хватит.
   - А сам потом как домой доберешься без бензина?
   - Я в главке заночую. Завтра мне надо рано одно дельце провернуть.
   Они остановились у светофора. Его красный глаз запрещал поворот.
   - Никит, объясни мне, пожалуйста, - начала Катя.
   Он обернулся.
   - Завтра, Катерина Сергевна.  Завтра.  Это  длинная  история  для  свежей
головы.
   - Завтра суббота.
   - Тогда придется отложить до понедельника. Светофор зажег  зеленый  свет.
Машина рванулась вперед.
   Катя не имела сил настаивать, она просто отвернулась и стала  смотреть  в
окно на ночную Москву.
   Колосов доставил ее прямо к подъезду.
   - Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи, Никита.
   Она взглянула на свои окна. Свет. Кравченко ужинает в гордом одиночестве.
И сейчас начнет высказывать по этому поводу недовольство.
   Колосов отъехал только тогда, когда она вошла в подъезд.
 
Глава 10 
 
КОРОЛЬ ЖИЗНИ 
 
   Игорь Верховцев медленно, ступенька за ступенькой, поднимался наверх,  на
второй этаж своего дома. Он только что принял две таблетки ортофена, пытаясь
унять жгучую боль в позвоночнике, вот  уже  полгода  не  дающую  ему  покоя.
Иногда ему казалось, что там, внутри  его,  в  сплетении  костей,  нервов  и
сухожилий,  завелся  гигантский  огненный  червяк,  пожиравший  его   плоть,
высасывавший его энергию, силы  -  все,  чем  так  богата  и  привлекательна
молодость.
   Внизу негромко играла музыка. Все одна и та же фраза, повторяемая роялем:
и - раз, два, три. И - раз, два, три! В репетиционном зале Олли  отрабатывал
свои пируэты.
   Он стоял возле огромного, во всю стену, зеркала,  держась  за  деревянный
станок: и - раз, два, три. Олли ненавидел, когда кто-нибудь наблюдал за  его
работой. Верховцеву, если уж очень хотелось, приходилось делать это втайне.
   Он с наслаждением подглядывал за  Олли  в  дверную  щель:  стройные  ноги
обтянуты черным трико туго, очень туго,  соблазнительная  выпуклость,  узкие
мальчишеские бедра. И - раз, два, три. Ноги мелькают, словно  крылья  черной
стрекозы или гигантского стрижа,  -  батман,  еще  батман,  пируэт.  Руки  -
тонкие, чуткие, гибкий  стан,  гордая  золотоволосая  голова  чуть  склонена
набок, глаза, пристально следящие в зеркале за каждым своим движением.  И  -
раз, два, три.
   Олли предпочитал репетировать по вечерам. По утрам же он выглядел  вялым,
томным, часто капризничал и злился по пустякам, доводя Данилу до  бешенства.
Верховцев наблюдал за ними, когда они наконец-то в  одиннадцатом  часу  утра
покидали спальню и спускались к завтраку. Лицо Олли было сонно-розовым, лицо
Данилы - бледным и печальным. Любящий и любимый... Верховцев не  вдавался  в
подробности, кто был кем в этой паре. Возможно, они иногда менялись местами,
возможно... Ведь и Сократ, и Платон, и Эллиан допускали подобную замену  для
обострения чувств.
   Десять минут назад Данила по его просьбе принес  ему  таблетки  и  стакан
нарзана  в  кабинет.  Верховцев  сидел  в  жестком   кресле,   неестественно
выпрямившись. Губы его кривились.
   - Очень больно, Игорь?
   - Очень.
   - Может быть, вызвать врача?
   Верховцев устало прикрыл глаза. Он проглотил  таблетки.  Сделал  глубокий
вдох - вот сейчас, через  семь  с  половиной  минут,  обезболивающее  начнет
действовать. Сведенные судорогой мышцы расправятся.
   - Секретарь Ямамото снова звонил, - тихо  сообщил  Данила.  -  Японец  на
неделю улетает в Братиславу, но затем опять  вернется  в  Москву.  Секретарь
передавал его настойчивое желание поторопить нас с...
   - Он ведь не внес еще денег, - оборвал его Верховцев.
   - Секретарь для этого и звонил. Он просил объяснить ему порядок расчета.
   - И ты?
   - Я объяснил: только наличные.  Только  лично  тебе.  Нам,  -  поправился
Данила, усмехнувшись.
   - Ты назвал сумму?
   - Назвал.
   - Ион?
   - Он  спросил,  когда  можно  заплатить.  Я  попросил  его  подождать  до
возвращения Ямамото из Словакии.
   - Только японцы достойны нас,  Данила.  Только  дети  Страны  восходящего
солнца, - тихо сказал Верховцев. - Только они понимают  во  всем  этом  деле
толк. Ты, пожалуй, был прав.
   Он прикрыл глаза.
   - Ты иди. Я немного посижу, а потом пойду наверх.
   Данила послушно принял из его рук пустой стакан.
   - Я ищу замену, Игорь. Не тревожься на этот счет. Думаю, что скоро, очень
скоро у нас будет самый подходящий вариант.
   После его  ухода  Верховцев  сидел  в  кабинете  недолго.  Обезболивающее
подтвердило свою славу. Он осторожно встал - позвоночник лишь глухо ныл,  но
это были пустяки - и отправился, как  обычно,  перед  сном  совершать  обход
своего дома. Внизу царили покой и сумрак. И - раз, два, три  -  приглушенные
звуки рояля  долетали  из  репетиционного  зальчика.  Олли  записал  на  всю
магнитофонную кассету только этот музыкальный опус.
   Верховцев медленно шел по своим владениям.
   Зимний сад - немного тесный, душный. В небольшом бассейне  тихо  булькала
вода. Он наклонился и  убавил  подсветку  -  в  изумрудной  глубине  водоема
метнулись  крупные  золотистые  рыбы.  В  углу  сада  в   буйном   сплетении
комнатно-тропической зелени пряталась  уютная  малахитовая  гостиная.  Здесь
гости отдыхали, курили и  накачивались  виски  и  коньяком  перед  тем,  как
перейти в Зал Мистерий.
   Верховцев заглянул и в его темные глубины. Света он  не  включал.  Черный
бархатный мрак, тишина и... Он принюхался. Нет, показалось. Запаха нет. Того
запаха нет. Это хорошо, что Данила уже  поменял  покрытие.  Это  очень  даже
хорошо.
   Верховцев переходил из комнаты в  комнату,  аккуратно  гася  везде  свет.
Интересно, во сколько ему обошлось все это?  Вся  эта  мебель,  светильники,
ковры, зеркала, картины?  Два  года  назад  он  просто  заказывал,  выбирал,
покупал и платил не глядя. А что бы сказал, узнав  о  подобном  транжирстве,
его старший брат? Верховцев остановился. Впрочем, Господь с ним.  Брат  Вася
уже ничего не скажет. Он  тихо  гниет  в  своем  дорогом  дубовом  гробу  на
Кунцевском кладбище.
   Следующей комнатой по коридору после Зала Мистерий была  костюмерная.  Он
медлил погасить в ней свет. Какие костюмы, какие восхитительные костюмы! Ах,
если бы только Мастер видел их! Что бы он  сказал?  Наверное,  улыбнулся  бы
уголками капризных губ и отпустил свой очередной  парадокс:  первый  долг  в
жизни - быть как можно более искусственным.
   В переулке под окнами особняка взвизгнули тормоза. Верховцев  выглянул  в
узкое окно костюмерной. У дверей его  дома  остановился  красный  ?Феррари?.
Лели. Лели вернулась домой. О, она-то в отличие от них  не  сидела  вечерами
дома!
   Верховцев отдал эту машину в ее полное владение, и она гоняла  по  ночной
Москве как сумасшедшая. Иногда она заезжала в казино на Арбате,  но  чаще  в
свой Женский клуб.
   - Только не привози их сюда, - попросил он ее, вручая ключи от машины.  -
Ладно?
   - Почему? - Она сидела на диване, гибко изогнувшись, точно крупная черная
змея, в своем кожаном комбинезоне от Рабана. Ноги в  высоких  сапогах-крагах
на толстой платформе, спина - прямая, как у балерины,  иссиня-черные  волосы
рассыпались по плечам. В тонкой смуглой руке - длинная египетская  сигарета.
- Почему? Тебе неприятно это? - повторила она.
   - Нет, Лели. Дело не в этом. Просто  женщинам  свойственно  говорить  обо
всем, что им довелось увидеть.
   - Мои женщины не из болтливых, Игорь.
   - Я знаю, Лели, знаю. Но лучше, если ты все же проявишь осторожность.
   С тех пор, познакомившись с очередной  пассией  в  клубе,  она  ехала  на
квартиру, снятую на деньги, специально данные ей Верховцевым.
   Хлопнула входная дверь, простучали каблуки.
   - Ты еще не спишь, Игорь?
   Лели стояла на пороге. Ослепительная, как  всегда.  Шуба  из  серебристой
чернобурки струилась мягкими складками с плеч до  самого  пола.  Ее  смуглые
щеки разрумянились, глаза влажно блестели. От нее исходил аромат амбры, вина
и бензина.
   - Хорошо по