о с недоумением британцев. Способ
побега, который избрал Кученко (его все еще называли этим именем) был, мягко
говоря, странным. Перебежчики уходят не для того, чтобы выпить в пабе кружку
пива, обычно они направляются в  заранее  подготовленное  убежище.  Если  бы
Кученко обратился в полицию, об этом давно бы все знали: уилтширская полиция
немедленно известила бы о перебежчике Лондон.
   Если все британские спецслужбы клялись в своей непричастности, то это еще
не  исключало   возможность   участия   разведывательных   агентств   других
государств, обосновавшихся на британской земле.
   Шеф лондонского  бюро  ЦРУ  Билл  Карвер  оказался  в  крайне  неприятном
положении. Чтобы вместе с  Орловым  улететь  самолетом  ВВС  США,  Роут  был
вынужден запросить разрешение Лэнгли, а ЦРУ потом  поставило  в  известность
Карвера.  Карверу  были  хорошо  известны   англо-американские   соглашения,
касающиеся поведения  спецслужб  в  подобных  ситуациях:  выкрасть  русского
перебежчика из Англии и не сказать ни слова  британцам  значило  нанести  им
серьезное оскорбление. Но Карвера предупредили; он  должен  молчать  до  той
минуты, пока самолет ВВС США с перебежчиком и Роутом  не  покинет  воздушное
пространство Великобритании. Все утро Билла Карвера никто не  мог  найти,  а
потом он попросил Тимоти Эдуардза срочно принять его - в три часа дня.
   На встречу Карвер опоздал; сидя  в  своей  машине  в  трех  кварталах  от
Сенчери-хауса, он ждал, пока по телефону доложили, что  самолет  поднялся  в
воздух. К тому времени, когда он пожал руку Тимоти Эдуардзу, было уже десять
минут  четвертого,  американский  самолет  миновал  Бристольский   залив   и
находился где-то южнее Ирландии, направляясь в Мэриленд.
   Карвер заблаговременно получил подробный доклад Роута, который доставил в
Лондон вестовой-мотоциклист базы ВВС США. Роут объяснил,  что  у  него  было
только  два  выхода:  или,  не  говоря  никому  ни   слова,   тотчас   взять
Кученко-Орлова, или отказаться и отправить его назад к русским,  и  что  сам
Орлов категорически заявил, что он перейдет только к американцам.
   Карвер воспользовался докладом Роута, чтобы хотя бы  попытаться  смягчить
удар. Впрочем, Эдуардз давно успел посовещаться с Маккриди и точно знал, кто
такой Кученко-Орлов, потому что тот американский банк данных, которым в семь
утра воспользовался Роут, получает сведения в первую очередь от Интеллидженс
Сервис. Кроме того, Эдуардз был вынужден признать, что представься ему такой
уникальный случай, как Роуту, он действовал бы точно так же.  Тем  не  менее
заместитель директора Интеллидженс Сервис был холоден и неприступен. Получив
официальный доклад Карвера, он  тотчас  информировал  Министерство  обороны,
Министерство иностранных дел и своих коллег - Службу безопасности о том, что
Кученко (он пока не  видел  необходимости  сообщать  всем  истинную  фамилию
перебежчика)   находится   на   суверенной   американской   территории   вне
досягаемости британских властей.
   Через  час  посол  Замятин  прибыл  в  Министерство  иностранных  дел  на
Кинг-Чарльз-стрит. Его тотчас проводили в кабинет министра.  Замятин  сделал
вид, что он скептически относится к объяснениям сэра  Джеффри  Хоува,  но  в
глубине души поверил  министру,  которого  давно  знал  как  очень  честного
человека. Поздно вечером советская военная делегация вылетела  в  Москву.  В
ожидании неизбежных бесконечных допросов русские офицеры были мрачны.
   В Москве разгорелась нешуточная ссора между КГБ, который  обвинял  ГРУ  в
недостаточной бдительности, и ГРУ, которое обвиняло КГБ в том, что он плодит
в своих рядах изменников. Тщательным допросам были подвергнуты жена  Орлова,
которая утверждала,  что  ничего  не  знала  о  планах  мужа,  его  коллеги,
начальники, друзья и агенты.
   В Вашингтоне  директор  Центрального  разведывательного  управления  имел
очень неприятный разговор по телефону с государственным секретарем,  который
только что получил телеграмму от сэра Джеффри Хоува; в телеграмме выражалось
недоумение  и  глубокая  озабоченность  в  связи  с  тем,  что  американские
спецслужбы применяют недозволенные методы. Положив трубку, директор  перевел
взгляд на сидевших рядом заместителя по оперативной  работе  и  шефа  отдела
специальных проектов Кэлвина  Бейли,  к  которому  и  были  главным  образом
обращены его слова:
   - Этот ваш молодой мистер Роут. Он определенно разворошил осиное  гнездо.
Вы говорите, он действовал по собственной инициативе?
   -  Именно  так.  Насколько  я  понял,  русский  не  дал  ему  времени  на
согласования. Роут должен был или согласиться или отказаться.
   В управлении у сухого, всегда мрачного  Бейли  не  было  близких  друзей.
Коллеги находили его холодным и высокомерным. Но он был отличным работником.
   - Мы задели британцев за живое. Вы сами пошли бы на такой риск? - спросил
директор.
   - Не знаю, - ответил Бейли. - Никто ничего не может  знать,  пока  мы  не
поговорим с Орловым. Как следует не поговорим.
   Директор ЦРУ кивнул. В мире  тайных  операций,  как  и  в  любом  другом,
правила просты. Если ты начал игру, и она принесла большие дивиденды, то  ты
умен и перед тобой открыты пути наверх. Если же ты проиграл  свою  игру,  то
тебе гарантировано  увольнение.  Директор  хотел  еще  раз  подчеркнуть  эти
правила.
   - Вы берете на себя ответственность за Роута? При любом исходе?
   - Да, - ответил Бейли. - Беру. Дело сделано. Теперь нужно посмотреть, что
мы получили.
   Когда в шесть часов вечера по  вашингтонскому  времени  самолет  ВВС  США
приземлился на базе Эндрюс, на бетонной полосе уже стояли  в  ожидании  пять
автомобилей ЦРУ.  Прежде  чем  успел  сойти  на  землю  экипаж  самолета,  к
лимузинам с "темными стеклами проводили двух пассажиров,  которых  никто  из
летчиков не знал и не увидит больше никогда в жизни. Бейли встретил  Орлова,
холодно кивнул ему, распорядился, чтобы его посадили во вторую машину, потом
повернулся к Роуту.
   - Джо, я отдаю его вам. Вы его привезли, вам его и допрашивать.
   - Но я не следователь, - возразил Роут. - Это не моя специальность.
   Бейли пожал плечами.
   - Он сам просил об этом. Вы  его  вывезли  из  Англии.  Он  ваш  должник.
Возможно,  с  вами  он  будет  чувствовать  себя   более   свободно,   более
естественно.  Вы  получите  любую   помощь   -   переводчиков,   аналитиков,
специалистов в любой области, о какой только  пойдет  речь.  И  конечно,  не
забудьте о полиграфе. Начните с него. Отвезите Орлова на  ранчо  -  там  вас
ждут. И еще одно, Джо: мне нужно знать все. Как только что-то узнаете, сразу
же сообщайте мне, только мне лично, из рук в руки. Договорились?
   Роут кивнул. Всего лишь семнадцать часов назад, когда Петр Орлов,  он  же
Павел Кученко, натягивал на себя белый тренировочный костюм,  спрятавшись  в
спальне английского полковника, он был уважаемым советским офицером. У  него
были дом, семья, перед ним открывалась блестящая карьера  в  его  отечестве.
Теперь он стал ничем, мешком с  информацией,  брошенным  на  заднее  сиденье
автомобиля. Этот мешок будут выжимать и вытряхивать до самой последней крохи
сведений, пока у Орлова, как и любого другого на  его  месте,  не  возникнут
сомнения и, может быть, страхи. Роут повернулся  к  машине,  в  которой  уже
сидел Орлов, но его остановил Бейли.
   -  И  последнее,  Джо.  Если  Орлов,  которого  мы  теперь  будем   звать
Менестрелем, окажется пустышкой, то директор спустит с меня сто шкур.  Через
тридцать секунд я спущу шкуру с вас. Удачи.
   Ранчо было и до сих пор остается конспиративным  гнездом  ЦРУ,  настоящей
фермой  в  южной  Виргинии,  в  том  районе,  где  занимаются   в   основном
коневодством. От ранчо сравнительно недалеко до Вашингтона. Оно  расположено
в лесистой местности, обнесено забором и колючей проволокой,  к  нему  ведет
единственная длинная дорога. Ранчо охраняет команда  очень  крепких  молодых
людей; все они окончили с отличием курсы боевых видов борьбы без оружия и  с
оружием в Квантико.
   Орлова провели в удобные двухкомнатные апартаменты,  оклеенные  обоями  в
спокойных тонах. Здесь было все, что должно быть в хорошем отеле: телевизор,
видеомагнитофон, кассетный магнитофон, легкие  кресла,  небольшой  обеденный
стол. Скоро принесли обед, первый обед Орлова в Америке, и Джо Роут составил
ему компанию. В полете они договорились называть друг друга по именам: Питер
и Джо. Теперь их знакомство должно было продолжиться.
   - Здесь не всегда будет легко, Питер, - предупредил Роут,  наблюдая,  как
русский расправляется с большим гамбургером.
   Возможно,  Роут  имел  в   виду   никогда   не   открывающиеся   окна   с
пуленепробиваемыми стеклами,  установленные  во  всех  комнатах  зеркала  из
поляризованного  стекла,  постоянно  включенные  магнитофоны,   записывающие
каждое слово  Орлова,  и  предстоящий  тщательнейший  опрос.  Русский  молча
кивнул.
   - Завтра мы должны начать.  Нам  нужно  будет  серьезно  поговорить.  Вам
придется пройти проверку на детекторе лжи.  Если  все  будет  нормально,  то
потом вы будете должны рассказать мне... о многом.  Точнее,  обо  всем.  Обо
всем, что вы  знаете,  о  чем  догадываетесь.  И  не  просто  рассказать,  а
несколько раз повторить.
   Орлов отложил вилку и улыбнулся. - Джо,  мы  всю  жизнь  прожили  в  этом
странном  мире.  Вам  нет  никакой  необходимости...  -  он  задумался   над
подходящим английским словом, - церемониться. Согласившись  взять  меня,  вы
рисковали многим, и теперь я должен оправдать этот риск.  Вы  называете  это
"выкупом за невесту", не так ли? Роут рассмеялся.
   - Да, Питер, это именно то, что нам теперь нужно. Выкуп за невесту.

***

   Сенчери-хаус  нельзя  было  обвинить  в  полной  бездеятельности,  Тимоти
Эдуардз довольно быстро выяснил  фамилию  пропавшего  советского  офицера  -
Павел Кученко. Собственный банк данных Интеллидженс Сервис сообщил, что  под
этой фамилией работает полковник Петр Орлов из Третьего главного  управления
КГБ. Тогда Эдуардз и вызвал Сэма Маккриди.
   - Я нажал на  наших  американских  коллег  как  только  мог.  Мы  глубоко
оскорблены, мы выразили недоумение на всех уровнях -  такого  рода  демарши.
Билл Карвер обижен, он считает, что его репутация  в  Великобритании  сильно
подорвана. Как бы то ни было, он заставит Лэнгли делиться с нами  полученной
информацией - по мере ее поступления. Я хочу  создать  небольшую  группу  по
изучению этой информации. Я хотел бы, чтобы эту группу возглавили вы...  под
моим общим руководством.
   - Благодарю, -  ответил  Обманщик.  -  Но  я  хотел  бы  большего.  Я  бы
потребовал допуска к Орлову. Возможно,  Орлов  знает  что-то,  что  касается
главным образом нас. В Лэнгли такую информацию расценят как  второстепенную.
Я хотел бы получить доступ, личный доступ.
   -  ом,   русским,   работавшим   на   Интеллидженс   Сервис,   но   таким
высокопоставленным и настолько засекреченным, что во всем Сенчери-хаусе лишь
четверо (директор Интеллидженс Сервис, Эдуардз, инспектор  стран  советского
блока и Маккриди, который "вел" агента) знали его настоящее имя и не  больше
десяти человек подозревали о его существовании.
   - Разумно ли это? - засомневался Эдуардз.
   - Думаю, риск вполне оправдан,
   - Будьте осторожны.
   На следующее утро  кто-то  поставил  свой  автомобиль  там,  где  стоянка
автотранспорта была  строго  запрещена.  Инспектор  дорожного  движения  без
колебаний выписал уведомление о штрафе. Едва  он  успел  сунуть  пластиковый
конверт под стеклоочиститель лобового стекла,  как  из  ближайшего  магазина
вышел хорошо одетый мужчина в сером костюме, заметил  уведомление  на  своей
машине и энергично запротестовал. Сцена была настолько обычной, что  на  нее
никто не обратил внимания, даже на лондонской улице.
   Если бы все же нашелся  сторонний  наблюдатель,  то  он  увидел  бы,  как
жестикулирует водитель, как равнодушно пожимает плечами инспектор.  Водитель
потянул инспектора за рукав, требуя, чтобы тот взглянул на номерной знак.  В
конце концов инспектор уступил и рядом с номерным знаком увидел буквы  CD  -
"дипломатический  корпус".  Определенно,  инспектор  не  заметил  этих  букв
раньше,  но  они  не  произвели  на  него  должного  впечатления.  Возможно,
дипломатический иммунитет распространяется на  штраф,  но  уж  никак  не  на
уведомление о штрафе. Инспектор собрался уходить.
   Водитель сердито сорвал уведомление с ветрового стекла и стал размахивать
им перед носом инспектора.  Тот  что-то  спросил.  Чтобы  доказать,  что  он
действительно дипломат, водитель сунул руку в карман, вытащил  удостоверение
личности и чуть ли не заставил инспектора заглянуть в него. Инспектор бросил
взгляд на удостоверение, еще раз пожал плечами и  ушел.  Водитель  в  ярости
скомкал уведомление о штрафе, швырнул его в машину, потом сел и уехал.
   Сторонний  наблюдатель,  конечно,  не  увидел  бы,  что  в  удостоверение
личности была вложена крохотная записка: "ЧИТАЛЬНЫЙ ЗАЛ,  БРИТАНСКИЙ  МУЗЕЙ.
ЗАВТРА, 14 ЧАСОВ". Не заметил бы он и  того,  что,  отъехав  примерно  милю,
водитель разгладил уведомление о штрафе и на обратной  его  стороне  прочел:
"ПОЛКОВНИК ПЕТР АЛЕКСАНДРОВИЧ ОРЛОВ ПЕРЕБЕЖАЛ К АМЕРИКАНЦАМ. ИЗВЕСТНО ЛИ ВАМ
ЧТО-ЛИБО О НЕМ?"
   Обманщик вышел на связь с Кипсеком.

Глава 2

   В работе с перебежчиками нет стандартных приемов, пригодных на все случаи
жизни. Все зависит от  эмоционального  состояния  перебежчика,  от  целей  и
традиций службы,  ведущей  опрос.  Единственная  общая  черта  всех  опросов
заключается в том, что это всегда очень сложное и кропотливое дело.
   Прежде всего нужно создать для перебежчика такую обстановку,  которая  не
казалась бы угрожающей, но в то же время исключала бы возможность  побега  -
часто для блага самого перебежчика. На два года  раньше  истории  с  Орловым
американцы допустили оплошность в работе  с  другим  советским  перебежчиком
Виталием Юрченко, который тоже пришел к ним по  собственной  инициативе  без
всякого предупреждения. Пытаясь создать непринужденную атмосферу, американцы
отвезли Юрченко на обед в ресторан в вашингтонском Джорджтауне. В  ресторане
Юрченко почему-то. изменил решение,  убежал  через  окно  мужского  туалета,
добрался до советского посольства и сдался властям. Ничего хорошего из этого
не получилось: его отправили самолетом в Москву и  после  жестоких  допросов
расстреляли.
   Перебежчика приходится защищать не только  от  подобных  самоубийственных
поступков, но и от возможного возмездия. Известно, что СССР, а особенно КГБ,
никогда не прощают  тех,  кого  они  считают  предателями.  Используя  любую
возможность,  КГБ  будет  охотиться   за   предателем   и   попытается   его
ликвидировать. Чем выше чин  и  положение  перебежчика,  тем  более  опасным
изменником он считается, а уж  выше  старшего  офицера  КГБ  не  может  быть
никого.  В  КГБ  концентрируются   сливки   советского   общества,   которым
предоставляются привилегии и роскошь, недоступные  для  большинства  граждан
страны, живущих, в голоде  и  холоде.  Добровольно  отвергнуть  такой  образ
жизни, наиболее соблазнительный из тех, которые власти  могут  предложить  в
СССР, - значит проявить такую неблагодарность,  которая  заслуживает  высшей
меры наказания. На ранчо, очевидно, обеспечивалась полная  защита  от  любых
неожиданностей.
   Работу с перебежчиком осложняет прежде всего его  психическое  состояние.
После душевного подъема, которым  сопровождается  удачный  побег  на  Запад,
часто наступает спад, во  время  которого  перебежчик  переосмысливает  свои
поступки. Он начинает осознавать  их  необратимость,  понимает,  что  больше
никогда не увидит жену, родных, друзей, те места,  где  он  родился  и  жил.
Такое переосмысление может  привести  к  депрессии,  напоминающей  депрессию
наркомана, когда у него кончается состояние наркотического опьянения.
   Чтобы  нейтрализовать  последствия  депрессии,  опрос  часто  начинают  с
неторопливого обзора прошлой жизни перебежчика, его полнейшего жизнеописания
со дня рождения до дня перехода на другую сторону. Рассказ о прошлых годах -
о родителях, школьных друзьях, о катании на коньках в парке, о  прогулках  в
лесу  летом  -  обычно  не  вызывает  приступа  ностальгии,   а   производит
успокаивающий эффект. При этом опрашивающие отмечают буквально  все,  каждую
мельчайшую деталь, каждый жест рассказчика.
   Опрашивающие  всегда  интересуются  мотивами,  которыми   руководствуется
перебежчик. Почему вы решили перейти на  нашу  сторону?  (Слово  "измена"  в
опросах никогда  не  употребляется,  Оно  подразумевает  вероломство,  а  не
продуманное решение изменить свои взгляды на жизнь.)
   Иногда перебежчик объясняет свои  действия  ложными  мотивами.  Он  может
сказать, например, что разочаровался в той системе, которой служил и которую
оставил, потому что в ней царят коррупция, циничность и семейственность. Для
многих в этом  и  заключаются  истинные  мотивы,  и  в  большинстве  случаев
перебежчик упоминает именно их. Но это не всегда было правдой.  Случалось  и
так, что перебежчик запустил руку в кассу и понимал, что его ждет  серьезное
наказание,  или  ему  грозил  отзыв  в   Москву,   где   ему   не   миновать
дисциплинарного взыскания за то, что он запутался в  своих  любовных  делах.
Истинной причиной могли быть ненависть начальника или понижение в должности.
Принявшая перебежчика сторона должна знать, почему  на  самом  деле  человек
решил перебежать. Опрашивающие внимательно и  с  сочувствием  выслушают  все
объяснения, даже если будут знать, что это ложь, И все возьмут  на  заметку.
Человек может объяснять  свои  поступки  ложными  мотивами  из  одного  лишь
тщеславия, но отсюда не следует, что он будет говорить не  правду  и  тогда,
когда речь зайдет о секретной разведывательной информации. Или следует?...
   Другие говорят не правду из-за  желания  похвастаться,  приукрасить  свою
роль в прежней жизни, чтобы произвести лучшее впечатление на новых хозяев. В
любом случае каждое слово будет проверено, рано или поздно хозяева узнают  и
истинные мотивы и истинное положение перебежчика. Но пока его выслушивают  с
сочувствием. Настоящий перекрестный допрос - как в суде - будет позже.
   Когда наконец дело дойдет до секретной разведывательной информации, будут
расставлены  ловушки.  Перебежчику  зададут  сотни  вопросов,   на   которые
опрашивающий уже знает ответы, и даже если он их не знает, то аналитики,  по
ночам прослушивая записи опросов, скоро найдут  ответы  путем  сопоставления
проверок и перепроверок. Через их руки прошло множество  перебежчиков,  и  в
западных спецслужбах накопилось огромное количество  сведений  о  КГБ,  ГРУ,
Советской Армии и даже о Кремле.  Их  этих  сведений  всегда  можно  извлечь
что-то полезное.
   Если становится очевидным, что перебежчик говорит не правду  о  том,  что
он, по его собственным  заявлениям,  должен  был  знать,  то  он  немедленно
попадает под подозрение. Возможно, он лжет, пытаясь произвести  впечатление;
не исключено, что он никогда  не  имел  доступа  к  такой  информации,  хотя
утверждает обратное; быть может, он просто забыл...
   Лгать новым хозяевам во время напряженного опроса, который может  длиться
месяцами и даже годами (в  зависимости  от  объема  сообщенной  перебежчиком
информации, которая потребовала проверки) - далеко не простое занятие.
   Если новый перебежчик заявляет что-то, противоречащее тем данным, которые
уже имеются на Западе,  то,  возможно,  эти  данные  были  неверны.  Поэтому
аналитики вынуждены  проверять  тот  источник,  из  которого  были  получены
прежние данные.  Не  исключено,  что  западные  спецслужбы  заблуждались,  а
последний перебежчик прав. До завершения проверки все разговоры на эту  тему
прекратятся, но потом к ней снова и снова придется возвращаться.
   Часто, сообщая какую-то мелочь, не заслуживающую, по его мнению,  особого
внимания