Есть  от  чего  прийти  в
бешенство, правда? Трогает  за  живое?  (Презрительно  сплевывает.)  Тьфу,
тряпка!
   Блум. Я был подвергнут непристойному обращению, я... я пойду в полицию.
Сто фунтов. Это неслыханно. Я...
   Белло. Кишка тонка, дохлячок. Нам надо добрый ливень, а не твои  жалкие
брызги.
   Блум. От этого с ума сойдешь! Молль! Я забыл! Прости! Молль! Ведь мы...
все-таки...
   Белло (беспощадно). Нет, Леопольд Блум, все изменилось по воле женщины,
покуда ты спал пластом в Сонной Пещере. Ночь твоя  длилась  двадцать  лет.
Вернись и взгляни.

   Над пустошью голос Древней Сонной Пещеры.

   Сонная Пещера. Рип ван Винкль! Рип ван Винкль!
   Блум  (в  разбитых  башмаках,  с  заржавелым  ружьишком,  с  исхудалым,
осунувшимся, обросшим лицом, пробирается ощупью, на цыпочках;  вглядевшись
через ромбики стекол, взывает). Я вижу ее! Это она! Первый  вечер  у  Мэта
Диллона! Но это платье, зеленое! И волосы  выкрашены  в  светлый  цвет,  и
он...
   Белло (насмешливо смеется). Слепой сыч, это же твоя дочка, со студентом
из Моллингара.

   Милли Блум, светловолосая, в легких туфельках, легком зеленом платье, с
голубым шарфиком, вьющимся по ветру, как у  приморских  красоток,  на  миг
оторвавшись от  своего  возлюбленного,  восклицает,  широко  раскрыв  юные
удивленные глаза.

   Милли. Ой! Это же папулька! Но как же... Ой, папа, ты так постарел!
   Белло. Как, изменился? Гляди, наша этажерка, наш  письменный  стол,  за
которым никогда не писали,  кресло  тетушки  Хегарти,  репродукции  старых
мастеров.  Тут  живет  припеваючи  мужчина  со  своими  приятелями.  Приют
Рогоносцев! Отчего бы нет? Сколько у тебя было женщин, ну-ка?  Шатался  за
ними по темным улицам, плоскостопый мозгляк, пытаясь  их  возбудить  своим
утробным урчанием. Что молчишь,  мужчина  с  панели?  Порядочные  женщины,
идущие с покупками. Теперь другой оборот. Получай той же монетой.
   Блум. Они... Я...
   Белло (обрывает его). Они затопчут тот ковер, под брюссельский, что  ты
купил на распродаже у Рена. В своих буйных забавах с резвушкой Молль, ловя
блоху у нее под рубашкой, они уронят и изуродуют статуэтку, которую ты нес
домой под дождем, ценя искусство ради искусства. Потом доберутся  до  всех
секретов у тебя в нижнем ящичке. Пустят твой астрономический справочник на
раскурку трубок. И будут поплевывать в твой камин  через  медную  решетку,
которую ты купил за десять шиллингов у Хэмптона Лидома.
   Блум. Десять и шесть. Так ведут себя последние негодяи. Отпустите меня.
Я вернусь. Я докажу...
   Голос. Клянись!

   Блум стискивает кулаки и ползет вперед, зажав в зубах охотничий нож.

   Белло. Квартирантом или приживальщиком? Слишком поздно.  Ты  устроил  у
себя в доме постель второго сорта, и лежать в ней  другим.  Твоя  эпитафия
уже написана. Ты на самом дне, старый пень, и крепко заруби себе это.
   Блум. Справедливость! Вся  Ирландия  против  одного!  Неужели  никто...
(Кусает пальцы.)
   Белло. Сдохни и пропади, если в тебе осталась хоть капля  приличия  или
достоинства. Я бы  тебе  могла  дать  такого  старого  редкого  винца,  от
которого ты в два счета слетаешь в ад и обратно. Подпиши завещание, оставь
нам весь капиталец. Если нету, добудь как знаешь, наворуй, ограбь, в  бога
душу! И мы тебя зароем возле сортира в кусточках, и будешь  там  лежать  в
дерьме и покое, рядом со старым Рогачом Коэном, моим приемным племянником,
за которого я вышла, с этим  сукиным  сводником  и  педерастом,  треклятым
кривошеим подагриком, и с остальными моими мужьями, сколько их там, десять
или одиннадцать, не вспомню, как их, сволочей,  звали,  чтоб  все  вы  там
гнили в одной помойке.  (Разражаясь  громким  перхающим  смехом.)  Мы  вас
удобрим навозом, мистер  Цветок!  (Насмешливо  писклявит.)  Пока,  Польди!
Пока, папулька!
   Блум (хватаясь за голову). Моя сила воли! Память! Я грешил!  Я  стра...
(Рыдает без слез.)
   Белло (издевается). Поплачь, малютка, уа, уа! Крокодиловы слезы!

   Блум, павший духом, плотно  спеленатый  для  жертвоприношения,  рыдает,
упав ничком.  Слышится  похоронный  звон.  У  Стены  плача  темные  фигуры
обрезанных, в  пепле  и  вретищах,  М.Шуломовиц,  Джозеф  Голдуотер,  Моше
Герцог,   Харрис   Розенберг,   М.Мойсел,   Дж.Цитрон,   Минни    Уотчмен,
О.Мастянский, преподобный Леопольд Абрамовиц, кантор.  Размахивая  руками,
они пронзительно и протяжно оплакивают вероотступника Блума.

   Обрезанные (с гортанным заунывным напевом осыпают его гнилыми  плодами;
цветов нет). Шема  Исраэл  Адонаи  Элоим  Адонаи  Эхад  [Слушай,  Израиль:
Господь, Бог  наш,  Господь  един  есть  (древнеевр.);  иудейская  молитва
"Шема", Втор 6, 4].
   Голоса (со вздохами). Итак, скончался. Да, да. Да, в самом деле.  Блум?
Никогда не слыхивал. Нет? Это странный был тип. Вот и вдова. Эта? Да, да.

   Над погребальным костром для самосожжения вдовы подымаются пламя и  дым
смолистого камфарного дерева. Завеса благовонного дыма рассеивается. Выйдя
из  дубовой  рамки,  нимфа  с  распущенными  волосами,  в  легких  одеждах
высокохудожественных чайно-коричневых тонов, спускается из своего грота и,
пройдя под пологом ивовых ветвей, останавливается над Блумом.

   Ивы (шепчут листвою). Сестра. Наша сестра. Ш-ш!
   Нимфа (негромко). Смертный! (Ласково.) О нет, не стенай!
   Блум (студенистой массой переползает под ветви;  в  полосах  солнечного
света, с достоинством). В таком положении. Я чувствовал, что от меня  ждут
этого. Сила привычки.
   Нимфа. Смертный! Ты нашел меня  в  дурном  обществе,  с  кафешантанными
танцорками,  уличными  торговцами,  боксерами,   популярными   генералами,
безнравственными   актерами   пантомимы   в   телесных   трико,    модными
исполнительницами шимми, Ла Аурора и Карини, музыкальный  номер,  сенсация
века. Я была скрыта в розовой дешевой  бумаге,  пахнущей  керосином.  Меня
окружали  избитые  непристойности  для  клубных  бездельников,  историйки,
соблазнительные для зеленых юнцов, объявления о силуэтных открытках, самых
совершенных  игральных  костях  и  бюстгальтерах,  рекламы   патентованных
товаров, а также зачем носить  бандаж,  с  аттестацией  от  джентльмена  с
грыжей. Интимные советы женатым.
   Блум (поднимает у ее ног черепашью голову). Мы встречались  прежде.  На
другой звезде.
   Нимфа  (печально).  Резиновые  изделия.  Никогда  не   рвутся.   Марка,
предпочитаемая  нашими  великосветскими  клиентами.  Корсеты  для  мужчин.
Излечиваю припадки, плата в  случае  неуспеха  возвращается.  Добровольные
свидетельства о замечательном средстве профессора  Уолдмена  для  развития
груди. Мой бюст увеличился на четыре дюйма за три недели, сообщает  миссис
Гэс Раблин с приложением фотографии.
   Блум. Ты имеешь в виду "Фотокартинки"?
   Нимфа. Да, их. Ты унес меня оттуда, вставил в дубовую рамку с позолотой
и повесил над своим брачным ложем. И однажды, в летний  вечер,  таясь,  ты
меня поцеловал в четырех местах.  Ты  любовно  подрисовал  карандашом  мои
глаза, мою грудь и мое стыдное место.
   Блум (смиренно целует ее длинные волосы). Твои  классические  формы,  о
бессмертная красавица. Я счастлив был смотреть на  тебя,  восхвалять  тебя
как то, что причастно красоте, едва ли не молиться тебе.
   Нимфа. Темными ночами я слышала твои хвалы.
   Блум (поспешно). Да, да. Ты хочешь сказать, что  я...  Во  сне  у  всех
проявляется самое худшее, кроме разве детей. Я знаю, я свалился с постели,
то есть меня столкнули. Говорят, что вино, если в нем  полежит  что-нибудь
стальное, помогает от храпа. А от  прочего  -  та  английская  выдумка,  о
которой  мне  на  днях  прислали  проспект,  по  ошибке,  спутали   адрес.
Говорится, будто она обеспечивает испускание без запаха и  без  шума.  (Со
вздохом.) Это уж всегда так. Брак, тебе имя - вероломство.
   Нимфа (пальцами затыкает уши). А слова! Я их не нашла в словаре.
   Блум. Но ты поняла их?
   Ивы. Ш-ш!
   Нимфа (закрывает лицо руками). Чего не повидала я в этой спальне?  Чего
только не встречал мой взор?
   Блум (извиняющимся тоном). Я понимаю. Грязное белье, сложенное  грязным
наружу. И кровать разболталась. Из Гибралтара морем, уже давно.
   Нимфа (низко опустив голову). Хуже! Хуже!
   Блум (осторожно раздумывая). Стульчак разваливается. Это  не  из-за  ее
веса. Она тогда  весила  ровно  семьдесят  кило.  Как  перестала  кормить,
набрала девять фунтов. Там просто трещина и мало клея. А? И  этот  нелепый
горшок в оранжевую полоску, одна ручка отломана.

   Слышен шум водопада, веселые каскады плеска.

   Водопад.

   Пулафука Пулафука
   Пулафука Пулафука.

   Ивы (сплетаясь ветвями). Слушайте. Шепот. Она права,  сестра  наша.  Мы
росли у водопада Пулафука. Мы давали тень и прохладу в душные летние дни.
   Джон Уайз Нолан (вдали, в форме Ирландского национального  лесничества,
приветно приподымает шляпу с пером). Растите и умножайтесь! Давайте тень и
прохладу в душные дни, о деревья Ирландии!
   Ивы (шепчут). Кто приезжал на Пулафуку со школьной экскурсией?  Кто  не
пошел по орехи с одноклассниками, а вместо этого укрылся под нашей сенью?
   Блум (узкогрудый, с покатыми, подбитыми  ватой  плечами,  в  неказистом
черно-сером подростковом  костюмчике,  который  уже  тесен  ему,  в  белых
теннисных туфлях, в  отогнутых  носочках  с  каемкой  и  красной  школьной
фуражке со значком). Я был тогда мальчишка, подросток. Тогда  мне  хватало
малого, тряский вагон, смешанные запахи из М  и  Ж,  толпа  на  ступеньках
старого театра "Ройял", которая сбилась в кучу (они ведь любят давку,  это
стадный  инстинкт,  и   полусумрак   театра,   весь   насыщенный   сексом,
разнуздывает порочность). Даже прейскурант их белья. Кроме того,  жара.  В
то лето были пятна на солнце. Конец учебного года. Ромовые бабы в  буфете.
Идиллические дни.

   Идиллические Дни, школьники в бело-голубых  футболках  и  шортах,  юные
Доналд Тернболл, Абрахам Чаттертон, Оуэн  Голдберг,  Джек  Мередит,  Перси
Эпджон стоят под деревьями на полянке и зовут юного Леопольда Блума.

   Идиллические Дни. Деляга! Вали к нам. Ура! (Приветственные вопли.)
   Блум (неуклюжий подросток в  теплых  варежках,  в  повязанном  мамочкой
шарфе, забросанный градом снежков, пытается встать). Еще! Мне шестнадцать!
Ну, красота! Звоните во все колокола на Монтегю-стрит. (Жиденьким голоском
восклицает.) Ура лучшей из школ!
   Эхо. Осел!
   Ивы (с тихим шелестом). Она права, сестра наша. Шепот. (По  всему  лесу
слышны шепот и поцелуи. Лица  гамадриад  глядят  из  листвы,  из  стволов,
превращаясь в распускающиеся цветы.) Кто осквернил нашу безмолвную сень?
   Нимфа (стыдливо, сквозь веер пальцев). Как! Прямо под открытым небом?
   Ивы (низко клонясь к земле). О да, сестра. На нашей девственной мураве.
   Водопад.

   Пулафука Пулафука
   Фуфуфука Фуфуфука.

   Нимфа (широко раскрыв веер пальцев). О! Какой позор!
   Блум. Я рано развился. Юность. Фауна. Я принес жертву богу лесов. Цветы
расцветают  весной.  Стояла  пора  любви.   Капиллярное   притяжение   это
естественный феномен. Лотти Кларк, льняные волосы, я подсматривал в  папин
театральный бинокль, как она раздевалась  перед  сном,  шторы  были  плохо
задернуты. Она была озорница, любила жевать всякие  травинки.  Скатывалась
по траве с горки у моста Риальто,  чтобы  меня  соблазнить  своими  дикими
шалостями. У них там росло кривое дерево, она на него залезла, и я. Тут  и
святой бы не устоял. В меня как демон вселился. А  потом,  кому  это  было
видно?

   Валкий Телок с маленькими  белыми  рожками  просовывает  сквозь  листву
жующую мокроносую морду.

   Валкий Телок (тянет, пуская слюни, его выпуклые  глаза  роняют  крупные
слезы). Мнее. Мнее вии.
   Блум. Простое удовлетворение потребности. (С наболевшей  страстью.)  Ни
одна девочка не хотела, когда я пробовал ухаживать. Я был замухрышка.  Они
не хотели со мной играть...

   Высоко на мысу  Хоут  пробирается  через  рододендроны  коза  с  полным
выменем, с заячьим хвостиком, роняя орешки.

   Коза (блеет). Бее-бе-бе-бе! Коз-коз-козаа!
   Блум (раскрасневшийся, с непокрытой  головой,  в  колючках  утесника  и
чертополоха). Законно обручены. Обстоятельства  меняют  дело.  (Напряженно
смотрит вниз, на залив.)  Тридцать  два  кувырком  в  секунду.  В  газетах
кошмар. Приступ головокружения у Илии. Падение с  утеса.  Печальный  конец
типографского служащего.

   В серебристобезмолвном  летнем  воздухе  кукла  Блума,  спеленатая  как
мумия,  скатывается  круговращательно  с  оконечности  Львиной  Головы   в
винноцветные ожидающие воды.

   Блумумия. Блублублубульк!

   Вдали, у края залива, между маяками Бейли  и  Киш,  проплывает  "Король
Эрина", из трубы валит черный дым, расстилаясь к берегу.

   Советник Наннетти (с желтым ястребиным профилем,  в  темном  альпаковом
пиджаке, стоит в одиночестве на палубе, заложив руку  за  вырез  жилета  и
декламируя). Когда моя страна займет свое место среди наций нашей планеты,
вот тогда, но не прежде, чем тогда, пусть будет написана моя  эпитафия.  Я
закон...
   Блум. Чил. Пуфф!
   Нимфа (надменно). У нас, бессмертных,  как  ты  убедился  сегодня,  нет
такого места и нет волос там. Мы чисты и холодны как камень.  Мы  питаемся
электрическим светом. (Соблазнительно изгибает тело, взяв пальчик в  рот.)
Ты обращался ко мне. Я слышала сзади. Как же ты мог?..
   Блум (пристыженно водит ладонью по кустикам вереска).  Да,  я  был  как
полнейшая свинья. И клизмы ставил. Треть пинты  кассии  и  столовая  ложка
каменной соли. Вводить поглубже. Шприц от Гамильтона Лонга, друг женщины.
   Нимфа. В  моем  присутствии.  Пуховка  для  пудры.  (Покраснев,  делает
книксен.) Не говоря уж о прочем.
   Блум (удрученно). Да. Peccavi! [Я грешил!  (лат.)]  Я  чтил  тот  живой
алтарь,  где  спина  уже  перестает   называться   так.   (С   неожиданною
горячностью.)   А   почему   надушенная    изящная    ручка,    украшенная
драгоценностями, рука, что правит...

   Фигуры скользят, змеятся цепочкой среди деревьев, образуя  медлительный
лесной узор, томно перекликаясь.

   Голос Китти (в чаще). Покажи-ка нам одну из этих подушечек.
   Голос Флорри. На, смотри.

   Тетерев взлетает в кустах, ошалело хлопая крыльями.

   Голос Линча (в чаще). Ух! Горяченькая!
   Голос Зои (в чаще). Из горяченького местечка.
   Голос Вирага (вождь птичьего племени,  в  военной  синей  раскраске,  в
уборе из перьев, потрясая копьем, мчится широкими прыжками  через  заросли
тростника, топча шишки и желуди). Горяч! Горяч! Берегитесь Сидящего Быка!
   Блум. Это сильней меня. Теплый отпечаток ее теплого тела.  Даже  сидеть
там, где сидела женщина, особенно если у нее бедра были раздвинуты, как бы
в преддверии высшей близости, а уж  совсем  особенно,  если  она,  садясь,
повыше подняла полы  на  подкладке  из  белого  сатина.  Тут  уже  полнота
женского. Она пленяет и переполняет меня.
   Водопад

   Плеполняет Пулафука
   Пулафука Пулафука.

   Ивы. Ш-ш! Говори, сестра!
   Нимфа (безглазая, в белом одеянии монахини, в апостольнике и наколке  с
большими крыльями; мягко, с отсутствующим взором).  Монастырь  Транквилла.
Сестра Агата. Гора Кармел, явления в Ноке и в Лурде. Желаний  нет  больше.
(Склонив голову, со вздохом.) Только  эфирность.  Туманно-кефирная  чайка,
туда ль ты летишь, отвечай-ка.

   Блум привстает. Сзади на брюках у него отлетает пуговица.

   Пуговица. Трик!

   Две  девки  из  Кума,  в  шалях,  приплясывают  под  дождем,   визгливо
выкрикивая.

   Девки.

   Панталоны Леопольда на одной булавке.
   А булавка упадет -
   Как же он домой дойдет,
   Как же он домой дойдет?

   Блум  (холодно).  Ты  разрушила  чары.   Последняя   капля.   Если   бы
существовала только эфирность, то где вы были бы все, белицы,  послушницы?
И трусят и хочется, как осел, когда мочится.
   Ивы (серебряная фольга их листвы осыпалась, костлявые одряхлевшие  руки
трясутся). Листопад!
   Нимфа. Какое кощунство! Посягнуть на мою добродетель! (На платье у  нее
появляется большое влажное пятно.) Запятнать мою невинность! Ты не достоин
касаться  одежд  чистой  женщины.  (Ее  рука  что-то  хватает  в  складках
одеяния.) Но погоди. Не петь тебе больше любовных  песен,  сатана.  Аминь.
Аминь.  Аминь.  Аминь.  (Вынимает   кинжал   и,   облаченная   в   доспехи
рыцаря-храмовника, разит его в чресла.) Некум!
   Блум (вскочив, удерживает ее руку). Эй! Небракада!  Живуча  как  кошка!
Извольте честно, сударыня.  Без  обрезательного  ножа.  Лиса  и  виноград,
верно? Мало вам вашей колючей проволоки? Распятие слишком тонко?  (Хватает
ее вуаль). Тебе кто нужен, святой аббат, или Брофи, хромой  садовник,  или
бессточная статуя водоноса, или добрая матушка Альфонс, а братец Лис?
   Нимфа (с криком убегает, оставив у него вуаль, ее гипс  трескается,  из
трещин вылетают облачка вони). Поли...!
   Блум (ей вдогонку). А то вы сами не пускаетесь во  все  тяжкие!  Нечего
дергаться, ты и так в разной слизи. Мне кое-что про это известно. Вся ваша
сила в нашей слабости. А ну-ка, сколько нам полагается как производителям?
Сколько на  бочку  с  вас?  Я  читал,  вы  на  Ривьере  оплачиваете  своих
кавалеров. (Убегающая нимфа рыдает.) Ха! Я  шестнадцать  лет  надсаживаюсь
как последний раб.  И  что,  суд  мне  присудит  хотя  бы  пять  шиллингов
содержания? Водите за нос других, а меня не выйдет.  (Принюхивается.)  Это
еще что. Лук. Гнилой. Сера. Жир.

   Перед ним стоит Белла Коэн.

   Белла. Узнаешь меня в следующий раз.
   Блум (хладнокровно оглядывает  ее).  Отцвела.  Овца-перестарок  рядится
ярочкой. Зубы подгуляли уже, наросла шерсть, где  не  следует.  Сырой  лук
перед сном улучшил  бы  тебе  цвет  лица.  И  какой-нибудь  массаж  против
двойного подбородка. Глаза пустые,  точь-в-точь  как  стеклянные  глаза  у
твоего лисьего чучела. Что же,  такие  и  подходят  ко  всему  остальному.
Кончено. Я не трехствольный мушкет.
   Белла (презрительно). Да, ты не тянешь.  (Ее  матерая  пизда  гавкает.)
Фохрахт!
   Блум (презрительно). Сперва почисти  свою  игрушку,  у  тебя  там  соки
твоего жеребца капают с гребешка. Возьми пук сена да подотрись.
   Белла. Знаю я тебя, рекламщик! Дохлый мерин!
   Блум. Видал я его, бандерша! Торговка люэсом!
   Белла (поворачивается к пианино). А кто тут из вас играл  марш  мертвых
из "Саула"?
   Зоя. Я. Поберегите-ка свои мозоли. (Мигом подскочив к пианино,  колотит
по клавишам скрещенными руками.) Прогулка кота по крыше. (Оглядываясь.) А?
Кто там крутит любовь с моими кисоньками? (Мигом обратно к столу.) Все что
твое мое, а все что мое то мне.

   Китти с недовольным  видом  облепляет  зубы  серебряной  фольгой.  Блум
подходит к Зое.

   Блум (ласково). Отдай, пожалуйста, ту картофелину, хорошо?
   Зоя. А это фант, это фантик, хорошая штучка.
   Блум (с чувством). Это же ведь пустяк, а для  меня  память,  от  бедной
мамы.
   Зоя.

   Эта штучка мне нужна
   Спросит бог, а где она
   А ты скажешь, я не знаю
   Тебя выгонят из раю.

   Блум. С ней связаны воспоминания. Мне бы хотелось ее иметь.
   Стивен. Иметь иль не иметь, вот в чем вопрос.
   Зоя.  Держи.  (Задирает  подол,  открывая  голую  ляжку,  и   извлекает
картофелину, закатанную в отворот чулка.) Кто спрятал, тот и найдет.
   Белла (нахмурившись). Что это еще? У нас тут не варьете. И не  разбейте
мне пианино. Кто здесь платит?

   Подходит к пианоле. Стивен, порывшись в кармане, вытягивает  за  уголок
банкноту и подает ей.

   Стивен (с театральной учтивостью). Молочко от козла. Я подоил почтенную
дублинскую публику. Прошу прощения, мадам. Если позволите. (Неверной рукой
тыкает в Линча и Блума.) Мы все ставим на этих скачках, и  Клинк  и  Линк.
Dans ce bordel ou tenons  nostre  etat  [В  сем  бардаке,  где  мы  засели
(франц.); Ф.Вийон "Баллада о толстой Марго"].
   Линч (подает голос от камина). Дедал! Дай ей благословение за меня.
   Стивен (вручает Белле монету). Золотой. Уже у нее.
   Белла (смотрит на деньги, потом на Зою, Флорри и Китти)