ожать. Инна велела ждать.
   По холодной лестнице со стенами,  выкрашенными  до  половины  зеленой
масляной краской, она поднялась  на  второй  этаж  и  потянула  на  себя
скрипучую дверь. Застарелый табачный дух, смешанный с дешевыми духами  и
запахом кофе, витал в низком коридоре. Инна знала, что от этого  духа  в
скором времени у нее непременно заболит голова - тяжко, на весь день.
   Ей нужна была предпоследняя дверь справа,  там,  где  сидели  главный
редактор и его заместитель. Костяшкой согнутого пальца Инна постучала и,
не дождавшись ответа, распахнула дверь.
   - Инна Васильевна! - прогремели за  правым  столом.  -  Столько  лет,
столько зим!.. Подожди, - это было сказано в трубку, -  да  подожди  ты,
кому говорю!
   Главный редактор газеты "Белоярские вести",  на  отсутствие  которого
Инна так надеялась, выбрался из-за стола, примерился, будто собираясь ее
обнять, но потом передумал и обеими руками потряс  ее  ладошку.  -  Рад,
рад. Очень рад.
   После чего вернулся к столу, схватил трубку, уронил,  опять  схватил,
зацепился длиннейшим витым шнуром за аппарат, скинул  его  на  кресло  -
аппарат упал с горестным всхлипом, - неимоверными  усилиями  втащил  его
обратно на стол, водрузил, уронил стакан  со  сломанными  карандашами  и
прилепленным сбоку комком серой жвачки, но  поднимать  не  стал.  Шут  с
ними, с карандашами, все равно не пишут!
   Потом он стал  во  все  стороны  махать  руками,  придерживая  трубку
плечом,  что  означало:  садитесь,   пожалуйста,   многоуважаемая   Инна
Васильевна.
   Инна с сомнением посмотрела  на  ряд  разномастных  стульев,  стоящих
вдоль стены под плакатиком. На плакатике  были  изображены  две  кривые,
красная и синяя. Инна все хотела посмотреть, что  они  означают,  и  все
время забывала.
   Главный редактор кинул трубку на рычаги, словно  она  ему  смертельно
надоела, и уставился на Инну. Посмотрев малость, он вдруг вскричал:
   - Матушка! Как хорошо, что заглянули! И опять замолчал.
   Инна была уверена, что Сидор Семенович Платошко так и родился главным
редактором - в мятом коричневом костюме, засыпанном пеплом, в  нечищеных
ботинках, на правом шнурок всегда развязан, в синем полосатом  галстуке,
который сейчас висел, зацепившись петлей за стул. В особо  ответственных
случаях Сидор Семенович энергично просовывал в петлю голову и  затягивал
ее на шее, как будто хотел удавиться. Он непрерывно курил  и  непрерывно
писал, и казалось, что, если отнять у него  ручку  или  сигарету,  Сидор
Семенович впадет в кому - как при ампутации без наркоза.
   - Что же не предупредила,  матушка?!  Мы  бы  хоть...  подготовились,
спецвыпуск...  на  прошлой  неделе  три  статьи  были,  так  мы  бы   те
номерочки... для вас специально, а сейчас...  нет  никого.  Я  попробую,
конечно...
   И  Сидор  Семенович  подпрыгнул,  рванулся,  проскочил   мимо   Инны,
распахнул дверь и закричал на весь коридор:
   - Лида! Лида!!
   Никто не отозвался, и главный редактор больше кричать не стал, вбежал
обратно, захлопнул дверь, промчался мимо Инны - она  посторонилась  -  и
плюхнулся в кресло.
   - Никого нет, - усевшись,  сказал  он  извиняющимся  тоном.  -  А  вы
хотели... верстки поглядеть?
   Сидор Семенович отлично помнил  те  времена,  когда  без  высочайшего
партийного одобрения  не  выходил  ни  один  материал,  даже  в  рубрике
"Объявления".
   - Нет, - успокоила она его, - верстки я смотреть не стану.
   -  Тогда,  может,  кофейку?  -  заботливо  спросил  Сидор   и   опять
оглушительно закричал, но уже не сходя с места:
   - Лида, Лида!!
   Ясное дело, никто не отозвался, и главный редактор посмотрел на  Инну
виновато.
   - Нет-нет, - поспешно отказалась она, - я не хочу,  спасибо.  Мне  бы
узнать, что это за журналист у вас пишет.  Зовут  Зинаида  Громова.  Это
псевдоним, да?
   Главный редактор замер. Зазвонил телефон, он сорвал с него  трубку  и
метнул  ее  в  кресло.  Потом  посмотрел  на  Инну  оценивающе,   словно
соображая, надо ли выдавать тайну. Соображая, он почесывал в  худосочной
бородке.  Сигарета  дымилась,  и  Инне  казалось,  что  он  сию   минуту
непременно себя подпалит. Она даже чувствовала запах жженого волоса.
   - Да как вам сказать... - Сидор почесался в  последний  раз  и  понес
сигарету к пепельнице, но опоздал. Пепел упал на пиджак. Он скосил глаза
и решительно сдул серую колбаску, разлетевшуюся невесомыми хлопьями. - А
на что она вам сдалась, эта Громова, матушка?
   - Ах господи,  да  ни  на  что,  -  стараясь  быть  как  можно  более
убедительной,  словно  в  сердцах  сказала  Инна.  -  Мне  нужно  с  ней
поговорить.
   - Да о чем с ней говорить! Я вам вот  порекомендую  Льва  Самойловича
Ронинсона. Это наш постоянный  автор,  журналист  с  пятьдесят  третьего
года, такие статьи пишет,  что  всем  московским  щелкоперам  сто  очков
вперед даст, и на прошлой неделе как раз его обзор...
   - Нет, - перебила Инна, -  не  надо  мне  Льва  Самойловича!  Мне  бы
Громову, или как там ее.
   - Да на что она  вам  нужна?!  Вот  могу  порекомендовать  Медведкову
Клаву. Хоть и молодая, сорок семь всего, а такие материалы  по  культуре
дает, до слез прямо!..
   - Не надо мне Клаву! А что за секреты, Сидор Семенович? Или она у вас
в разведку ходит, эта Громова?
   - Так вы небось не просто так интересуетесь, - вздохнув, себе под нос
пробормотал главный редактор. - Когда  администрация  к  прессе  интерес
проявляет, это известно для чего.
   - Для чего?..
   - Или по шее дадите, или заставите про кого-нибудь писать!  А  у  нас
пресса демократическая, нашей газете весь город доверяет, вот в  прошлый
раз написали, что воду прорвало на Лесной, а никто не чинит,  так  после
этого председателя хозяйственной комиссии...
   - Знаю, - перебила его Инна, - конечно, знаю! Уволили его с  треском.
У вас хорошая газета, Сидор Семенович, но мне все  равно  нужна  Громова
Зинаида. Или у вас такая не работает?
   Сидор посмотрел на нее без очков, потом решительным жестом  кинул  на
нос очки  и  посмотрел  через  них.  Из-за  захватанных  толстых  стекол
казалось, что главный редактор сверх всякой меры таращит глаза.
   - Да она вообще-то внештатный корреспондент, - признался Сидор. -  То
есть на заказах работает, а в редакции и не бывает никогда. А что такое,
матушка, Инна Васильевна? Или напортачила чего-то? Так  вы  скажите,  мы
мигом ее...
   - Да никто ничего не портачил! - Вот так она и знала, что  с  главным
редактором  ей  придется  туго.  -  Все  нормально!  Мне  нужно  с   ней
поговорить, вот и все!
   - Да об чем говорить-то?!
   - Да об том, что из сумасшедшего дома сбежал маньяк, - брякнула  Инна
первое, что вспомнилось из мухинских газет. - Она написала статью.
   Сидор  Семенович  думал  всего  одну  секунду  -  он   мог   наизусть
перечислить все темы, на которые  его  газета  "реагировала"  и  "давала
публикации" за последние несколько лет. Он и вправду был рожден  главным
редактором.
   - Так это старый материал!
   - Так мне и нужен старый!
   - Так мы уже на вид ей поставили! Все в порядке.
   Инна взялась рукой за лоб и тут же отпустила. Перчатка, пахнувшая  ее
собственными духами, словно чуть-чуть приглушила "Яву".
   - Кому вы поставили на вид?
   - Громовой. Только она никакая не Громова, а зовут ее Захар Юшин. Его
то есть. А Громова - это псевдоним. У него еще  есть.  Грушин  какой-то,
потом Гулина Зейнара, потом еще...
   - Что вы поставили ему на вид?
   - Как что?! Публикацию непроверенных сведений, что же еще!..
   Чем дальше в лес, подумала Инна, тем больше дров. Воистину.
   - Каких непроверенных сведений, Сидор Семенович?
   - Так о которых вы сказали, матушка!
   Тут Инна вдруг рассердилась. Ей не нравилось,  когда  она  ничего  не
могла понять.
   - Сидор Семенович, вы говорите загадками.  Объясните,  пожалуйста.  А
лучше дайте мне номер телефона этого самого Захара Юшина, и я все выясню
сама.
   От одной мысли, что Инна сама  станет  выяснять,  главного  редактора
передернуло.
   -  Так  мы  же  выяснили,  матушка,  Инна   Васильевна!   Были   даны
непроверенные сведения? Были! На вид было поставлено? Было! Ну,  и  все.
Инцидент, так сказать, исперчен! Мы извиняться не стали, конечно, потому
что случай такой, необыкновенный, хотя по-хорошему стоило  бы.  А  вы-то
как узнали?..
   - О чем?!
   - Так о том, что публикация эта... ну, что не было  никакого  маньяка
из сумасшедшего дома!
   Инна посмотрела на главного редактора так, словно он внезапно объявил
себя тем самым маньяком, подумала и уселась на ближайший стул.
   - Что значит - не было? - спросила она осторожно.
   - Матушка, так вы не знаете? - поразился главный. - А  я-то  думал!..
Нет его, этого маньяка, он уж помер много лет как, и откуда он взял его,
Захар-то, я и не знаю! Жареного чего-то  захотелось,  тем  более  газета
летним месяцем вышла, там новостей  особенных  нету,  вот  он  и  тиснул
ерунду какую-то! А потом нам из лечебницы позвонили, говорят, что это вы
написали, когда никто от нас не сбегал вовсе, а  тот,  про  которого  вы
написали, что сбежал, лет десять как помер!
   - Так, - сказала Инна. - Сидор Семенович, дорогой,  вы  мне  найдите,
пожалуйста, эту публикацию. У вас в компьютере есть, наверное. Да, и еще
телефон Захара и адрес.
   - Ну... конечно, - согласился главный так, словно отказался, - только
вы бы мне, матушка, Инна Васильевна, сказали, на что он вам, а я бы...
   Инна сосредоточенно думала и бормотания главного почти не слушала.
   Вряд  ли  губернатора  Мухина  так  перепугала  новость  о  сбежавшем
маньяке, что он решил непременно  показать  ее  Инне,  а  потом  с  горя
застрелился. Значит, это не имеет отношения к делу?
   Или имеет?
   И еще странным казалось,  что  у  этой  истории  с  маньяком  есть...
"хвост".  То  есть  кто-то  ее  прочитал,  потом  позвонил  в  редакцию,
потребовал извинений, а редакция поставила корреспонденту на вид  -  все
это  никак  не  вязалось  с  общей...  незначительностью   ситуации.   И
непонятно, зачем корреспондент написал, что кто-то сбежал,  когда  никто
не сбегал. По опыту Инна знала, что журналисты никогда  не  врут  просто
так - только в соответствии  с  какими-то  своими  надобностями  или  по
разгильдяйству.
   Что за надобность - написать, что сбежал маньяк, который  десять  лет
как  помер?..  Что   за   разгильдяйство?..   Какое-то   слишком   уж...
откровенное!
   Или кто-то на самом деле сбежал,  и  корреспондент  просто  перепутал
фамилии?
   - Вот, - подал голос  главный,  -  вот  распечаточка  со  статьей,  а
адрес... сейчас будет, матушка, Инна Васильевна.
   Он набрал в грудь побольше воздуху, гаркнул:
   - Лида!!
   Послушал-послушал и улыбнулся Инне извиняющейся улыбкой.
   - Кету никого! Так рано я один прихожу, а больше...  некому.  Молодые
все, ленивые!.. Вы подождите чуток, я сам схожу.
   С тлеющей сигаретой в одной руке и ручкой в другой  главный  проворно
выбежал из кабинета, и его  тяжелая  рысца  смолкла  где-то  в  глубинах
редакции.
   Инна просмотрела статью.
   Собственно, это была никакая  не  статья,  а  маленькая  заметочка  в
информационном духе. Говорилось, что маньяк ужасен, что он совершил  ряд
тяжких преступлений и теперь в Заболоцком районе  жителям  следует  быть
осторожнее.
   Никаких кровавых деталей, никаких живописаний  преступлений,  никаких
щекочущих нервы подробностей побега, на что мог польститься  истомленный
летней новостной бескормицей журналист.
   Ну и что?!
   Ничего.
   Тем не менее именно на этой газете - Инна  прекрасно  это  помнила  -
губернатор вывел синими закорючками - "Селиверстовой".
   Имеет это отношение к делу или не имеет?
   А черт его знает.
   И Ястребов Александр Петрович. Ему зачем заметочка про маньяка и  вся
остальная куча макулатуры? Что-то ведь было в ней, что представляло  для
него интерес и опасность!
   Вернулся  запыхавшийся  главный  и  с  порога  стал  тыкать  в   Инну
листочком, на котором был записан адрес Захара Ющина.
   - Только адресок-то по прописке, - словно извиняясь,  сообщил  он.  В
извиняющемся тсне присутствовало некоторое злорадство  -  мол,  если  не
найдешь, я не виноват. У нас "адресочек только по прописке", а  там  кто
знает, где он живет!
   - А как же вы его находите, если он вам нужен?
   - Сам, сам, только сам. Сам звонит, сам находится! А мы  и  не  ищем,
матушка.
   Тут Инна заподозрила неладное.
   - Сидор Семенович, а вы... знаете его в лицо?
   - Нет! - обрадовался  Сидор.  -  Не  видал  никогда1  Говорю  же,  не
приходит он к нам.
   - А... материалы как вы получаете? Гонорары как платите?
   - Материалы по компьютеру приходят. Это...  удобно,  матушка.  Раньше
машинисток штат держали, а теперь одна осталась, потому что все по этому
компьютеру научились! А гонорары по почте, переводом, согласно  прописке
и паспортным данным!
   - Ну, ведь он должен был хоть один раз тут появиться!
   - Ни разу не появлялся!
   - А в самый первый? Как вы его на работу брали?! По компьютеру?
   Главный почесал бороду и признался,  что  как  именно  корреспондента
Юшина брали на работу, он сказать не может, потому что  брал  не  он,  а
заместительница, которая по весне вышла на пенсию  и  уехала  к  сыну  в
Новочеркасск. Впрочем,  может  быть,  это  был  Новокузнецк.  Или  Новый
Уренгой.
   Инна поблагодарила его и потом в  соответствии  с  законом,  которому
всех научил штандартенфюрер Штирлиц - из разговора  всегда  запоминается
только последняя фраза, - пригласила  Сидора  выступить  с  докладом  на
заседании литературного общества.
   - Ваше приложение печатает молодых авторов, - добавила  она,  проявив
недюжинную осведомленность. - Вот вы и расскажете об общих  направлениях
и тенденциях сегодняшнего книжного рынка в Белоярском крае.
   Сидор Семенович почесал бороду,  пару  раз  назвал  Инну  "матушкой",
опять предложил кофе и пообещал сейчас же "засесть за доклад".
   На холодной, со всех  сторон  продуваемой  лестнице  Инна  развернула
бумажку с адресом. Адрес был совсем незнакомый  -  неизвестно,  что  она
ожидала увидеть.
   Возможно,  и  нет  ничего  странного  в  том,  что  корреспондент  не
появляется в редакции. Что ему там делать, если он внештатник и  задания
получает по телефону, а выполняет  их  "по  компьютеру"?  Тем  не  менее
странным казалось, что главный не знает его в лицо. Так не бывает.
   "Не-бы-ва-ет", - отчетливо повторили каблуки. На улице было  морозно,
солнечно, и очень много крепкого холодного воздуха. Инна  полной  грудью
вдохнула и выдохнула, прогоняя из  легких  и  головы  желтую  сигаретную
вонь.
   Ее машина в клубах белого  дыма  была  совсем  близко,  и  она  вдруг
расстроилась, что ей не придется идти, - так хотелось еще немного побыть
в этом солнечном, холодном, величественном мире.
   Если бы у нее был сын, она  взяла  бы  его  кататься  на  лыжах.  Они
поехали бы на берег Енисея,  где  меньше  всего  торосов  и  не  слишком
высоко, и катались бы, и валялись в снегу, и визжали, и устали бы,  и  в
сумерках поднимались на горку, чтобы съехать "еще один раз,  последний",
а дома их ждал бы обед, и теплый плед, и хорошая книжка, одна на  двоих.
И в конце концов он уснул бы у нее под боком - с разгоряченными  щеками,
спутанными светлыми волосами и длинной худой спиной.
   Она открыла дверь и села на заднее сиденье.
   - Уже? - удивился Осип. Он  знал,  что  ее  визиты  в  редакции,  как
правило, бывают затяжными. - Хорошо, что я успел. А то ждала бы.
   - Ты уезжал? - рассеянно спросила Инна.
   - Да недалеко. Заправился и в монтаж заскочил, а то мы  с  тобой  без
запаски ездим, как пижоны малолетние!.. Думаю, выйдет не скоро, успею. И
успел.
   Что-то укололо ее в мозг, и  она  даже  тряхнула  головой  -  здорово
укололо!
   Вчера, пока она была с  Ястребовым  в  эфире,  верный  Осип  Савельич
вполне мог "успеть" доехать до ее дома,  войти  и  собрать  с  пола  все
газеты!
   Почему она не подумала об этом раньше?!
   Ведь она, приехав домой, в кабинет не заходила и  понятия  не  имеет,
оставались там газеты или уже пропали!
   Почему Ястребов?
   Почему не Осип?!
   Почему не Юра, который так и не догнал их на пустынной дороге?
   Почему не горничная Наташа, которой не существует в природе, то  есть
в хозяйственном управлении?!
   Инна закрыла глаза.
   Эфир закончился, она  поговорила  с  Ястребовым  и  на  первом  этаже
обнаружила мрачного Осипа, который пенял ей за  то,  что  она  выставила
Александра Петровича дураком. Он вполне мог и не смотреть, а спросить  у
кого-то, о чем шла речь.
   Не было никаких проблем с ключами - особенно у своих. И Юра,  и  Осип
отлично знали, что за  притолокой  по  сибирской  традиции  Инна  держит
запасной ключ, на тот случай, если внезапно нагрянет муж - когда он  еще
мог нагрянуть, - или подруга Арина, или свекровь прилетит  из  Москвы  с
кастрюлей котлет, такое тоже бывало.
   Осип знал о газетах.
   Осип знал все. По крайней мере, гораздо больше, чем Ястребов.
   Юра тоже знал об этих проклятых  газетах.  Он  заехал  за  ней  перед
эфиром и видел разостланное в кабинете газетное поле.
   Юра не знал про улицу Ленина, а Осип знал.
   Осип сказал ей, что, по слухам, за всеми нынешними темными  делами  в
крае стоит Ястребов Александр Петрович. Осип сказал, что Ястребов сотрет
ее в порошок. Осип чего только не сказал!..
   Как узнать?.. Как, черт возьми, узнать правду?
   - Ты что притихла, Инна Васильевна?..
   - Ничего. Я думаю, Осип Савельич. Не мешай мне.
   Осип оскорбился. Он вовсе не мешал. Он осведомлялся  и  контролировал
ситуацию!
   Он засопел, но Инна не обращала внимания - смотрела в окно.
   Разгадка тайны начинается с правильных вопросов.
   Какой вопрос самый правильный?
   Самый правильный вопрос - кому это выгодно?
   И кому же?
   Смерть губернатора Мухина  выгодна  его  политическим  конкурентам  -
Ястребову, Якушеву, который  автоматически  из  замов  стал  действующим
губернатором - пусть и.о. Пока Мухин был жив и здоров, Якушев  оставался
вторым лицом. Всегда.  Теперь  стал  первым  и  вполне  самостоятельным.
Специалисту по гробам - фамилия не Безенчук! - израильскому  бизнесмену,
и борцу за женское равноправие Валентину Григорьевичу Хрусту  от  смерти
Мухина тоже весьма ощутимая польза, опять же в смысле будущих выборов.
   Кто из них мог решиться на убийство?
   Инна смотрела в окно.
   Никто. Ястребов не в счет.
   Свекровь говорила: "кишка тонка" - очень верно.
   Все они были политиками - средней  руки,  за  исключением  Ястребова,
который вообще политиком не был,  больше  промышленником,  и,  насколько
Инна его узнала, убил бы не задумываясь,  если  бы  кто-то  угрожал  его
семье, бизнесу, карьере.
   Больше смерть губернатора не выгодна никому.
   Семье? Нет, никогда. Они остались сирыми и убогими, и некому защитить
и  обогреть  их,  чему  свидетельство  -  губернаторская   дочь,   почти
потерявшая разум от горя и слабости.
   А Осипу, к примеру?! Осипу губернаторская смерть выгодна?!
   Инна посмотрела в крепкий затылок.
   Затылок выражал "оскорбление чувств", за то что его так грубо  отшили
с вопросами.
   Осип был с ней на улице Ленина. Ей впервые пришло в голову,  что  она
понятия не имеет, чем занимается ее водитель, когда она его не видит.
   Вполне возможно, что, выждав время, он вошел следом за Инной в темный
купеческий подъезд, а потом в квартиру губернаторского сына и... и...
   Нет, даже додумать до конца она не  могла,  хотя  первое  правило  ее
жизни гласило - никогда и ничего не бояться.
   Зачем Осипу смерть Мухина и его жены? Он-то не претендовал на трон  и
вряд ли когда-нибудь станет баллотироваться на выборах!
   А газеты, которые  пропали?  А  "ЗГ",  которого  никто  не  видел?  А
сбежавший маньяк, которого не было? А горничная,  которая  оказалась  не
горничной?
   И еще губернаторская дочь с нелепой историей о том, что  она  видела,
как убивали ее мать! И еще Глеб Звоницкий, к