но в зал начали заходить зрители - важные иностранные старички  и
старушки. ?Господи Боже, самой младшей и самому младшему наверняка  стукнуло
семьдесят  три!?  Они  гортанно  переговаривались.  ?Шведы,  наверное,   или
норвежцы какие-нибудь?.
   Рядом с Катей уселась накрашенная старушка в пестрой скандинавской куртке
и черных брюках. У нее были отвратительнейшие духи - прямо мускус  какой-то!
Катя слегка отодвинулась. Дамы-старушки заняли кресла, старички чинно встали
позади. ?Это,  наверное,  целый  автобус  прибыл,  автобусная  экскурсия  из
?Националя?. Чего они  тут  забыли-то??  -  недоумевала  Катя.  Единственной
относительно молодой женщиной оказалась переводчица - ?лунная?  блондинка  в
кожаной красной куртке. Она угнездилась посреди  цветника  старух  и  быстро
залопотала что-то.
   - Это датчане, - шепнул Кате Мещерский.
   - Да хоть лапландцы! Мне-то что?
   Заиграла  музыка.  Что-то  из  сороковых-пятидесятых  -  ?О,  Рио,  Рио?.
Драпировки раздвинулись, и на сцене  показалась..,  старушка  на  высоченных
каблуках. Катя вытянула шею: ну и  ну!  Седые  завитые  волосы,  напудренное
лицо, немного сгорбленная осанка, однако  походка  уверенная:  топ-топ,  как
коза на помосте. Демонстрировалось  нечто  голубое,  воздушное,  с  невинным
девичьим воротничком. В зале появился Идальго. Многие  из  старушек  тут  же
глупо заулыбались. Он встал у самого подиума.
   - Рад приветствовать уважаемых гостей на показе ?Весна -  лето  девяносто
шесть?. Коллекция ?Королева Елизавета Вторая?. Стиль - ?новая волна?. Но для
начала несколько ностальгических фантазий.
   Кате все начинало здесь нравиться. Старушки-манекенщицы  одна  за  другой
продемонстрировали:
   "платье  стиля  нью-лук,  бывшее  на  Елизавете  Второй   на   приеме   в
Букингемском дворце в канун Рождества 1957 года?, ?выходное платье  в  стиле
тюник, предложенное Кристобалем Баленсиагой на показе мод в отеле  ?Шератон?
в  декабре  1960  года?,  ?кожаный  спортивный  комбинезон  Марлен  Дитрих?,
?подлинную копию костюма  для  гольфа  госпожи  Келли  -  будущей  принцессы
Монако?.
   Но  самой  элегантной  оказалась  старушка,  демонстрировавшая  платье  в
стиле ?мини?, которое было на Мэри Куант - создательнице  этого  направления
моды 60-х - на вручении ей ордена Британской империи за заслуги  в  экспорте
легкой промышленности. Старушки млели, хлопали в ладоши,  старички  вздыхали
украдкой.
   - Они так вспоминают лучшие годы своей жизни, -  шепнул  Мещерский.  -  А
манекенщицы-то ряженые.
   - Как ряженые? - удивилась Катя.
   - Да ты приглядись получше. Это же молодые  девицы,  загримированные  под
старух.
   Катя воззрилась на подиум. Господи, и правда, это же грим, парики.
   - Ой, а зачем все это?
   - Ты думаешь, этим кошелкам приятно смотреть  на  молодых?  -  Кравченко,
стоявший позади Катиного кресла, навис над  ней,  точно  гранитный  утес.  -
Артурчик и нашел выход. Ай да голова - два уха!
   Тут в ход пошли новые модели: платья для  посещения  врача,  костюмы  для
выходных дней (можно подумать, что старушки работали пять дней в  неделю)  и
даже несколько моделей для.., новобрачных.
   - Платье невесты ?Белая камелия?, - объявил Артур.
   Катя   едва   не   подпрыгнула,   старички-датчане   заметно   оживились,
затараторили. Переводчица молола языком, не закрывая рта.
   - Кто не стареет душой, милые мои гости, не стареет и телом, -  вкрадчиво
нашептывал Идальго в микрофон.  -  Женщина  без  возраста  -  идеал  всякого
настоящего мужчины. Женщина - соблазнительная и чарующая, опытная и  мудрая.
Женщина-львица, птица Феникс.
   - ?Ящерица на суку?, - шепнул Князь и фыркнул.
   Платье из черного шифона и перьев,  где  верх  был  абсолютно  прозрачен,
произвело на Катю неотразимое впечатление.  Ажурная  туника  с  дырочками  -
на ?особый случай? - доконала ее  совсем.  Она  размышляла,  кто  же  из  ее
соседок рискнет настолько оголить свои увядшие прелести. Неужели  отважатся?
Ай да старушки! ?Дурак Паша-скульптор, ничего-то он не смыслит ни в моде, ни
в нас, женщинах. ?Срамота-срамота? - молчал бы уж лучше,  -  думала  она,  с
замирающим сердцем следя за показом. - Ой, а это что такое? Я это  и  сейчас
не рискну надеть!"
   Мещерский и Кравченко давились беззвучным смехом.
   -  Света,  значит,  вот  в  таком  виде  перед  этими   тортилами   здесь
выкаблучивалась! - шепнул Вадька.
   - Ничего, между прочим, смешного. - Катя строго  цыкнула.  -  Вы  дураки.
Ничего не понимаете. Это.., это прекрасно!
   - Конечно, мы не сомневаемся, - Кравченко так и трясся весь.
   Он отворачивался, крепился.
   - Когда вам стукнет столько же, сколько этим лапландцам, и  вас  разобьет
паралич, тогда еще вспомните этот день, - посулила Катя.
   Музыка заиграла фокстрот. В ход пошла ?тяжелая артиллерия? - пляжная мода
для пожилых. Кравченко совсем  отвернулся.  Князь  кусал  губы.  Датчанка  в
пестрой куртке посмотрела на него презрительно и зашептала что-то соседке.
   - Вас сейчас выведут отсюда, - пыталась урезонить их Катя.
   - Я больше не могу, ой, держите меня! - Кравченко внезапно схватил ее  за
руку и с силой сдернул с кресла. -  Пардон,  пардон,  мадам,  даме  внезапно
стало дурно. Мне тоже, пардон, нужен чистый воздух.
   - С тобой просто никуда невозможно ходить! - возмущалась Катя, когда  они
вдвоем запихнули ее в ?БМВ?. - Вы мне не дали досмотреть до конца!
   Но приятели не слушали ее. Кравченко,  упав  на  руль,  утробно  мычал  и
всхлипывал. Князь трясся, закрыв лицо руками.
   - А эта-то в форме ведра на кумполе - шляпа королевы, - стонал Кравченко.
- А трусы-то с оборкой. Ой, держите меня!
   Катя крепилась-крепилась, потом засмеялась сама.
   - Вы болваны. Мужчины, этим все сказано. Ничего-то вы не понимаете.  И  в
семьдесят, и в девяносто настоящей женщине хочется быть хорошо одетой.
   - А лифчик-то с дырочками для брачной ночи! - стонал Кравченко. -  Тут  с
одра убежишь при виде, из гроба смоешься. А номер-то какой,  Кать,  восьмой,
да? А десятый бывает?
   - Болваны. - Катя вздохнула беззлобно.  -  Ну,  насмеялись  всласть.  Что
делать-то будем? Ведь ничего не узнали, что хотели.
   - Если этот  геронтофил  -  наш  искомый  маньяк-одиночка,  то  он  самый
развеселый малый из всех  маньяков,  известных  миру.  -  Мещерский  закурил
сигарету и опустил боковое стекло. - Место это весьма  любопытное.  Девочки,
ряженные под старух, наверняка актрисочки,  как  и  Света.  Узнать,  однако,
вроде не мешает, прежде чем...
   - Что ?прежде чем?? - спросила Катя.
   - Прежде  чем  твой  Колосов  нагрянет  сюда  и  предъявит  на  опознание
персоналу фотографии убитых девушек,  -  молвил  Князь  задумчиво.  -  Я  бы
поступил именно так и даже не задавал бы  вопросов.  Вопросы,  они  к  месту
хороши, а тут пока...
   - Ну а я ему все же задам пару ласковых. - Кравченко вылез из  машины.  -
Ждите меня терпеливо.
   Он двинулся к дверям. Плащ его  победно  развевался.  Катя  смотрела  ему
вслед. Тут рядом остановилась машина - красная иномарка. Катя скользнула  по
ней взглядом - за  рулем  сидел  неказистого  вида  блондинчик.  В  ухе  его
болталась серьга, на шее тоже болталось пестрое кашне из набивного шелка.  А
на заднем сиденье лежали охапки свежих цветов.  ?Цветовод  какой-нибудь  или
торговец?. Она равнодушно отвернулась.
   Кравченко тем временем наблюдал трогательную сцену  прощания  старушек  с
кутюрье Артуром. Поцелуи  рук,  многозначительные  взгляды,  сухие  лучистые
морщинки вокруг глаз, влажно блестящие фарфоровые  зубы  вставных  челюстей,
легкое шамканье: комплименты, похвалы.
   Артур  сиял  -  было  видно,  что  восхищение   старух   доставляет   ему
непритворное удовольствие. ?Тяга к старикам, любопытный  феномен?,  -  думал
Кравченко. Особенно усердствовала та, в скандинавской куртке и  брюках.  Она
заговорила по-французски с акцентом:
   - Дорогой, чудесно, феерично, хотела бы увидеть,  отель  ?Космос?,  мадам
Ван Лингхоф-Фоссен.
   Артур во французском был,  видно,  не  силен,  понял  только  два  слова:
?отель? и ?Космос?. Он ткнул на часы на стене магазина и закивал. Физиономия
его  приняла  дурацки  (на  взгляд  Кравченко)   томный   вид.   Мадам   Ван
Лингхоф-Фоссен  оказалась  весьма  сообразительной.  Она  подняла  в  воздух
растопыренную, унизанную кольцами пятерню. ?Ага, в пять часов,  значит.  Ишь
ты, ведьма, свидание ему назначает! - Вадим веселился от души. - Изменит  он
той желтой каракатице в очках. Ой, изменит!"
   Наконец старушки шуршаще-гремящей  стайкой  покинули  магазин.  Кравченко
двинулся к кутюрье. С  вопросами  о  Красильниковой  он  решил  повременить:
Сергей прав, не время пока еще, к геронтофилам особый подход нужен.
   - Артур, я восхищен, - развел он руками. - Ты прямо волшебник.
   - Это твоя машина, - осведомился Артур, - та, что у подъезда?
   Кравченко отметил, с какой легкостью они перешли на ?ты?, и ответил:
   - Моя.
   - Дорого платил?
   - Как старый клиент получил скидку.
   - Брал у нас, за границей, если не секрет?
   - У нас. Есть в Москве такое местечко, хочешь, могу свести кое с  кем.  -
Кравченко улыбнулся. - Для такого волшебника сделают.
   - Будем знакомы: Артур Берберов.
   - Вадим Кравченко.
   Они пожали друг другу руки.
   - Малышке твоей тоже понравилось? - спросил Артур.
   - Бог с ней, курочка. Я  тебя  вот  о  чем  спросить  хочу.  Мой  хороший
знакомый  Чугунов  Василь  Василич  хотел  бы  тоже  кое-что  в  этом   роде
посмотреть.
   -  Чугунов?  Тот  самый?  -  Артур  вскинул  орлиные  брови.  -  Это  про
которого ?Скандалы? передачу делали? Апартаменты еще снимали...
   - Он самый. Он, видишь ли, человек солидный, не мальчик, понимаешь. Ну, и
жаждет  отдохнуть  душой.  Наши-то  малолетние  поблядушки  надоели.  А  тут
ровесницы, женщины  экстракласса,  стильные  да  еще  из-за  бугра.  Я  его,
пожалуй, в следующий раз с собой приведу. Только его встретить  надо  -  сам
понимаешь, какой человек. Ну а если ему у тебя понравится, он мужик щедрый.
   - Приводи, о чем разговор. - Артур осклабился. - Так насчет машины...
   - На мою визитку. - Кравченко достал из бумажника карточку. -  В  пятницу
вечерком позвони мне в офис, помозгуем.
   - Следующий показ  в  субботу.  Только  не  здесь.  Мы  все  у  Арсеньева
собираемся. Его ?флоралии?, мои костюмы и море шампанского.
   - Арсеньев? - Кравченко нахмурился. - Это кто еще такой?
   -   Это   ?Ботанический   Сад   Души?,   дорогой   мой.    Местечко    на
Садово-Триумфальной.
   - Кабак?
   - Зальчик. Хорошая кухня, хорошая музыка. Показ мод.
   - Играют там?
   - Иногда. - Артур ухмыльнулся. - Все в порядке - крупье, рулетка.
   - Это как раз то, что нужно. И дамы твои там будут?
   - Некоторые.
   - Придем. Во сколько?
   - Часам к одиннадцати - нормально. Я вам столик сам закажу.
   - Ну, будь. - Кравченко подал ему руку - До субботы.
 
*** 
 
   - Ну что? Про Светку узнал? Про Лавровского? - спросила  Катя,  когда  он
вернулся.
   Кравченко смотрел куда-то мимо нее.
   - Нет.
   - Почему?
   Он завел мотор, оглянулся на красную иномарку,  стоявшую  рядом:  красный
?Форд?, тот самый. Ну хорек!
   - Катька, мы сейчас доедем до первой телефонной будки, ты позвонишь этому
своему Колосову и заставишь его немедленно заняться этим парнем.
   - Артуром?
   - Да, Артуром Берберовым.
   - А почему такая спешка? - Катя хлопала глазами.  -  Ты  все-таки  что-то
узнал?
   Но Кравченко по-прежнему смотрел мимо нее.  Из  окна  тот  самый  ?хорек?
помахал ему рукой, словно старому знакомому! Нет, за подобную  фамильярность
его требовалось наказать, и наказать жестоко.
   - Чтобы славно поохотиться, надо сначала вспугнуть дичь, - усмехнулся он.
- Вот пусть твой разлюбезный коллега и выступит в привычной  роли  легавого.
Пусть он всколыхнет это болото. А мы понаблюдаем  со  стороны,  какой  кулик
взлетит первым. Так, что ли, Князь?
   - За кулика стоит выпить, - молвил Мещерский,  вроде  бы  ни  к  кому  не
обращаясь. Он тоже смотрел на красный ?Форд?.
   Катя чувствовала себя глупо -  она  мало  что  понимала  в  происходящем,
однако признаваться в этом не собиралась.
   - Довезите меня до Белинки, это будет быстрее. Я к нему сейчас же пойду.
   - Жаль, ты меня тогда остановил, - хмыкнул  Кравченко,  трогая  машину  с
места.
   - Я? - удивился Мещерский.
   - Ты, ты. А еще говорил, что бокс разгоняет кровь лучше крапивы.  Видишь,
как она аж лицом просветлела - к нему! Наше общество ее уже утомляет.
   - Болваны! - Катя отвернулась и неожиданно для себя показала  пялившемуся
на них из красной иномарки типу кончик розового языка.
 
Глава 23 
 
ГРИПП - КАК ПЕРСТ СУДЬБЫ 
 
   На приглашениях даты обычно не ставили. Это оказалось и к лучшему  -  все
равно пришлось бы исправлять. Ибо после посещения Большого  Олли  неожиданно
свалил грипп. Весна - пора любви и пора инфлюэнцы, всякая  зараза  оттаивает
и, стремясь продолжить свой микробный род, запускает зубки в людскую плоть.
   Поднявшись поутру, Олли обнаружил, что он в одночасье охрип  и  осип.  Он
беспрерывно сморкался, пил чай с  медом  и  не  расставался  с  градусником:
тридцать восемь и восемь. Верховцев  решил  отложить  все.  Все.  Все  равно
сопливые лицедеи никому не принесут радости: ни зрителям, ни Мастеру.
   - Принимай тетрациклин, - наставлял  он  Олли,  томно  раскинувшегося  на
широкой кровати в спальне. - Лечись, мальчик. Мы все сейчас зависим от того,
насколько быстро ты придешь в норму. - Вот, Анечка, - сказал  он  статистке,
пришедшей  проведать  больного.  -  Вот  что  такое  жизнь  артиста:   замок
Фата-Морганы, мираж. Человек предполагает, а Бог... Итак,  все  отодвигается
на неделю, а то и больше. Вы не возражаете?
   - Нет, мне у вас хорошо. - Девушка пожала  щуплыми  плечиками.  -  Только
совестно мне - кормите, поите, одели вон с ног до головы, заплатить обещали.
А я пока ничем порадовать вас не могу.
   - Порадуешь, придет время, - заверил ее Данила. Он сидел на кровати рядом
с Олли. Заботливо щупал ему лоб. - Эх  ты,  роза-мимоза,  расквасился.  Я  в
аптеке был - на вот тетрациклин, а это  колдрекс.  Не  переешь,  смотри,  он
сладкий. Маленькие мальчики любят сладкое. А это еще одно лекарство.  Только
не тебе и не из аптеки. - Он протянул Анне маленький пузырек. Она взяла его.
Однако уходить из спальни медлила. - Ну что ж ты? - усмехнулся Данила. -  Не
хочется?
   - Пойдем, мне надо кое-что с тобой обсудить, - сказал Верховцев. -  А  ты
лежи, не вставай, - предупредил он Олли, -  тебе  потом  чаю  горячего  сюда
принесут.
   Когда они ушли, Олли потянулся в кровати.
   - Жарко мне. Мокрый весь, как мышь, а голова ясная-ясная.  И  тело  прямо
невесомое.
   - Это от температуры. -  Анна  поправила  ему  одеяло.  -  Тебя,  дружок,
продуло. Я ж говорила - не надо так оголяться. Вот и  получил.  После  такой
лошадиной работы готово дело: вышел на сквозняк, и все.
   - Оголяться, - он засмеялся.  -  Мы  с  тобой,  Ань,  еще  костюмчики  не
примеряли. Другие.
   - Как другие? - удивилась она.
   -  Ага,  другие.  Нам  их  перед  самой  премьерой  привезут.  Они  вроде
одноразовых.
   - Бумажные, что ли?
   Он снова засмеялся и перевернулся на бок.
   - Ань, тебе нравится, как я танцую?
   - Мне не только это нравится - Она откинула назад волосы - чисто вымытые,
они были блестящие и легкие.
   Олли смотрел на нее.
   - А что еще?
   - Как ты говоришь У тебя такой акцент смешной.
   - Сильно заметно?
   - Нет, но здорово. Словно иностранец. А скажи что-нибудь по-литовски Олли
произнес длинную фразу. Она слушала, склонив голову.
   - У любимой моей волосы цвета старого золота и глаза - как морская гладь,
она живет среди ельника в дальнем лесу . - перевел он.
   - Стихи?
   - Ага.
   - Чьи?
   - Мои, - улыбнулся он. - Я в училище писал одной девочке.
   - Балерине?
   - Балерине.
   - И что?
   - Ничего. Потом перестал писать. Девочкам.
   - А где вы жили в Вильнюсе? Мы туда на три дня с экскурсией ездили, когда
я в театре работала. - Она вздохнула. - До  перестройки  еще,  дешево  тогда
было все. Понравилось мне там - чисто, здорово.
   - Мы жили возле костела Святой Анны - тезки твоей. Дом на площади.
   - Большая квартира была?
   - Ага.
   - А родители твои где? Он отвернулся.
   - Нету их. Дед был, вернее, прадед, он меня вырастил. Я у него все  время
жил, сначала в городе, потом на даче в Тракае. А потом в Ленинград  уехал  в
училище.
   - А родители? - повторила она, придвигаясь к нему.
   Он щелкнул пальцем по горлу, изображая жест алкоголиков.
   - Нету. А когда были, вроде она была актрисой кино, а он музыкантом.
   - Подожди, у тебя подушка сползла. - Девушка гибко  изогнулась,  рука  ее
накрыла руку Олли. Затем она вдруг прильнула к нему  и  поцеловала  прямо  в
запекшиеся от жара губы Пузырек с прозрачной жидкостью покатился  по  одеялу
Она замерла, пытаясь продлить поцелуй, потом вдруг  резко  отпрянула.  -  Ты
чего такой?
   Олли закрыл глаза.
   - Не надо.
   - Я гадкая, да?
   - Нет.
   - Я дрянь, да? Противная, страшная, злая, уродина, да?
   - Нет.
   - Я.., да?!
   - Я же сказал тебе - нет. - Он уткнулся в подушку. - Нет, не  ты.  Не  ты
такая, дело не в тебе. Она с силой развернула его к себе.
   - Смотри на меня, ну, посмотри на меня!  Он  обнял  ее  одной  рукой,  ее
голова прижалась к его груди.
   - Не плачь. Ну что поделаешь? Ничего ведь не поделаешь.
   Она всхлипывала.
   - Не везет мне. Одного вон встретила - бросил, второго -  зарезали,  тебя
вот - а ты... Эх ты! - Всхлипывания становились громче.
   - Тише. - Он гладил ее по спине. - Ничего ведь не  исправишь.  Ничего  не
исправишь.
   - Ду-у-ра-ак ты! - Она всхлипывала горько-горько.
   - Я знаю.
   Девушка подняла мокрое от слез лицо, он улыбнулся ей.
   И тут в спальню вошел Данила. Он был в одних только джинсах. На  шее  его
тускло поблескивала золотая цепочка. Пузырек, словно дождавшись этого самого
момента, упал с кровати и подкатился к его ноге.
   - Анечка, ты совсем  не  заботишься  ни  о  собственном  здоровье,  ни  о
здоровье нашего больного. Горячо любимого больного, - сказал Данила тихо.
   - Оставь ее в покое. Уйди. - Олли не смотрел на Друга.
   - Нет, почему же, она же должна принять свое лекарство. - Данила  схватил
девушку за руку и потащил с кровати. - И ты должен принять свое лекарство.
   - Уйди! - крикнул Олли и закашлялся. Данила и ухом не  повел.  Он  поднял
пузырек и, подталкивая Анну, повел ее к двери.
   - Оставь, не трогай ее! Ну, пожалуйста! -  Олли  в  приступе  сильнейшего
кашля свесился с кровати.
   - Пойдем, Аня. Сейчас всем станет хорошо.  Я  сделаю  тебе  укольчик.  Ты
уснешь и будешь видеть сны. Хочешь видеть сны, детка?
   Она всхлипывала и шла, не противясь чужой воле. Глаза ее тускнели,  спина
горбилась.
   - Не смей давать ей эту дрянь! - завопил Олли. - Я прошу тебя! Ну не надо
сегодня!
   Данила плотно прикрыл за собой дверь.  Отсутствовал  он  минут  десять  -
ровно столько потребовалось на  возню  со  шприцами.  Когда  он  вернулся  в
спальню, Олли, съежившись, сидел на кровати.
   - А вот и твое собственное лекарство. - Данила подошел к нему вплотную  и
отвесил юноше звонкую пощечину.
 
*** 
 
   В это самое время Верховцев  сидел  наверху  в  комнате  Мастера.  Он  не
вмешивался в чужие дела: пусть мальчики ссорятся, потом все равно помирятся.
Тихо  пел  Фредди  Меркьюри,  напольный   светильник-меч   струил   приятный
серебристый свет. Верховцев вспомнил свой разговор с Данилой.
   - Эту неделю она не должна покидать дом, - строго предупредил он, - делай
все, что необходимо.
   -  Деньги  необходимы,  вот  что.  -  Данила  хмурился,  кусал  губы.  Он
прислушивался к чему-то, затем крикнул с раздражением:
   - Выключи ты этого идиота! Воет, как сирена!
   - Фредди воет? - озадаченно спросил Верховцев. Таким тоном Данила  прежде
не осмеливался с ним разговаривать.
   - Да, да! Заткни его. - Он сам нажал кнопку