ынии, неминуемый крах его  в
Болгарии - и  вы  получите  примерное  представление  о  расстановке  сил  в
ближайшем будущем.
   - Что ж, - вздохнул Тимоти Эдуардз, - приходится признать, что  впредь  в
Восточной Европе у нас не  будет  таких  операций,  какие  мы  привыкли  там
проводить, не будет и необходимости в агентах. Они правы.
   - Как благородно с вашей стороны, - улыбнулся директор.  Безила  Грея  он
выдвинул сам, это первое, что он сделал, став директором  в  январе.  Тимоти
Эдуардз достался ему в наследство от предшественника. Сэр Марк понимал,  что
Эдуардз мечтает через три года занять его место; понимал он  и  то,  что  не
имеет ни. малейшего желания рекомендовать его  на  место  директора.  Не  то
чтобы Эдуардз был глуп. Напротив, он очень умен, но...
   - Здесь совсем не упомянуты другие опасности,  -  проворчал  Грей.  -  Ни
слова о международном терроризме, о росте наркобизнеса, о незаконных военных
формированиях - и ни слова о распространении оружия.
   В докладе "Интеллидженс Сервис в девяностые  годы",  который  сэр  Роберт
Инглис прочитал и, очевидно,  одобрил,  сэр  Марк  подчеркивал,  что  угрозы
глобального характера  будут  скорее  смещаться,  чем  ослабевать.  Наиболее
серьезной опасностью станет распространение огромного количества  вооружения
- не избытков оружия, произведенного во время войны, а  высокотехнологичного
современного вооружения, ракет с  химическими,  бактериологическими  и  даже
ядерными боеголовками. Все это постоянно накапливали диктаторские режимы,  в
том числе чрезвычайно нестабильные. Лежавший перед ним документ предательски
замалчивал эти проблемы.
   - Так что теперь будет? - спросил Тимоти Эдуардз.
   - Теперь, - спокойно ответил директор, - нам предстоит переселение  наших
сотрудников. Из Восточной Европы в родные пенаты.
   Он имел в виду, что  теперь  ветераны  времен  холодной  войны,  которые,
работая в посольствах  к  востоку  от  железного  занавеса,  проводили  свои
операции, создавали сети местных агентов, вернутся домой - туда, где для них
нет работы. Конечно, их  место  на  Востоке  займут  другие,  более  молодые
агенты,  истинная  профессия  которых  никому  не  будет  известна,  которые
сольются  со  штатом  посольства  и  не  станут   оскорблять   одним   своим
присутствием демократии, рождающиеся  за  "Берлинской  стеной".  Разумеется,
разведывательная служба будет пополнять свои ряды, у директора хватит забот.
Но проблема ветеранов оставалась. Куда их девать? Был только  один  ответ  -
уволить из Интеллидженс Сервис.
   - Нам  придется  организовать  прецедент,  -  сказал  сэр  Марк.  -  Один
прецедент, который расчистит путь к досрочному увольнению других.
   - Вы кого-то имеете в виду? - спросил Грей.
   - Сэр Роберт Инглис имеет. Сэма Маккриди. Безил Грей в изумлении  раскрыл
рот.
   - Шеф, Сэма нельзя выгонять.
   - Никто и не собирается выгонять Сэма, - возразил  сэр  Марк  и  повторил
слова Роберта Инглиса:
   - Досрочную щедрую пенсию едва ли можно назвать жертвоприношением.
   Должно быть, подумал  он,  те  тридцать  сребреников,  которые  заплатили
римляне, были очень тяжелы.
   - Печально, конечно, потому что все мы любим Сэма - сказал Эдуардз. -  Но
решать такие вопросы должен шеф.
   - Вот именно. Благодарю вас, - сказал сэр Марк. Сейчас он впервые  понял,
почему не стал бы рекомендовать Тимоти Эдуардза на пост директора.  Он,  сэр
Марк, сделает то, что вынужден сделать, но только  потому  что  у  него  нет
другого выхода, и потом будет презирать себя. Эдуардз сделал бы то же самое,
но по другой причине; это способствовало бы его карьере.
   - Нам придется предложить ему три места, - заметил Грей. - Может,  он  на
что-то согласится. Грей очень надеялся, что так оно и будет.
   - Возможно, - проворчал сэр Марк.
   - Что вы имеете в виду, шеф? - спросил Эдуардз.
   Сэр Марк раскрыл  папку,  в  которой  были  результаты  его  совещаний  с
начальником отдела кадров.
   - Мы можем предложить ему  должности  начальника  тренировочного  центра,
руководителя    административно-финансового    отдела    или     центральной
регистратуры.
   Эдуарда чуть заметно улыбнулся. Все будет отлично, подумал он.

***

   Две недели спустя виновник  всех  этих  дискуссий  беспокойно  кружил  по
своему кабинету, а его заместитель Денис Гонт мрачно изучал  лежавшую  перед
ним бумагу.
   - Все не так плохо, Сэм, - говорил он.  -  Вас  не  выгоняют.  Речь  идет
просто о другой должности.
   - Кто-то хочет от меня избавиться, - убежденно сказал Маккриди.
   В то лето лондонцы  мучились  от  жары.  Мужчины  открыли  окно  и  сняли
пиджаки.  Гонт  был  в  модной  бледно-голубой  сорочке,  а  Маккриди  -   в
неопределенного  цвета  дешевой  рубашке,  потерявшей  вид  от  бесчисленных
стирок. Кроме того, он так застегнул пуговицы, что рубашка  перекосилась.  К
ленчу, подумал Гонт, какая-нибудь секретарша заметит ошибку и исправит ее  с
многочисленными ахами и охами. Кажется, все девушки  Сенчери-хауса  были  не
против оказать какую-нибудь услугу Сэму Маккриди.
   Женщины и Маккриди - эта проблема сбивала с  толку  Гонта.  Впрочем,  она
сбивала с толку всех. Он, Денис Гонт, при своих шести футах был выше шефа на
два дюйма, к тому же он был блондин, не лишен  привлекательности  и  холост.
Если дело доходило до женщин, то Гонт никогда не краснел.
   Его  шеф  был  среднего  роста,  обычного   телосложения,   с   редеющими
каштановыми волосами, обычно растрепанными. Его одежда всегда выглядела так,
словно он в ней спал. Гонт знал, что Маккриди овдовел несколько  лет  назад,
второй раз так и не женился, предпочитая, очевидно,  жить  в  одиночестве  в
своей маленькой квартире в Кенсингтоне.
   Должен же кто-то, размышлял Гонт, убирать его  квартиру,  стирать  белье,
мыть посуду? Наверное, у него есть приходящая домработница. Но об этом никто
никогда Маккриди не спрашивал, а сам он ничего не рассказывал.
   - Вы смело можете соглашаться на любую из этих должностей, - сказал Гонт.
- Это сразу выбьет почву у них из-под ног.
   - Денис, - тихо возразил Маккриди, - я не школьный учитель. Не  бухгалтер
и не  какой-то  чертов  библиотекарь.  Я  намерен  заставить  этих  ублюдков
выслушать меня.
   - Из этого что-то может  получиться,  -  согласился  Гонт.  -  Совсем  не
обязательно, что комиссия примет их сторону.

***

   Как обычно,  слушание  в  Сенчери-хаусе  началось  в  понедельник  утром.
Комиссия собралась в конференц-зале этажом ниже кабинета директора.
   В кресле председателя комиссии сидел, как всегда,  безупречно  одетый,  в
темном костюме и  университетском  галстуке,  заместитель  директора  Тимоти
Эдуардз. Место слева от него занял инспектор внутренних операций, а справа -
инспектор западного полушария. Несколько в стороне  расположились  начальник
отдела кадров и молодой человек из канцелярии, перед  которым  лежала  груда
папок.
   Сэм Маккриди вошел последним и сел перед комиссией. В пятьдесят один  год
он не пополнел и был в хорошей форме. Во всем остальном он казался человеком
незаметным.  В  свое  время  это  качество  сослужило  ему  хорошую  службу,
чертовски хорошую. Это и еще то, что он держал в голове.
   Правила знали все.  Если  Маккриди  отклонит  все  три  предложенные  ему
должности, то  комиссия  может  потребовать  досрочного  увольнения  его  на
пенсию. Но право на слушание, чтобы изменить решение, оставалось за ним.
   Маккриди привел с собой Дениса Гонта, который за  пять  лет  стал  вторым
человеком в отделе. Денис, на десять  лет  моложе  Маккриди,  с  неотразимой
улыбкой и в галстуке выпускника частной  школы,  сможет,  полагал  Маккриди,
договориться с членами комиссии.
   В этой комнате все хорошо знали друг друга и обращались  по  имени,  даже
клерк из канцелярии. Это было традицией Сенчери-хауса, возможно, потому, что
общество Интеллидженс Сервис было очень замкнутым. Здесь только обращаясь  к
директору, говорили "сэр" или "господин директор", а за глаза  называли  его
"шефом" или "хозяином".  Дверь  закрыли,  и  Эдуардз  покашлял,  призывая  к
тишине. Все замолчали.
   - Итак, мы собрались здесь, чтобы по возможности беспристрастно  обсудить
заявление Сэма о его несогласии с решением министерства. Нет возражений?
   Возражений не было. Комиссия выяснила, что у Сэма Маккриди нет  оснований
для жалоб, пока игра будет идти по правилам.
   - Денис, насколько я понимаю, вы будете говорить от имени Сэма?
   - Да, Тимоти.
   В своем сегодняшнем виде  британская  Интеллидженс  Сервис  была  создана
адмиралом  сэром  Мансфилдом  Каммингом,  и  многие  из  ее   традиций   (за
исключением, пожалуй, лишь фамильярности в обращении) были  заимствованы  из
британских ВМС. Одной из таких традиций было  право  прийти  на  слушание  с
сослуживцем, выступающим от имени  того  человека,  по  инициативе  которого
начато слушание.
   Начальник отдела  кадров  был  краток  и  конкретен.  Руководство  решило
перевести Сэма Маккриди из отдела  дезинформации  на  другую  должность.  Он
отверг  все  предложенные  места,  что  позволяет  вынести  решение  о   его
увольнении. Маккриди просил, если ему нельзя остаться  руководителем  отдела
дезинформации,  вернуть  его  на  оперативную  работу  или  в  любой  отдел,
занимающийся подобной работой.  Таких  должностей  нет.  Что  и  требовалось
доказать.
   Встал Денис Гонт.
   - Послушайте, все мы знаем  правила.  И  знаем  действительное  положение
вещей. Это правда, Сэм просил не направлять его в тренировочный центр или на
какую-либо бумажную работу. Потому что он и по  опыту  работы,  и  по  самой
своей сути - настоящий оперативник. И один из лучших, если не лучший.
   - Никто и не спорит, - пробормотал инспектор западного полушария. Эдуардз
бросил на него предупреждающий взгляд.
   - Суть дела в том, - продолжал Гонт, - что, если бы руководство  в  самом
деле хотело найти для Сэма  работу,  место  нашлось  бы.  Россия,  Восточная
Европа, Северная Америка, Франция, Германия, Италия. Я  думаю,  наша  служба
должна хотя бы попытаться, потому что... - Он подошел к клерку из канцелярии
и взял одну из папок. - Потому что через четыре года, в пятьдесят пять  лет,
он сможет получать полную пенсию...
   - Ему предлагалась достаточная компенсация, - вмешался Эдуардз.  -  Можно
даже сказать, чрезвычайно щедрая.
   - ... потому что, - продолжал Гонт, - за плечами Сэма годы работы, верной
службы, часто очень неприятной, а временами крайне опасной. Речь идет  не  о
деньгах, а о том, готова ли наша служба защитить интересы своего сотрудника.
   Разумеется, Гонт понятия не имел о разговоре сэра Марка  и  сэра  Роберта
Инглиса месяц назад в Министерстве иностранных дел.
   - Я хотел бы, чтобы мы вспомнили несколько операций, проведенных Сэмом за
последние шесть лет. Начнем с одной из них...

***

   Тот, судьбу которого решала комиссия, бесстрастно смотрел  в  угол  зала.
Никто  из  присутствующих  не   мог   понять,   что   скрывается   за   этой
бесстрастностью - гнев или отчаяние.

***

   Тимоти Эдуардз бросил взгляд на часы. Он надеялся, что  слушание  удастся
закончить за день. Теперь он в этом уже сомневался.
   - Думаю, - говорил Гонт,  -  все  помнят  историю  с  покойным  советским
генералом Евгением Панкратиным...

ГОРДОСТЬ и ПРЕДУБЕЖДЕНИЯ

Глава 1
Май 1983 года

   Русский полковник  увидел  условленный  сигнал,  но  выходил  из  темного
убежища медленно и осторожно. Любая встреча с британским  агентом  опасна  и
следовало бы по возможности избегать этих встреч. Но об этой он просил  сам.
Ему было что сообщить и что потребовать; в письме,  которое  можно  было  бы
передать через тайник, всего не напишешь.  В  порыве  предрассветного  ветра
хлопнул и заскрежетал плохо закрепленный лист жести на крыше депо, стоявшего
чуть  дальше,  рядом  с  железнодорожным  полотном.   Полковник   оглянулся,
убедился, что шум не предвещает опасности, и снова всмотрелся в темное пятно
возле поворотного круга.
   - Сэм! - тихо позвал он.
   Сэм Маккриди тоже пока наблюдал. Он  уже  час  прятался  в  темных  углах
заброшенной сортировочной станции далекого предместья Восточного Берлина, Он
увидел или, скорее, услышал, как пришел русский, и  все  же  выжидал,  чтобы
убедиться, что по пыли и гравию не шуршат чужие шаги.  Казалось,  он  должен
был уже привыкнуть к встречам со своими агентами, и все же каждый раз у него
не проходил нервный спазм в желудке.
   Убедившись,  что  они  одни  и  никто  за  ними  не  следит,  Маккриди  в
назначенную минуту чиркнул спичкой. Русский заметил  сигнал  и  вышел  из-за
старого ремонтного барака. Оба предпочли встречаться в темноте, так как один
из них был предателем, а другой - шпионом.
   Маккриди вышел на освещенное место, помедлил, чтобы  русский  узнал  его,
увидел, что он тоже один, и пошел навстречу.
   - Евгений, дружище! Сколько лет, сколько зим! В пяти шагах друг от  друга
они остановились и окончательно  удостоверились,  что  нет  ни  подмены,  ни
ловушки. Встречаться лицом к лицу всегда опасно.  Русского  могли  схватить,
сломать на допросах в КГБ и Штази, а потом с его  помощью  устроить  ловушку
высокопоставленному  британскому  разведчику.  Могло   быть   и   так,   что
перехвачено сообщение русского, и теперь он сам шел прямо в капкан, а оттуда
- на долгие  ночные  допросы,  после  которых  его  ждала  пуля  в  затылок.
Мать-Россия была  безжалостна  к  предателям,  особенно  если  они  занимали
высокий пост.
   Маккриди и Панкратин не обнялись  и  даже  не  пожали  друг  другу  руки.
Некоторые агенты не могли обойтись без этого, без непосредственного контакта
-  он  их  успокаивал.  Евгений  Панк-ратин,  полковник   Советской   Армии,
прикомандированный к группе войск в Германии, в этом  не  нуждался:  он  был
спокоен, холоден, необщителен, самоуверен.
   Впервые на него обратил внимание в  Москве  в  1980  году  проницательный
атташе британского посольства. На дипломатическом приеме на  фоне  банальных
вежливых  разговоров  его  поразило  колкое  замечание  русского   о   своих
соотечественниках. Дипломат не подал виду, не сказал ни слова, но запомнил и
сообщил. Вероятный кандидат в агенты. Два  месяца  спустя  была  предпринята
первая попытка. Полковник  Панкратин  отвечал  уклончиво,  но  не  отказался
наотрез. Такая реакция была сочтена положительным знаком. Потом  он  получил
назначение в Потсдам, в группу  советских  войск  в  Германии.  Эта  группа,
состоявшая из двадцати двух дивизий общей численностью триста тридцать тысяч
человек, держала восточных  немцев  в  рабстве,  марионетку  Хоннекера  -  у
власти, жителей Западного Берлина - в страхе,  а  НАТО  -  в  напряжении,  в
постоянной готовности  отразить  наступление  русских  на  Среднеевропейской
равнине.
   Вербовку Панкратина  Маккриди  взял  на  себя,  это  был  его  конек.  Он
приступил к делу в 1981 году, и русский полковник был завербован. Все прошло
на удивление гладко: Маккриди  не  пришлось  выслушивать  никакой  болтовни,
никаких излияний чувств, не пришлось сочувственно кивать головой... Речь шла
только о деньгах.
   Люди предают страну  своих  отцов  по  разным  причинам:  чувство  обиды,
идеологические несогласия, застопорившаяся карьера, ненависть к  начальнику,
стыд за свои извращенные  сексуальные  наклонности,  страх  быть  с  позором
отозванным домой. Русские  обычно  разочаровывались  в  своей  стране  из-за
коррупции, лжи и семейственности, с которыми им приходилось сталкиваться  на
каждом шагу. Но Панкратин был настоящим наемником,  ему  были  нужны  только
деньги.  Он  говорил,  что  когда-нибудь  уедет,   но   прежде   намеревался
разбогатеть. И на этой  встрече  он  настоял,  чтобы  потребовать  повышения
ставок.
   Из внутреннего кармана  шинели  Панкратин  достал  объемистый  коричневый
конверт и протянул его Маккриди. Пока  Маккриди  прятал  конверт  в  кожаной
куртке, Панкратин  без  всяких  эмоций  рассказывал,  какая  информация  там
содержится:   имена,   места,   время,   степень   готовности   войск,    их
передислокация,  приказы  и  распоряжения,  новые  назначения,  модернизация
вооружения. Самыми важными были, конечно,  сведения  о  кошмарных  советских
мобильных ракетах средней дальности СС-20, оснащенных тремя  боеголовками  с
независимым наведением на цель. А этими целями были британские и европейские
города. По словам Панкратина, эти ракеты передислоцировали в леса Саксонии и
Тюрингии, откуда они  смогут  долететь  до  Осло,  Дублина  и  Палермо.  Тем
временем на Западе огромные колонны наивных простаков выходили на улицы  под
социалистическими знаменами, требуя от своих  правительств  разоружения  как
жеста доброй воли.
   - Эта информация имеет свою цену, разумеется, - сказал русский.
   - Разумеется.
   - Двести тысяч фунтов стерлингов.
   - Согласен.
   Сумма не была согласована, но Маккриди знал, что его правительство найдет
деньги.
   - И еще одно. Я так понял, что меня повысят в звании. До  генерал-майора.
И переведут. Снова в Москву.
   - Поздравляю. И на какую должность? Панкратин  помедлил,  чтобы  Маккриди
лучше осознал всю важность того, что он собирался сказать.
   - Заместителем начальника Генерального штаба Министерства обороны.
   Маккриди лишился дара речи. Он и не мечтал  о  том,  чтобы  иметь  своего
агента в самых секретных кабинетах здания на улице Фрунзе.
   -  Когда  я  выйду  из  игры,  мне  понадобится  многоквартирный  дом.  В
Калифорнии. Оформленный на мое имя. Может быть, в Санта-Барбаре.  Я  слышал,
это прекрасное место.
   - Неплохое, - согласился Маккриди. - А вы не  хотели  бы  обосноваться  у
нас, в Великобритании? Мы бы позаботились о вас.
   - Нет, мне нужно солнце. Калифорнийское. И миллион американских  долларов
на моем счету.
   - Дом можно устроить, - сказал Маккриди. - И миллион долларов тоже.  Если
информация будет достоверной.
   - Не просто дом, Сэм. Многоквартирный. Чтобы жить на ренту.
   - Евгений, вы просите от пяти до восьми миллионов американских  долларов.
Не думаю, чтобы у нас сейчас нашлось столько денег. Даже за вашу информацию.
   Русский скупо улыбнулся, сверкнув зубами  из-под  стриженных  по-военному
усов.
   - Когда я окажусь в Москве, я буду передавать такие сведения, какие вам и
не снились. Вы найдете деньги.
   - Давайте подождем, пока вы получите новую должность,  Евгений.  Тогда  и
поговорим о многоквартирном доме в Калифорнии.
   Через пять минут они  расстались.  Русский  вернулся  в  свой  кабинет  в
Потсдаме, а англичанин пробрался через стену на стадион в Западном  Берлине.
На контрольном пункте "Чарли" его ждал обыск, поэтому пакет пересечет  стену
другим, более надежным, но и не таким быстрым путем. Когда пакет окажется на
Западе у него в руках, Маккриди вылетит в Лондон.

Октябрь 1983 года

   Бруно Моренц постучал и, услышав приветливое "Войдите!", распахнул дверь.
Его начальник был в кабинете один. Он сидел за столом внушительного  вида  в
столь же внушительном вращающемся кресле и неторопливо помешивал свой первый
за день  настоящий  кофе  в  чашке  английского  фарфора,  который  принесла
внимательная фрейлейн Кеппель, опрятная старая дева,  мгновенно  выполнявшая
любое желание шефа.
   Как и Моренц, герр директор принадлежал к тому поколению, которое помнило
конец войны и первые послевоенные годы, когда  немцы  обходились  экстрактом
цикория, и только американские - а иногда и  английские  -  оккупанты  могли
себе позволить настоящий кофе. Теперь все  не  так.  Моренцу  герр  директор
ничего не предложил.
   Обоим  мужчинам  было  около  пятидесяти,  но  на   этом   все   сходство
заканчивалось. Невысокий, пухлый директор  кельнского  отделения  герр  Ауст
всегда был идеально причесан и прекрасно одет. Плотный седой Моренц был выше
ростом, сутулился и потому казался, особенно  в  своем  неизменном  твидовом
костюме, неуклюжим, коренастым и неопрятным.  Кроме  того,  он  был  рядовым
государственн