ек вашего белья,  -  выпалила  Аделаида,  положила  в  кружку
пакетик и залила кипятком. - Все ли на месте.
   Инна очнулась от созерцания сигарет и уставилась на горничную:
   - Какой... списочек белья?
   - Так вашего же! Вот тут у меня все записано. Глядите. -  Зашелестели
тетрадные страницы, вынутые из кармана форменного платья.  На  страницах
стояли номера  и  какие-то  иероглифы.  -  Вот.  Комплект  бежевый  "Лиз
Шармель". Остался в Москве. Комплект черный "Кристиан Диор"...  отдан  в
стирку. Комплект фисташковый...
   - Я не понимаю, - остановила ее Инна. Она и вправду  не  понимала.  -
Что за комплект? Кто остался в Москве?!
   - Да боже ж мой, да комплект вашего белья. Бюстгалтэр и... трусики.
   Первое слово было произнесено с известным шиком, а на втором Аделаида
стыдливо запнулась.
   - Вы его в этот раз не привозили, оставили в Москве, стало быть.  Вот
и пометочка у меня - "М", это значит  в  Москве,  а  фисташковый,  стало
быть...
   - Вы... переписываете  мое  белье?!  Аделаида  заморгала  и  свернула
"списочек".
   - Так обязательно, - тараща от старательности  и  преданности  глаза,
призналась она. - Так как же ж я тогда узнаю, что где?! Вещи  недешевые,
за ними глаз да глаз, а вы то и дело в разъездах, спросите с меня, а я и
не знаю! Еще подумаете чего, а у меня в списочке все по местам,  все  по
номерам. Вот черный, к примеру, тот раз в Москве  остался,  а  этот  раз
приехал. Комплект то есть. А фисташковый...
   Инна захохотала так, что кошка Джина, решившая было сменить  гнев  на
милость, быстренько удалилась обратно в коридор.
   Аделаида неуверенно улыбнулась - кто их знает, хозяев этих,  над  чем
смеются, зачем смеются! Ответила бы сразу, да и дело с концом, а то ведь
не поймешь ничего, сейчас хохочет, а потом нагоняй устроит!
   - Инна Васильевна, вот списочек-то...
   Инна приняла список, подержала перед глазами и вернула горничной.
   - Все в порядке, спасибо вам большое. Просто я... как-то не  ожидала,
у нас такой строгий учет и контроль... в этой области.
   - Да как же без него, без учета то есть, без него никак нельзя...
   - А вторая горничная? Она тоже мое белье переписывает?
   Аделаида аккуратно уложила "списочек" в  карман  и  взялась  за  свои
тряпки.
   - Какая вторая? Тут только я одна работаю, а  никаких  вторых  у  нас
нету.
   Обжегшись чаем, Инна со стуком поставила кружку на стол.
   Аделаида, напевая что-то, поволокла в раковину цветок с  подоконника.
Она очень любила цветы и то и дело их мыла.
   - Аделаида Петровна, а вчера... вас никто не замещал?
   - Как - замещал?
   - Кто работал вчера вместо вас?
   Очевидно, что-то было у нее в голосе непривычное или  даже  пугающее,
потому  что  Аделаида  перестала  мыть  цветок,  обернулась  к  Инне   и
уставилась на нее преданно.
   - Так никто вместо меня не работал. Я и работала. А как же ж?..
   В висках застучало. Инна взяла  ястребовскую  зажигалку  и  щелкнула.
Потом щелкнула еще раз.
   - Я вчера пришла, - начала она медленно, - а вас не было...
   - Так, конечно, не было! - перебила ее Аделаида и моргнула. -  Так  и
не могло быть, потому вы с утра поехали, меня не дождавши. Вы же ж  рано
поехали. Я и машину вашу видела, когда к дому подходила.  Я  убралася  и
ушла. А вы с кладбища-то во сколько приехали? Уж вечерело, наверное.
   Наверное, подумала Инна. Наверное, вечерело.
   - Когда я приехала, в доме была горничная. Она сказала, что ее  зовут
Наташа, она работает вместо вас, а у вас отгул.
   Аделаида засмеялась - решила, что Инна шутит.
   - Так нету никакой Наташи, и в отгулах я только летом хожу, когда мой
в деревню налаживается! А так что за отгулы? У меня и отгулов-то никаких
нету, потому я их летом...
   Зажигалка шипела - газ шел, а пламени не было.
   - Нет, подождите. Вы вчера работали?
   - Работала, как же ж не работала?! - С утра, как обычно?
   - Так с утра, конечно!
   - И Наташа вместо вас не приходила? Аделаида покраснела:
   - Инна Васильна, если у вас ко мне претензии какие, так вы мне  сразу
и скажите, а то я не пойму что-то.
   - Я сама не пойму, - призналась Инна. - Вы  не  волнуйтесь,  Аделаида
Петровна.
   - Так как же ж я могу не волноваться!..
   - Аделаида Петровна, - громко сказала Инна. - Вы вчера ключи от  дома
никому не давали?
   Тут Аделаида пришла в полное смятение. Глаза налились слезами, и  она
быстро утерла их той же тряпкой, что мыла цветок.
   - Я на своей работе, - забормотала она,  -  тридцать  лет,  как  один
день, и никогда... нареканий или претензий  каких...  В  соцсоревновании
побеждала, грамоту давали и путевку бесплатную, а так чтоб  претензий...
В Крым путевку... и премии регулярно...
   Инна бросила зажигалку, подошла к всхлипывающей Аделаиде и  взяла  ее
за могучее плечо:
   - Аделаида Петровна, душа вы моя, нет у меня к вам никаких претензий!
Но когда мы вчера приехали, в доме у  нас  была  какая-то  девушка.  Она
сказала, что ее зовут Наташа и она вместо вас. Вот и все. Я просто никак
не могу понять, откуда она взялась!
   - Не давала я ключей, -  бормотала  Аделаида,  несколько  успокоенная
Инниным прикосновением, - и никогда, и никому! У нас с этим  знаете  как
строго! В семьдесят четвертом Рая  Карпова  ушла,  а  в  даче  сантехник
остался, наш же, из хозяйственного управления, трубу делал. Она убралась
да и пошла.  Так  ее  назавтра  в  кухню  перевели  да  на  партсобрании
пробрали. Как ты, мол, могла ключи, тебе доверенные, не сдать?! Это  еще
в старых дачах было, давно. Уж она  плакала,  плакала,  говорит,  Василь
Макарыч остался тама, свой же! А ей парторг строго так: ключи, мол, тебе
дадены, ты за ними полную ответственность несешь, а не Василь Макарыч...
   - А Наташу, -  перебила  Инна,  уже  понимая,  что  произошло  что-то
непонятное и тревожное, не зря она вчера так испугалась этой  незнакомой
горничной, - Наташу вы знаете?
   - Так нету у нас никакой Наташи! Галина  Ивановна  есть,  Зоя,  Марья
Петровна, Рая Карпова, Гая Торча с Ямала, потом еще Вика, Люба,  эти  из
молодых, а больше... все. Больше никого нету. Ну, начальство.  Валентина
Васильна там, Иван Иванович, еще Гриша...
   - Гриша - это не то, - задумчиво сказала Инна, - совсем не то.
   - Как не то?!  -  переполошилась  Аделаида,  -  Гриша  -  наш  лучший
сантехник! Ему слив поменять или трубу привернуть ничего не...
   Инна пожала ее локоть, на ощупь он был как ствол небольшого дерева.
   - Гриша тут ни при чем, - успокоила она горничную.  -  Но  кто-то  же
вчера был у нас! И Осип ее видел! Кто она? Откуда она взялась?
   - Так надо у охраны спросить, - шмыгнув носом, посоветовала Аделаида.
- Тута чужих нету, свои только. И не пускают никого. А вчера-то уж!.. Их
со всего края нагнали, милиционеров этих! Откудова чужие возьмутся?!
   Инна помолчала. Аделаида права. Чужие здесь не ходят, это уж точно.
   Но несуществующая Наташа откуда-то взялась, и мало этого, она  чем-то
открьыа дверь, и вошла, и оставалась здесь неизвестно сколько,  пока  не
приехала Инна и не спугнула ее.
   Что она делала в Иннином доме?! И сколько времени она это делала?!  И
куда потом подевалась, в метель, без пальто и шапки?!
   Дыра в желудке начала стремительно увеличиваться, как будто  выгрызая
куски слабых и беззащитных тканей. Инну сильно затошнило, и ладони стали
холодными и скользкими, как лягушачьи лапы.
   - Осип Савельич подъехал,  -  доложила  Аделаида.  В  голосе  звучало
сочувствие пополам с любопытством - вот  хозяйка  какие  гастроли  дает,
загляденье просто!
   Инна кивнула и пошла по коридору,  а  Аделаида  сзади  закричала  про
недопитый  чай,  но  Инна  только  покачала  головой,  схватила  шубу  и
выскочила из дому, словно горничная гналась за ней по пятам.
   - Утро доброе, Инна Васильевна. Как спалось?
   - Отлично, - процедила она, пробираясь внутрь теплого  салона.  Радио
бодро пело песню про любовь, привычно пахло синтетикой  кресел,  свежими
газетами и какой-то автомобильной парфюмерией.
   Все как обычно. Все хорошо.
   Осип захлопнул за ней дверь, протрусил на свое  место  и  неторопливо
тронул "Вольво". Инна взялась за газеты - чтобы все было как обычно.  То
есть хорошо.
   Осип посматривал на нее в зеркало заднего вида, она притворялась, что
не замечает.
   Ветер с Енисея унесся к своему Северному  полюсу,  и  теперь  по  обе
стороны белой дороги лежали свежие сугробы, наваленные снегоочистителем,
и деревья, торчавшие из снеговых гор, казались ниже.
   Инна держала перед глазами газету и смотрела в окно.
   Это как раз было необычно  и  не  укрылось  от  внимания  бдительного
Осипа.
   - Ты не заболела часом, Инна Васильна?
   - Нет.
   - Температура, может?
   - Нет.
   - Снотворное пила?
   - Нет.
   - А может...
   - Отстань от меня, Осип Савельич, - попросила Инна с досадой.
   - А чего с тобой такое?
   - Со мной ничего такого. Мне надо подумать.
   - Ну, думай, думай, - разрешил Осип. - Говорят, какой-то новый ферт в
край явился. Ястребов фамилия его. Говорят, он  тоже  будет  того...  на
выборах выбираться.
   - Кто говорит?
   - Так ребята, водители. А Ястребов этот пришлый, не наш. У  него  все
свое - и водители, и машины. Не из администрации он то есть.
   - Понятно.
   Инна посмотрела в широкий  водительский  затылок.  Значит,  о  смерти
Любови Ивановны еще ничего не известно. Если бы было известно, это стало
бы новостью номер одни, а не приезд  "нового  ферта",  у  которого  "все
свое".
   Господи, помоги мне!..
   Перед  зданием  администрации  машин  было  мало  -  рано   еще   для
"государственных мужей и жен", их час еще не грянул, -  и  Осип  шикарно
остановился перед самым подъездом.
   - В машине ждать?
   - Иди в приемную, Осип Савельпч. Я пока никуда не собираюсь.
   На часах было ровно девять, когда Инна вошла в приемную  Якушева.  По
причине раннего часа  обе  двери  в  кабинет  были  распахнуты  настежь,
помощника не видно, и телефоны расслабленно дремали.
   - Можно?..
   - Входи, Инна Васильевна. Доброе утро.
   - Здравствуйте, Сергей Ильич.
   Кабинет был большой, заставленный казенной "государственной" мебелью.
Коричневый паркет застлан "государственным"  ковром,  на  столе  зеленая
лампа, на стене портрет президента, на окнах желтые шторы.
   Якушева не было видно, зато из "комнаты  отдыха"  слышалась  какая-то
приглушенная возня.
   - Чай будешь пить, а, Инна Васильевна?..
   Ей не хотелось чаю, больше того, она была уверена, что  весь  выпитый
чай непременно выльется сквозь дыру в желудке, но она поблагодарила  его
и согласилась. Порядок есть порядок.
   Якушев появился на пороге - без пиджака, рукава  закатаны,  в  каждой
руке по стакану с подстаканником, вид полового из трактира.
   Инна незаметно улыбнулась.
   - Сахар я положил, - сообщил Якушев и брякнул перед ней стакан, - три
куска.
   Инна никогда не пила чай с сахаром, считала, что сахар отбивает вкус,
- лучше уж тогда пить просто сладкий кипяток без всякого чая.
   - Спасибо большое, Сергей Ильич.
   Якушев обошел стол и не сел рядом, а поместился в  свое  кресло,  что
Инна расценила как четкое обозначение позиций - я твой начальник, ты мой
подчиненный. Он долго звенел ложкой в стакане, посматривал на нее.
   Инна ждала, воя подобравшись.
   - Ну? Что скажешь, Инна Васильевна?
   - О чем?
   - Как о чем? О том, как нам дальше жить!
   Инна молча смотрела на него.
   - Странная смерть, - задумчиво проговорил Якушев и опять помешал чай.
- Ты не находишь?
   "Если он вызвал меня, чтобы обсудить смерть Мухина,  -  пронеслось  у
Инны в голове, -  значит,  я  не  знаю  чего-то  очень  значительного  и
важного, а это значительное  и  важное  напрямую  касается  меня.  Я  не
генеральный прокурор и не министр внутренних дел, я всего  лишь  отвечаю
за информацию,  а  не  руковожу  тем,  что  принято  называть  "силовыми
структурами". В конце концов,  меня  не  было  в  крае,  когда  все  это
случилось, и тогда зачем он спрашивает? Что он хочет услышать?"
   Она все молчала. Якушев оторвался от своего стакана, посмотрел на нее
и улыбнулся.
   - Молчишь?..
   Она кивнула.
   - Правильно делаешь. Молодец.
   Якушев шумно отпил из стакана, вытянул под столом ноги и откинулся на
спинку "государственного" кресла.
   - Значит, я вчера поговорил... с большими людьми. С самыми  большими,
- поправился он, подумав. - Анатолий Васильевич наш застрелился, никаких
сомнений нет. Может, болезнь страшную нашли у него, может, из-за сына. А
там кто его знает...
   Инна взяла со стола карандаш, завертела в руках.
   Якушев посмотрел на ее пальцы.  Кольца  посверкивали  зимним  снежным
блеском, ногти гладкие, полированные, похожие  по  форме  на  миндальные
орешки.
   Что за баба, а?.. Королева Марго, а не баба!.. Была бы как  все  бабы
от политики - в прическе стогом, в костюме колом,  в  туфлях  а-ля  Паша
Ангелина,  -  не  было  бы  с  ней  никаких  проблем,  а  с  такой  поди
договорись!..
   И Якушев длинно вздохнул от пронзительного всплеска жалости к себе.
   Вот кому надо, тот пусть с ней и договаривается. Ему, Якушеву, ничего
такого не надо, он и так... можно сказать, по лезвию ходит. И  лезвие  с
каждым днем все тоньше.
   - А уголовное дело? - спросила Инна. - Закроют?
   - Состава преступления нет, - быстро ответил  Якушев.  -  Говорю  же,
самоубийство. Но я не для того тебя вызвал, Инна Васильевна, чтобы мы  с
тобой тут демагогию разводили и правоохранительные органы подменяли.
   - Боже сохрани, -  не  моргнув  глазом  сказала  Инна.  -  Не  станем
подменять.
   - Вот-вот, - согласился Якушев. - Значит, к тебе две просьбы. Первая.
Ты, Инна Васильевна,  прессу  попридержи.  Чтобы  не  вышло  нам  боком.
Договорились?
   - Что значит придержать?
   - Придержать - значит придержать. Ты что, маленькая, что ли?  Никаких
версий чтоб не было, никаких... отклонений. Застрелился,  и  все.  Пусть
брешут, что затравили, мол, или еще  что,  а  уголовщины  нам  не  надо.
Расследований журналистских или чего там еще.
   Симоненко настучал, поняла Инна. Про газету "Совершенно секретно",  с
которой она вчера якобы разговаривала. Когда успел?..
   Однако Якушев вызвал  ее  до  того,  как  она  до  смерти  перепугала
Симоненко "независимым расследованием". Значит, это не главное.  Главное
впереди.
   - И чтобы народ повеселить и порадовать в такой... трудный час,  надо
мероприятие одно провести. Широко,  с  размахом,  по-русски  так,  одним
словом. Русские мы или нет? Духом русским сильны или нет?
   - Наверное, да, - согласилась Инна, запнувшись. Ничего подобного  она
не ожидала.
   Что еще за "мероприятие"? Что за "русский дух"?!
   Она ждала предложений о работе  в  команде,  выборы,  выборы  маячили
впереди - шутка  ли!..  Стартовый  пистолет  выстрелил,  крысиная  гонка
началась, надо только угадать - сделать  правильные  ставки.  Инна  была
уверена, что Якушев уже все угадал и тем не менее вызов все-таки принял,
потому что кусок-то больно лакомый.
   Такой лакомый и такой огромный,  что  кто  проглотит,  тот  и  станет
"водить",  как  в  детской  игре,  а  дальше  уж  как  выпадет,  ведь  и
президентское кресло где-то стоит, и возле него тоже все время играют  в
"Кто лишний"!
   - Повод  придумаем,  -  говорил  между  тем  Якушев,  -  ты  придумай
покрасивее. Может, дни телевидения или неделя искусств. И займись  сама,
Инна Васильевна. Чтоб всякие знаменитости из  Москвы,  чтобы  подготовка
хорошая, то-се. Глядишь, и отойдет народец от потрясений, поуспокоится.
   - А он... волнуется? - уточнила Инна.
   - Кто волнуется? - не понял Якушев.
   - Народец?
   - Ты, Инна Васильевна, не иронизируй, - сказал Якушев  миролюбиво.  -
Хороший праздник - дело непростое, а нам сейчас  праздник  больше  всего
нужен.
   Инна так до конца и не поняла, почему именно  сейчас  праздник  нужен
больше всего.
   - Только денег в бюджете мало. Кое-что отпустим, конечно, а остальные
тебе придется самой искать.
   - Где искать?
   - Олигархов потрясти, бизнесменов. Кто сейчас особенно заинтересован,
чтобы у дел остаться? У тех и попроси, вряд ли они откажут.
   Это был известный прием власти -  просить  денег  у  бизнеса.  Иногда
бизнес деньги давал, под какие-нибудь обещания или гарантии, чаще  всего
нет. Однако Инна прекрасно  понимала,  что  предстоящие  выборы  намного
лучше обещаний или гарантий.
   Сегодня мы даем  денег  на  "праздник  для  народа",  хотя  прекрасно
понимаем, что на праздник пойдет хорошо если десятая часть, а  остальное
вы разложите по собственным карманам.
   Завтра вы побеждаете на выборах - в том числе и на наши деньги!  -  и
дарите нам пару нефтяных месторождений, лицензию на вывоз леса,  золотые
прииски и еще что-нибудь легонькое, например ликерный заводик.
   Чем не соглашение?
   - И не тяни особенно, Инна  Васильевна.  Хорошо  бы  все  провести  в
первую неделю декабря, так сказать, встретить русскую зиму по  народному
обычаю.
   - Если по обычаю, то ее провожают, а не  встречают.  Народу  от  зимы
никакой радости нет.
   - Вот именно, - подхватил  Якушев.  -  А  мы  с  тобой  должны  народ
порадовать! И наверху одобрили, так что действуй.
   И опять ни слова о  работе,  о  команде,  о  больших  делах,  которые
маячили впереди.
   Мог или не мог Якушев знать о вчерашнем  судьбоносном  визите  к  ней
Александра Петровича, новоявленного кандидата в губернаторы?.. Если мог,
тогда понятно, почему он так старается от нее  избавиться,  сплавить  на
подготовку какого-то праздника, который ни за  каким  чертом  никому  не
нужен, и ни слова не говорит о будущей  работе.  Если  нет,  тогда  весь
разговор - от первого до последнего слова - какая-то  чепуха,  ерунда  и
есть что-то, чего Якушев очень боится, и это "что-то" связано с  ней,  с
Инной. Потому он и хлопочет, чтоб она занялась чем-нибудь бессмысленным,
но требующим непрерывных усилий.
   Вчера  по  дороге  с  кладбища,  когда  Якушев  ей  звонил,  никакого
Александра Петровича не было на горизонте, а встреча тем не  менее  была
назначена. Это значит, что Якушев все придумал заранее, давно. А это,  в
свою очередь, значит... Что? Что это значит?
   - Мы на тебя надеемся, - заявил Якушев довольным голосом, не уточняя,
кто эти самые "мы". - Приступай. Докладывать будешь  лично  мне.  Деньги
перечислим, думаю, тут ни у кого возражений не возникнет.
   У Инны  уже  возникла  целая  куча  возражений,  но  за  годы  работы
"начальником"  она  усвоила,  что  все  свои  возражения  надо   сначала
тщательно просчитать и выверить, иначе никто и никогда  не  станет  тебя
слушать.
   - План когда будет готов, покажешь мне, я  посмотрю  и  подпишу.  Да,
Инна Васильна, и повод... - на столе перед ним зазвонил телефон, и Инна,
которая все время  ждала  именно  этого,  стиснула  в  кулаке  карандаш,
чувствуя ладонью его гладкие грани, - повод ты придумай... позабористей,
так чтобы все - у-ух! Слушаю, Якушев.
   Он слушал всего несколько секунд. Потом положил трубку и посмотрел на
Инну. Глаза у него стали испуганные, как у маленького мальчика во  время
грозы, и лоб вдруг заблестел.
   - Господи Иисусе, - выговорил он. Инна крепче  стиснула  карандаш.  -
Любовь Ивановна... умерла.
   Он еще  посидел,  потом  неловко  вылез  из-за  стола  и  побежал  по
кабинету, по которому следовало ходить важно, значительно,  неторопливо,
и оттого бегущий выглядел дико и страшно, как будто началась война.
   - Сергей Ильич!..
   - Потом, все потом! Видишь, беда за бедой...
 
*** 
 
   К обеду неопределенные слухи и  догадки,  сгущавшиеся  в  курилках  и
кабинетах,  оформились  и  приобрели  статус  "официального  сообщения".
Сообщение передали в местных новостях. Инна, ни на минуту не выключавшая
телевизор в своем кабинете, прибавила громкость, увидев красную  надпись
на экране.
   Экстренный выпуск.
   В дверь сунулся помощник.
   - Инна Васильевна, новости.
   - Да, Юра, я вижу. Лучше бы ей не видеть.
   Растерянная и от  растерянности  еще  более  непр