Александр Житинский. 
Дитя эпохи 
 
 
   * Вступление *
 
   Очень много приходится врать.
   Даже не лгать - нет, а именно врать. По мелочам, ради спокойствия или
ерундовой выгоды. Не думайте, что я такой плохой, а  вы  такие  хорошие.
Все мы одинаковы. И все считаем себя в душе честными людьми.
   Труднее всего сказать правду о себе. Я несколько раз пытался, но  ни-
чего не выходило. Очень было страшно.
   Казалось бы, чего проще? Берешь чистый листок бумаги и пишешь что-ни-
будь в таком роде: "Я, Верлухин Петр Николаевич, родился  тогда-то.  Жил
там-то, учился там-то... Родители, брат, сестра. Жена,  дети..."  И  все
это будет чистой правдой. Особенно, если приложить к этому листку запол-
ненную анкету и заявление о приеме на работу. В любом отделе кадров  та-
кой чистой правды полный шкаф.
   Но попробуйте написать о себе честно, не стараясь показаться хорошим.
В сущности, мы только и делаем,  что  стараемся  показаться  лучше,  чем
есть. Сколько вранья нагромождено,  чтобы  окружающие  наконец  сказали:
"Да, это честный и добрый парень!" Ради этого мы здорово изворачиваемся.
Сколько компромиссов с совестью, сколько полусогласий  и  полупоступков!
Сколько фиг расцветает в наших карманах! Как изящно мы обманываем  самих
себя, убеждая в собственной непогрешимости! Дипломатические разговоры  с
порядочностью ведутся на столь высоком уровне, что наивная наша  совесть
наконец засыпает, и мы уходим от нее на цыпочках, боясь потревожить.
   Впрочем, буду говорить о себе.
   Правда заключается в том, что я боюсь правды. И в то же время страшно
хочу ее узнать. Я хочу знать о себе все досконально, хотя  понимаю,  что
это не принесет мне счастья и не доставит радости.
   И все-таки что-то заставляет меня изложить свою  биографию  так,  как
мне хочется. Не для отдела кадров. Если я добьюсь одной трети  правды  -
это будет прекрасно. Тридцать три процента правды - весьма  высокий  КПД
для любого связного текста.
 
 
   * Часть 1
   Типичный представитель *
   Генеалогия
   Мой род не уходит корнями в древность.
 
   Сейчас редко у кого он уходит туда корнями. Хотя, если рассуждать ло-
гически, цепочка предков не имеет права прерываться. Наверняка мой  пря-
мой предок, и не один, существовал во времена  Екатерины,  присутствовал
при крещении Руси и даже охотился на мамонтов. У меня в  голове  это  не
укладывается.
   Трудно себе представить, что целая армия моих прямых предков боролась
за существование, трудилась и растила детей, чтобы в результате появился
я.
   Ну, не один я, конечно. И вы тоже.
   Обидно, что никаких сведений об этих людях я не имею.  Кроме  истори-
ческих, разумеется. Очень  интересно  было  бы  знать,  как  мой  непос-
редственный предок по отцовской линии относился к декабристам, допустим.
Если, конечно, он не жил где-нибудь в Испании. А что?  Вполне  возможный
вариант.
   Дело в том, что мои предки мало заботились, чтобы оставить след с ав-
тографом. То есть создать нечто такое, что до меня  дойдет.  Например  -
летопись, икону, храм, скульптуру, стихотворение на худой конец. Возмож-
но, у них были другие задачи. Они пахали, сеяли, строили избы,  воевали,
производили детей и умирали. В результате я ничего про них не знаю.
   Лишь какие-то цари, короли и герцоги имеют  возможность  прослеживать
свою генеалогию достаточно далеко. Правил один, потом царствовал другой,
затем свергли третьего. Мне кажется - это несправедливо.  У  нас  теперь
демократия, и каждый должен знать своих предков.
   Человечество почему-то не додумалось  до  одной  простой  вещи.  Дав-
ным-давно было пора создать генеалогический архив. После смерти  каждого
человека туда следует вкладывать маленькую карточку. На ней надо  писать
имя человека, даты жизни, имена его детей и - что человек сделал. Не то,
что он хотел сделать или обещал, а только - что сделал. Каким он  был  -
добрым, злым, покладистым, милым, душевным, нетерпимым, даже  порядочным
мерзавцем - не имеет значения. Это интересно современникам.  А  потомков
интересуют дела.
   Но такого архива нет, и поэтому представление о моем роде не  заходит
глубже второй половины прошлого века. И то благодаря моей  бабушке.  Ба-
бушка находилась в столь преклонном возрасте, что помнила  живьем  поэта
Надсона. Она помнила времена, когда не было самолетов, радио,  телевиде-
ния и ракет. Вообще ничего не было. Насколько спокойней тогда жилось лю-
дям!
   С детства я расценивал бабушку как исторический памятник, находящийся
под охраной. Бабушка утверждала, что нашими предками  были  достойные  и
уважаемые люди. Часть из них занималась физическим  трудом,  а  часть  -
умственным. Были и такие, которые ничем не  занимались.  Они  назывались
дворянами. Так что с точки зрения  наследственности  картина  получается
путаная. Не знаю - чего во мне больше? Каких качеств? Это предстоит  еще
выяснить.
   Бабушка говорила, что я похож на дедушку. Дедушка тоже ничего не  до-
бился в этой жизни и умер очень давно. Только он не добился ничего в  то
время, а я сейчас.
   Бабушка всегда была такой старой, что больше не старела. На фоне  ба-
бушки мы изменялись с головокружительной быстротой. Мы все ее  догоняли.
Мы - это мои родители, брат и сестра. Но о них в свое время.
   Легенды
   Говорят, я родился в воскресенье. Почему-то мне это приятно.
   Конечно, был чрезвычайно великолепный день. На редкость. Мама вынесла
меня в стеганом одеяле и передала на руки папе. Папа меня взял,  поцело-
вал маму, а потом мы сели в автомобиль и поехали домой. Это было за нес-
колько месяцев до войны.
   Существует и другая версия. Согласно ей меня несла на руках  бабушка.
Тогда она была еще способна это делать. День все равно был хороший и это
что-то там знаменовало.
   Кстати, была зима, и я не простудился.
   Вторая легенда, чуть подлиннее, связана с моим  крещением.  Это  под-
польная легенда, потому что папе нельзя было, чтобы меня  крестили.  Мой
папа был коммунистом, к тому же военным. А бабушке было, наоборот,  нуж-
но. Мне, как вы понимаете, было тогда еще наплевать.
   Так вот. Тайком от папы, который узнал обо всем этом много лет  спус-
тя, бабушка повезла меня в церковь. Батюшка меня взял,  куда-то  окунул,
перекрестил и назвал церковным именем. Имени никто не знает, даже бабуш-
ка, потому что она забыла. Кажется, батюшка сказал  что-то  насчет  моей
будущей счастливой и знаменитой жизни. Пользуясь случаем, довожу до  его
сведения, что он ошибся.
   Такого рода легенды постоянно излагались мамой или бабушкой на семей-
ных торжествах. Всем очень бы хотелось, чтобы я родился в рубашке. Одна-
ко этого не произошло. Вероятно, по недоразумению.
   Далее следуют легенды, свидетельствующие о моей  необычайной  одарен-
ности в детстве. Интересно, куда она девалась?  Вообще  одаренных  детей
существует огромное количество, если верить их родителям. А потом из них
получаются вполне заурядные взрослые. Это мягко говоря.
   Читать я научился так рано, что еще не умел говорить. Читал про себя.
Потом сразу заговорил стихами Чуковского. Их я  рассказывал  маме  перед
сном, пока она не засыпала. Тогда уже была война и засыпать иногда  при-
ходилось в бомбоубежище. Там на меня однажды, пользуясь  темнотой,  села
какая-то тетка и чуть не раздавила.
   Однажды случайно я глотнул уксусной эссекции и чуть не умер.
   Однажды я заблудился в лесу и чуть не потерялся совсем..
   Однажды я был искусан собаками и чуть...
   Таких "чуть" было довольно много. Представляется невероятным,  что  я
выжил. Все семейные легенды  имеют  счастливый  конец.  Думаю,  что  они
сильно приукрашены. Я за них не отвечаю, потому что сам ничего не помню.
   Родственники
   У отца было две сестры - тетя Зика и тетя Мика. Они были  бабушкиными
дочерьми. Относительно тети Зики я всегда догадывался, что ее  настоящее
имя -Зинаида. С тетей Микой было сложнее. В детстве я думал, что ее пол-
ное имя -Микстура. На самом деле тетю Мику звали Татьяной, но об этом  я
узнал позже. Имя Микстура подходило к ней гораздо больше.
   Как мне теперь кажется, в  нашей  семье  сохранялись  следы  патриар-
хального быта. Его хранительницей была бабушка. Она предполагала, что мы
происходим из дворян. Отцу не нравился этот тезис. До войны он  его  ак-
тивно опровергал. Происходить из дворян в то время было опасно.
   Зато тетя Зика и тетя Мика всячески  подчеркивали  наше  мнимое  дво-
рянство. Уходя и приходя, они говорили что-то по-французски бабушке. Ма-
ме это не нравилось, потому что она родилась в кубанской станице и  жила
в ней до сознательного возраста. Бабушка смеялась по-французски и  расс-
казывала еврейские анекдоты. Между мамой  и  бабушкой  всегда  ощущалась
международная напряженность.
   - Ты хочешь загнать меня в гроб, - говорила бабушка маме.
   - Вы, мама, сами кого угодно загоните в гроб, - отвечала мама.
   Скандалы, как это ни странно, возникали редко, и поэтому окончательно
загнать в гроб ни одну сторону не удавалось. Тетки Зика и  Мика  появля-
лись в нужный момент, когда назревал гол. Они действовали как голкиперы,
предохраняя гроб от попадания в него бабушки или мамы. Им хотелось, что-
бы они жили мирно. Кроме альтруизма, ими  руководило  вполне  осознанное
нежелание жить с бабушкой, если не дай Бог что-нибудь случится с мамой.
   Последнее словосочетание в детстве обозначало смерть.  На  Пушкинской
улице жил дедушка Шамраев, отец бабушкиной двоюродной сестры, а потом  с
ним не-дай-Бог-что-нибудь-случилось. Дедушка Шамраев был ужасно старый и
очень пугался, когда садился на воздушный шарик. Шарик в кресло  подкла-
дывали мы с двоюродными братьями, сыновьями тети Зики и тети Мики, буду-
чи в гостях у дедушки. Посещение дедушки Шамраева и его дочери Сони счи-
талось почему-то хорошим тоном.
   Тетя Соня работала а в детском издательстве. Она была  старой  девой.
Эти слова произносились мамой с  уважением.  Тетя  Соня  посвятила  свою
жизнь дедушке Шамраеву и детским книжкам. Она была худой, с черными  вы-
пуклыми глазами, в облаке папиросного дыма, вечно окружавшем тетю  Соню.
Тетки Зика и Мика ее боялись. Тетя Соня дарила нам книжки с  автографами
детских писателей. В писательских надписях на книгах чувствовалось  ува-
жительное заискивание. Тетя Соня проработала в издательстве со  дня  его
основания до семидесяти шести лет, не уходя на пенсию.  Она  была  очень
умна, строга и добра, что я понял уже взрослым.
   К сожалению, не могу сказать того же  о  других  родственниках.  Даже
тогда, в детстве, я чувствовал некоторый недостаток доброты и ума в сло-
вах и поступках ближних. Меня и сейчас более всего изумляет человеческая
глупость, но я привык с нею мириться.
   Многочисленная родня с маминой стороны жила на Кубани. К десяти годам
я научился, наконец, разбираться в маминых сестрах. Их было четверо. Все
они жили в станице и имели многочисленных детей, моих двоюродных братьев
и сестер, точное количество которых я не знаю и сейчас.
   Родня с маминой стороны негласно считалась родней второго сорта. Воз-
можно, это мнение создала бабушка. Может быть, и  мама  в  глубине  души
стала думать так, когда отцу присвоили звание полковника.
   На Кубани я был один раз в двенадцатилетнем возрасте. Тетки откармли-
вали меня яблоками и жареными гусями. Мужья теток были  украинцами.  Они
называли меня дывысь-який-гарный-кацапчик. Все четыре слова я  не  пони-
мал. Вернувшись с Кубани, я долго произносил звук "гэ" мягко,  на  укра-
инский манер.
   Самый старший двоюродный брат с маминой стороны не так давно стал ге-
нералом. Вот вам и родня второго сорта! Этот факт не смог  проникнуть  в
мою голову. Он постучался, но я его туда не  впустил.  Я  не  могу  себе
представить брата-генерала, увольте! Тем более, что я видел его один раз
двадцать пять лет тому назад.
   А вообще мои родственники, как и предки, образуют полный спектр соци-
ального излучения. Среди них есть колхозники, врачи, лаборанты, военные,
рабочие, пьяницы, есть брат в тюрьме, есть свояк  -  сотрудник  органов,
есть кандидаты наук. И есть один  генерал  -  начальник  политуправления
крупного воинского соединения.
   Где-то ближе к инфракрасной области спектра - области  малых  энергий
-нахожусь я сам.
   Наташа
   Мое детство прошло в эпоху домработниц.
   Здесь требуется пояснение для молодежи, которая не совсем хорошо зна-
ет, что такое "домработница".Когда-то давно во многих домах жили служан-
ки и гувернантки. Я не совсем ясно понимаю  значение  последнего  слова.
Для меня гувернантка - это служанка с высшим образованием, воспитывающая
детей. Домработницы объединяли служанку и гувернантку в  одном  лице.  И
без всякого высшего образования.
   Наташа приехала из деревни в восемнадцатилетнем возрасте.  Мне  тогда
было восемь. Мы жили в трехкомнатной квартире. Наташа спала в  кухне  на
раскладушке. В те времена социальное происхождение хозяйки и домработни-
цы часто было одинаковым. Между моей матерью, бывшей кубанской казачкой,
и Наташей, приехавшей из-под Тулы, установились своеобразные  отношения.
Несмотря на молодость, Наташа имела собственные  взгляды  на  воспитание
детей, то есть нас с братом и сестрой. Мама и Наташа  часто  вступали  в
дебаты, сопровождавшиеся обоюдными криками и слезами. Наташа подхватыва-
ла на руки мою малолетнюю сестру и убегала с ней из дома. Этим она выра-
жала протест против неправильного воспитания. Мама бросалась за  нею,  а
вечером жаловалась папе. Наташа всячески защищала нас  от  посягательств
родителей.
   Между прочим, моя старшая сестра, умершая  в  младенчестве,  была  бы
ровно на десять лет старше меня. И  я  воспринимал  Наташу  как  старшую
сестру, появившуюся в доме после восемнадцатилетнего отсутствия.
   По субботним вечерам Наташа с соседской домработницей гуляли в  парке
с солдатами. Они одевались в крепдешиновые платья с жакетками,  завивали
волосы щипцами и уходили твердой вздрагивающей походкой.  Когда  солдаты
бросали их, домработницы плакали, но недолго.
   Первый год Наташа купала нас с братом в ванне. Брату было  пять  лет.
Мы устраивали морские сражения, выплескивая воду на  Наташу.  Уже  через
год я отказался от этих купаний и научился мыться самостоятельно. Во мне
просыпался отроческий стыд.
   Кроме стыда, просыпалось и еще что-то - какие-то тайные и жгучие  же-
лания. Когда мне исполнилось двенадцать, я стал подсматривать  за  Ната-
шей. Между туалетом и ванной комнатой было высокое окошко,  перегорожен-
ное наклонными деревянными планочками. Я  вставал  ногами  на  унитаз  и
смотрел сквозь планочки на моющуюся Наташу. Она задумчиво терла мочалкой
маленькие круглые груди, похожие на шарики мороженого. Мне было  стыдно,
но желания были сильнее стыда.
   Если вышесказанное кого-нибудь шокирует - можете не читать. Я не оби-
жусь. Я обещал себе писать правду.
   Начальная школа
   В этой повести сюжета не будет - не ищите. Самый естественный, хотя и
самый неправильный сюжет - это жизнь человека. В данном случае моя.
   Само собой, в надлежащее время я отправился в школу. Школа была  спе-
циальной. В ней со второго класса изучали французский язык. Я до сих пор
помню слово "стол" по-французски. Ля табль. Я был  чистеньким  мальчиком
из порядочной семьи. К таким раньше брали гувернеров. Уж они научили  бы
меня французскому! Но гувернеры, как я уже упоминал, перевелись  задолго
до моего рождения. Поэтому я французского не знаю.
   Отца переводили служить то туда, то сюда. Я менял школы, как башмаки,
из которых вырастала нога. Все это слилось в общее воспоминание, как ка-
пельки ртути сливаются в одну дрожащую каплю. В ней отражается моя стри-
женная под ноль голова, торчащая на предпоследней парте в окружении  со-
рока таких же голов. Ни единой косички, потому что школы тогда были раз-
дельными.
   Прошу отметить это обстоятельство. До четырнадцати лет я знал  о  де-
вочках только понаслышке. Ну, видел, конечно, на улицах или в  кино.  Но
не более.
   Мы жили в Москве, и отец брал меня на Красную площадь смотреть  пара-
ды. На Мавзолее стояли люди. Один из них был Сталин.
   Сталин был самым главным в нашей стране. Он был им  долгое  время,  и
последний кусочек я застал. Он много чего сделал, в том числе и  ошибок.
Ему на это справедливо указали. Правда, потом, когда он уже  не  мог  их
исправить.
   Сталин был нашим отцом до пятого класса. Затем  он  умер  и  перестал
быть нашим отцом. Это было большое горе.  Я  очень  старался  заплакать,
когда узнал, но у меня ничего не вышло. Мне стало стыдно.
   На улицах повесили траурные флаги. В школе устроили  почетный  караул
перед портретом. Я стоял рядом с добрыми толстыми усами Сталина и думал,
что же будет дальше. Казалось, что дальше ничего хорошего не  предвидит-
ся. Было страшно.
   Школьное средневековье
   Уровень жизни в то время был похуже, чем сейчас. А главное -  он  был
более дифференцирован. Это теперь неизвестно, кто больше получает, и жи-
вет богаче -уборщица или доцент, мясник или младший  научный  сотрудник.
Хотя в последнем примере с мясником я, пожалуй, немного переборщил,  как
выражается моя мама. Тут как раз все ясно.
   В те годы деление на имущих и неимущих было четким.
   На окраине тогдашней Москвы построили короткую улицу, потеснив  дере-
вянные домишки и бараки. Сейчас это далеко уже не окраина, а чуть ли  не
центр Москвы. Но тогда улица имела в длину метров двести  и  насчитывала
около десятка серых четырехэтажных домов. Их и теперь называют "сталинс-
кими". Там жили военные и интеллигенция  -  врачи,  писатели,  журналис-
ты-международники, профессора и прочие.
   В глубине дворов продолжали стоять бараки, которые до поры до времени
не сносили.
   В этом месте я окончательно почувствовал - какой я  уже  недостаточно
молодой, скажем так. Мне слишком часто приходится разъяснять для молоде-
жи отдельные слова. Ну, например, - "бараки".
   Люди старшего поколения помнят эти бараки. Это были длинные одноэтаж-
ные здания с одним входом в каком-нибудь из концов. Вдоль барака тянулся
тусклый узкий кордиор, пропахший жареной на постном масле рыбой. Слева и
справа были двери. За каждой дверью в комнатке жила  семья.  Три,  пять,
семь человек. Конец коридора скрывался в синеватом чаду.
   В бараках жили рабочие, мелкие служащие, лица без определенных  заня-
тий, бывшие урки и тому подобные. От бараков веяло преступностью.  Посе-
лившаяся рядом интеллигенция боялась бараков, как огня.
   Сферы деятельности людей из бараков и обитателей сталинских домов бы-
ли совершенно различны. Линия соприкосновения  между  ними  проходила  в
школе, где мы
   - дети военных, профессоров и писателей - учились вместе с детьми ра-
бочих и лиц без определенных занятий.
   Как и во взрослой жизни, мы занимали руководящие  посты,  а  барачные
дети были движущей силой. Я был звеньевым, а мой товарищ - сын журналис-
та-международника - председателем совета отряда. Другие звеньевые,  ста-
роста и члены совета отряда тоже проводили свое детство в сталинских до-
мах.
   Мы воспитывали барачных и старались сделать из них людей. Мы вызывали
их на заседания совета отряда, прорабатывали за двойки, хулиганство, ку-
рение и матерщину. После заседаний мы вместе с  прорабатываемыми  шли  в
заброшенный парк над грязной речкой Таракановкой, которую потом упрятали
в подземную трубу, и с наслаждением курили и матерились. В пятом  классе
я курил какие-то вонючие папиросы и матерился,  как  извозчик.  Значения
произносимых слов я не понимал. Значение слова "извозчик" можно  посмот-
реть у писателей девятнадцатого века.
   Я испытывал страшный стыд за свое социальное происхождение.
   Для меня не было более обидных слов, чем "маменькин сынок".  Когда  в
школе спрашивали, кто у меня отец, я всегда отвечал -  военный.  Никакая
сила не могла заставить меня произнести его звание. Раза два отец прихо-
дил в школу в форме. Я прятался под лестницей, в  закутке,  где  нянечка
хранила тряпки и небольшие картонные ящечки мел