Как будто бы, теперь на высоте
     Печальной славы женской и безгласной,
     Она ему простила муки те,
     Взирая кротко вниз из Икарии
     На взор его, молящий к ней, к Марии.

        МРАМОРНЫЙ МУЖ

     Покойник был суровый лейтенант,
     Статуя мягче, хоть и лабрадора.
     Так здесь похоронили командора?
     А жаль, что уж не носят аксельбант!
     Жаль -- в мраморе не произвесть дискант,
     Цветущий, словно ветка помидора!
     В глазах при жизни не было задора,
     Да и звезда как на корове бант.
     И рядом женщина живая, странно!
     Кого она целует столь нежна?
     Так женщина еще ему желанна?
     Отец стоял и думал: Вот те на!
     А эта -- неужель его жена?
     Я гибну -- кончено -- о дона Анна! --

     -- Покойник был суровый лейтенант, --
     Сказал отец, дообозрев Статую
     И рядом с нею женщину святую,
     Чей юбчатый и кружевной брабант
     Его слегка повел на тот Грумант,
     О коем говорить все не рискую,
     Раз уж о нем и мыслю и тоскую, --
     Покойник был суровый лейтенант!
     Так думается. Впрочем, нету вздора
     Пустяе, нежли запоздалый суд
     Об умерших актерах Термидора:
     Их слепки чушь известную несут,
     Хоть душу в нас суровостью трясут, --
     На то нет камня лутше лабрадора.

     Заглянем, кто сей муж из лабрадора? --
     Я отсоветовал бы вам, сеньор:
     Наш путь теперь лежит на скотный двор:
     Там, видите ль, посадка помидора, --
     Вон там, вдоль дровяного коридора,
     Где там и сям раскидан жалкий сор,
     Мы попадаем вон на тот угор
     К спасительной наклонности забора.
     Там смело мы дождемся темноты. -
     -- Чтоб я, я, офицер, стал тенью вора!?
     Кто старший в нашей банде -- я иль ты?
     Так вот тебе приказ: Ступай, федора,
     И разбери, где с ветвием слиты
     И серп, и млат, прозванье Командора! --

     -- Ну что за дело нам до Командора!
     Вы голодны! Вам в мысли входит чушь!
     Мы что же забирались в эту глушь
     Чтоб здесь глядеть на вздор из лабрадора! --
     -- Сейчас же прекрати дрожать, притвора!
     Ступай! Не то -- дам в рыло! -- Уж иду ж!
     За вашу душу лабрадорный муж
     Не даст и ломаного луидора! --
     -- Я что ж, по-твоему, капитулянт?
     Я побегу при виде экспоната? --
     -- Коль пропадем, Статуя виновата! --
     -- Не мельтеши у гроба, пасквилянт!
     Вот так стоять и я мечтал когда-то...
     А жаль, что уж не носят аксельбант!

     Вот, право, жаль: не носят аксельбант,
     Сколь ни ищи -- не выищешь в уставе! --
     Отец воскликнул, обратившись к паве,
     Склонившейся к подножию акант.
     Она же, обернувшись на дискант,
     Ему сказала: Вы, конечно, в праве, --
     Но где вдове помыслить об оправе! --
     Отец отметил про себя: Шармант!
     Вот мне б так зиждеться под бой курант,
     И чтоб она под вечер приходила... --
     -- И эту-то насилу учредила! --
     Сказала женщина, одернув бант. --
     А ваш дискант звенит не мене мило,
     Жаль в мраморе не произвесть дискант!


     Жаль: в мраморе не произвесть дискант! --
     Отец же говорит: Я весь к услугам!
     Ведь вы позволите быть вашим другом:
     В дисканте я отнюдь не дилетант!
     Я был бы ваш покорный адъютант,
     Сюда бы мы езжали с вами цугом,
     И вам в момент общения с супругом
     Полезен был бы схожий с ним бель-кант! --
     Она ж сурово: Не мелите вздора:
     Прошу речами скорби не простить,
     Не то расстанемся мы очень скоро... --
     -- Не милостивы вы! -- Могу простить --
     Чтобы ушам ваш голос возвратить,
     Цветущий, точно ветка помидора! --

     -- Цветущий, точно ветка помидора?
     Вы побуждаете меня к речам!
     И я начну их с похвалы плечам
     И голубого с поволокой взора.
     А ваши ноги в белизне подзора
     Поистине приходят по ночам
     В сны калужанам или москвичам,
     Сводя с ума походкой без зазора! --
     -- Однако вы... решительно смелы... --
     -- Помилосердствуйте -- вы так милы,
     Прелестная супруга Командора! --
     -- Но в этом сердце холодок скалы! --
     -- Вы говорите? Так-так, ну делы!
     Да ну! В глазах у вас полно задора! --

     -- Ах, оценить наличие задора
     В глазах моих! -- Ну да! -- А вы мой лиф
     Оставите в покое? -- Он счастлив!
     Ужли ему вы верны, как Пандора?
     Иль это все -- излишества декора? --
     -- Но для измены должен быть мотив,
     И не скажу я слова супротив,
     Отдав вам это сердце без укора,
     Без жалобы! -- Нет нужды! Он -- талант,
     Я думаю, и нежности и боя,
     Но вас держать так долго за живое --
     Ужли он был при жизни столь педант,
     Чтоб и посмертно вам не знать покоя!
     Да и звезда -- как на корове бант! --

     А что звезда -- как на корове бант,
     Суровый приговор, увы, несчастный!
     Взгляни полутше, кто объект прекрасный,
     Прочти табличку, ей украшен рант!
     Куда там! Романтичный, как Жорж Занд,
     И женам в этом качестве опасный,
     Отец ручьем пролился в речи страстной,
     Истекшей как бы с Пинда или Анд.
     Вот суть ее: он рад ей несказанно,
     И просит он прелестную вдову
     Ему тотчас назначить рандеву...
     Глупец! Очнись! Попомни Дон Гуана!
     Ведь все как в оно: статуя на рву
     И рядом женщина живая. Странно!

     -- И рядом женщина живая, странно! --
     Вскричал отец. -- Как мир без вас мне пуст!
     И не сорвать лобзанье с этих уст
     И так уйти -- мне страшно несказанно! --
     И он приник к губам, и дона Анна
     Покорно отвечала. Жалкий хлюст!
     Он видит, что дымок, как будто дуст,
     Вдруг заструился с уст у Истукана.
     Как бы по мрамору прошла волна,
     Лицо героя тихо покривилось,
     И вот Статуя молвила: Жена!
     Кто это там с тобой, скажи на милость?
     С кем ты так увлекательно простилась?
     Кого взасос целуешь ты, нежна?

     Кого это целуешь ты, нежна? --
     Отец, смутившись, отвещал: Жидкова! --
     Статуя ж вопросила вновь: Какого?
     И я была Жидковым названа. --
     Вдова же говорит: Моя вина!
     Я, Пашенька, от скорби бестолкова,
     Поцеловала невзначай другого,
     Но в принципе ведь я тебе верна! --
     -- Кой черт! -- сказал отец. -- Мне это странно!
     Его тут вознесли до облаков,
     Да он еще к тому же и Жидков,
     Он Пашенька, извольте видеть! Ланно --
     Ему и верность тут хранят -- каков!
     Иль женщина еще тебе желанна?!

     Так значит -- женщина тебе желанна?
     А кто вдовица? Боже! Ольга! Ты!?
     Меня целуешь у моей плиты? --
     Она ему: Живой Жидков нежданно!
     А кто же тот? -- кивнув на Истукана.
     Но Истукан промолвил: Дура ты! --
     -- Он доведет меня до дурноты! --
     Воскликнула в испуге дона Анна. --
     Зачем я двум мужчинам вручена:
     Один и при звезде, и портупее,
     Но идол он, что может быть глупее!
     Второй небрит и бос: шпаной шпана!
     Как разобраться в этой эпопее? --
     Отец стоял и думал: Вот те на!

     Отец стоял и думал: Вот те на!
     Так это, значит, вышусь я над миром
     Печальным достославным командиром,
     Которому хвалы поет страна.
     Тогда спросить -- какого же хрена
     Я тер полы лентяйкой по сортирам?
     Куда теперь бегу голодным, сирым? --
     И к статуе: Ответь-ка, старина,
     Преславная, прекрасная Статуя,
     Как стал Тобою вор из Акатуя?
     И велика ль Тебе теперь цена?--
     Статуя же брюзжала, негодуя,
     Что самозванцем сим поражена,
     А эта -- неужель его жена?

     А эта -- неужель его жена? --
     -- Нет, -- говорит отец, -- твоя зазноба
     Моею станет нынче, камень гроба,
     А ты приди и стань к ней у окна.
     Вообще, твоя претензия смешна
     И удивительна пустая злоба.
     Я думаю, что мы Жидковы оба,
     Но пусть теперь с тобою спит страна!-
     Тут он захохотал весьма спонтанно
     И смачно плюнул в мраморный кадык,
     И прочь ушел изображать Тристана,
     Хоть от Изольды в лагерях отвык.
     А ночью тишину прорезал клик:
     Я гибну-кончено-о дона Анна!

     -- Я гибну-кончено-о дона Анна! --
     -- Ты звал, и появился я, дружок!
     Теперь ори покуда есть кишок! --
     Отец же говорит: Пришел ты рано! --
     --Покайся! -- Нет! Умру непокаянно. --
     --Покайся! -- Нет! --Так нет!? -- Ни на вершок!
     Пусти! Пусти мне руку, ты, горшок! --
     Вот так Статуя в Ад свела пахана.
     Так мать, совсем осунувшись с лица,
     Лишилась и надгробья, и отца!
     И шибко убивалася. И бонзы
     Жидкова отлили уже из бронзы:
     Таз на бровях, под задом Росинант:
     Покойник был суровый лейтенант!



        ЧАСТЬ ВТОРАЯ

        Я напишу в Вашу честь хорал

     Ну что мне написать в честь Вас?
     Хорал?
     А. П. ЖИДКОВ "Я НАПИШУ В ВАШУ ЧЕСТЬ ХОРАЛ"


        Я НАПИШУ В ВАШУ ЧЕСТЬ ХОРАЛ

     Ну что мне написать в честь Вас -- хорал?
     Пусть кружится, пока Земля не станет.
     Он Вашим комнатным животным станет --
     У всех собаки, а у Вас -- хорал!
     Да! В Вашу честь я сотворю хорал,
     Попробуйте отговорить -- с Вас станет.
     Тогда он за меня молить Вас станет,
     За мертвого меня просить, хорал!
     Вам посвятить хорал -- какой восторг!
     Для Ваших глаз... ну это ли не счастье?
     Не написать для Вас хорал -- несчастье.
     Из сердца я б хорал для Вас исторг
     По сторону по ту несчастья, счастья,
     Излив в хорале светлый мой восторг.

     Ну что мне написать в честь Вас -- хорал?
     Скажите, ведь хорал бы Вас устроил?
     Спросите, как бы я хорал построил,
     Смелее -- "как вы пишете хорал?"
     Или вообще: "Как пишется хорал?"
     А впрочем, мой ответ бы Вас расстроил:
     Я, как великий Бах, хоралы строил
     На песенках: из песенки -- хорал.
     "Да как тут песенка хоралом станет:
     Ведь песенка лукава и нежна --
     Пристойная хоралу глубина
     Как в песенке бесхитростной проглянет?"
     Ах, хмелем, хмелем голова полна --
     Пусть кружится, пока Земля не станет!

     Пусть кружится, пока Земля не станет,
     И голова моя, и мой напев,
     Пока, четвертую строку допев,
     Все к первой сердце возвращаться станет.
     И так всегда, покамест уж не станет
     Мое слепое сердце, недопев,
     Себя довыплакать недоуспев --
     Как это только сердцу и пристанет.
     И, как ладья, оно тогда пристанет
     К другому берегу... другой мотив...
     Там стынут души в сонной мути ив...
     Да что ж я мучу Вас? Или креста нет
     На мне? О чем бишь я? Но... мой мотив...
     Он Вашим комнатным животным станет.

     Он Вашим комнатным животным станет,
     Как я мечтал. Он станет фокстерьер,
     Чтоб лаем оглашать Ваш интерьер:
     Пускай хозяинька с постели встанет.
     А Вы сердиться: как он не устанет
     Ласкаться к Вам совсем на мой манер...
     Да, в самом деле -- я лишен манер,
     Да у меня манер к Вам не спроста нет.
     Кто от любви рассудок потерял --
     Ужель с него Вы спросите отчета,
     Когда и как он голову терял?
     Или -- систему требовать отсчета
     У чувств? Оставьте -- что Вам за забота! --
     У всех -- собаки, а у Вас -- хорал!

     У всех собаки, а у Вас -- хорал
     На зависть звездам и собаководам.
     Он ночью, как Христос, идет по водам,
     Ногой за дно не зацепив -- хорал!
     Иль вот еще Вам для чего хорал:
     Положим, Вы поедете по водам --
     Положьте антимолью по комодам:
     Он распугает даже вшей -- хорал!
     Пускай гудит заводами Урал,
     Пусть непогодушка в лесах застонет,
     Пусть даже "то не ветер ветку клонит",
     Положим, разбушуется хурал, --
     Сидите, слушайте, никто не гонит...
     Ведь в Вашу честь он сотворен, хорал!

     Да! В Вашу честь я сотворю хорал,
     Поведав миру в восходящей гамме
     О женщине, пришедшей в дом с цветами
     К тому, чье все имение -- хорал.
     Вот тут и грянул мне с небес хорал
     Со всеми мыслимыми голосами
     И подголосками, судите сами:
     Улыбка на лице, в душе хорал.
     Да как не грянет нам в ушах хорал,
     Когда в берлогу солнце к нам заглянет
     И Вифлеемовой звездою станет
     Над крышею берлоги, как хорал!
     Довольно слов! Сажусь писать хорал! --
     Попробуйте отговорить -- с Вас станет!
     Попробуйте отговорить -- с Вас станет,
     Опять же я смотреть Вам стану в рот:
     Заговорите: оторопь берет:
     Так сладко речь струить -- на Вас поста нет!
     И слух мой, как собака, с места встанет
     И побежит за Вами: заберет,
     И, Вас заслушавшись, открою рот,
     Но отказать мне -- нет, Вас не достанет.
     Сердечко Ваше попусту устанет
     Твердить, что мой хорал -- не Ваш удел,
     Что отрывать меня от важных дел
     Вам это как-то даже не пристанет,
     Что есть желаньям совести предел...
     А что как даже Бах просить Вас станет?

     Конечно, даже Бах просить Вас станет,
     Прекрасный бог людей, великий Бах,
     Усмешка недоверья на губах
     У Вас тотчас являться перестанет,
     Когда из гроба милый Бах восстанет
     С чарующей улыбкой на губах.
     Он Вам представится: "Я -- кантор Бах",
     И тотчас за меня просить Вас станет.
     Как будто вовсе и не умирал,
     А только опустился лишь в колодец,
     Как будто он не Бах, метропроходец.
     Он тоже бы от скорби обмирал.
     Уж он бы вывел к свету свой народец
     За мертвого меня просить -- хорал!

     За мертвого меня просить хорал
     Вас будет. Лучше сразу разрешите,
     Так и скажите: Так и быть -- пишите...
     Хорал? Ну что вам разрешить -- хорал?
     Пожалуйста! Валяйте свой хорал,
     Но только, ради Бога, не спешите,
     А то вы против формы погрешите --
     Ведь не какой-нибудь канун -- хорал! --
     И Вы свободны, можете в Мосторг
     Пойти себе или к швее ступайте.
     Ах, месяца конец? Вас ждет профорг?
     Нет, я не против, шейте, покупайте,
     Платите взносы. Только... только знайте:
     Вам посвятить хорал -- какой восторг!


     Вам посвятить хорал -- какой восторг!
     Какой души светлопрестольный праздник! --
     Как будто переполненный запасник
     Внезапно тесноты свои расторг.
     И свет дневной ворвался в хладный морг,
     И скрыться побежал дракон-указник,
     И Дева восклицает: "Праздник! Праздник!
     Спешите же ко мне, Святой Георг!
     Что ж не идете вы ко мне?" -- От счастья! --
     "Да счастье ведь затем, что вам кричу,
     Кричу ж затем, что скобка жмет запястье.
     Слетайте же скорее по лучу!"
     Да, я сейчас, пожалуй, и слечу --
     Для Ваших глаз -- ну это ли не счастье?

     Для Ваших глаз -- ну это ли не счастье? --
     С лучом в драконье логово влететь,
     Иль высоко в поднебесье запеть
     Для Ваших глаз -- ну это ли не счастье?
     Или еще -- ну это ли не счастье? --
     Несправедливость жизни не стерпеть,
     Хотя за это может ведь влететь --
     Но лучше уж паденье, чем бесстрастье!
     На пику ведь поднимут иль на смех,
     Или прибьют железо под запястье,
     Иль кровь обтает почерневший снег...
     Но Вы... Вы удостоите ль участья?
     Да, не воспеть Вас -- вовсе уж не смех,
     Не написать для Вас хорал -- несчастье.

     Не написать для Вас хорал -- несчастье,
     Которое нас с жизнью раздружит,
     И что с того, что мы как Вечный Жид --
     Нам не размыкать по свету несчастья.
     Не будет нам ни счастья, ни несчастья,
     А просто нас поземка закружит,
     И вьюга пеньем нас обворожит
     И нас рассеет по тропам несчастья.
     А после все едино -- что Нью-Йорк,
     Что Лондон иль Париж -- дыра дырою --
     (Слетайте по лучу, Святой Георг! )
     И дружба на век с яминой сырою...
     Нет, как бы ни хотелось скрыть -- не скрою:
     Из сердца я б хорал для Вас исторг.
     Из сердца я б хорал для Вас исторг,
     Чтоб вызвать в Вашем сердце потрясенье,
     Подумайте -- ведь все мое спасенье
     Лишь в Вашем сердце, все иное -- морг.
     Весь мир -- покойницкая. Вы -- восторг,
     Наружу лаз, в чем все мое спасенье,
     Короче, Вы -- из смерти воскресенье,
     Избытие из тлена и восторг.
     Вы -- нечто целое, чего лишь часть я,
     И с Вами, с Вами в вечности земной
     Я б наплевал на счастье и несчастье
     Под говор соловья в тени ночной,
     Склонясь -- я над травой, Вы -- надо мной, --
     По сторону по ту несчастья, счастья.

     По сторону по ту несчастья, счастья,
     Вне договора, вне проклятых дней
     Возможно ль нам прожить остаток дней? --
     Должно быть, в этом было бы уж счастье.
     Нам, верно б, позавидовали: счастье!
     Но только бы до истеченья дней
     Счет не вести мимотекущих дней,
     Ведь мы бы понимали: это счастье!
     Покуда нас не поглотил бы Орк
     И смерть пришла бы в образе Графини
     В засаленном шлафроке на ватине,
     Спросив: Вы -- Германн? иль: Вы -- Шведенборг?
     Ах, отпущаеши, Господи, ныне
     Раба Твоего, светлый мой восторг!

     Для Вас единой светлый мой восторг,
     От света отблеск, я пролью в хорале,
     Чтоб даже духи, вняв ему, взирали
     На мало примечательный восторг.
     Да чем бы так уж он хорош, восторг? --
     Как будто блеянье овец в коррале:
     Всей сладостной гармонии в хорале --
     Зачем же духов и души восторг?
     А, видимо, затем, что он, хорал --
     Лишь горстка малая большого света,
     Которую и смог вместить хорал.
     А свет -- уж Вы, до света, после света!
     От сотворенья до скончанья света!
     Ну что мне написать в честь Вас? Хорал?

        В ХЛЕБНОМ ПЕРЕУЛКЕ

     У Тетушки каморка -- загляденье,
     Пестреет ситцами что маков цвет.
     У ней и сами маки в заведенье:
     В фарфоровом кувшине их букет.
     Там вышивки -- предмет ее раденья --
     Собраньем скромным излучают свет.
     Здесь вовсе без стесненья, словно в поле,
     В горшках рассажены желтофиоли.

     Буфет -- и в нем от Гарднера сервиз,
     Амур, Психея, пастушки, пастушки,
     Чуть дальше -- огненный ковер завис,
     Под ним кровать: подзоры да подушки,
     Потом окно и над окном карниз,
     В окне цветов и трав, что на опушке,
     А за опушкой двор, обычный двор
     С обрывком неба словно бы впритвор.

     Засим зеркальный шкаф вполоборота --
     Приют молей, архивов, блуз и книг,
     Засим дивана золотая рота --
     Глаза закроешь и вплывет в сей миг
     Рыдван огромный наподобье грота
     С чудесным запахом сушеных фиг --
     Диван прохладней теннисного корта,
     Где все уютно так и так потерто.

     Отец кушеток, прародитель соф
     Со спинкой темной ласкового кедра!
     Ты, верно, не был в жизни суесоф.
     Со скрипом свету отворяя недра,
     Распахивал рукам жилище сов
     И сыпал обувью и сором щедро,
     Но ты с любым побился б об заклад,
     Что заключаешь в чреве лучший клад,

     И ты бы выиграл, конечно, в споре!
     Каких сокровищ не таил твой зев.
     Беспомощно, как утка на Босфоре,
     Там сверху кувыркалась дама треф.
     Как на плацу, здесь находились в сборе
     Кавалергарды, в службе посерев,
     Кольт, фотоаппарат с пластиной сизой
     И виды гор без бизы или с бизой.

     Там дожидались компас и секстан,
     Иль то, что мнилось в те года секстаном.
     И я туда все лазал неустан
     В каком-то вожделенье непрестанном,
     Сгибая втрипогибели свой стан --
     Не извлечешь меня и кабестаном --
     Да никому до нас и дела нет,
     Ведь дома Тетушки день целый нет!

     А наверху, где шпильки и заколки,
     Бог Шива, многолик и многорук,
     Взирает скалясь на меня как волки,
     Сливая спицы рук в блестящий круг,
     И сундучок часов с диванной полки
     Постукивает дятлом -- тук да тук --
     Над чашей, где, досуг и назиданье,
     Лежат бобы -- для таинства гаданья.

     Засим -- на темной тумбе чемодан