свой выпад. Его личный дневник в подлиннике. Ta an bad ar an tir. Taim imo
shagart [Корабль причалил к берегу. Я жрец (фразы из начальных пособий  по
ирл. языку)]. А ты это посыпь английской солью, малютка Джон.
   И глаголет малютка Джон Эглинтон:
   - После того, что нам  рассказывал  Мэйлахи  Маллиган,  я  мог  ожидать
парадоксов.  Но  должен  предупредить:  если  вы  хотите   разрушить   мое
убеждение, что Шекспир это Гамлет, перед вами тяжелая задача.
   Прошу немного терпения.
   Стивен выдержал тяжелый взгляд скептика, ядовито посверкивающий  из-под
насупленных бровей. Василиск. E quando  vede  l'uomo  l'attosca  [и  когда
взглянет на человека, отравляет его (итал.)]. Мессир  Брунетто,  благодарю
тебя за подходящее слово.
   - Подобно тому, как мы - или то матерь Дана? -  сказал  Стивен,  -  без
конца ткем и распускаем телесную нашу ткань, молекулы которой день и  ночь
снуют взад-вперед, - так и художник без  конца  ткет  и  распускает  ткань
собственного образа. И подобно тому, как родинка у меня на  груди  по  сей
день там же, справа, где и была при рождении, хотя все тело уж  много  раз
пересоткано из новой ткани, - так в призраке  неупокоившегося  отца  вновь
оживает образ почившего сына. В минуты высшего  воодушевления,  когда,  по
словам Шелли, наш дух словно пламенеющий уголь, сливаются воедино тот, кем
я был, и тот, кто я есмь, и тот, кем, возможно, мне предстоит быть.  Итак,
в будущем, которое сестра  прошлого,  я,  может  быть,  снова  увижу  себя
сидящим здесь, как сейчас, но только глазами того, кем я буду тогда.
   Сие покушение на высокий стиль - не без помощи Драммонда из Хоторндена.
   - Да-да, - раздался юный голос мистера Супера.  -  Мне  Гамлет  кажется
совсем юным. Возможно, что горечь в нем - от отца, но уж сцены с Офелией -
несомненно, от сына.
   Пальцем в небо. Он в моем отце. Я в его сыне.
   - Вот родинка,  которая  исчезнет  последней,  -  отозвался  Стивен  со
смехом.
   Джон Эглинтон сделал пренедовольную мину.
   - Будь это знаком гения, - сказал он, -  гении  шли  бы  по  дешевке  в
базарный день. Поздние пьесы  Шекспира,  которыми  так  восхищался  Ренан,
проникнуты иным духом.
   - Духом примирения, - шепнул проникновенно квакер-библиотекарь.
   - Не может быть примирения, - сказал Стивен, - если прежде него не было
разрыва.
   Уже говорил.
   - Если вы хотите узнать, тени каких событий  легли  на  жуткие  времена
"Короля Лира", "Отелло", "Гамлета",  "Троила  и  Крессиды",  -  попробуйте
разглядеть, когда же и как  тени  эти  рассеиваются.  Чем  сердце  смягчит
человек, Истерзанный в бурях мира, Бывалый как сам  Одиссей.  Перикл,  что
был князем Тира?
   Глава под красношапкой остроконечной, заушанная, слезоточивая.
   - Младенец, девочка, у него на руках, Марина.
   - Тяга софистов к окольным тропам апокрифов -  величина  постоянная,  -
сделал открытие Джон Эглинтон. - Столбовые дороги скучны, однако они-то  и
ведут в город.
   Старина Бэкон: уж весь заплесневел. Шекспир - грехи  молодости  Бэкона.
Жонглеры цифрами и шифрами шагают по столбовым  дорогам.  Пытливые  умы  в
великом поиске. Какой же город, почтенные мудрецы? Обряжены в имена:  А.Э.
- эон; Маги - Джон Эглинтон. Восточнее солнца, западнее луны: Tir na  n-og
[страна юности (ирл.)]. Парочка, оба в сапогах, с посохами.

   Сколько миль до Дублина?
   Трижды пять и пять.
   Долго ли при свечке нам до него скакать?

   - По мнению господина Брандеса, - заметил Стивен, - это первая из  пьес
заключительного периода.
   - В самом деле? А что говорит мистер Сидней Ли, он же Симон Лазарь, как
некоторые уверяют?
   - Марина, - продолжал Стивен, - дитя бури. Миранда -  чудо,  Пердита  -
потерянная. Что было потеряно, вернулось к нему: дитя его  дочери.  Перикл
говорит: "Моя милая жена была похожа на эту  девочку".  Спрашивается,  как
человек полюбит дочь, если он не любил ее мать?
   - Искусство быть дедушкой, - забормотал мистер Супер.  -  L'art  d'etre
grand...
   - Для человека, у которого имеется эта диковина, гениальность, лишь его
собственный образ служит мерилом всякого опыта, духовного и практического.
Сходство такого рода тронет его. Но образы других мужей,  ему  родственных
по крови, его оттолкнут. Он в них увидит  только  нелепые  потуги  природы
предвосхитить или скопировать его самого.
   Благосклонное чело квакера-библиотекаря осветилось розовою надеждой.
   - Я надеюсь, мистер Дедал  разовьет  и  дальше  свою  теорию  на  благо
просвещения  публики.  И  мы  непременно  должны  упомянуть   еще   одного
комментатора-ирландца - Джорджа Бернарда Шоу. Нельзя здесь не вспомнить  и
Фрэнка Харриса: у него блестящие статьи о  Шекспире  в  "Сатердей  ривью".
Любопытно, что и он также настаивает на этом неудачном романе  со  смуглой
леди сонетов. Счастливый соперник - Вильям Херберт,  граф  Пембрук.  Но  я
убежден,  что  если  даже  поэт  и   оказался   отвергнутым,   это   более
гармонировало - как бы тут выразиться? - с нашими представлениями  о  том,
чего не должно быть.
   Довольный, он смолк, вытянув кротко к ним  плешивую  голову  -  гагачье
яйцо, приз для победителя в споре.
   Супружеская речь звучала бы у него суровым библейским слогом. Любишь ли
мужа сего, Мириам? Данного тебе от Господа Твоего?
   - И это не исключено, - отозвался Стивен. - У Гете есть одно изречение,
которое  мистер  Маги  любит  цитировать.  Остерегайся  того,  к  чему  ты
стремишься в юности, ибо ты получишь это сполна в зрелые лета.  Почему  он
посылает к известной buonaroba [здесь: модная  красотка  (итал.)],  к  той
бухте, где все мужи бросали якорь, к фрейлине со скандальною славой еще  в
девичестве, какого-то мелкого лордишку, чтобы тот поухаживал вместо  него?
Ведь он  уже  сам  был  лордом  в  словесности,  и  успел  стать  отменным
кавалером, и написал Ромео и Джульетту". Так почему же тогда? Вера в  себя
была подорвана прежде времени. Он  начал  с  того,  что  был  повержен  на
пшеничном поле (виноват, на ржаном), - и после этого  он  уже  никогда  не
сможет чувствовать себя победителем и не узнает победы в  бойкой  игре,  в
которой веселье и смех - путь к  постели.  Напускное  донжуанство  его  не
спасет. Его отделали так, что не  переделать.  Кабаний  клык  его  поразил
туда, где кровью истекает любовь. Пусть даже  строптивая  и  укрощена,  ей
всегда еще остается невидимое оружие женщины. Я чувствую за  его  словами,
как плоть словно стрекалом толкает его к новой страсти, еще темней первой,
затемняющей даже его понятия о самом себе. Похожая судьба и ожидает его  -
и оба безумия совьются в единый вихрь.
   Они внимают. И я в ушные полости им лью.
   - Его душа еще прежде была смертельно поражена, яд влит в ушную полость
заснувшего. Но те, кого убили во сне, не могут знать,  каким  же  способом
они умерщвлены, если только Творец не  наделит  этим  знанием  их  души  в
будущей жизни. Ни об отравлении, ни о  звере  с  двумя  спинами,  что  был
причиной его, не мог бы знать призрак короля Гамлета, не будь  он  наделен
этим знанием от  Творца  своего.  Вот  почему  его  речь  (его  английский
немощный  язык)  все  время  уходит  куда-то  в  сторону,  куда-то  назад.
Насильник и жертва, то,  чего  он  хотел  бы,  но  не  хотел  бы,  следуют
неотлучно за ним, от полушарий Лукреции  цвета  слоновой  кости  с  синими
жилками к обнаженной груди Имогены, где родинка как пять пурпурных  точек.
Он  возвращается  обратно,  уставший  от   всех   творений,   которые   он
нагромоздил, чтобы спрятаться от себя  самого,  старый  пес,  зализывающий
старую рану. Но его утраты - для него прибыль, личность его не оскудевает,
и он движется к вечности, не почерпнув ничего из той мудрости, которую сам
создал, и тех  законов,  которые  сам  открыл.  Его  забрало  поднято.  Он
призрак, он тень сейчас, ветер в утесах Эльсинора,  или  что  угодно,  зов
моря, слышный лишь в сердце того, кто сущность его тени, сын,  единосущный
отцу.
   - Аминь! - раздался ответный возглас от дверей.
   Нашел ты меня, враг мой!
   _Антракт_.
   Охальная физиономия с постной миной соборного настоятеля: Бык  Маллиган
в пестром шутовском наряде продвигался  вперед,  навстречу  приветственным
улыбкам. Моя телеграмма.
   -  Если  не  ошибаюсь,  ты   тут   разглагольствуешь   о   газообразном
позвоночном? - осведомился он у Стивена.
   Лимонножилетный, он бодро слал  всем  приветствия,  размахивая  панамой
словно шутовским жезлом.
   Они оказывают ему теплый прием. Was Du verlachst, wirst Du noch  dienen
[над чем ты смеешься, тому и послужишь (нем.)].
   Орава зубоскалов: Фотий, псевдомалахия, Иоганн Мост.
   Тот, Кто зачал Сам Себя при посредничестве Святого Духа  и  Сам  послал
Себя Искупителем между Собой и другими. Кто взят  был  врагами  Своими  на
поругание, и обнаженным бичеван, и  пригвожден  аки  нетопырь  к  амбарной
двери и умер от голода на  кресте,  Кто  дал  предать  Его  погребению,  и
восстал из гроба, и отомкнул ад, и вознесся на небеса где и восседает  вот
уже девятнадцать веков одесную Самого Себя но еще  воротится  в  последний
день судити живых и мертвых когда все живые будут уже мертвы.

   Glo-oria in excelsis Deo
   [слава в вышних Богу (лат.)]

   Он  воздевает  руки.  Завесы  падают.  О,  цветы!  Колокола,  колокола,
сплошной гул колоколов.
   - Да, именно так, -  отвечал  квакер-библиотекарь.  -  Очень  Ценная  и
поучительная беседа. Я уверен, что у мистера Маллигана тоже  имеется  своя
теория по поводу пьесы и по поводу Шекспира. Надо  учитывать  все  стороны
жизни.
   Он улыбнулся, обращая свою улыбку поровну во все стороны.
   Бык Маллиган с интересом задумался.
   - Шекспир? - переспросил он. - Мне кажется, я где-то слыхал это имя.
   Быстрая улыбка солнечным лучиком скользнула по его рыхлым чертам.
   - Ну, да! - радостно произнес он, припомнив. - Это  ж  тот  малый,  что
валяет под Синга.
   Мистер Супер обернулся к нему.
   - Вас искал Хейнс, - сказал он. - Вы не видали его? Он собирался  потом
с вами встретиться  в  ДХК.  А  сейчас  он  направился  к  Гиллу  покупать
"Любовные песни Коннахта" Хайда.
   - Я шел через музей, - ответил Бык Маллиган. - А он тут был?
   -  Соотечественникам  великого  барда,  -  заметил  Джон  Эглинтон,   -
наверняка уже надоели наши  замечательные  теории.  Как  я  слышал,  некая
актриса в Дублине вчера играла Гамлета в четыреста  восьмой  раз.  Вайнинг
утверждал, будто бы принц был женщиной. Интересно, еще никто не  догадался
сделать  из  него  ирландца?  Мне  помнится,   судья   Бартон   занимается
разысканиями на эту тему. Он - я имею в виду  его  высочество,  а  не  его
светлость - клянется святым Патриком.
   - Но замечательнее всего - этот рассказ Уайльда, - сказал мистер Супер,
поднимая свой замечательный блокнот. - "Портрет В.Х.", где он  доказывает,
что сонеты были написаны неким Вилли Хьюзом,  мужем,  в  чьей  власти  все
цвета.
   -  Вы  хотите   сказать,   посвящены   Вилли   Хьюзу?   -   переспросил
квакер-библиотекарь.
   Или Хилли Вьюзу? Или самому себе, Вильяму Художнику. В.Х.: угадай,  кто
я?
   - Да-да, конечно, посвящены,  -  признал  мистер  Супер,  охотно  внося
поправку в  свою  ученую  глоссу.  -  Понимаете,  тут,  конечно,  сплошные
парадоксы, Хьюз и hews, то есть, он режет, и hues, цвета, но это для  него
настолько типично, как он это все увязывает. Тут,  понимаете,  самая  суть
Уайльда. Воздушная легкость.
   Его улыбчивый взгляд с  воздушною  легкостью  скользнул  по  их  лицам.
Белокурый эфеб. Выхолощенная суть Уайльда.
   До чего же ты остроумен. Пропустив пару  стопочек  на  дукаты  магистра
Дизи.
   Сколько же я истратил? Пустяк, несколько шиллингов.
   На ватагу газетчиков. Юмор трезвый и пьяный.
   Остроумие. Ты отдал  бы  все  пять  видов  ума,  не  исключая  его,  за
горделивый юности  наряд,  в  котором  он,  красуясь,  выступает.  Приметы
утоленного желанья.
   Их будет еще мно. Возьми ее для меня. В брачную пору. Юпитер, охлади их
любовную горячку. Ага, поворкуй с ней.
   Ева. Нагой пшеничнолонный  грех.  Змей  обвивает  ее  своими  кольцами,
целует, его поцелуй - укус.
   -   Вы   думаете,   это   всего    только    парадокс?    -    вопрошал
квакер-библиотекарь. - Бывает, что насмешника не  принимают  всерьез,  как
раз когда он вполне серьезен.
   Они с полной серьезностью обсуждали серьезность насмешника.
   Бык Маллиган с застывшим  выражением  лица  вдруг  тяжко  уставился  на
Стивена. Потом,  мотая  головой,  подошел  вплотную,  вытащил  из  кармана
сложенную телеграмму. Проворные  губы  принялись  читать,  вновь  озаряясь
восторженною улыбкой.
   - Телеграмма!  -  воскликнул  он.  -  Дивное  вдохновение!  Телеграмма!
Папская булла!
   Он уселся на краешек одного  из  столов  без  лампы  и  громко,  весело
прочитал:
   - _Сентиментальным нужно назвать того, кто  способен  наслаждаться,  не
обременяя себя  долгом  ответственности  за  содеянное_.  Подпись:  Дедал.
Откуда ж ты это отбил? Из бардака? Да нет. Колледж  Грин.  Четыре  золотых
уже  пропил?  Тетушка  грозится  поговорить  с  твоим  убогосущным  отцом.
Телеграмма!  Мэйлахи   Маллигану,   "Корабль",   Нижняя   Эбби-стрит.   О,
бесподобный комедиант! В попы подавшийся клинкианец!
   Он бодро сунул телеграмму вместе с конвертом в карман и зачастил  вдруг
простонародным говорком:
   - Вот я те и толкую, мил человек, сидим это мы там, я да  Хейнс,  преем
да нюним, а тут те вдобавок эту несут. И этакая  нас  разбирает  тоска  по
адскому пойлу, что, вот те крест, тут и монаха  бы  проняло,  самого  даже
хилого на эти дела. А мы как бараны торчим у Коннери - час  торчим,  потом
два часа, потом три, да все ждем, когда ж нам достанется хотя бы по  пинте
на душу.
   Он причитал:
   - И вот торчим мы там, мой сердешный,  а  ты  в  ус  не  дуешь  да  еще
рассылаешь такие бумаженции что у нас языки отвисли наружу на целый локоть
как у святых отцов с пересохшей глоткой кому без рюмашки хуже кондрашки.
   Стивен расхохотался.
   Бык Маллиган быстро наклонился к нему с предостерегающим жестом.
   - Этот бродяга Синг тебя всюду ищет, чтобы убить, - сообщил он.  -  Ему
рассказали, что это ты обоссал его дверь в  Гластуле.  И  вот  он  рыскает
везде в поршнях, хочет тебя убить.
   - Меня! - возопил Стивен. - Это был твой вклад в литературу.
   Бык Маллиган откинулся назад, донельзя довольный, и смех его вознесся к
темному, чутко внимавшему потолку.
   - Ей-ей, прикончит! - заливался он.
   Грубое лицо, напоминающее старинных чудищ, на  меня  ополчалось,  когда
сиживали за месивом из требухи на улице Сент-Андре-дезар.  Слова  из  слов
ради слов, palabras [слова (исп.)]. Ойсин с Патриком.  Как  он  повстречал
фавна в Кламарском лесу,  размахивающего  бутылкой  вина.  C'est  vendredi
saint!  [Нынче  Страстная  пятница!  (франц.)]  Мордует  ирландский  язык.
Блуждая, повстречал он образ свой. А я  -  свой.  Сейчас  в  лесу  шута  я
встретил.
   - Мистер Листер, - позвал помощник, приоткрыв дверь.
   - ...где всякий может отыскать то, что ему по вкусу. Так судья Мэдден в
своих "Записках  магистра  Вильяма  Сайленса"  отыскал  у  него  охотничью
терминологию... Да-да, в чем дело?
   - Там пришел один джентльмен, сэр, - сказал помощник, подходя  ближе  и
протягивая визитную карточку. - Он из "Фримена"  и  хотел  бы  просмотреть
подшивку "Килкенни пипл" за прошлый год.
   - Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. А что, этот джентльмен?..
   Он  взял  деловитую  карточку,  глянул,  не  рассмотрел,  отложил,   не
взглянув, посмотрел снова, спросил, скрипнул, спросил:
   - А он?.. А, вон там!
   Стремительно в гальярде он двинулся  прочь,  наружу.  В  коридоре,  при
свете дня, заговорил он велеречиво, исполнен усердия и  доброжелательства,
с сознанием долга, услужливейший,  добрейший,  честнейший  из  всех  сущих
квакеров.
   -  Вот   этот   джентльмен?   "Фрименс   джорнэл"?   "Килкенни   пипл"?
Всенепременно. Добрый день, сэр. "Килкенни..." Ну, конечно, имеется...
   Терпеливый силуэт слушал и ждал.
   -  Все  ведущие  провинциальные...  "Нозерн  виг",  "Корк   икземинер",
"Эннискорти гардиан". За  тысяча  девятьсот  третий.  Желаете  посмотреть?
Ивенс, проводите джентльмена... Пожалуйте за этим служи... Или  позвольте,
я сам... Сюда... Пожалуйте, сэр...
   Услужливый и велеречивый, возглавлял шествие он ко всем  провинциальным
газетам, и темный пригнувшийся силуэт поспешал за его скорым шагом.
   Дверь затворилась.
   - Это тот пархатый! - воскликнул Бык Маллиган.
   Резво вскочив, он подобрал карточку.
   - Как там его? Ицка Мойше? Блум.
   И тут же затараторил:
   - Иегова, сборщик крайней плоти, больше не существует. Я этого встретил
в музее, когда зашел туда поклониться пеннорожденной  Афродите.  Греческие
уста, что никогда не изогнулись  в  молитве.  Мы  каждый  день  должны  ей
воздавать честь. "О, жизни жизнь, твои уста воспламеняют".
   Неожиданно он обернулся к Стивену.
   - Он знает тебя. И знает твоего старикана.  Ого,  я  опасаюсь,  что  он
погречистей самих греков. Глаза его,  бледного  галилеянина,  были  так  и
прикованы к ее нижней ложбинке. Венера Каллипига. О, гром сих чресл! "фавн
преследует дев, те же укрыться спешат".
   - Мы бы хотели послушать дальше, -  решил  Джон  Эглинтон  с  одобрения
мистера Супера. - Нас заинтересовала миссис Ш.  Раньше  мы  о  ней  думали
(если когда-нибудь приходилось) как об этакой верной Гризельде, о Пенелопе
у очага.
   - Антисфен, ученик Горгия, - начал Стивен, - отнял пальму первенства  в
красоте у  племенной  матки  Кюриоса  Менелая,  аргивянки  Елены,  у  этой
троянской кобылы, в которой квартировал целый полк героев, - и передал  ее
скромной Пенелопе. Он прожил в Лондоне двадцать лет, и были времена, когда
он получал жалованья не меньше чем лорд-канцлер Ирландии. Жил  он  богато.
Его искусство, которое Уитмен назвал искусством феодализма, скорее уж было
искусством пресыщения. Паштеты, зеленые кубки с хересом,  соусы  на  меду,
варенье из розовых лепестков, марципаны, голуби,  начиненные  крыжовником,
засахаренные коренья. Когда явились арестовать сэра Уолтера Рэли,  на  нем
был наряд в полмиллиона франков и, в том числе, корсет по последней  моде.
Ростовщица Элиза Тюдор роскошью своего белья могла бы поспорить с  царицей
Савской. Двадцать лет он порхал между  супружеским  ложем  с  его  чистыми
радостями и блудодейною любовью с ее порочными  наслаждениями.  Вы  знаете
эту историю Маннингема про то, как одна мещаночка, увидев Дика Бербеджа  в
"Ричарде Третьем", позвала его погреться  к  себе  в  постель,  а  Шекспир
подслушал и, не делая много шума из ничего, прямиком взял корову за  рога.
Тут Бербедж является, устраивает стук у врат, а  Шекспир  и  отвечает  ему
из-под  одеял  мужа-рогоносца:  _Вильгельм  Завоеватель  царствует  прежде
Ричарда Третьего_. И милая резвушка миссис Фиттон оседлай и воскликни:  О!
и его нежная птичка, леди Пенелопа Рич, и холеная  светская  дама  годится
актеру, и девки с набережной, пенни за раз.
   Кур-ля-Рен. Encore vingt sous. Nous  ferons  de  petites  cochonneries.
Minette? Tu  veux?  [Добавь  двадцать  су.  Устроим  небольшой  развратик.
Хочешь, киска? (франц.)]
   - Сливки высшего света. И мамаша сэра Вильяма Дэвенанта из Оксфорда,  у
которой для каждого самца чарка винца.
   Бык Маллиган, подняв глаза к небу, молитвенно возгласил:
   - О, блаженная Маргарита Мария Ксамцускок!
   - И дочь Генриха-шестиженца и прочие подруги из ближних поместий,  коих
воспел благородный поэт Лаун-Теннисон. Но как вы думаете, что  делала  все
эти двадцать  лет  бедная  Пенелопа  в  Стратфорде  за  ромбиками  оконных
переплетов?
   Действуй, действуй. Содеянное. Вот он, седеющий шатен, прогуливается  в
розарии ботаника Джерарда на  Феттер-лейн.  Колокольчик,  что  голубей  ее
жилок. Фиалка нежнее ресниц Юноны. Прогуливается.  Всего  одна  жизнь  нам
дана. Одно тело. Действуй. Но только действуй. Невдалеке - грязь,  пахучий
дух похоти, руки лапают белизну.
   Б