, что еще  узнал  Маккриди?
Или о чем-то догадывается? Они обменивались  ничего  не  значащими  фразами,
пока не доехали до Лондона. Сэм перешел к делу без всякой подготовки.
   - Как прореагировал директор ЦРУ? - спросил он.
   - Не понимаю, о чем ты.
   - Перестань, Джо, Орлов оговорил Кэлвина Бейли. Это чушь собачья.  Ты  же
не принял это всерьез, не так ли?
   - Сэм, у тебя плохо с головой.
   - В  Сенчери  пришло  предупреждение.  Держать  Бейли  подальше  от  всех
секретных материалов. Значит,  он  под  подозрением.  Ты  говоришь,  это  не
потому, что Орлов назвал его советским агентом?
   - Боже, это самая обычная предосторожность.  Кто-то  донес,  что  у  него
слишком много подружек.
   - Черта с два, - возразил  Маккриди.  -  Кэлвина  можно  обвинить  в  чем
угодно, но только не в распутстве. Выдумай что-нибудь поумней.
   - Не дави на меня, Сэм. Не испытывай нашу дружбу.  Я  тебе  уже  говорил:
теперь это дело нашего управления. Отстань.
   - Джо, Бога ради, игра зашла слишком далеко. Она вышла  из-под  контроля.
Орлов вам врет, и я боюсь, вы готовитесь к чему-то ужасному, непоправимому.
   Джо Роут вышел из себя.
   - Останови машину, - рявкнул  он.  -  Сейчас  же  останови  свою  чертову
машину.
   Маккриди прижал "ягуар" к тротуару  и  остановился,  Роут  открыл  дверь.
Маккриди схватил его за руку.
   - Джо, завтра в два тридцать. Я тебе кое-что покажу. Я буду ждать тебя  у
твоего дома в два тридцать.
   - Иди к черту, - бросил Роут.
   - Ты мне нужен всего на несколько минут. Или и этого слишком много?  Ради
старой дружбы, Джо, ради нашей старой дружбы.
   Роут выскочил из "ягуара" и пошел  по  тротуару,  оглядываясь  в  поисках
свободного такси.
   Но на следующий день в половине  третьего  он  стоял  на  тротуаре  возле
своего дома. Маккриди остановил "ягуар", подождал, пока Роут сядет в машину,
потом, не сказав ни слова, поехал. Роут все еще был не в духе. Они  проехали
чуть меньше  полумили.  Роут  было  подумал,  что  Маккриди  направляется  в
американское посольство, но он остановил "ягуар" на Маунт-стрит, в  квартале
от Гроувнор-сквер.
   На Маунт-стрит находится "Скоте" - один из  лучших  рыбных  ресторанов  в
Лондоне.  Ровно  в  три  часа  из  ресторана  вышел  подтянутый  мужчина   в
светло-сером костюме и остановился у дверей. К  подъезду  направился  черный
лимузин советского посольства.
   - Ты дважды спрашивал меня, нет ли у  нас  агента  в  Москве,  в  КГБ,  -
негромко произнес Маккриди. -  Я  сказал,  что  нет.  Строго  говоря,  я  не
обманывал тебя. Наш агент не в Москве, он здесь, в Лондоне. Вот он.
   - Черт возьми, - прошептал Роут. - Это же Николай Городов. Он - шеф  всей
проклятой резидентуры КГБ в Великобритании.
   - Он и есть, собственной персоной. И он работает на нас уже четыре  года.
Вы получали всю его информацию, только мы не называли ее  источник.  Это  он
сказал, что Орлов лжет.
   - Докажи, - заупрямился Роут. - Ты  всегда  говоришь,  что  Орлов  должен
доказать свою правоту. Теперь твоя очередь. Докажи, что он ваш агент.
   - Хорошо, - согласился Маккриди. -  Если  Городов,  прежде  чем  сесть  в
машину, почешет правой рукой левое ухо, то он - наш человек.
   Черный лимузин затормозил у входа в ресторан. Городов, не поворачиваясь в
сторону "ягуара", поднял правую руку, дернул себя  за  левое  ухо  и  сел  в
лимузин. Машина мягко отъехала от ресторана.
   Роут наклонился, закрыл лицо  руками,  несколько  раз  глубоко  вздохнул,
потом выпрямился.
   - Я должен сообщить директору, - сказал он. - Лично. Я лечу назад.
   - Не пойдет, - возразил Маккриди. - Я дал Городову слово, а десять  минут
назад ты мне поклялся сам.
   - Я должен сказать директору. Жребий брошен. Пути к отступлению нет.
   - Тогда потяни время. Ты должен найти какую-нибудь причину, хотя бы повод
для отсрочки. Я хочу тебе рассказать про теорию пепельницы.
   Он пересказал Роуту все, что два дня назад  на  борту  речного  теплохода
говорил ему Кипсек.
   - Спроси у Орлова имя пятого человека. Он знает, но  не  скажет-А  Кипсек
узнает и принесет эти сведения с собой.
   - Когда это будет?
   - Теперь уже скоро. Самое большее ся в Штаты? - спросил он. -  Мне  здесь
надоело. Даже на ранчо было лучше, хоть там и опасно.
   В Алконбери было негде размяться,  и  Орлов  набрал  вес.  Его  намек  на
опасность был, конечно, шуткой. После того спектакля с  попыткой  ликвидации
Орлова Роут сначала уверял его, что все это было операцией КГБ,  а  о  ранчо
Москва якобы узнала во всех деталях от Юрченко, которого тоже опрашивали там
вплоть до его глупейшего побега назад в лапы КГБ. Потом Роут признался,  что
весь этот спектакль с нападением на ранчо был разыгран  ЦРУ  с  единственной
целью - проверить Орлова. Орлов был взбешен. "Сволочи, ответил он.
   - Питер, кто был пятым? Назовите его имя.
   - Не знаю, дружище.  Клянусь,  не  знаю.  -  Он  широко  улыбнулся  своей
располагающей улыбкой. - Вы хотите еще раз проверить меня на детекторе лжи?
   Роут молча улыбнулся в ответ, но про себя подумал; нет, Питер, я  уверен,
что ты сможешь перехитрить детектор лжи, когда это будет  тебе  нужно.  Роут
решил утром вернуться в  Лондон  и  отправить  директору  ЦРУ  телеграмму  с
просьбой об отсрочке приговора и срочном вызове  Бейли  в  Вашингтон  -  для
проверки. Если есть хоть  ничтожная  крупица  сомнения,  -  а,  несмотря  на
собранные Келлогом доказательства, теперь у Роута появились-таки сомнения, -
то он  не  станет  выполнять  приказ,  даже  ради  директора  ЦРУ  и  успеха
собственной карьеры. Иногда ставки бывают слишком высоки.
   На следующее утро первыми пришли уборщицы. Как и в других  зданиях  базы,
здесь наводили порядок  местные  женщины  из  Хантингдона.  Все  они  прошли
проверку на благонадежность, все получили пропуска для входа  на  охраняемую
территорию. В столовой за завтраком  Роут,  сидя  напротив  Орлова,  пытался
перекричать шум машины для натирки полов, которая работала в  коридоре.  Гул
машины становился то неприятно высоким, то совсем низким.
   Орлов вытер губы, сказал, что ему нужно в туалет, и вышел.
   После этого случая Роут никогда не улыбался, если речь заходила о  шестом
чувстве. Как только Орлов скрылся за дверью, гул машины  для  натирки  полов
изменился. Роут выглянул  в  коридор:  уборщица  исчезла,  а  щетки  машины,
полировавшие одно и то же место, издавали монотонный пронзительный звук.
   По пути в столовую Роут мельком видел уборщицу - худую женщину в ситцевом
комбинезоне. Она повязала голову платком, под которым вырисовывались контуры
бигуди.  Пропуская  Роута,  женщина  сделала  шаг  в  сторону,  потом  снова
принялась за работу. Теперь ее нигде не было видно.  В  конце  коридора  еще
покачивалась дверь мужского туалета.
   Роут во весь голос завопил; "Кролл!"  и  помчался  по  коридору.  Посреди
туалетной  комнаты  на  коленях  стояла  уборщица.  Пластиковое   ведро   со
средствами для чистки, щетками и  тряпками  было  брошено  на  пол.  В  руке
уборщица держала "ЗИГ-Зауэр" с глушителем - оружие, которое  она,  очевидно,
пронесла под тряпками. В дальнем углу распахнулась  дверь  кабинки,  из  нее
вышел Орлов. Уборщица подняла пистолет.
   Роут не говорил по-русски, но несколько слов знал. Он во всю силу  легких
заорал; "Стой!" Уборщица обернулась, Роут бросился  на  пол,  почти  тут  же
услышал негромкий хлопок и ощутил ударную волну. Роут все еще  прижимался  к
плиткам пола, когда из входной двери туалета раздался  оглушительный  грохот
выстрела, многократно отраженный стенами.  Крохотные  туалетные  комнаты  не
лучшее место для стрельбы из "кольта" калибра 0,44 дюйма.
   Роут оглянулся. В двери стоял Кролл, сжимая пистолет двумя руками. Второй
выстрел не потребовался. На плитках пола неподвижно лежала на спине женщина,
а на ее комбинезоне расплывалось  большое  красное  пятно,  соперничавшее  с
сатиновыми розами. Позже выяснится, что настоящая уборщица осталась дома: ее
связали, а в рот засунули кляп.
   Орлов с побелевшим лицом все еще стоял у двери кабинки.
   - Снова представление! - крикнул он. - Хватит спектаклей ЦРУ!
   - Это был не спектакль, - поднимаясь, сказал Роут, - и  не  представление
ЦРУ. Это КГБ.
   Орлов внимательно посмотрел на  женщину  и  убедился,  что  темно-красная
лужица на  полу  -  не  голливудская  бутафория.  На  этот  раз  кровь  была
настоящей.
   Роуту хватило двух часов, чтобы посадить Орлова и бригаду  охранников  на
самолет, отправляющийся в Америку, и договориться о том, чтобы  от  самолета
их немедленно отвезли на ранчо. Орлов охотно простился с Великобританией, не
забыв,  впрочем,  забрать   свою   драгоценную   коллекцию   баллад.   Когда
военно-пассажирский самолет поднялся в воздух и взял курс на запад, Роут сел
в машину и поехал в Лондон. Он был ужасно зол.
   Отчасти во всем случившемся он винил себя. Ему следовало  бы  догадаться,
что после  разоблачения  Бейли  эта  база  стала  небезопасной  для  Орлова.
Помешали эти чертовы британцы, вот он и упустил из виду охрану Орлова.  Всем
свойственно ошибаться. Интересно, почему  Бейли  не  настоял,  чтобы  Москва
ликвидировала  Орлова  раньше,  чем  он  назвал  его  имя.  Возможно,  Бейли
надеялся, что Орлов не знает о нем и потому не сможет выдать. Что ж, значит,
это - ошибка Бейли. Людям свойственно ошибаться.
   Будь это не Маккриди, а кто угодно другой, Роут был бы на  сто  процентов
уверен, что британцы заблуждаются, а Орлов говорит правду. Но  это  был  Сэм
Маккриди, а своему другу Роут был готов дать хотя бы шанс доказать,  что  он
прав и что Бейли - не агент КГБ. Теперь многое зависело от Маккриди.
   Когда Роут подъехал к  посольству,  у  него  уже  созрело  решение.  Если
Маккриди действительно хочет доказать, что Городов - настоящий перебежчик, а
Орлов - подсадная утка  и,  следовательно,  Бейли  очень  умно  оклеветан  и
невиновен, то это можно  сделать  только  одним  способом.  Маккриди  должен
немедленно  забрать  Городова  из   русского   посольства   и   предоставить
возможность ЦРУ поговорить  с  ним  непосредственно,  тогда  проблема  будет
решена раз и навсегда. Роут  направился  в  свой  кабинет,  чтобы  позвонить
Маккриди в Сенчери-хаус, но в коридоре его остановил шеф лондонского бюро.
   - Да, между прочим, -  сказал  Билл  Карвер,  -  у  вас  на  столе  лежит
любопытный документ, его только что любезно передали нам  из  Сенчери-хауса.
Кажется, наши друзья на Кенсингтон-сквер-гарденз зашевелились. Их  резидент,
некто Городов, утром улетел в Москву,
   Роут не стал звонить Маккриди. Ошеломленный, он сел за свой стол. Значит,
он был прав. И он, и его директор, и все  ЦРУ.  В  глубине  души  Роут  даже
пожалел Маккриди. Так ошибаться, позволить четыре года водить себя за нос  -
это тяжелейший удар. Но, несмотря  на  неизбежные  теперь  осложнения,  Роут
испытывал какое-то странное облегчение.  Теперь  у  него  не  оставалось  ни
малейших сомнений. Два таких события в течение одного дня,  даже  нескольких
часов, помогли освободиться от всех колебаний и раздумий. Директор был прав.
Нужно сделать то, что должно быть сделано.
   И все же Роуту было жаль Маккриди. Наверное, сейчас в  Сенчери-хаусе  его
разносят в пух и прах.
   Так оно и было, но разнос Маккриди устраивал один Тимоти Эдуардз.
   - Мне крайне неприятно говорить об этом, Сэм,  но  мы  потерпели  ужасное
фиаско. Я только что говорил с шефом. По  его  мнению,  теперь  нам  следует
всерьез учесть возможность того, что Кипсек все четыре  года  был  подсадной
уткой.
   - Не был, - коротко ответил Маккриди.
   - Это вы так говорите, однако, похоже, факты свидетельствуют об обратном.
Вероятно, наши американские коллеги получали правдивую информацию, а мы были
обмануты. Вы представляете себе, какие могут быть последствия?
   - Могу догадаться.
   -  Мы  будем  вынуждены  пересмотреть,  переоценить  каждый  клочок   той
проклятой информации, которую Кипсек передавал  нам  все  четыре  года.  Это
гигантский  объем  работы.  Хуже  того,  мы  делились  этой  информацией   с
американцами, значит, нам придется просить их проделать то же самое. На одну
только оценку ущерба уйдут годы. Мы окажемся  в  нелепейшем  положении.  Шеф
очень недоволен.
   Сэм вздохнул. И так  всегда.  Когда  поступавшую  от  Кипсека  информацию
принимали чуть ли не с благоговением, это  был  успех  Интеллидженс  Сервис.
Теперь же во всем виноват один Обманщик.
   - Он хотя бы намекнул вам, что собирается возвращаться в Москву?
   - Нет.
   - Когда он должен был перейти к нам?
   - Через две-три недели, - ответил Маккриди.  -  Он  сказал,  что  увидит,
когда ситуация станет совсем безнадежной, сообщит мне и  тогда  перебежит  к
нам.
   - Что ж, он не перебежал. Улетел  домой.  Вероятно,  добровольно.  Служба
безопасности сообщила, что все контрольные пункты в  Хитроу  он  прошел  без
каких-либо осложнений. Теперь мы вынуждены признать, что его истинным  домом
всегда была Москва. И потом эта дурацкая  затея  с  Алконбери.  Что  на  вас
нашло? Вы сказали, что это будет своеобразной проверкой. Что ж, Орлов прошел
ее без сучка, без задоринки. Эти сволочи попытались-таки его  ликвидировать.
Нам просто исключительно повезло, что не  пострадал  никто,  кроме  наемного
убийцы. Теперь мы никак  не  можем  признаться  американцам,  что  в  Москву
сведения об Алконбери передали мы. Никогда. Забудьте об этом. - И все  же  я
не верю, что Кипсек был двойным агентом.
   - Почему же нет? Он улетел в Москву. - Возможно, только для  того,  чтобы
принести нам лишний портфель с документами.
   - Чертовски опасно. На такое мог решиться только сумасшедший. Особенно  в
его положении.
   - Вы правы. Может быть, он допустил оплошность. Но это в его  стиле.  Еще
несколько лет назад он обещал при окончательном переходе  принести  с  собой
очень ценный товар. Думаю, он отправился за ним.
   - И какие у вас основания для такой непоколебимой веры?
   - Шестое чувство.
   - Шестое чувство! - запротестовал Эдуардз. - На шестом чувстве мы  далеко
не уедем.
   - Колумб  уплыл  довольно  далеко.  Не  возражаете,  если  я  поговорю  с
директором? - Воззвание к Цезарю? Пожалуйста.  Впрочем,  не  думаю,  что  вы
чего-то добьетесь.
   Но Маккриди добился. Сэр Кристофер внимательно выслушал его  предложение,
потом спросил:
   - А если он все же остался верен Москве?
   - Я узнаю об этом через несколько секунд.
   - Вас арестуют, - предупредил сэр Кристофер.
   -  Не  думаю.  Судя  по  всему,  мистеру  Горбачеву   сейчас   не   нужна
дипломатическая война.
   - Никакой войны не будет, - решительно сказал сэр Кристофер. - Сэм, мы  с
вами прошли долгий путь. Начиная с Балкан, кубинского кризиса,  первых  дней
"Берлинской стены". Тогда вы были чертовски хороши, да  и  сейчас  работаете
отлично. Но, Сэм, возможно, я ошибся, назначив вас руководителем отдела. То,
что вы предлагаете, - работа для оперативников.
   - Кипсек не доверится никому, кроме меня. Вы это  знаете.  Сэр  Кристофер
вздохнул.
   - Отлично. Значит, в четверг, Кэлвин. Договорились. В  восемь  я  буду  у
вашего дома. До четверга.
   На следующий день Сэм Маккриди  закончил  приготовления  и  лег  спать  -
возможно, последний раз в Лондоне.

***

   Утром в Москву различными рейсами прибыли три человека. Одним из них  был
раввин Бирнбаум. Он прилетел из Цюриха самолетом  швейцарской  авиакомпании.
На пункте пограничного контроля стоял офицер пограничных войск КГБ,  молодой
человек с соломенно-белыми волосами и холодными голубыми глазами.  Он  долго
изучал взглядом раввина, потом его паспорт. Американский паспорт  был  выдан
на имя Нормана Бирнбаума, пятидесяти шести лет.
   Если бы пограничник был старше, он  помнил  бы  те  времена,  когда  и  в
Москве, и во всей России  было  множество  правоверных  иудеев,  похожих  на
раввина Бирнбаума. Плотный раввин был в  черном  костюме,  белой  сорочке  с
черным галстуком и  в  черной  фетровой  шляпе.  Его  лицо  с  седыми  усами
окаймляли окладистая седая  борода  и  длинные  вьющиеся  бакенбарды.  Глаза
закрывали очки с толстыми линзами. С фотографии на пограничника смотрело  то
же лицо, только без шляпы.
   Виза, выданная советским генеральным консульством  в  Нью-Йорке,  была  в
полном порядке. Офицер снова перевел взгляд на раввина.
   - Цель вашего приезда в Москву?
   - Я хочу навестить сына. Он работает здесь в американском посольстве.
   - Подождите минутку, - сказал пограничник и вышел. Через стеклянную дверь
было видно, как он докладывает  старшему  офицеру,  который  изучал  паспорт
Бирнбаума. В стране, где последняя талмудистская школа  была  закрыта  много
десятилетий назад, редко встретишь живого раввина.  Снова  появился  молодой
пограничник.
   - Подождите, пожалуйста, - сказал он и жестом пригласил следующего.
   Тем временем шла проверка по телефону. Кто-то в Москве просмотрел  список
дипломатического корпуса. Вернулся старший офицер с  паспортом  Бирнбаума  и
что-то  шепнул  молодому  пограничнику.  Очевидно,   он   выяснил,   что   в
экономическом секторе посольства США  действительно  числится  некий  Роджер
Бирнбаум. В списке, конечно, не было указано,  что  отец  Роджера  живет  во
Флориде и последний раз был в синагоге двадцать лет назад,  когда  его  сыну
исполнилось тринадцать лет. Раввина пропустили.
   На пункте таможенного контроля тщательно осмотрели чемодан  Бирнбаума.  В
нем оказались обычный набор сорочек, носков, белья, еще один черный костюм и
сиддур на иврите. Таможенник с подозрением перелистал книгу, потом  разрешил
Бирнбауму пройти.
   Мистер Бирнбаум сел на автобус Аэрофлота и доехал до центра  Москвы.  Всю
поездку он с любопытством или с  насмешливой  улыбкой  смотрел  в  окно.  От
конечной остановки автобуса он дошел до  ресторана  "Национал"  на  Манежной
площади и прежде всего направился в мужской туалет. Здесь  он  выждал,  пока
ушел единственный другой посетитель, потом закрылся в кабинке.
   Растворитель  для  снятия  грима  Бирнбаум  держал  во   флаконе   из-под
одеколона. Он вышел из туалета в темном пиджаке, но уже в серых брюках - его
брюки были сшиты из двусторонней  ткани.  Под  мышкой  он  держал  шляпу,  в
которой теперь лежали его кустистые брови, борода, уши, рубашка  и  галстук.
Седые волосы стали каштановыми, под пиджаком у него была канареечного  цвета
водолазка, которую прежде скрывала белая рубашка, Никто не обратил  на  него
внимания, когда он выходил из ресторана. Бирнбаум остановил такси  и  доехал
до британского посольства, на набережной реки Москвы напротив Кремля.
   Возле  ворот  посольства,  еще  на  советской  территории,   стояли   два
милиционера. Они остановили Бирнбаума. Тот протянул им британский паспорт  и
жеманно улыбнулся молодому  милиционеру.  Шокированный  милиционер  поспешно
вернул  паспорт  британскому  гомосексуалисту,  жестом   поторопил   его   и
выразительно подмигнул своему напарнику. Через  минуту  британец  скрылся  в
дверях посольства.
   В действительности раввин Бирнбаум не был ни раввином, ни американцем, ни
гомосексуалистом. Его звали  Дэйвид  Торнтон,  и  был  он  одним  из  лучших
гримеров в британской киноиндустрии, Работа гримера в кино - это  совсем  не
то, что в театре. На сцене актер находится довольно далеко от  зрителей,  на
него направлены мощные юпитеры. При съемке кинофильма освещение  тоже  может
быть довольно ярким, а иногда съемочная камера находится всего в  нескольких
дюймах от лица  актера.  Значит,  в  этом  случае  грим  должен  быть  более
искусным, более реалистичным. Дэйвид Торнтон много лет проработал на  студии
"Пайнвуд"  и  никогда  не  сидел  без  дела.  Он  был  также  одним  из  тех
специалистов, которых британская Интеллидженс Сервис при необходимости умела
ловко находить и привлекать к сотрудничеству.
   Вторым человеком, прибывшим из Лондона самолетом британской авиакомпании,
был Денис Гонт. Его внешность не  претерпела  столь  радикальных  изменений,
разв