да Третьего? его  называли  Великим  Оливье.  А  какой  ценой
досталось ему это величие? Какой, я вас спрашиваю? -  Бен  махнул  рукой  на
повесивших головы актеров. -  Я  все  понимаю,  ребята.  Но  и  вы  поймите:
?Снегурочка? - языческая пьеса. И вы обязаны дать почувствовать зрителю  это
язычество. ?Не могу? - это  не  разговор.  Идите,  отдохните,  подумайте.  Я
объявляю перерыв на тридцать минут. Потом будем прогонять всю сцену заново.
   Актеры, тихо переговариваясь, удалились за кулисы. Катя окликнула Бена.
   - Ой, ребята, привет. А  мы  тут  отношения  выясняем.  -  Он  улыбнулся,
пожимая руку Мещерскому.
   - Борь, нам столько надо тебе рассказать, - начала Катя. - Ты  просто  не
представляешь, что произошло.
   - Идемте в костюмерную, там и  поговорим,  а  то  здесь  сейчас  начнутся
танцевальные репетиции. Верочка, тридцать  минут  в  твоем  распоряжении!  -
крикнул он девице в трикотаже. - Ставим ?Снегурочку?, Катюш. Давно я  о  ней
мечтал, это ж с ума сойти, какая пьеса! - говорил он,  ведя  их  по  тесному
коридору, начинавшемуся за кулисами. - Старик Островский сорок лет  писал  о
своем Замоскворечье,  искал  типажи  -  купцов,  охотнорядцев,  приказчиков,
чиновников, - в общем, своих  современников,  бичуя  пороки,  поучал,  читал
мораль. А в семьдесят лет вдруг взял да и сочинил весеннюю сказку  о  любви!
Вот ведь чудеса! - Он мечтательно вздохнул. - Весна, весна на дворе. О, этот
пьяный воздух марта! Мы тут с нашими даже в лес  ездили,  чтобы  ощутить  на
природе  дух  языческой  Масленицы.  Дух  подтаявшего  снега,  мокрой  хвои,
смолистой коры...
   Катя  и  Мещерский  украдкой  переглянулись.  Бергман   говорил   слишком
поэтично. Катя чуть прикрыла глаза - что  делать,  режиссер  ?Рампы?  всегда
такой.
   - Слушай, Кэтти, может быть, подашь мне дельный совет,  а?  Ну,  помнишь,
как в конце последнего действия говорится: ?Снегурочки печальная  кончина  и
страшная погибель Мизгиря...? - Бергман распахнул дверь  и  пропустил  их  в
костюмерную,  одновременно  служившую   и   раздевалкой   и   гримерной.   -
Располагайтесь вот здесь на диване. Вот. Дело в том, что я уже неделю  бьюсь
над этой фразой. Печальная кончина Снегурочки  -  она  тает.  На  сцене  это
чертовски трудно организовать. Но все-таки можно: светоэффекты,  лужа  воды,
девичье покрывало. Но вот ?страшная погибель Мизгиря?! Это для  меня  камень
преткновения. Как добиться, чтобы зритель почувствовал этот страх? Как?
   - У Островского Мизгирь, кажется, бросается в озеро? - спросила Катя.
   - Но это же происходит за сценой! Зритель просто констатирует  факт:  был
Мизгирь, торговый гость, и нет Мизгиря. Но где  же  здесь  вложенный  в  эту
фразу Островским ужас, трагедия? Ведь гибели-то главного  героя  зритель  не
видит. Зритель - не очевидец событий, вот что обидно.
   - Может быть, поставить действие так, что он вонзает себе нож в сердце? -
вдруг робко предложил Мещерский. - Тогда  все  произойдет  прямо  на  глазах
публики. Можно даже переборщить с красными чернилами. Лужа крови на сцене  -
это ли не впечатляет?
   - Кровь на сцене? - задумчиво переспросил Бергман. - Ну нет,  это  как-то
уж чересчур. Слишком  натуралистично.  Я  вообще  не  переношу  вида  крови.
Мизгирь умирает ради любви. Это  должно  вызывать  у  зрителя  слезы,  а  не
тошноту.
   - Борь, к сожалению, мы сообщим тебе сейчас нечто такое, что и слезы.., и
тошноту.., ну, в общем... - Катя запнулась, а  затем,  собравшись  с  духом,
начала рассказывать обо всем, что ей удалось узнать в Каменске.
   Смуглое лицо Бергмана посерело.
   - Ужас! - прошептал он, когда Катя умолкла.
   Встал и в волнении заметался по костюмерной. -  Кто  же  с  ней  сотворил
такое, а?!
   - Кто! Следствие только началось, прокуратура дело  возбудила.  Вас  всех
будут допрашивать.
   - Да ради Бога, только что мы сможем сказать? Эх, Светка, Светка, что  же
с тобой, девочка, случилось? Где же его искать, этого подонка? - Его трясло,
словно в лихорадке.
   - Слушай, Борь, а Лавровский здесь не объявлялся?  -  осторожно  спросила
Катя.
   - Толька? Нет. А ты его разве на куртуазниках не видела?
   - Да видела, только... Ему оперы из Каменска  повестку  оставляли,  а  он
почему-то не явился, даже следователю не позвонил. Здесь сейчас нет  никого,
кто бы мог сказать, где его можно найти?
   Бергман задумчиво почесал сизоватый бритый подбородок.
   - Посидите-ка здесь минуточку. Я сейчас Ваню  Полетаева  поищу.  Он  царя
Берендея играет, следующая сцена по плану - как раз его. Должен уже подойти.
- Бергман стрелой выскочил из костюмерной.
   - Странно, что они ставят именно ?Снегурочку?, - заметил Мещерский тихо.
   - Почему? - Катя задала вопрос машинально, она напряженно думала.
   - Ну, сейчас все больше  какие-то  навороты  в  моде:  жизнь  подвальная,
героиня, философствующая на унитазе, постельные сцены из жизни бомжей. А тут
Берендеи, Снегурочки, любовь... Классика, в  общем.  Несовременно.  -  Голос
Князя дрогнул.
   - Красиво,  нежно.  Иногда  хочется,  как  верно  замечали  наши  предки,
?воспарить душой?. Бен - романтик. К тому же он просто помешан на сказках  и
мифах. Еще на третьем курсе он поставил ?Дикого  охотника?  -  баллада  есть
такая старонемецкая. И знаешь, как поставил!
   - Возьми меня с собой на премьеру ?Снегурочки?, ладно? - попросил Князь.
   - Конечно, возьму. Только если ты к тому времени не уедешь в свой знойный
Серенгети.
   - Но ведь я вернусь.
   - А, ну тогда конечно...
   - К тебе вернусь, Катенька, я...
   Появился Бергман. Следом за ним в костюмерную, точно  смерч,  влетел  тот
самый долговязый парень Ваня, рассказывавший своему  собеседнику  о  тяге  к
самоуничтожению в автокатастрофе.
   - Так, значит, Светку убили?! - выпалил он прямо с порога.  -  Кто?!  Где
он?!
   - Тише, Ваня, тише. Они не знают, следствие только началось, - успокаивал
его Бен. - Ты вот лучше скажи, куда Лавровский запропастился?
   - Лаврик? Да откочевал куда-то. Дома его нет. Я ему и вчера, и  позавчера
названивал.
   - То есть как это откочевал? А его контракт? А театр?  -  Бен  возмущенно
засопел.
   - А может, квасит у какой-нибудь подружки, - хмыкнул Полетаев. - Он  ведь
расслабляется время от времени. Ты же знаешь.
   - Простите, а вы не могли бы подсказать, где  он  чаще  всего  бывает?  -
спросила Катя. - Вот он называл нам одного человека. Павел, Павел...
   - Пашка? Могиканин? Вот, точно! Может,  он  у  него  на  якорь  встал.  В
мастерской. У  Пашки  деньги  появились,  он  очередную  статую  толкнул  на
выставке. Скорее всего, празднуют.
   - А где он живет?
   - Могиканин? Да обычно в мастерской и живет. - Полетаев заулыбался. - Он,
когда работает, встает в шесть утра и иногда  даже  есть  забывает.  Ну  так
Роден, Эрнст Неизвестный же! Мастерская его в старом цехе на  Котельнической
набережной. Там консервный завод накрылся, так  Строгановка  сняла  в  цехах
помещения под свои студии. Там крыша стеклянная, света  много,  просторно  и
мусорить можно сколько душе угодно. Все условия для  работы.  Они  там  даже
отливают  кое-что  сами.  Кустарно,  правда,  но  для  эскизов   сойдет,   -
рассказывал он.
   - А как найти этот  цех?  Как  туда  добраться?  -  деловито  осведомился
Мещерский.
   - Несложно. Дом на набережной высотный проедете и вдоль реки.  Там  будут
все домики, домики, а затем фабрика старая с трубами.  Мимо  нее,  следующее
здание и в глубь двора. Цех номер три. Да там богема, народу  полно  всегда:
художники, мазилы. ?Улей? вся эта канитель  называется.  Спросите  любого  -
сразу вам мастерскую Могиканина покажут.
   - А как его настоящая фамилия? - не отставал Князь.
   - Могиканин и есть настоящая, - усмехнулся Полетаев. - Это его псевдоним.
Все давно привыкли, зовут только так. Настоящую-то, я думаю,  он  и  сам  уж
забыл.
   - Может быть, ему можно позвонить в мастерскую? - спросила Катя по  своей
репортерской привычке.
   - Там нет телефона. Да так езжайте! Только с утра надо. Утром  он  всегда
там торчит, а вечером или по  друзьям,  или  по  Арбату  шляется,  -  сказал
Полетаев, поднимаясь с дивана. - Ну ладно.  Мне  еще  переодеться  надо  для
репетиции. Вы меня в курсе держите насчет Светкиного дела. Я  с  этим  гадом
сам разберусь, когда дознаюсь. Никакой милиции мне для этого не потребуется.
- Он стиснул костлявый кулак  и  продемонстрировал  его  недошитому  костюму
боярина, висящему на двери костюмерной.
   Бергман проводил Катю и Мещерского до вестибюля.
   - Ребята, звоните. Мы все поможем, чем сможем, - сказал он на прощание. -
Если Лавровский объявится, передадим, чтоб срочно связался со следователем в
Каменске. Ты мне, Катюша, напиши его телефон и фамилию.
   Катя написала.
   - Спасибо, Борь! - Мещерский крепко пожал ему руку. - Это просто чудесно,
что ты сейчас задумал ставить ?Снегурочку?. Удачи тебе...
   - Сегодня к Могиканину не поедем, - решила Катя, когда они возвращались к
машине. - Пять часов уже. Темнота. Ищи там этот  ?Улей?  в  подворотнях.  Мы
туда с тобой, Сережа, на днях соберемся. Я тебе позвоню.
   - Как скажешь, - покорно ответил Мещерский.  Катя  вздохнула:  Князь  был
существом покладистым, не то что...
 
Глава 9 
 
ТРУП В ЛЕСУ 
 
   Этот день - 2 марта - запомнился Кате надолго.  Утром,  едва  только  она
переступила порог пресс-центра, следом за ней ворвался Тимка Марголин -  шеф
телегруппы.
   - Петровская, живо, одна  нога  здесь,  другая  там,  иначе  опоздаем!  -
распорядился он, на ходу бросая Кате мятный леденец.
   Она ловко поймала конфету.
   - Куда мы опоздаем, Тимофей Владленович?
   - Как куда? Ах, правда,  ты  же  не  в  курсе!  Притон,  притон  берут  в
Луговцах! Едут прямо с утра - пока они еще тепленькие, не очухались.  Ты  же
сама меня просила - возьми да возьми с собой!
   - Ой, Тимочка, и правда. Гран мерси. Я мигом. - Катя лихорадочно нашарила
в ящике стола блокнот, запасную ручку и, прижав  сумку  к  груди,  понеслась
вслед за Марголиным.
   У  главка  разводили  пары  старенькие  желтые  ?Жигули?.  Внутри  битком
набились крепкие ребята из наркотического отдела. За  рулем  важно  восседал
третий оператор телегруппы Лева Львов. Катя с трудом примостилась с краю.
   - Камеру, камеру не повредите! - тревожился Марголин, юлой вертевшийся на
переднем сиденье. - Леш, я же тебе ее в руки дал, в руках и держи. Не  клади
Бондареву на живот! Я кому сказал! Чуть машина на ухабе подпрыгнет -  и  ау,
прощай техника!
   - А остальные где? - спросила Катя.
   - Да остальные минут уж двадцать как отчалили, - ответил тот самый  опер,
в живот которого упирался марголинский ?Панасоник?. - Лева, голубь,  жми  на
всю железку. Мы должны быть там через полчаса.
   "Жигули? ехали быстро, даже слишком, на Катин взгляд. Тряслись, завывали,
визжали тормозами на ухабах и поворотах. На крыше мигал прилепленный Львовым
синий ?маяк?.
   - Мы что,  с  такой  вот  штукой  прямо  к  самому  притону  подъедем?  -
недоумевала Катя. - Так они же все сразу разбегутся.
   - Это для столичных гаишников, - пояснил  Марголин.  -  Они  наши  номера
знают, да еще мигалка на крыше. Значит,  область  куда-то  по  делам  мчится
важным, служебным - не моги задерживать. А там, Катенька,  за  эти  двадцать
минут форы притон уже приступом взят, будь спокойна. Чуть  опоздаем,  но  не
беда. Самое интересное начнется, когда ?травку? искать будут.
   Миновали Кольцевую. Москва кончилась. Дальше, дальше - сосновый лесок  по
обеим сторонам шоссе, домики, деревеньки. У железнодорожного переезда  Львов
свернул с автомагистрали на заснеженный  проселок.  ?Жигули?,  точно  желтая
жаба, заскакали по ледяным колдобинам.
   - Камеру держите! - завопил Марголин, Катя вцепилась в  спинку  переднего
сиденья.
   - Вон тот дом, - указал один из оперов на  одиноко  стоявший  у  подножия
невысокого холма, поросшего жидким леском,  двухэтажный  кирпичный  особняк,
огороженный высоким забором. У настежь  распахнутых  железных  ворот  -  три
легковушки и маленький автобус. - Крепость взята. Уже и без нас.
   - А кто там живет? - спросила Катя, разглядывая мощные  кирпичные  стены,
железную крышу и сводчатые окна особняка.
   - Кто-кто  в  теремочке  живет?  Братья  ромалы,  -  усмехнулся  опер,  -
цыганское племя. Египетские короли.
   К их машине уже бежал Валентин Петров из отдела по борьбе с наркотиками.
   - Быстрей подключайтесь! - крикнул он. - Дусю уже  привезли.  Сейчас  она
скажет свое веское слово.
   Катя хвостом прицепилась к Марголину, вооружившемуся  ?Панасоником?.  Они
взошли на каменное крыльцо и открыли дверь цыганского дома. Шум, визг, вой -
Катя едва не оглохла. В прихожей  -  гора  обуви:  детские  башмаки,  больше
похожие на опорки, женские сапоги и туфли со сбитыми каблуками. И ни  одного
мужского ботинка!
   В огромной комнате, смахивающей на спортивный зал, никакой мебели, только
ковры на полу и на стенах. Грязные, затоптанные ковры. В углу  на  корточках
сидели пять жирных старых цыганок и две молодки. Все одеты по турецкой моде:
в нелепых кофтах с кружевами и люрексом, цветастых  юбках.  Над  ними,  ?яко
утес на Днипрэ?, возвышался омоновец. У окна застыл второй.
   Женщины галдели наперебой, то и дело тыкали грязными пальцами  в  сторону
милиционеров и время от времени начинали подвывать.  Одна  из  старух,  этак
килограмм на полтораста, поднялась с корточек и,  выпятив  вперед  увесистый
бюст, подплыла к омоновцу.
   - Где ваш начальник? - пророкотала она хриплым басом. - Давай его сюда!
   - Сейчас подойдет, - невозмутимо ответил тот.
   - Не кричи, не кричи, тетя  Маша!  -  миролюбиво  отозвался  из  коридора
Петров.
   - Сюда иди! Объясняться будем! В мой дом ворвались! Это  что?!  -  гудела
тетя Маша.
   - Ты мне лучше скажи, что за гости у тебя на кухне, как дрова,  лежат?  -
спросил Петров.
   - Я их не знаю!  -  отрезала  цыганка.  -  Переночевать  попросились,  мы
пустили.
   - Пустили да ?травкой? и угостили. Опием, - уточнил Петров.
   - Не было этого! Никакого опия нету! -  Агатовые  глаза  цыганки  яростно
блеснули. - Ищите! Хоть весь дом  обшарьте  -  ничего  не  найдете!  Крестом
клянусь!
   Марголин  ринулся  на  кухню.  Катя  пошла  за  ним.  Там   ее   поразила
удивительная смесь  грязи  и  комфорта.  Ржавая  раковина,  потолок  весь  в
потеках, стены заляпаны жирными пятнами. Зато -  два  огромных  холодильника
?Дженерал электрик?, две микроволновые  печи,  липкие  и  жирные  на  ощупь,
тостеры, ростеры,  электрочайники,  кофеварки.  Все  это  немытое,  тусклое,
захватанное.
   На полу в углу кухни в обнимку спали  трое  волосатых  парней  в  кожаных
?косухах?. Марголин снял их крупным планом. Подошедший опер потряс одного за
плечо. Тот что-то нечленораздельно промычал.
   - Готовы. Двойная доза. - Он задрал одному рукав кожанки. На сгибе  локтя
- две ярко-алые точки. У второго и третьего - то же самое.
   - Шприцы ищи, - велел  коллеге  Петров.  Шприцы  отыскались  быстро  -  в
мусорном ведре под раковиной.
   Там же среди пакетов, картофельных очисток, банановой кожуры -  сломанные
иголки, окровавленная вата и целый выводок рыжих тараканов.
   - Тоже кайф словили, - хмыкнул Петров.
   - В таком свинарнике? - Катя брезгливо поежилась.
   - Им, Катенька, все равно, где дракониться, - ответил он. - В подворотне,
в подъезде, в луже, в переходе. Здесь крыша, доза под боком -  только  плати
цыганкам за косяк да за постой. А грязь, тараканы - наплевать им на это. Это
ж наркота! - В его голосе сквозили презрение и жалость.
   - А товар нашли? - деловито осведомился Марголин.
   - Идите наверх. Там у них общественная спальня.  Там  сейчас  Дуся  вовсю
шурует, - усмехнулся Петров.
   "Что еще за Дуся?? - гадала Катя, карабкаясь  по  узкой  крутой  лестнице
вслед за оператором.
   Цыганская спальня оказалась такой же огромной, что и гостиная,  почти  во
весь второй этаж. У стены сразу две дорогие стенки. За стеклами горок разная
фарфоровая дребедень - мопсы, балерины, пастухи, пастушки. Тут же  богемский
хрусталь, тут же  микроволновая  посуда  из  дешевой  керамики.  На  полу  -
полосатые матрацы, перины, ковры, подушки, одни  скатаны  в  рулоны,  другие
расстелены прямо на неметеном линолеуме.
   Вдоль стенок медленно  прохаживались  несколько  человек.  ?Это  понятые,
ребята из наркотического, - определила Катя. -  А  это...  Господи  ты  Боже
мой!"
   - Дусенька, умница, здесь, да?  Ты  уверена?  -  тихо  спрашивал  высокий
молодой парень в джинсах и потертой кожаной куртке. Слова  эти  адресовались
низенькой  и  кривоногой  таксе.  Вытянувшись  в  струнку,  она  внимательно
принюхивалась к нижней секции стенки.  Затем  тявкнула  и  поскребла  лапкой
дверцу. - Понятые, пройдите сюда, пожалуйста, - попросил опер в куртке.  Два
парня в рабочих спецовках приблизились. Марголин приготовился снимать. Сыщик
открыл нижний ящик. Там - мешки и мешочки. Он развязал один и сообщил:
   - Сахар, Дуся.
   Такса презрительно тявкнула и, встав на  дыбки,  сосредоточенно  обнюхала
мешочки. Затем она  начала  в  них  возбужденно  рыться.  Опер  вытащил  еще
несколько пакетов и...
   - Ага, есть. Молодчага, Дуся.
   Извлеченный на свет  Божий  пакет  с  маковой  соломкой  тянул  на  шесть
килограмм. В последующие  два  часа  такса  Дуся  обнаружила  еще  несколько
подобных пакетов в тайниках в стене спальни, под мойкой  на  кухне  и  среди
грязного тряпья,  наваленного  в  кладовке.  В  уборной  и  шкафчике  сыщики
отыскали также восемь пузырьков с мутной жидкостью.
   - Там сырье, здесь -  готовый  продукт.  Экстракционный  опий.  -  Петров
рассматривал пузырьки на свет. - Экспертиза точно  подтвердит.  Ну,  ребята,
вот теперь идемте с романами беседовать предметно.
   Ромал допрашивали несколько часов. Катя  и  Марголин  присутствовали  при
самой интересной беседе:
   Петров находил общий язык с тетей Машей.
   На изъятые в доме наркотики она прореагировала спокойно.
   - Э, глупости! Это вы, может, сами мне подкинули.
   - Изъято при понятых, - парировал Петров.
   - Понятые тоже люди, люди деньги любят, - не сдавалась тетя Маша.
   - Ты ж меня знаешь не первый год, я с людьми  проверенными  работаю.  Они
мзды не берут.
   - Да? - Тетя Маша колебалась.
   - Кто изготавливал? Кто сбывал?  -  настаивал  Петров.  -  Давай  называй
имена, конкретные имена. Иначе заберу всех твоих дамочек. И тебя тоже.
   - Они многодетные матери! - вскипела тетя Маша.
   - Тем лучше. Будет кому передачи носить. Жизнь сурова, а  ответственность
за сбыт наркотиков еще суровее. Не назовешь  конкретного  ответчика,  заберу
всех. Весь кагал ваш. И будем предъявлять обвинение табору.
   - Не уважаешь ты меня, нет, не  уважаешь.  -  Тетя  Маша  покачала  седой
головой, затем взяла со стола пачку ?Кэмела?, вставила  сигарету  в  рот.  -
Прикурить дай.
   Петров царским жестом щелкнул  зажигалкой.  Она  закурила,  выпустила  из
ноздрей клубы дыма. Катя украдкой покашляла.
   - Ну, тетя Маша, решай. Все в твоих руках.
   - Лелька и Рада, - процедила цыганка. - Они вдвоем. Их вещи, их дело - их
ответ.
   - Рада, кажется, мать-героиня? - спросил Петров. - У нее сколько детей?
   - Девять.
   - А у Лельки?
   - Пять. Зато все мальчики.
   - Что ж ты их не жалеешь, тетя Маша?
   - Почему не жалею? - Глаза цыганки так  сощурились,  что  превратились  в
аспидные щелочки. - Их дело - их ответ. А пожалеть... Деньги  соберем  -  на
залог. Сейчас под залог суд из-под стражи любого выпустит.
   - Только не торговца наркотиками.
   - Это смотря сколько  предложить,  -  усмехнулась  бандерша,  раздавливая
окурок о ладонь. - И за кого. За мать-героиню залог возьмут. Детей зря,  что
ль, рожала? Медаль получала? Неужели и послабления ей никакого не выгорит?
   Петров только тяжело вздохнул.
   - Ладно, идем с Лелькой и Радой беседовать. Когда они ушли с кухни.  Катя
спросила Марголина:
   - Она их сдала, да?
   - Да. И глазом не  моргнула.  Выбрала  самых  выгодных.