а
всегда приходит, тоненький такой, словно дудочка. Сегодня  что-то  его  нет,
правда.
   Тут из игорного зала вернулся  Чугунов  вместе  с  производителем  моющих
средств. Они с ходу заказали бутылку виски ?Телефон Папы Римского:
   Ват-69?.
   - Коктейли ваши на.., мне, - доверительно сообщил  Чугунов  официанту.  -
Если водки русской не держите, тащи скотскую.
   Берберов под шумок тихонечко ретировался. А тут и программа  началась.  И
на этот раз Кравченко не смеялся -  держался  как  мог,  созерцая  Артуровых
ряженых старушек. На его спутников показ мод произвел неожиданное  действие.
Производитель Полосухин  растрогался,  вспомнил  молодость,  выпил  виски  и
уронил  очки  в  блюдо  с  семгой.  Чугунов  тоже  следил  за  демонстрацией
внимательно и сочувственно.
   - А для мужиков штой-то он ничего не представляет? А? Мы, што ль, не люди
для него? Костюмы бы показал, польта...
   - У него узкая специализация, - сообщил Кравченко. - Женский гардероб.
   - Узкая? Ну-ну, на кота широко, на Полкана ужо. -  Чугунов  ослабил  узел
павлиньего галстука. - Ты чего, Вадь, не  ешь?  Ешь  хорошенько.  Коль  пить
нельзя, надо есть. Я в твои годы знаешь как лопал? В нищете ведь жили, не то
что вы - избалованные. Эх, молодежь! Ешь, чтоб за ушами трещало!
   - Я ем, Василь Василич, спасибо.
   - Ты мне напомни потом дома,  как  этого,  ну,  портного-то  фамилия.  Со
средствами у него как?
   - Если подкинете - не откажется. Чугунов толкнул локтем Полосухина.
   - Как, Михалыч, подкинем? Тряхнем мошной?  Производитель  моющих  средств
всхлипнул, опрокинул на себя рюмку и полез пальцем в блюдо, стараясь уловить
скользкие очки. Кравченко вежливо помог ему.
   -  Чего  еще-то  здесь  будет?  -  спросил,   запинаясь,   Полосухин.   -
Дискотека-то тут есть?
   - Не спеши, сейчас увидим. - Чугунов задумчиво жевал.
 
*** 
 
   "Флоралии? Ивана Арсеньева, демонстрируемые высокими изысканными молодыми
людьми самого нежного возраста, оказались действительно  очень  необычным  и
впечатляющим  зрелищем.  Кравченко  даже  простил   ?хорьку?   его   прежнюю
фамильярность, так ему понравилось увиденное. ?Катю бы сюда!? - подумал он.
   "Флоралии?  были  не  чем  иным,  как  удивительно  искусными  костюмами,
созданными из живых цветов. Причудливые головные  уборы,  легкие,  невесомые
одежды  из  прозрачного  шифона,  украшенные  лилиями,  розами,  гвоздиками,
ирисами и сотней других цветов, названия которых не были знакомы Вадиму.  Их
аромат клубился в зале, побеждая запах и спиртного, и  сигаретного  дыма,  и
жирной  пищи.  Даже  дорогие  духи  и  те  разом  поблекли.  А  юноши-модели
демонстрировали все новые  и  новые  фантастические,  сказочные  ?флоралии?.
Венец-корона  из  белоснежных  лилий,  прихотливые  извивы   плюща,   каскад
пурпурных роз, колышущиеся, словно гигантские изумрудные  страусовые  перья,
листья  папоротников   -   некое   подобие   волшебного   воротника-опахала.
Гирлянды-пояса из фиолетовых ирисов и розовых  гвоздик  ярко  выделялись  на
загорелой коже.
   И люди, и цветы казались юными, свежими, прекрасными. И обнаженное  тело,
едва прикрытое нежными разноцветными бутонами,  походило  на  плоть  оживших
античных статуй. Публике все это великолепие очень нравилось - в зале  то  и
дело раздавались бурные аплодисменты.
   В заключение Арсеньев представил композицию  по  мотивам  картины  Николя
Пуссена  ?Царство  Флоры?.  Взору  публики  с  вежливыми   пояснениями   под
мелодичную музыку были представлены все ее  герои.  В  ролях  нимф  и  самой
богини садов и парков выступали все те  же  накрашенные  мальчики:  Флора  с
рогом изобилия, осыпающая притихший от восхищения зал душистыми  лепестками,
задумчивый  Нарцисс,  влюбленный  Гиацинт,  нимфа  Клития,  превращенная   в
подсолнух.
   "Это все стоит уйму денег! - думал  Кравченко.  -  Такое  быстро  вянущее
великолепие. Цветы, море цветов, когда только-только  сошел  снег.  Выходит,
что Крез этот хорек, настоящий Крез!"
   Кто-то слегка задел его стул, извинился - к выходу пробирался  тот  самый
высокий темноволосый красавец, с которым перед показом  беседовал  Арсеньев.
Он не выказал никакого восхищения увиденным - может быть, все уже успело ему
надоесть?  Кравченко  проводил  его  взглядом  и  тут  же  забыл  про  него,
поглощенный зрелищем.
   - Ты, Вадь, того, поди позови к нам этого цветовода, -  гудел  благодушно
довольный Чугунов. - Это ж мастак какой, а?  Давно  я  ничего  подобного  не
видел. Это вам не ж.., голые глядеть у стриптизерок на сцене.  Это  -  сразу
чувствуется: европейский стиль.
   Красота.
   "Лепота, - подумал Кравченко, поднимаясь из-за стола.  -  Так,  наверное,
рассуждали ходоки в Царьград, посланные  Владимиром-Солнышко,  земляки  мои:
ой, лепота, князюшка, ой, лепота!"
   Едва увидев Кравченко, Арсеньев стремительно пошел ему навстречу. Он  был
румяным от похвал и аплодисментов, развившийся локон бубикопфа упал  ему  на
разгоряченный лоб.
   - Здравствуй...те, - сказал он с запинкой, вперя в Кравченко взгляд серых
грустных глаз. - Вы все-таки пришли. Спасибо.
   - Василий Васильевич хочет вас видеть, - сухо молвил Вадим.
   - Прямо сейчас?
   - Если вам это удобно.
   - О, мне удобно. А вас зовут Вадим? Мне Берберов сказал.  Вы  уже  успели
познакомиться с ним, я вижу.
   - Да.
   В компании Чугунова Арсеньев вел себя непринужденно.  Поправил  прическу,
выпил виски.
   - Я тебя помню, машины-то вместе покупали, - гудел Чугунов. - Но не  знал
я тогда, какой ты есть человек. Ведь это ж надо! Цветы-то где берешь?
   - Кое-что покупаю сам, кое-что помогают купить, кое-что дарят, -  ответил
Арсеньев.
   - Красота это. Тебя как, Иваном зовут? Красота это, Ваня. Душа  прямо  не
нарадуется. - Чугунов вздохнул. - Да.., красота, она под собой имеет,  много
имеет... А где тут туалет у вас, не скажешь? Природа свое требует.
   Кравченко было поднялся. Арсеньев быстро подозвал официанта:
   - Саша, проводи господина Чугунова. Они остались  за  столиком  вдвоем  -
производитель моющих средств пересел за соседний  стол,  предпочтя  общество
длинноногой девицы в кожаном сарафане.
   - А вам, Вадим, понравилось то, что я делаю? - спросил Арсеньев.
   - Да.
   - Цветы живут одним днем, я всегда это помню.
   - Несомненно.
   - О чем вы думаете? Хотите, чтобы я убрался, да? - Вопрос  прозвучал  так
потерянно, что Кравченко даже вздрогнул.
   - Я думаю, что вы очень талантливы, все, что вы делаете,  очень  красиво,
только оно заслуживает лучшей участи, чем выставление на суд в бардаке перед
сворой жрущих неандертальцев. Бисер перед свиньями, Иван.
   - Как вы сказали? - переспросил  Арсеньев.  -  Лучшей  участи?  Бисер?  -
Взгляд его словно ощупывал лицо Кравченко.
   - Именно. Ну кому тут читать сказку о царстве Флоры? Моему  патрону,  что
ль?
   - Я ее читал не ему, а вам, я был рад, когда узнал, что вы придете.
   - Это произошло совершенно случайно.
   - Я понимаю, конечно, случайно. Они замолчали.
   - И вы бы хотели увидеть нечто подобное в более  подходящих  условиях?  -
осторожно спросил Арсеньев.
   Кравченко про себя ухмыльнулся: ?Ах ты, хорек талантливый, неймется  тебе
- не мытьем, так катаньем!"
   Тут вернулся из туалета Чугунов.
   - Что, братки, загрустили? Вань, давай выпьем  за  твою  красоту,  слышь?
Народу нравится. А ты, если какие трудности возникнут с цветами  там  или  с
чем, звони прямо мне.  Звони  -  не  стесняйся.  В  январе  Чугунов  ландыши
достанет, в августе мимозу - тока скажи.
   -  Спасибо,  Василий  Васильевич.  -  Арсеньев  отпил  маленький   глоток
золотистого виски. - Я тут говорил вашему начальнику охраны... Есть еще одно
место, где демонстрируются мои работы. Это  очень  приличное  место,  однако
очень дорогое.
   - Деньги - сор, - хмыкнул Чугунов. - Лишь бы  сердце  радовалось.  Играют
там, нет?
   - Нет, ни в карты, ни в рулетку  там  не  играют.  -  Арсеньев  тщательно
подбирал слова. - Но посмотреть там есть на что. Есть. Только..,  там  очень
высок взнос за...
   - Это клуб, что ли? - сморщился Чугунов. - На.., он мне. Я вон  состою  в
столичном биржевом. Так они там только пьют, подлецы, да  сплетни  разводят.
Да потом, там уж девять кооптированных членов в расход вывели -  пристрелили
в подъездах. И сидя-ат, глазами моргают друг на друга: я, мол, не я  и  хата
не моя. Мафия ж!
   Это слово прозвучало в устах Чугунова так  смачно,  что  и  Кравченко,  и
Арсеньев невольно засмеялись.
   - Нет, это не клуб. Это.., если позволите,  я  наведу  справки.  И  потом
сообщу вам, если там что-то наметится интересное.
   - Валяй. - Чугунов зевнул. - Вадь, дай ему мои координаты.
   В половине третьего ночи они  отчалили  домой.  Чугунов  сладко  спал  на
заднем сиденье ?шестисотого? ?Мерседеса?. Он был  сыт,  пьян  и  умиротворен
душой. Кравченко медленно вел  машину  по  пустынному  Садовому  кольцу.  Он
принял две таблетки анальгина, и его слегка ?вело?, но он терпел: от  второй
подряд бессонной ночи, аромата цветов и  общества  Ивана  Арсеньева  у  него
ломило в висках.
 
Глава 29 
 
БЕСТИАРИИ 
 
   То, что ее просили пока не соваться. Катя восприняла  довольно  спокойно.
Что ж, наверное, Никите виднее со своей разыскной колокольни: если начальник
отдела убийств просит, надо его уважить. За себя она была  уверена,  но  вот
за ?добровольных помощников?...
   Все выходные она пыталась дозвониться Кравченко и Мещерскому.  У  первого
нудно бубнил автоответчик - видно, дельце Вадьки затягивалось. Второго  тоже
было не сыскать. Катя в конце концов вспомнила: ведь Мещерский  предупреждал
ее, что всю неделю будет занят подготовкой выставки Российского  турклуба  в
Экспоцентре на Красной Пресне. Путешествие в  Африку  требовало  привлечения
дополнительных средств, для этого турклуб и разворачивал активную  рекламную
кампанию.  Катя  даже  обнаружила  в  собственной  сумочке  приглашение   на
презентацию выставки - Мещерский отдал ей его, а она забыла,  дуреха.  Слава
Богу, презентация намечалась на среду. Она записала себе дату на  бумажке  и
положила на видное место: не пропустить бы. Князю будет очень приятно,  если
она придет.
   Выходные она провела в уборке квартиры  и  долгих  задушевных  беседах  с
портретом Бонапарта - благо никто не мешал... Император преданно смотрел  на
нее из деревянной рамочки,  а  она  орудовала  пылесосом,  вытирала  пыль  с
мебели, драила кухню и  при  этом  рассуждала  вслух  о  диковинных  фактах,
поведанных ей Колосовым. Бонапарт слушал ее догадки и не возражал. Он вообще
был самым внимательным Катиным слушателем, за это она его так и любила.
   На работе в понедельник с самого утра шел  дым  коромыслом:  задержали  с
поличным Вацлава Клеверовского - наемного убийцу,  на  счету  которого  было
свыше двадцати трупов коммерсантов и бизнесменов всех мастей. Катя кое-что о
нем знала: в частности,  что  он  необычайно  красив,  происходит  из  семьи
знаменитого пианиста, знает три  языка,  некогда  закончил  Университет  им.
Лумумбы, где учились и Мещерский с Кравченко.
   Клеверовского,  который  столь  разительно  отличался  от  полуобезьяньих
представителей племени российских киллеров, сразу взяли в оборот - в розыске
так все и кипело. Никита разрывался на  части.  Катя  вслушивалась  в  общие
настроения и тихонько ?мотала на ус?: о пане Вацлаве она хотела бы  написать
нечто большее, чем обычный газетный очерк.
   Пресс-центр, дабы не отстать от общего лихорадочного ритма работы,  решил
выбросить  десант  в  Воронцовск.   Спешно   прибыл   фотокорреспондент   из
объединенной  редакции  МВД.  Им  с  Катей  заказали   репортаж   о   работе
экспертно-криминалистического  отдела  (ЭКО).  Ехать   в   Воронцовск   было
неблизко, да еще машина по дороге дважды глохла. Добрались только к полудню.
Встречавший их начальник криминальной милиции Воронцовского ОВД майор Андрей
Кузьмин - атлет, спортсмен и, по его собственному  признанию,  ?чистокровный
опер? - был прирожденным организатором работы с прессой.
   - Припозднились вы, - посетовал он, усаживая Катю  в  своем  кабинете,  -
народ сейчас на  обед  тронется,  так  что  будем  действовать  молниеносно.
Блицкриг, так сказать. Кто вам нужен в первую очередь?
   Катя назвала экспертов. Кузьмин тут же связался с ними.
   В  ЭКО  Катя  сидела  долго:  побеседовала  с  умным   и   интеллигентным
начальником, его сотрудниками. Затем она вместе с экспертами  отправилась  в
тир,  где  в  специально  оборудованной  установке  -  ?трубе?  на   местном
профессиональном  сленге,  -  оснащенной   пулеулавливателем,   отстреливали
изъятое у преступников оружие для баллистических исследований.
   - Что, Екатерина Сергеевна, понравились вам  наши  спецы?  -  спросил  ее
Кузьмин, когда она, закончив дела, вернулась к нему в кабинет.  -  Ребята  у
нас отличные работают, душой за дело болеют. О каждом можно в газете  писать
смело.
   - О вас тоже? - улыбнулась Катя.
   - Да что я. - Кузьмин усмехнулся. - Я  чиновник,  мое  дело  организовать
процесс, сколотить команду такую, чтоб в огонь и в воду.  А  писать  надо  о
тех, кто на переднем крае, в окопах...
   - А я вот слышала, у вас личное задержание было интересное.
   - Давайте-ка я  вас  чаем  напою  с  конфетами.  -  Кузьмин  поднялся.  -
Проголодались вы с дороги. И потолкуем.
   О своем личном задержании  рассказывал  он  скупо  -  скромничал,  больше
отпускал Кате комплименты. Однако рассказать было о чем:  две  недели  назад
Кузьмин в одиночку задержал на привокзальной площади бывшего  в  федеральном
розыске  особо  опасного  рецидивиста  Червякова,  пробиравшегося  в  Москву
квитаться  со  сдавшими  его  милиции  подельниками.  Пробирался   Червяков,
вооружившись финкой и гранатой ?РГД?.
   - Как вы эту гранату-то обезвредили? - Катя быстро записывала.
   - Армейские  навыки  пригодились.  Каждый  настоящий  мужчина,  Катенька,
должен послужить в армии - ей-Богу, когда-нибудь да  пригодится  ему.  Мужик
должен понюхать пороху, подержать в руках оружие, усвоить  словечко  ?надо?.
Без этого мужик как личность не состоялся. Как, Екатерина Сергеевна, верно я
говорю? - Он протягивал ей шоколадку. - Отложите вы ручку, чай стынет.
   Пришел фотограф - он задержался, снимая в ЭКО изъятое оружие.
   - А хотите бестиариев наших посмотреть?  -  неожиданно  спросил  Кузьмин,
когда они закончили пить чай. - У нас  кинологический  питомник  -  один  из
лучших в области. Покажем вам все по  полной  программе.  Сделаете  отличный
фоторепортаж.
   - Я собак боюсь, - прошептала Катя. - Смертельно.
   - Со мной не бойтесь ничего.
   Питомник занимал  огромный,  огороженный  бетонным  забором  двор  позади
здания ОВД. Кузьмин открыл массивную дверь.
   - Идите, идите же, не бойтесь. Вася! - крикнул он. - Вася, поди сюда!
   Навстречу  по  посыпанной  гравием  дорожке  спешил  молодой   парень   в
спортивном костюме и кожаной куртке нараспашку.
   - Это наш главный дипломированный кинолог Василий Стрельцов, - представил
его Кузьмин.
   Во дворе, разгороженном  на  множество  вольеров,  затянутых  проволочной
сеткой, стояла на удивление мертвая тишина.
   - А где же ваши питомцы? Спят? - спросила Катя. И  тут  же  пожалела:  на
звук ее голоса питомцы откликнулись оглушительным лаем.
   Кузьмин вел их вдоль вольеров. Катя шла через силу, на ватных  ногах.  Ей
очень хотелось закончить эту жуткую экскурсию и как-то улизнуть  отсюда  под
любым предлогом,  ибо  огромные  свирепые  овчарки,  московские  сторожевые,
ротвейлеры и даже приземистый, похожий на крысу бультерьер, едва завидя ее и
фотографа, бросались на сетку с бешеным ревом.  Сетка  тряслась,  трещала  -
вот-вот сорвется.
   А Кузьмин еще и дразнил этих исчадий ада. Нисколько не  боялся,  подносил
руки к самым их оскаленным мордам, хлопал по сетке, приговаривая:  ?Молодец,
умница,  ах  ты,  какой  злюка,  молодец,  отличный   пес?.   Он   поминутно
оборачивался к  помертвевшей  Кате  и  ободряюще  улыбался.  Фотограф,  тоже
несколько струхнувший, не забывал, однако, о своих  обязанностях:  торопливо
щелкал кадр за кадром. Наконец они добрались до маленькой избушки.
   - Это наш ветеринарный пункт, - пояснил Кузьмин.
   Под окном избушки в крошечном палисадничке, огороженном  свежевыкрашенным
штакетником, высился маленький  обелиск  со  звездочкой.  Катя  наклонилась,
чтобы его рассмотреть.
   С фарфорового медальона, вделанного в обелиск, смотрела умными  грустными
глазами овчарка в ошейнике, обильно увешанном медалями.
   - Сатурн - наша гордость, лучший пес во все времена, -  вздохнул  кинолог
Стрельцов. - Мой друг. Царство ему небесное. Это, знаете  ли,  и  не  собака
вовсе была, а просто перевоплощенный  человек.  Карма  ему  такая  выпала  -
служить собакой в милиции. Сколько он преступников задержал, скольким  нашим
жизни спас! Жаль, сам недолго на свет смотрел: двенадцать лет всего  прожил.
Дружок мой закадычный.
   - Его бандиты убили? - спросила Катя,  с  уважением  разглядывая  могилку
Сатурна.
   - Нет, сердце у  него  не  выдержало  напряжения.  -  Стрельцов  погладил
медальон. - Инфаркт, он ведь не только у людей бывает. На моих руках умер.
   - Вась, покажи Кашалота, - попросил Кузьмин. Стрельцов  отошел,  а  затем
вернулся  с  огромным  мастино-наполетано  в  шипастом  ?строгом?  ошейнике.
Чудовище,  с  предков  которого  писалась  знаменитая  собака   Баскервилей,
сверкнуло на людей налитыми кровью глазами и затрясло  слюнявой  морщинистой
мордой.  Катя  едва  не  упала  от  страха.  Кашалота  втолкнули  в  вольер,
оборудованный под тренировочную площадку. Он мрачно заметался вдоль  ограды,
рыча и скаля зубы.
   - Этот фрукт двоих своих хозяев едва не прикончил, - сообщил  Кузьмин.  -
Набросился и растерзал, едва кровью не изошли. Хотели  его  пристрелить,  да
потом нам отдали в питомник. Ах ты, мой людоед! - Он подошел к самой  ограде
и беспечно облокотился на нее. - Ах  ты,  мордашка!  Что,  людоед,  на  меня
смотришь? Нравлюсь я тебе?
   - Как же вы такого монстра укротили? - спросил фотограф боязливо.
   - Это вот Васина  заслуга.  Два  месяца  он  с  ним  мучился.  Ватника  и
бронежилета не снимал. Я ж говорю - римский бестиарий. Это, между прочим, та
самая порода, которая в Риме на аренах против гладиаторов  выступала.  Бился
он с ним жестоко, зато сейчас Кашалот как шелковый.  В  глаза  ему  смотрит,
хозяина почуял настоящего. Хотите,  Екатерина  Сергеевна,  покажем,  как  он
через барьер прыгает?
   Катя тревожно смерила глазами тренировочный барьер  и  ограду  вольера  -
почти одинаковы, ограда даже ниже.
   - Ради Бога, не надо, а то он  распрыгается  и  сюда...  На  кого  же  вы
охотитесь с такими собаками?
   - На разную сволочь, прошу прощения за грубость. - Кузьмин усмехнулся.  -
На рэкетиров, на крутых, когда они у нас в районе  разборки  свои  затевают,
когда на задержание вооруженного идем, тоже собачек применяем.  Лучше  пусть
они с уркаганов штаны спустят, чем  я  позволю  своим  ребятам  лоб  под  их
гадские пули за просто так подставлять. Верно я говорю?
   Он стоял перед Катей  -  высокий,  небрежно-элегантный,  явно  гордящийся
своей силой и отвагой. Ей представилось вдруг, что это  и  не  ?чистокровный
опер? вовсе, а средневековый сеньор-феодал, выезжающий на  охоту  со  сворой
собак в свои наследственные имения. Трубили рога, ржали кони,  бешено  лаяли
псы, рвались с поводков. Начиналась Большая Травля. Только вместо кабана или
волка спасался от этой дикой воющей своры рэкетир  без  штанов.  Кретин  ты,
рэкетир, подумалось ей. Лучше не суйся ты, рэкетир, в Воронцовск. А  то,  не
ровен час, хищные звери отъедят тебе кое-что важное, и не продолжишь ты свой
воровской рэкетирский род.
   - Сейчас мы  Варта  вам  покажем  в  работе  по  задержанию  вооруженного
преступника, - предложил Кузьмин. - Отличный пес, злобный, тренированный.
   -  Как,  а  разве  тут  нет  ограды?  -  всполошилась   Катя,   оглядывая
демонстрационную площ